Армин. Юноша, что преклонил колено.
— Эй, Жан. — Чего тебе… Армин… Его друг и коллега выглядит так, словно готов испустить дух здесь и сейчас, прямо на этой кушетке. Он пил вчера, много и ни в чём себе не отказывал. Напился, танцевал, кружил девушек по залу, затем по слухам даже подрался, впрочем, никому не дал испортить своего лица. О своём внешнем виде Жан заботился особо ретиво, всегда ведь рядом могла появиться девчонка неведомой красоты: «С длинными чёрными локонами» — неоднократно упоминал сам Жан. У Кирштейна были стандарты, хотя это и не мешало ему вздыхать по Хистории Рейсс, которая всё так же находилась где-то в штабе. В общем и целом — Жан пил вчера и теперь, появившись в их кабинете лишь далеко за полдень, довольно активно страдал. — Ты давно знаешь господина Ботта? — Ты о Марко? Не хочу сейчас об этом говорить… — отмахивается от него Жан. Армин поглядывает на распластанное по кушетке тело друга. Такое малое пространство, что представляет из себя эта невзрачная софа, не в состоянии уместить кого-то настолько высокого, как Жан. Его ноги свисают с подушек, а ладонь драматично покоится на лбу. Армину не совсем ясно, из-за чего именно друг не хочет отвечать на вопрос: из-за своего ужасного состояния, или по личным причинам. — Понял. — Так просто? — Так просто. — Я думал, ты будешь меня допытывать… — Жан…я не ты, стараюсь не лезть в чужую жизнь…если это не грозит безопасности Элдии… — Обижаешь, друг, я ведь лезу в твою жизнь, — вперемешку со страдальческими стонами, произносит Кирштейн, — только ради заботы о тебе. За тобой нужен глаз да глаз, в этой твоей большой голове никакого жизненного опыта… Кстати, о личной жизни… — Мне казалось, ты умираешь… — Умираю, конечно, но если я буду молчать, лучше мне от этого не станется. Армину иногда и правда недоставало жизненного опыта. К примеру, он никогда не напивался вдрызг и не мучился от похмелья, и лишь по этой простой причине сейчас не мог рассудить правильно — притворяется Жан или нет. — Та рядовая, с этими её шикарными чёрными волосами…Мина Каролина…та, что позвала тебя на танцы… — Что с ней? — Она вчера весь вечер танцевала с сержантом из той роты, что квартируется сейчас в городе. Ты, что, настолько отвратительный танцор? Я думал, ты просто стесняешься или вроде того и поэтому не хочешь идти… — Эээ, нет… похоже, я просто опоздал, и мисс Каролине пришёлся по душе кто-то иной. — И? — Жан даже слегка приподнимается на локтях, стремясь продемонстрировать своё удивление, — Ты так спокойно об этом говоришь? Не обидно? Проиграл какому-то сержанту… — Я…нет…не обидно, да и как я мог проиграть, если ни в чём не состязался… — Эээ, ну наверно, что-то в твоих словах есть…но ожидай новой порции слухов. Знаешь, у офицеров языки длиннее, чем у базарных торговок. Армин лишь пожимает плечами. Ему и правда не обидно. Он был лишь фигурой на шахматной доске Мины Каролины. И, похоже, в шахматы она играла неважно, но с непревзойдённым энтузиазмом. Так что нет, ему, конечно же, не обидно. Хватало и других чувств, на фоне которых любые слухи о его неудавшемся вечере с девушкой казались несусветной глупостью. Чувства эти были…довольно странными…проблемой было и то, что с подобными он никогда не сталкивался. Недостаток жизненного опыта, верно? Его мир состоял из работы в аналитическом отделе; книжных страниц, усыпанных информацией обо всём на свете, кроме, пожалуй, каких-либо трогательных чувств; мыслях о родителях; об Эрене и...кажется...всё. В этот мир обычно не проникало ничего иного, и это его вполне устраивало. Вчера и сегодня, его сердце билось как-то неправильно, да и в руках появилась странная слабость. Возможно, стоило дойти до госпиталя, вот только он был абсолютно уверен, что, опиши он там свои ощущения, сестра Аккерман встретила бы его одним из своих самых недружелюбных взглядов: «Когда вы почувствовали это впервые?» — спросила бы сестра Аккерман. «Во время танца…» — несмело бы подбирал он слова. «Это был быстрый танец?» — предположила бы девушка-медик. Быстрые танцы — это сильная нагрузка — очевиднейшие проблемы для сердечного ритма. «Нет» — ответил бы Армин вполне честно, — «Танец был довольно медленный». Танец и правда был медленным. И в первые секунды, а быть может, даже целую минуту он был этому рад. Быстрые танцы точно не для него, в медленном он хотя бы знал, как себя вести. Да и представить себя, и Анни Браун, отплясывающими под резвые звуки музыки, размахивая руками и бойко отстукивая от паркета ногами, было как-то неправильно и попросту неестественно. И вот когда музыка заиграла медленно, он даже обрадовался. Но медленный танец на то и медленный, чтобы пара, кружащаяся в таком, разделяла момент особой близости. Он хорошо помнил её дрожащую ладонь, которую она ему подала, помнил противоречие, застывшее в её глазах, такое, словно соглашаться на танец она ни в коем случае не собиралась, и сама же растерялась, когда всё же сделала это. Тогда это показалось ему даже забавным. Но чем больше было сделано шагов по паркету, чем больше услышано звонких музыкальных нот, и чем больше озвучено бессмысленных фраз — тем сложнее ему давался медленный танец, который он кое-как, но умел танцевать. Её смущение перестало казаться ему забавным, словно у этой волнительной эмоции была способность передаваться от одного к другому через касание рук. Как-то Микаса Аккерман назвала его болезнь инфекцией, и он мог поклясться, во время танца происходило то же самое. С момента как он оказавшись почти по макушку в ледяной воде, и очень легко сдался болезни, ничего не поменялось — его иммунитет остался настолько же слаб. И всё же, в отличие от случая с шахтой, вряд ли с тем, что происходило во время танца, можно было справиться простым закаливанием. Волнение, словно простуда, разлилось волнами по телу, слабостью в ладонях и дребезжанием похожим на звон в его локтях и коленях. Оно нахлынуло как беспокойный ветер и разворошило все мысли и воспоминания в его голове — все, что касались девушки перед ним. Каждое из этих воспоминаний, словно часть огромной мозаики вдруг стало не менее волнующим, чем весь этот танец. Её холодные глаза скользили по его носу, глазам, губам и щекам. Он видел на её лице собранность, вовсе не присущую чему-то настолько интимному, как медленный танец и всё равно, смотреть даже на такое её серьёзное лицо казалось почти неприличным. На холодные глаза, нос с горбинкой, алеющие губы. Горло сдавило жгутом, и он споткнулся о собственные ноги. Сбился с правильного и чёткого и его сердечный ритм, а слабость настойчивым гостем поселилась в руках. Армин уверен, с подобным в госпитале не разобраться. Его «болезнь» — не инфекция и не простуда. — Армин! — слышит он окрик, вместе с которым в голову врывается и уйма иных звуков: шум улицы, перекличка солдат, кажется, даже выстрелы на стрельбище. Он осознаёт, что стоит на улице возле тренировочной площадки и Эрен зовёт его. На поле его друг не один, рядом с ним группка рядовых и все как на подбор девушки. Ханджи частенько занимала Эрена проведением тренировок, может, он был и не в лучшем состоянии, как физическом, так и ментальном, но умел крайне неплохо мотивировать окружающих на достижения. Хотя эта его мотивация порой была чрезмерно удручающей. Сейчас, кажется, происходило нечто подобное — Эрен занимался тренировками девушек из местного гарнизона. Или же…такой гендерный перекос появился из-за чего-то иного. Эрен, даже будучи одноногим и одноглазым, вызывал у женской половины южного военного штаба сплошные восторги. — Эй, иди сюда! — активно машет ему ладонью друг, опершийся на костыль, — Поможешь нам! У Армина нет никакого желания тренироваться рукопашному бою. Ему хватило этого в кадетские годы. Получалось у него плохо, да и любой противник обычно был куда сильнее его. Но Эрен всё так же продолжает смотреть на него с тренировочной площадки, стоя там с выпущенной на ремень рубашкой. Очевидно, наставления Микасы Аккерман надолго в его голове не задержались. Армин вздыхает: не может он отказать другу. Делает шаг вперёд, но тут же утыкается взглядом в девушку, которую так сложно заметить среди группы куда более высоких людей. Там Анни Браун, стоит, недовольно сложив руки на груди, рядом со своей черноволосой подругой, которая, в свою очередь, щебечет ей что-то на ухо. Он нервно сглатывает: уверен, смотрит рядовая Браун прямо на него. Чуть ранее, он решил для себя, что ему непременно стоит всё проверить, стоит встретиться с ней лицом к лицу и поговорить: разговор — крайне эффективное решение почти всех проблем. Ему нужно перекинуться с ней парой слов, и в процессе проанализировать, что он вообще чувствует? Возможно, вчерашний всплеск эмоций был довольно странным, но единичным эпизодом путаницы в его голове. Но чтобы он там для себя ни решил, и как бы ситуация сейчас к этому не располагала, он тут же осознал, что не сможет сейчас этого сделать. Слабость в руках и неровный ритм сердца, стучащего будто где-то в горле, никуда не делись. Единственная приемлемая тактика поведения в таком случае — побег. Армин мысленно просит прощение у Эрена, и, разворачиваясь быстрым шагом, уходит прочь. За углом трёхэтажного здания из песчаного кирпича укрылась колонка для набора воды. Здесь можно было утолить жажду или просто умыться после долгой и изматывающей тренировки. Армин не тренировался, не испытывал себя спортом или нагрузками, он просто шёл — быстро двигался прочь от поля, и всё равно ощущал себя так, словно пробежал целый марафон. Источник воды ему очень кстати: Армин останавливается, чтобы напиться и ополоснуть лицо. Касается ладонями металлического рычага, но тот идёт туго, то ли заржавел, то ли Армину недостаёт сил. Он раз за разом прилагает усилия, но рычаг всё не поддаётся; со всем прочим, другим, что крутится в мыслях, эта новая проблема вызывает сплошное раздражение — эмоцию, совсем ему несвойственную. Ему даже хочется пнуть жестяное ведро у своих ног, но прежде чем он успевает устыдиться своего такого желания, чужие ладони касаются рычага и помогают ему сдвинуть тот с места. Он хочет посмотреть, кто же ему помог, но ледяной поток воды стремительно летит к земле, и не желая тратить тот зря, он подставляет под него ладони, и сразу же окунает в них лицо. Ему немедленно становится легче, словно простая вода смогла успокоить его, утолить все переживания. Он выпрямляется, желая поблагодарить того, кто пришёл к нему на выручку, и тут же замирает на месте, не в силах сказать и слова. Серьёзные голубые глаза, светлые волосы, невысокий рост. Армин растерян настолько, что не знает, что ему делать, и лишь пару долгих секунд спустя, додумывается преклонить колени и опустить голову. — Ваше Высочество! — сбивчиво вырывается у него изо рта. — Встаньте, лейтенант, — слышится ему голос, в котором наличествует мягкий, но приказ. Он поднимается так же стремительно, как и оказался внизу. Несмело приподнимает лицо, рассматривая девушку — та стоит, укутанная в плащ, но капюшон её покоится на плечах. Девушка с интересом поглядывает по сторонам. Вслед за ней и Армин — где её охрана? — Принцесса Хистория…я могу вам как-то помочь? — спрашивает он дрожащим голосом. Армин никогда не испытывал уважение к королевской семье, и всё же вырос в культуре, где люди к той принадлежащие и сами были почти богами — или, точнее, прямым продолжением рода богини Имир. — На самом деле да, — дружелюбно сообщает особа королевского рода, отчего Армин только больше теряется. — Сделаю всё, что смогу… — Мне нужен мой человек здесь. — Ваш человек? — Да. Мой человек. Назови своё имя, лейтенант. — Арлерт…младший лейтенант Армин Арлерт, — отчеканивает он, ощущая, как язык и губы совсем не слушаются. — Что ж…младший лейтенант Армин Арлерт, отныне ты служишь мне.Анни. Девушка, что не дружит с каблуками.
Он сбежал. Ринулся прочь, как испуганный кролик, что услышал, как в лесу ломается ветка. Только и видно, что поспешно удаляющуюся вдаль спину. Эрен Йегер отворачивается от места, где только что стоял его лучший друг и произносит с явной обидой в голосе: — Вот же червь…всегда он найдёт способ избежать честной драки, — эти слова предназначаются не им, для них у него есть другие, — Что ж, похоже, сегодня обойдёмся без победы над офицерами, но ничего, вставайте по парам. И побыстрее, жарко тут, как в аду. Анни пару секунд смотрит, как девушки, хихикая, ищут, с кем встать в пару, но сама участия принимать не собирается, она разворачивается на каблуках, чтобы просто свалить прочь. Эти тренировки с лейтенантом Йегером — они вообще не были обязательными. Дополнительная боевая подготовка хорошо смотрелась в личном деле, но по правде, единственное, что ей необходимо было здесь делать — это просто следовать приказам. И хорошо бы не отбиваться от коллектива, но встань она в пару с Миной, сомневается, что сможет соответствовать её уровню подготовки. Эрен Йегер и так умудрился как-то прознать, что навыки рукопашного боя у Анни намного-намного выше, чем у любого рядового элдийца. — Эй, Браун, — не даёт ей так просто сбежать Йегер. У того на лице больше нет детской обиды, с которой он говорил про своего друга, нет и глуповатого раздражения, с которым он обычно пререкался с беглой принцессой, и нет дурацкого юношеского возмущения, с которым он ругался с лейтенантом Кирштейном. Он спокоен и даже, можно сказать, холоден, чем вызывает у неё небольшую настороженность. — Лейтенант? — Ты куда пошла? Тренировка не окончена. — Прошу меня простить, лейтенант, у меня есть неотложные дела. — Они как-то связаны с Армином? — зелёные глаза поблёскивая скользят по её лицу. Хорошо хоть, этот парень стоит к ней близко и говорит тихо, иначе бы просто спровоцировал очередную волну девчачьего шушуканья. — Никак нет. Она не лжёт. Её желание уйти никак не связано с лейтенантом Арлертом, а в голове нет ни единой мысли найти того даже после того, как он так быстро сбежал, очевидно, завидев её в толпе. Лишь на секунду она прикрывает глаза, повторяя себе который раз — их больше ничего не связывает. Ситуация с диверсантами, признанием, слухами об их внеслужебных отношениях, исчерпана. Она всё сделала правильно — узнала от Армина Арлерта достаточно информации о том, как здесь всё устроено. И он оказался отличным кандидатом на отведённую ему роль, тем самым, которой крайне любил поговорить. Хватит. Достаточно. Она всё сделала правильно. — Браун, ты здесь? Всё в порядке? Голова болит? — окликает её немного взволнованный голос. Анни немедленно распахивает ресницы. Задумалась куда сильнее, нежели собиралась изначально. — А…я… — Просто…у тебя вид такой напряжённый, ну, знаешь… — Нет, — отступает она на несколько шагов назад собираясь уйти, — всё хорошо, я…я должна идти. Простите, что не смогу участвовать в тренировке. — Ха…я всё понимаю, да и вообще не думаю, что мне есть чему тебя учить. Она идёт быстро…переступает с ноги на ногу…уставившись на носки своих ботинок. Подними взгляд, вполне возможно, так или иначе, споткнётся глазами о светлую макушку. Может, она и проговорила себе вполне чётко, что больше её с этим человеком ничего не связывает, но реальность была немного другой. В реальности из головы не выходила его улыбка, каждая, которую он обронил в тот вечер. Одна, вторая, третья. Из головы не выходили его усмешки, а затем, сразу после и задумчивое лицо, занятое какими-то своими размышлениями. Всплески океана в голубых глазах — тоже не покидали её мыслей. Как ни тряси головой, как ни потирай глаза, всё это никуда не уходит. Хоть их больше ничего и не связывает. Анни специально пошла в другую сторону, от той, в которой скрылся молодой лейтенант. Но, похоже, сама жизнь над ней издевалась — с самого её рождения и по эту самую секунду. Она могла пойти в любую сторону, но отчего-то оказалась именно здесь — возле колонки из которой солдаты набирали воды. Услышала звон раздающейся справа, а когда подняла глаза, увидеть девушку в плаще со светлыми волосами и юношу рядом с ней, такого же светловолосого. Парень отступает, делая неловкий шаг назад, и выставляет ладони вперёд, так, словно с чем-то несогласен и к тому же немного смущён. Он неловко врезается в стальное ведро, и то падает с ощутимым звоном, катится по бетонному отливу водяной колонки. В своих мыслях она описывает его себе как «парень» и «юноша», словно не хочет признаваться себе, к кому именно её принесли собственные ноги. Осознавая кто перед ней, её сердце замирает на секунду, но она тут же бросает внимательный взгляд на его спутницу. Рядом с лейтенантом Арлертом постоянно вьются девушки… Микаса, Мина…и теперь ещё эта. Невысокая, светловолосая, крайне миловидная…даже очень…осознание её красоты Анни сопровождает цоканьем языка и тут же себя одёргивает. Девушка, стоящая рядом с лейтенантом, улыбается…глядя на укатившееся ведро и неловкость Армина Арлерта. Самого разговора Анни не слышит, но, кажется, беседа идёт довольно бойко. Девчушка ставит руки в бока, и голову тоже клонит набок — чем-то недовольна. Лейтенант со стеснением прячет ладонь в светлые волосы на своём затылке. Это всё выглядит как флирт, по крайней мере ей так кажется. Но, что вообще происходит и почему Анни за этим всем следит? Прижалась к углу здания и внимательным взглядом изучает всё происходящее, впитывает, словно губка. Неважно…всё же она шпионка, такая у неё работа. Лейтенант неожиданно делает низкий поклон…и кажется, беседа закончена. Поклон — это довольно странно, но она не успевает хорошенько об этом задуматься. Девушка, задирая капюшон, разворачивается и быстрым шагом идёт в её сторону. Анни парой резких поворотов головы, ищет место, где возможно укрыться, и, к своему счастью, находит нишу. Несколько быстрых движений, и она скрывается там прижавшись к кирпичной кладке. Мимо проносится фигура в плаще — разглядывая тот Анни хмурится — он ей знаком, видела его в госпитале. И поклон лейтенанта тут же становится ясным и понятным: девушка не кто иная, как — принцесс Элдии, Хистория Рейсс. Они с Райнером и Бертольдом обсуждали это…настоящая принцесса, не где-то, а прямо здесь, посреди военного штаба. Она — короткий путь к выполнению их общей миссии. Кто, как не принцесса, знает про Элдию абсолютно всё. Должна знать каждый маленький секрет своей страны. Ну а если нет…всё равно девчонка достаточно полезна как заложница…хотя, и это, конечно, могло оказаться не так. Принцесса была бракованной, как была бракованной и сама Анни — мать этой девушки простая служанка, а значит, бастардка могла ничего не стоить и ничего не знать. Они обсуждали это с Райнером и Бертольдом и всё же пришли к решению, что если появится хороший шанс, они им воспользуются — но такого шанса им не выпадало, вокруг принцессы всегда была целая орда охранников. Только не сейчас, только ни в эту самую секунду. Отчего-то принцесса совсем одна разговаривала с Армином Арлертом. Вслед за принцессой мимо быстрыми шагами проходит и юный лейтенант, Анни отступает глубже в тень, невольно касаясь своей груди. Было бы неловко, заметь он её тут, она даже не знает, что именно придумала в качестве объяснения. «Я следила за вами, чтобы поговорить» — вполне возможно сказала бы она. Но это всё только больше бы запутало. А они ведь больше не связаны друг с другом, у них больше нет общих дел. — Мина, одолжишь мне своё платье? — Опять? — Угу… — Я не спросила, зачем тебе оно в прошлый раз…думала, у тебя свидание с лейтенантом Арлертом в городе. Но сейчас…я хочу знать, — смотрит на неё подруга очень серьёзно. Неужели…всё ещё дуется из-за танцев? — Так и скажи, что тебе жалко мне что-то давать, — парирует Анни прохладно. — Мне не жалко. Я не какая-то мелочная…но раз даю тебе что-то, то хочу знать. У тебя свидание с Густавом? Или всё-таки с Арлертом…ты крутишь с ними обоими? Я думала, ты скромнее…но, возможно, в тихом омуте… — Мина… — одёргивает она её, затем поворачивает голову, нанося девушке небольшой укол своим холодным взглядом, — Ты разве не хотела передать письмо тому сержанту? — Откуда ты знаешь?! — Слышала, как ты трепалась с Ханной… — Да, я хотела… — У меня завтра увольнительная, я его передам, вместо Ханны, так выйдет быстрее, разве нет? — даже не предлагает, а настаивает Анни. Впрочем, Мина немедля соглашается, тут же меняясь в лице. — Правда, передашь? Тогда давай я тебе нарисую, как его найти! Когда Анни шла в город, на небе не было ни облачка. Но когда вышла из полуподвала, в котором работал подпольный ювелир, небо затянуло тучами. Погода как раз ей под настроение. Толстый мужчина, который всё так же держал у себя тот странный камень…не был с ней до конца откровенен. Он узнал что-то, но тянул время. Безделушка, что оказалась в её руках, по всей видимости, была довольно дорогой. «Подождите ещё немного миледи…если хотите знать, сколько за это сможете выручить…» — отвесил ей мужчина. Он не врал, но определённо тянул время. Это и казалось обнадёживающим...и злило одновременно. Она должна тянуть за все ниточки, которые смогут привести её к нужной Марлии информации. С каждым днём уверялась в этом всё сильнее и сильнее. Ей хотелось сбежать с этого острова как можно дальше и как можно быстрее — и, возможно, виноваты в этом были в том числе, голубые глаза лейтенанта Арлерта. В порыве твёрдой уверенности, что ей нужно вернуться домой, она даже сообщила Райнеру и Бертольду о том, что принцесса Элдии, расхаживала по штабу совсем одна. Не сказала им только…что именно та делала, переговариваясь с глазу на глаз с лейтенантом Арлертом. Свою скрытность объяснила себе тем, что не хочет, чтобы Райнер пытался воспользоваться её…довольно близким знакомством с лейтенантом, но было и другое объяснение. Впутать Арлерта в похищение принцессы…грозило тому большой бедой. И вот сейчас над головой блуждали грозовые тучи — довольно точно отражая то, что творилось у неё внутри. Она совсем не помнит, случалась ли этим летом гроза, задумалась только что, но, кажется, упустила такую деталь из внимания, погрязнув в бесконечном вихре проблем и переживаний. Переживания были с ней постоянно, даже если вокруг ничего не происходит — жить в качестве шпиона в стране, полной врагов, — это то, что не оставляет тебя даже во сне. Каблук неудобной обуви попадёт в ямку на дороге. Не первый раз, спотыкалась за сегодня уже прилично, но сейчас понимает: тут что-то не то. Анни с небольшим удивлением смотрит на правую ногу, и видит, в чём причина особого неудобства — каблук с лёгкостью отламывается от подошвы, словно прогнивший кусок дерева. Чёрт побери…она не проверила, были ли эти туфли уже в ужасном состоянии или…быть может, она только что сломала их своей неаккуратной походкой. Так или иначе, ей придётся купить новые туфли для Мины. Крупная капля дождя приземляется ей на нос. Нехорошо. Сломанный каблук, дождь…и ей ещё не меньше десятка минут двигаться в сторону штаба. Кто-то её сегодня проклял…а хотя это неправда, она была проклята с самого своего рождения. Поднимая клубы пыли и копоти по дороги за ней быстро движется чёрная машина. Анни сходит подальше на обочину — если не отойдёт окажется вся в пыли, которую затем зальёт вода, летящая с неба. Она стремительно отступает, пропуская машину вперёд. Дождь набирает обороты, капли падают, одна за одной, в тех только одно хорошее — они тёплые, скорее освежающие, чем холодящие кожу. Но даже так идти под ливнем ей не хочется, она оборачивается в поисках местечка, где можно укрыться, лишь краешком глаза, понимания, что машина впереди остановилась. Всё тем же боковым зрением, замечает о отворившуюся дверь. — Мисс Браун! — голос, знакомый до чёртиков. Она точно проклята, точнее, и быть не может. Анни оборачивается и видит застывшего у открытой двери машины юношу — светлые волосы, голубые глаза, ростом на какие-то сантиметров двадцать выше неё, — Поедемте с нами! Она не дура, чтобы отказываться. Её макушка и плечи уже влажные, и на туфлях предательски сломан каблук. Она быстрым шагом, как может, подбегает к машине и ныряет внутрь, где Армин Арлерт уже уступил ей место, поближе усевшись к противоположной стене. Внутри он не один — там, к её удачи, майор Ханджи Зое, и другой лейтенант с русого цвета волосами, имение которого она не помнит. — Ооооо кажется дождь начинается! — восклицает майор. Анни в который раз отмечает: какая же эта женщина странная. Очевидно, немного не в себе, из-за этого, Анни и старалась держаться от неё подальше. Она ощущает, как внимательный взгляд майора скользит по ней из-под очков, — Присаживайтесь, нечего мокнуть. Простудитесь, будете занимать место в госпитале. Моблит уже простудился. И будто в подтверждение её слов, мужчина с волосами русого цвета чихает в будто бы из ниоткуда появившийся в его ладонях платок. — Простите… — произносит лейтенант по имени Моблит. Анни же, усевшись на сиденье, всё никак не может понять, стоит ли ей отвешивать воинское приветствие своему непосредственному руководству или в подобной ситуации нет — в Марлии, она не разъезжала с Магатом на машине. Но майор Зое, будто легко читая сомнение в её глазах, тут же отмахивается рукой. — А…не переживай! — проговаривает она, отвечая на невысказанный вопрос. Анни сводит взгляд с майора, переводит взгляд на мужчину с платком, который выглядел слегка смущённым поведением своей начальницы, и только затем аккуратно касается глазами лейтенанта. Видит только часть его профиля, сам он уставился в противоположное окно и не отводит оттуда взгляда. Отвернулся от всех присутствующих в салоне, и, уткнувшись щекой в ладонь, без отрыва смотрит на улицу, где вовсю уже льёт дождь. Дорога до штаба заняла не больше чем пять минут. Машина остановилась у стальных ворот и дальше хочешь не хочешь, а им пришлось идти — бежать до самых дверей. Ближайшее к ним здание — главный штаб, там они оказываются вымокнув до нитки. — Ну Арлерт… — проговаривает Ханджи Зое стоит деревянным парадным дверям штаба закрыться изнутри, — Не забудь выписать копии криптограмм, не зря же мы ездили на почту…Моблит, пошли, тебе надо выпить горячего чаю… Женщина в очках, вместе со своим помощником беспечно удаляются вдаль, оставляя за собой змейку из мокрых капель. В коридорах штаба безлюдно и холодно, сюда вообще допускались в основном одни только офицеры, караульные и все те, кто приходил за новыми приказами. Анни же не была офицером, не несла караул, и приказов ей никто не давал. Она косит взгляд на большое окно, за тем стеной льётся дождь и гремит гроза. В конце концов она могла бы и не ждать здесь окончания непогоды, а просто добраться до девичьей казармы…и так ведь уже промокла. — Анни… — слышит она осторожное. Можно было бы подумать, что она только сейчас вспомнила, что с ней здесь лейтенант, но нет, она помнила об этом каждую секунду; и когда они четверо быстро бежали до самого штаба; и когда только появились в этом коридоре; и тем более, когда остались вдвоём, — Пойдёмте со мной. Он не спрашивает, хочет ли она пойти, не предлагает, а просит так, словно знает, как для неё будет лучше. Но в голосе юноши звучат спокойные нотки, и, кажется, есть в них что-то…из тех самых отеческих наставлений, которые она так не любила слушать от Райнера. Но человек перед ней не Райнер…он совсем другой. Оттого, когда говорит ей: «Пойдёмте со мной», так, словно это единственное правильное, что сейчас можно сделать, она за ним следует без какого-либо раздражения. Она идёт по пути снимая туфли с ног. Поглядывает на спину юноши, и неловко стягивает сначала одну туфлю, целую, а затем и вторую, со сломанным каблуком. Так будет идти намного легче, хоть и ещё холоднее. Они заворачивают за угол…на секунду ей думается, что он ведёт её в библиотеку — в место, которое он, кажется, любил больше всего на свете, но нет, сходят они на втором этаже и там идут дальше по коридору. В конце пути их встречает деревянная дверь, лейтенант Арлерт толкает её и заходит внутрь. Она немного не уверена, заходить ли ей следом — но не торчать же ей в коридоре? — Конечно, его тут нет… — проговаривает себе под нос лейтенант, когда она тоже оказывается внутри. В небольшой комнате два рабочих стола, стоявших в разных углах комнатушки, большое окно, шкаф, набитый всякой всячиной, кушетка и круглый столик с парой стульев неподалёку — на столе раскиданы игральные карты, кто-то обитающий здесь был азартен. Она замечает, и то, что за окном раскинулись листья деревьев, скорее всего, в солнечную погоду здесь приятно укрыться в тени. Отстукивая каблуками по полу, Армин Арлерт, доходит до шкафа, выдвигает одну полку, затем вторую, ищет что-то и находит. Выуживает на вид мягчайшее полотенце. Берёт его, и затем впервые за всё время, с момента, как она вырвалась из его рук в том танце, оказывается прямо перед ней, лицом к лицу, не скрываясь и не отводя взгляда. — Берите, вытрите волосы и лицо… Анни с сомнением поглядывает на самого лейтенанта. Он, конечно, промок не так сильно, как она — на нём ведь плотный воинский плащ. Но волосы…те, конечно же, вымокли подчистую. — А вы сам… — хмурится она недовольно. — Я…найду что-нибудь ещё… Ну и ладно, раз не хочет…то почему бы ей не взять полотенце, всё же, она промокла. На куске махровой ткани красуются вышитые золотом вензеля «Ж.К.» — Откуда у вас в кабинете полотенце… — только и проговаривает она, раздумывая, что это довольно странно. Хранить в шкафу бутылку джина? Да. Документы. Конечно. Письменные принадлежности. Хорошо. Полотенце? — Матушка Жана как-то раз приезжала его навестить…и оставила здесь. Я вспомнил об этом, когда увидел вас…промокшую до нитки… Слушая его, она обтирает лицо, касается волос и аккуратно промакивает те тканью, ей совсем не хочется, чтобы на голове был хаос. Она легонько заглядывает в окно, надеясь увидеть там своё отражение — выглядит просто ужасно, платье прилипло к телу, как мокрая зелёная тряпка, волосы…облепили лицо. И всё же…обтереться оказалось полезным, ей — чуть теплее и немного комфортнее. Сделав это, она пересекает кабинет, оказываясь возле Армина Арлерта, и впихивает ему в ладони полотенце обратно. — Вы так ничего и не нашли. Лейтенант немного растерянно поглядывает на протянутый тюк ткани, но всё же его забирает. — Не нашёл. — Ваш друг… — спрашивает она, пытаясь не дать повиснуть вокруг холодной тишине, способной заставить, думать не о том, о чём должно, — Не против, что мы воспользовались его вещами… — Нет…не думаю…насколько я его знаю, ему всё равно. Так или иначе, он поймёт. Первый летний дождь всё-таки. — Первый? — переспрашивает она. Конечно же, этот человек перед ней помнит нечто такое. Ей думается, что для такого, как он, знать, о первой летней грозе это нечто абсолютно естественное. Что-то такое, чего ей самой недостаёт. — Да…первая летняя гроза…неужели нас ждёт сезон гроз? — появляется на его лице лёгкая улыбка. Возможно…возможно, их всех ждёт сезон гроз…тайфунов…буранов…чего угодно. Настоящего торнадо…сезон чего-то так похожего на чувства в её груди. — Рядовая Браун… — снова более формально обращается он к ней, только недавно называл «Анни». Армин Арлерт опёрся на стол, что ближе расположился к окну, ей видно, что он пытается продолжать смотреть на неё, заставляет себя, но выглядит из-за этого немного неестественно, нет-нет, а отводит взгляд. Она не отвечает. Хочет ответить, но слова просто не выходят изо рта. Как она тут оказалась? Вдвоём…наедине…в кабинете. Почему пошла сюда? Зачем? Разве не говорила себе, что их больше ничего не связывает. — Могу я задать вам один вопрос? — Да вы ведь… — Ваш командир… — заканчивает он за ней с лёгкой и в то же время немного раздосадованной улыбкой. — Верно… — Я не хотел вас спрашивать, ведь это абсолютно не моё дело…а следовательно…спрашивать такое…неправильно. И всё же, вы втянули меня во всё это и теперь…мой разум, я знаете…склонен к поиску ответов на вопросы и теперь не могу успокоиться… — Ваш разум…? И что же…такое...Что вас так волнует, — с неожиданно грубой интонацией спрашивает она. Просто хочет защититься…от чего бы то ни было…это защита и ничего больше. — Ваши отношения с Густавом Хувером…я никак не могу понять, как вы можете быть с ним помолвлены, и в то же время… — Я отвечу вам, — прерывает она его не дослушав до конца, — Отвечу, если вы ответите мне на мой вопрос. Идея приходит в голову раньше, чем она обдумывает последствия. Даже не идея, а попытка расставить всё по местам. Она здесь не просто так. Эта встреча может быть ей полезной. Если она найдёт пользу от этой встречи, значит…она всё делает правильно. — Ха? Я бы вам, скорее всего, и так ответил. — Я бы на вашем месте сначала выслушала вопрос. — Э…хорошо, да…спрашивайте, конечно. — Я… видела вас…с принцессой Хисторией. Его лицо становится чуть серьёзнее…а её слова звучат так, словно она просто очень ревнивая девчонка. Впрочем, это хорошее обоснование для того, чтобы сунуть нос не в своё дело — её ревнивый характер. — Видели? — Я просто шла мимо… — замечая подозрения на его лице, она невольно заключает руки в замок на груди, хмурится. Пусть не воображает себе очень сильно, не думает, что она за ним следит…это уже слишком, — Мне показалось это странным, что вы с принцессой разговариваете. И что она…без охраны…с вами наедине… — Я…и правда разговаривал. И мне это тоже показалось странным. — Я не требую вас рассказать, о чём вы общались… — Она попросила меня об услуге, и только…но о самой услуге...я…рассказать не могу. — Я и не прошу… — напоминает она. — Тогда…полагаю, я утолил ваш интерес? — Да, — кивает Анни. Спрашивать дальше будет небезопасно. — Знаете, я подумал…если вы не хотите говорить, — вздыхает он, — Можете не говорить, возможно, я слишком много на себя беру. Кажется, он не уверен, что хочет слышать её ответ. Судя по всему, она может сказать что-то, что ему не понравится. Но ей хочется ответить. Хотелось ещё тогда, когда Райнер запретил Бертольду развеять эту глупую легенду об их помолвке. — Я отвечу. Я и правда виновата, что запутала вас…своими личными отношениями. — Не то чтобы…виноваты… — Всё довольно просто. Обещания…существующие между мной и Густавом были даны ещё в детстве. И…прошло много времени, и много что изменилось… Она видит, как Армин Арлерт отрывается от стола, выпрямляясь в полный рост. Его мокрые пряди вихрями топорщатся у ушей, на лбу, самые острые из тех лезут в глаза. Он аккуратно убирает их чуть в стороны, оставляя лоб открытым. Это кажется ей необычным. — Изменилось для вас, но не для господина Густава…верно? — Да…не для него. Он делает ещё пару шагов в её направлении. — Но почему вы…почему продолжаете пользоваться его…доверием… «Почему? Почему она пользуется его доверием?» — проносятся мысли в голове. Путанные, сбивчивые…оттого, что лейтенант ближе к ней, чем был секундой ранее. Она глядит в его лицо, следит за внимательным взглядом голубых глаз. «Почему?» Но она ведь и не пользуется…всего, о чём он её спрашивает, не существует. Это ложь…выдумка…никогда не было никакого обещания в детстве…никаких помолвок…и чувств никаких не было…не к Бертольду Хуверу. — Я…просто…плыла по течению, разве это не то…что делают все обычные люди…просто плывут по течению. — Не уверен…что понимаю, — слегка хмурится он. И правда…в его глазах непонимание. Неужели она ждёт, чтобы он понял хоть что-то из того, что она сказала, если всё, что она говорит это ложь. Неужели она думает, что он может понять хоть что-то укрытое под слоем из громоздкой лжи и обмана, которые не отпускают её ни на секунду. — Вы и не поймёте… — проговаривает она прохладно. Обижается…обижается его непониманию, хоть это и чертовски глупо. Анни обрывает их зрительный контакт и отходит на пару шагов назад. Так лгать будет легче, когда он от неё как можно дальше, у неё нет глупой надежды, что её хоть кто-то когда-то да поймёт. Примет за ту, кто она есть на самом деле. Она нервно поглядывает на дверь. Судя по тишине и пению птиц за окном, дождь уже закончится — для неё самое время уйти. Она поворачивается вполоборота уже готовая покинуть комнату. — Но я бы хотел понять, — произносит он ей вслед и её растерянный взгляд потерянно мечется к нему, — Я правда хотел бы понять.