Армин. Юноша, который плох в танцах.
— Майор…неужели у вас не найдётся мне назначения на сегодняшний вечер? Женщина перед ним немного растерянно поправляет пальцем очки, поглядывает на него, так, словно он странное животное из зоологического уголка, которое требует внимания лишь потому, что ведёт себя не в соответствии с привычным тому поведением. — Назначение? На вечер? Сегодня? И чем мне тебя занять? — каждый вопрос она сопровождает всё большим и большим удивлением в голосе, делая тот выше и выше, — Ты и так всю неделю провёл над телеграммами, которые мы без остановки получали с левого фланга. Моя расшифровка была точной, но только ты понял, что половина из них ложь… Армин ты заслужил отдых. — Но майор, вам не кажется… — отводит он взгляд от её внимательно лица, — …что мне стоит изучить их ещё хотя бы раз? Вдруг я что-то недоглядел? Мне кажется, я… — Недоглядел? — перебивает его майор Зое. Армин, всё ещё гуляя взглядом по комнате, замечает господина Моблита Бернера, стоящего, чуть позади майора. Это его последний шанс — он кидает на лейтенанта умоляющий взгляд, но тот отворачивается. Мужчина словно со стыдом отказывает Армину в помощи. Неужели…тоже знает про проходящее сегодня в городе мероприятие, и отчего-то считает, что Армин непременно должен туда явиться. Если так, то виной этому мог быть Жан. Ханджи Зое же…откидывается на спинку стула, разводит руки в стороны и лишь снова повторяет: — Нет… Армин, иди, куда шёл…для тебя сегодня ничего…ты большой молодец! А теперь, иди! — небрежными взмахами ладони указывает она на выход. Он с самого начала понимал, что план вымолить у майора работу на вечер — провальный, к тому же ему немного стыдно перед людьми, которых уже успел втянуть. Ровно настолько стыдно, чтобы не прибегать к иным манипуляциям, что могли стопроцентно исключить его необходимость появляться сегодня в городе. Всё-таки Армину нужно взять ответственность. Днём ранее Мина Каролина, весело хохоча, сообщила ему, что в назначенный день они встретятся уже на месте, у самого заведения, что раскроет свои двери перед доблестными бойцами любых званий и подразделений. Танцы вообще были одним из самых популярных развлечений среди солдатни. Не только здесь, но и на юге, да и в любом ином месте, в котором могло собраться достаточно людей в форме. На танцы непременно слеталась уйма гражданских девушек, простых городских девчонок, что хотели весело провести время. Однажды, ещё входя в гарнизон южного военного штаба, Армин даже благородно вышел в караул за своего сослуживца, чтобы тот мог сбежать и всласть натанцеваться с девушками, а может и попутно напиться вдрызг с парнями. В общем и целом — танцы были популярным способом расслабиться, и конечно завести новые знакомства. А так же забыть — забыть о идущей войне. Армин выходит за металлические ворота штаба, поглядывая на свои ботинки. Вычистил их хорошенько, настолько, что попади на тех солнца луч, всем в округе будет слепить глаза. Он всегда следил за своей обувью, но сегодня подумал, что будет нелишним, отнестись к этому с особым вниманием. А вот Эрен… Эрен, похоже, совсем об этом не позаботился — о своём внешнем виде. Его друг вообще прискорбно мало заботился о подобных вещах, и в эту минуту подобное выглядит сущим преступлением, особенно когда рядом с ним потрясающей красоты девушка. Он впервые видит Микасу Аккерман не в накрахмаленном врачебном переднике и без чепчика, непременно украшающего чёрные, блестящие волосы. На сестре Аккерман тёмно-фиолетовое платье густых тонов: очень аккуратное, абсолютно не вычурное. На том из украшений только отглаженный пояс, идущий через талию и пуговицы одна к одной до самого ворота под шеей. Впрочем, будь у неё вычурное платье, это было бы странно. Что-то неприличное если и носили, то только в столице, и только в особо закрытых местах. Единственная странность в платье сестры Аккерман — его цвет. — Платье мне одолжила старшая из медсестёр, — проговаривает Микаса так, словно очень легко прочитала во взгляде Армина вопрос. Иногда ему кажется, что эта девушка умеет заглядывать в мысли. Возможно для сестры милосердия, помогающей тяжело больным, такой навык был просто необходим. Эрен же, тот самый Эрен, что у холодного озера, с дурацким видом спрашивал его, в чём же пойдёт на танцы сестра Аккерман, меряет их обоих взглядом совсем уж недовольным, и бросает так же небрежно: — Пойдёмте уже. Так, они и идут, молча какое-то время. Эрен в своих мыслях, Микаса Аккерман в своих, и Армин раздумывает о том, о чём думать не стоило. Встретит ли он в городе Анни Браун? Мысли эти, не совсем то, что он предпочёл бы ощущать внутри своей головы, из-за чего он их поспешно отгоняет. Обращает внимание на Эрена. На то, что заметил сразу. — Эрен…а рубашку обязательно оставлять выпущенной? — Чего? — Мне кажется…ты выглядишь слегка… — протягивает Армин будучи не совсем уверенным, его ли это вообще дело. — Лейтенант хочет сказать вам, что вы выглядите расхлябано, недостойно вашего звания, — неожиданно приходит ему на помощь сестра Аккерман. Хотя помощью это назвать сложно. Если сам Армин лишь прощупывал почву, захочет ли Эрен подумать о своём внешнем виде, то в голосе сестры милосердия звучал ультиматум. — Да и ладно…не всё ли равно? Кому какое дело, как выглядит какой-то калека. Армин тут же хочет сказать что-то, опровергнуть очередное самобичевание Эрена, но возможность говорить у него немедленно отобрали. — Господин Йегер, вы теперь все проявления собственной невоспитанности будете оправдывать небольшой травмой? — Небольшой? — вспыхивает друг. — Вы провели в госпитале много долгих недель, и сами прекрасно видели, что многие лишились куда большего, нежели вы. — И что же мне теперь…порадоваться за себя? — Нет, просто не теряйте человеческого образа. Костыль Эрена издаёт звук, такой, будто с силой утыкается в пыльную дорогу, по которой они и следуют. — Армин, подойди сюда. Обернувшись Армин видит, что Эрен остановился. Как только он реагирует на просьбу друга подойти, тут же получает в руки деревянный костыль. Затем Эрен опирается ладонью о его плечо, а другой рукой начинает неловко заправлять рубашку под ремень брюк. Получается у него это неважно, но чуть погодя старания себя оправдывают: белая ткань, до этого неприлично выпущенная на солдатские брюки, скрывается там, где ей и должно. Эрен забирает у Армина костыль, и, снова опираясь на тот, бросает взгляд на Микасу Аккерман, что внимательно за ними следила. Лицо друга полнится раздражением, но каким-то…детским. Таким, которое Армин видел в его глазах многие годы назад. — Вы довольны? Сестра Аккерман осматривает Эрена с ног до головы, и тут, словно подыгрывая представлению, что разыгралось посреди дороги в город, делает пару шагов в их сторону. Она вскидывает ладони и несколькими жестами поправляет ворот военного плаща, что небрежно свисает с плеч Эрена. Ещё пара взмахов, и оливковая накидка уже аккуратно обёрнута поясом. После этого, ничего не говоря, она отворачивается и берёт путь по дороге вперёд. Армин несколько секунд смотрит ей в спину, абсолютно сражённый произошедшем, затем оборачивается на дующегося на Микасу Аккерман Эрена и тут уже просто не может сдержать смеха. Сначала совсем краткого смешка, но затем хохот рвётся из-под рёбер так, что его не остановить. От подобных звуков, явно не самых приличных в представлении сестры Аккерман, девушка немедля оборачивается, застывая посреди дороги. Теперь на Армина направлено целых два растерянных взгляда, один из которых пристыженный, по самые алые уши. — Лейтенант… — протягивает Микаса. — Извини…извини… — оправдывается он, пытаясь совладать со смехом и парой быстрых шагов нагнать Микасу Аккерман, — Никогда не видел, чтобы кто-то смог переубедить в чём-то Эрена… — Даже вы? — Ахаха…даже я…хотя… возможно, только его мать…но для этого ей нужно оторвать ему оба уха… На улицах городка, как и всегда, бесконечное множество людей — смотришь на них, и нет никакой войны с Марлией. Быть может, так дела обстояли не только здесь, но и в той стране за морем, чьи солдаты сейчас, там, очень далеко, кидались со штыками на солдат его страны. Ночью, когда мысли Армина точно под замком, он смотря в потолок, нет-нет, а раздумывал о том, что ему всё же хотелось бы взглянуть на страну их заклятого врага. Взглянуть точно так же, как и на многое другое в этом мире. Марлийцы — какие они? О чём думают? Какими представляют элдийцев? Он хотел бы поговорить с ним и попробовать понять, может, в этом и был бы ключ к тому, чтоб перестать враждовать. Но о таком думать можно было лишь ночью. При свете же дня, даже одна маленькая мысль о подобном могла быть опасной. Сегодня в городе особенно много солдат, и все они стекаются в сторону ресторана, что открыл для них свои двери. Горожане поглядывают на людей в форме с уважением, но не все, ему хорошо видно, и совсем иное чувство — пренебрежение, а возможно и даже страх. Солдаты — источник не только бесконечной гордости, но и постоянных проблем для местных. Рота за ротой, что останавливались тут, казалось, начисто уничтожили, некогда существовавшее здесь спокойствие. Возле самого ресторана, концентрация людей в форме становится в несколько раз выше. Вся площадь перед ним усеяна людьми в зелёном, что копошатся под растянутыми на деревянных подпорках гирляндами состоящими из жёлтых ламп. Хоть танцы и внутри, но здесь тоже будет веселье — выпивка, еда и музыка. На погонах десятков и десятков людей звания абсолютно разные. Многие лица ему хорошо знакомы, но и достаточно тут тех, кто не приписан к их военному штабу. Это люди, что оставались здесь проездом. Ехали то ли с фронта, то ли на фронт, то ли просто двигались по переназначению внутри страны. — Йегер! — слышится громкий окрик откуда-то сбоку, — Это ты, Йегер? Все трое, и Микаса, и Армин, и сам Эрен, оглядываются на светящегося лучезарной улыбкой мужчину, с рукой, висящей на груди на перевязке. Он подлетает к ним, и очень быстро оценивает взглядом состояние Эрена: ногу и глаз. Затем довольно неловко протягивает левую руку для рукопожатия. — Мы думали ты умер! — трясёт он ладонь Эрена, — Помнишь, двенадцатая мотострелковая дивизия, мы вместе были на северном направлении, три дня и три ночи спина к спине, под командованием вашего Леви Аккермана! Ох, ну и суровый он парень, хоть ростом и не вышел! Для Армина все эти слова ничего не значат, но для Эрена они полны смысле. Это хорошо видно по его лицу: оно проясняется, он намного интенсивнее пожимает протянутую ему ладонь. — Как видишь жив, хоть и не целиком, — отзывается Эрен, немедленно повеселев. — Теперь вы рады, что лишились только ноги и глаза? — отстранёно проговаривает сестра Аккерман. Эти тихо оброненные слова, немедля привлекают внимание ранее подошедшего к ним мужчины. — Не целиком…но зато ты с такой красивой девушкой, — тут же переключается знакомый Эрена на Микасу. Он даже протягивает той ладонь, чтобы запечатлеть на белой коже поцелуй, но, получая холодный ответ чёрных глаз, останавливается на коротком поклоне, — ваше имя, юная леди? Армин отступает на шаг, понимая, что, стоя вот так с Эреном и Микасой, он застрянет здесь надолго. А между прочим, они трое сильно припозднились. Он взглядом показывает другу, что пойдёт внутрь, и оставляет парочку в компании странного незнакомца. Ему сейчас непременно стоит найти Мину Каролину и конечно же извиниться. Первый этаж ресторана представляет из себя большой зал, выстеленный деревянным паркетом. Армин бывал тут лишь однажды, заглянув как-то с Жаном выпить кофе. Сам по себе кофе Армин не пил, ведь тот в основном любили в столице, и нигде больше. В тот раз на дощатом полу, пространство было заставлено столами, которых сейчас оказалось куда меньше. Вместе с общим смехом, громко играет музыка. Армину слышатся звуки резвой скрипки, и, кажется…кларнета, добавляющего той задора, фоном ко всему этому, конечно же, служит неизменное пианино. Каких-либо музыкантов Армин не видит, вокруг мечется одна только оливково-зелёная масса, собранная из танцующих людей. Каблуки армейских сапог и женских туфель задорно стучат по полу, и даже немного ввергают в растерянность. Как же среди этого хаоса ему найти свою спутницу? Но тут же он пробегает глазами по залу и понимает, что найти её не проблема. Мина Каролина совсем его не ждёт, уже танцует с другим молодым блондином, и тот, вовсе не Армин. Этот юный сержант ему совсем не знаком, и судя по форме, он вообще имеет отношения к тому роду войск, что чаще других бывает на передовой, нежели отсиживается в штабе. Из этого легко сделать вывод, что и знать его Армин не может. Со стороны, парочка, на которую он вынужден смотреть, выглядит крайне весёлой и очень друг в друге заинтересованной. Ему даже кажется, что он впервые видит смех мисс Каролины настолько искренним. Всё же, он не дурак, чтобы не заметить, как искусственно она ведёт себя рядом с ним. Армин, облегчённо вздохнув, уже собирается перестать глазеть на танцующих и просто найти место, где-нибудь в углу, чтобы там дождаться, когда мисс Каролина освободится, и, возможно, предложить ей продолжать проводить вечер с человеком, с которым ей на самом деле хочется это делать, но в следующую секунду в Мину и её спутника влетает что-то огромное, похожее на настоящего медведя в военной форме. Мгновением позже медведь начинает активно извиняться: имя этого неповоротливого человека — Роберт Браун. Тот, похоже, пытался усадить себе на плечи сразу двух девушек, да так и кружить их, но затея будто бы пошла не по плану, впрочем, похоже, Роберт прямо сейчас предпринимает новую такую попытку. Перед этим Браун бросает взгляд, полный извинений, куда-то в угол заведения, к дальней стене. Он, очевидно, извиняется не перед Миной и её спутником, а перед кем-то иным. Армин, невольно заинтересованный его поведением, поглядывает туда же. Народу там немного, ведь большая часть людей толпится у столиков, у бара, а другие танцуют. Веселье, наполняющее ресторан, почти не касается того уголка комнаты. Там прижавшись спинами к стене, почти в метре друг от друга, сложив руки на груди, замерли Анни Браун и человек, с которым она была обручена — Густав Хувер. Они не танцуют, не смотрят друг на друга и, кажется, даже не ведут беседы, лица обоих прикованы к Роберту, что уже усадил на плечо одну девушку и пытался сделать это со второй. Девчушки верхом на Брауне смеются так, что на столах дрожат бокалы. Армин снова отводит взгляд от Роберта, и переводит на Мину, что всё так же танцует с неизвестным ему сержантом. После он оборачивается назад, на дверь, раздумывая, долго ли ещё сюда будут идти Эрен и Микаса, и, понимая, что, скорее всего, довольно долго, принимает единственное возможное решение из всех существующих — присоединиться к Анни и Густаву. Они оба не зря казались ему на себя чем-то похожими, этот безлюдный угол приглянулся и ему. Девушка, замершая у стены, его приближение замечает сразу, а её спутник — совсем нет. Анни Браун меняется в лице, становится несколько строже, чем секунду назад, на мгновение даже отворачивается, резким движением руки, поправляя чёлку, подбирая ту ближе к уху. Густав Хувер же всё так же внимательно глядит в глубину зала, на своего близкого друга. Из-за того факта, что парочка стоит один от другого на заметном расстоянии, Армину приходится остановиться рядом с ними, где-то в центре от каждого — будь его воля, он, не задумываясь, подошёл бы прямо к мисс Браун, ведь прибывал в уверенности, что они найдут о чём поговорить посреди места, где, кажется, оба не очень хотели находиться. Но ошибки и существуют именно для того, чтобы на них учиться. Ему не хочется недопониманий. Даже если его связь с этой девушкой и строится отчасти на сплошных недопониманиях. — Развлекаетесь? — спрашивает он, изображая дружелюбную улыбку. Роняет это и тут же чувствует неловкость. Может, не стоило подходить? Слишком уж Анни Браун напряжена, слишком уж взгляд Густава Хувера пронизывает его насквозь. — Ага… — только и соглашается девушка. Он ожидал от неё чего-то более колкого. Очевидно же, что это вовсе не развлечение — стоять здесь; очевидно же, что он выбрал подобный вопрос отчасти, чтобы получить колкость в ответ. — Да…здесь довольно весело… — неуклюже улыбается Хувер. Парень делает один маленький шаг вдоль по стене, будто хочет встать ближе к Армину, но, похоже, не только это, или совсем не это, возможно, вовсе не к нему. Армин оглядывается на зал, словно пытается утвердиться в том, что только что сказал Густав — весело ли здесь? Похоже, и правда, довольно весело. — Роберт…он вроде бы получает удовольствие от вечера, — проговаривает Армин. К этому времени, Роберт Браун всё же усадил двух девушек на плечи и теперь кружился с ними по залу, совершая обороты в такт музыке. Некоторые танцующие обступили их, кружком аплодируя в ладоши; девушки, разодетые в платья кажется умоляли, покрутить их следующими. Анни Браун не одета в платье. Рубашка, форменный плащ, пояс утянутый на талии, сапоги. В этом нет ничего странного. Большая часть солдат носила свою форму всегда и везде — это был знак отличия, метка уважения в обществе. И всё же однажды он её видел в платье. Почему в тот день она была в нём вместо строгой формы, даже не подумывал спросить. Может, ей хотелось простого разнообразия в свою увольнительную? Теперь ему немного интересно. К тому же в эту самую секунду он осознаёт, что то платье принадлежало Мине Каролине, которая сейчас кружилась именно в нём. — Р…оберт от всего умудряется получать удовольствие, — проговаривает Анни, бросая на своего брата недовольный взгляд. Армин давно заметил, у неё с ближайшим родственником сложные отношения. И всё же… казалось, он о ней искренне заботится. Возможно, в братско-сестринских отношениях всегда находилось много места для недовольства. — А вы…вы предпочитаете не танцевать? — спрашивает Армин, кажется у обоих, но больше, конечно, у неё. Он делает это не специально, просто из этих двоих лучше знает именно Анни. — Мы уже потанцевали… — быстро сообщает ему Хувер, так быстро, что сбивается со слога на слог. Армин снова оглядывается на зал. Стоять спиной к толпе довольно неудобно, но встань он третьим к стене, какое бы место не занял, это будет странно выглядеть. Посередине? Невозможно. Так, он встанет между парочкой, что пришла вместе. Рядом с Хувером? Он…может придумать какую-то тему для разговора, но, кажется, сам Хувер не горит желанием разговаривать. Встать рядом с Анни Браун? Это будет крайне бестактно… Вот он и торчит спиной к залу, из раза в раз вынужденный оборачиваться. Пару минут назад, он был рад, что пришёл позже необходимого, и, что неведомый кавалер смог утолить все желания его возможной спутницы, но, сейчас думал о другом, о том, что если бы пришёл вовремя, смог бы наблюдать танец этих двоих. Возможно, по такому интимному моменту, у него получилось бы понять, что именно между ними, понять и разделаться с вопросами, гуляющими в голове. — Вы сегодня, похоже, останетесь без танца, — проговаривает Анни Браун, посматривая на свою безалаберную подругу. Он оборачивается на её голос, возвращаясь в реальность. Находит взглядом её лицо. На нём нечто, чтобы он мог назвать ухмылкой, но для полноценной ухмылки этого слишком мало. Возможно, она и не ухмыляется, возможно, в изгибе её губ, и в голосе совсем не скрывается подначивание. Возможно, ему кажется. И вряд ли в ответ на это можно изобразить что-то кроме растерянной улыбки. — Похоже на то…но, так или иначе, танцевать мне не хотелось. — Не любите танцевать? Армин ощущает, как Густав Хувер косится на них обоих, но, кажется, Анни Браун — всё равно, она, всё так же, сложив руки на груди, смотрит только в его сторону. — Нет…не то чтобы не люблю, просто… — он касается ладонью лица, задумчиво, пытаясь сформировать своё отношение ко всему происходящему, — Мне просто не хочется. Это ведь и правда так. И почему все ищут в подобном ответе скрытый смысл? Всё ведь очень просто, с чего бы ему хотелось танцевать с кем-то, кого он почти не знает? Конечно, многие знакомые ему парни, и не подумают упустить такой шанс. Кто-то другой же, просто не придаст этому большого значения, танец — это просто танец. И Армин считает, что всё это вполне нормально, ведь именно из-за этого им всем и хотелось пуститься в пляс — подержаться за руки с красивой девушкой или же просто хорошо провести время. Но у него самого не было ни той ни другой цели. Армину в который раз приходится обернуться. Шум, раздавшейся за спиной, привлёк внимание не только его — абсолютно всех. Роберт Браун с грохотом врезается в один из деревянных столбов, упирающихся в потолок зала. Ударяется головой, прямо своим широким лбом, после чего растягивается на дощатом полу. Армин автоматически разворачивается вполоборота, хочет ринуться туда, чтобы оказать помощь, но понимает, что помощников и без этого достаточно. Он замечает в толпе Жана, который всё время до этого сидел за столиком с другими офицерами и девушками, но теперь резво подлетел к Роберту проверить, всё ли с другом в порядке. Запоздало Армин вспоминает, что растянувшейся на полу солдат — брат Анни Браун, из-за чего возвращает всё своё внимание к ней, но та вовсе не кажется взволнованной. Неужели у них настолько плохие отношения? Даже Густав Хувер и тот сильно разнервничался. Он замер на половине шага вперёд и смотрит то на Роберта, то на Армина, то на Анни… — Иди…помоги ему, — будто бы даёт своё разрешение девушка. Густав Хувер кивает, а затем срывается с места немедля теряясь в толпе. — Эй, вытащим его на воздух! — командует Жан. Лейтенант Кирштейн вообще был прирождённым лидером, и то, что сейчас легко координировал действия остальных подвыпивших солдат, казалось чем-то очень естественным. Группа людей подхватывает Роберта и, как живой речной поток, выносят в распахнутые двери. Армину приходит в голову, что за дверьми осталась Микаса, которая, возможно, сможет помочь. Он одновременно хочет поспешить с этой новостью наружу, но тут же вспоминает о спутнице Хувера, что осталось рядом. Не оставлять же её одну, вслед за Густавом. Стоит хотя бы дождаться его возвращения. Пока он над этим раздумывает, понимает, что танцы в комнате уже успели продолжиться так, словно ничего сейчас и не случилось. — Надеюсь, с ним всё в порядке… — У него крепкая голова, — проговаривает Анни. Теперь когда их тут только двое, Армину ничего не мешает встать с ней рядом, опёршись на стену в шаге от девушки. Теперь его не прожигает взглядом Густав Хувер. Теперь ему не нужно оборачиваться на зал. Но теперь и разговор как-то не клеится.Анни. Девушка, с которой так любят танцевать.
Его плечо совсем недалеко от её. Она видит краешком глаза, как он внимательно следит за залом, за танцующими там парами. Неужели переживает о том, что Мина оставила его ради другого парня? Задело ли это его самолюбие? И если да, то почему бы ему просто не уйти? Она сама собиралась сделать именно это. Теперь, когда лейтенант видел, что она и правда явилась сюда вместе с Бертольдом, ей можно было больше не участвовать в этом глупом фарсе. Вот только уйти без Бертольда будет довольно странно, а тот растворился в толпе, что поспешила на помощь Райнеру. Её немного волнует состояние выданного ей родной страной братца. Она искренне надеется, что с ним всё в порядке, что тот не помутится рассудком и не наговорит лишнего. Перспектива лишиться жизни из-за травмы головы этого остолопа приводила в ужас. Так или иначе, с ним Бертольд, он там и держит всё под контролем, а она сама — здесь, и плечо лейтенанта совсем близко к её. Пластинка, что играла всё это время в граммофоне, заканчивается, или, быть может, с той просто слетает игла, и музыка потухает. Комнату сейчас заполняет лишь смех и разговоры. Парочки, что мгновение назад танцевали, останавливаются, в лёгкой растерянности, словно с них спало волшебное заклятие, и всем стало немного неловко. Мина же, наконец, замечает и её, и своего неудавшегося кавалера. Она быстрым шагом пересекает комнату ведя за рукав своего спутника. — Лейтенант! — вскрикивает она; шея Мины украшена алым платком, который она так навязчиво пыталась всучить Анни. На губах — алая помада. У себя в голове Анни не может не отметить, что с алой помадой и со своими чёрными волосами выглядит её не совсем настоящая подруга, крайне эффектно. Светловолосый спутник Мины тоже останавливается, скользит глазами по погонам человека, к которому обратилась его партнёрша по танцам, и тут же вскидывает ладонь ко лбу. — Сержант Томас Вагнер! — отчеканивает он со всем должным уважением. Лейтенант лишь кивает в ответ, впрочем, настолько добродушно, что лицо Томаса Вагнера моментально заливается улыбкой. Он осознаёт, что приличия позволено оставить за стенами этого заведения. — Это младший лейтенант Арлерт, наш штабной аналитик, — знакомит мужчин Мина. Представлять Анни она даже не собирается. — Крайне рад такому знакомству. Лейтенант Арлерт ещё раз награждает его добродушным кивком. — Я сегодня должна была составить компанию лейтенанту, — без какой-либо скромности объявляет Мина, — Но он опоздал и заставил меня ждать. Мгновение — и Томас Вагнер меняется в лице, осознаёт, что попал в передрягу, уведя у лейтенанта его девушку. Анни по хитрому лицу Мины понимает, что её глупая подруга думает, что соорудила невероятный по своей гениальности план — может, она и не дождалась лейтенанта, поставив того в крайне неудобное положение перед всеми, кто знал о том, что они идут вместе, но вся вина именно на нём самом. А если лейтенант чем-то недоволен — пусть отдувается виноватый во всём сержант Томас Вагнер. — Прошу меня простить, я не знал…я не был поставлен в известность… — мямлит Томас. — Ничего страшного, — беззаботно отвечает тому юный лейтенант — У меня всё равно не было желания танцевать или вообще приходить. Тут уже сама Мина меняется в лице. Слова Армина Арлерта звучат, как прямое оскорбление её достоинства перед мужчиной, который ей нравился. Но это сказано в ответ на её собственные манипуляции, и она абсолютно ничего не может с этим сделать. Анни украдкой поглядывает на всё ещё абсолютно добродушное лицо лейтенанта. Он разгадал задумку Мины и поставил её на место, и всё это с таким вот приятным лицом. Всё же, лейтенант был довольно странным человеком. Но то что он сейчас сказал и сделал, казалось ей правильным. И крайне сообразительным. Мина же откровенно дуется, её недовольство просто очевидно. Управляющий рестораном, наконец, меняет пластинку на новую и настраивает граммофон на новый лад. Зал снова наполняется музыкой, но куда более медленной, чем в прошлый раз. Мина кажется, приходя к какому-то новому этапу в своих странноватых планах, тут же обращается к лейтенанту: — Что ж, лейтенант, раз вы всё же здесь, вы должны мне танец. Вот, значит, к чему она пришла. Наказание за высказанную ей грубость — танец. Тот самый, которого он так не хотел. Его совсем не хочет и сама Мина, по её лицу видно, что медленный она бы точно отдала сержанту Вагнеру, но, похоже, маленькая месть сейчас для неё важнее. Анни аккуратно пробегает глазами по фигуре рядом с собой: что он сделает, просто вот так согласится, для чего тогда всё это представление? Впрочем ей ведь всё равно. Хотя, конечно, это будет довольно глупо. Лейтенант и Мина Каролина настолько случайные друг другу люди, насколько это вообще возможно. Эта мысль приходит ей в голову и тут же пугает. Получается себя она для лейтенанта Арлерта, случайным человеком не считает…неужели задумалась о том, что если кому и должен он этот танец, так это ей? В секундном страхе Анни Леонхарт ощущает, как чужая рука обхватывает её под предплечье, аккуратно и всё же довольно ощутимо. — Я прошу простить меня, мисс Каролина, но так вышло, что я пообещал этот танец мисс Браун, — играет на лице юноши извиняющаяся улыбка, то ли предназначающаяся Мине, то ли совсем не ей. От удивления Анни просто идёт вперёд, вслед за юношей, утягиваемая внутрь толпы чужой рукой. — Я…ничего подобного…мы не договаривались… — проговаривает она, оказываясь лицом к лицу с лейтенантом. Тот не многим выше неё, сантиметров на двадцать, или чуть больше. Такая разница в росте отлично подходит для медленного танца. Настолько подходит, что она ещё больше теряется. Отпустив её предплечье, он уже более тактично протягивает ей свою ладонь, предлагая взяться за руки. — Извините, просто…мне слишком уж не хочется танцевать с мисс Каролиной…тогда получится, что она победила. — Это потому…потому что она вас променяла на другого? — Нет…просто не хочется. — Как удобно, что я была рядом… Как удобно, что он видит в ней подходящего человека, чтобы избежать неприятных для себя вещей. Какая удобная эта элдийская девчонка с Парадиза, Анни Браун. — А нет… — всё так же стоит он с протянутой ладонью посреди зала, где уже кружатся люди, — Вы не так поняли, с вами, я буду…я рад был бы потанцевать. Я буду вам очень благодарен…если спасёте меня от вашей подруги. Она никогда не поймёт, лжёт он ради собственной выгоды или говорит искренне. Ей хочется верить, что он искренен. Её телу хочется. Оттого её зрачки и расширяются от этих простых слов. Оттого она и берётся за его ладонь быстрее, чем решается на это. Одну её руку он отводит в сторону, а другая его ладонь оказывается у неё на плече. Анни неловко скользит глазами по окружающим. Мало кто из мужчин отказывает себе в удовольствии положить ладонь на талию партнёрши, и всё же…он так не делает. Музыка Анни незнакома. Что-то, что было в моде в одной только Элдии. Переливы музыкальных инструментов сейчас куда мелодичнее того, подо что отплясывал Райнер. И эта мелодия немного походит на ту, под которую она танцевала с сыном генерала. Генеральский сын, не отказывал себе в том, чтобы устроить свою руку у неё на талии. Тогда ей пришлось терпеть ради миссии. Скорее всего, она стерпела бы и сейчас, ведь и сейчас всё это тоже — очередное задание. Вот только этот юноша не такой, как прошлый. Анни находит глазами его лицо, и на нём, в который раз за вечер — улыбка, полная извинений. — Танцор из меня неважный, хоть я и танцевал, правда, в основном с парнями… — проговаривает он касаясь какого-то своего воспоминания. — С парнями? — переспрашивает она, думая, что ослышалась. — Да…когда мы были кадетами, многие ребята хотели научиться танцевать, чтобы не опозориться перед девушкой. И ничего не оставалось как учиться друг на друге. Ох…мне даже приходилось надевать юбку…поверх брюк, и всё же… — Вы тоже боялись опозориться? — Нет, — слегка отрицательно покачивает он головой, — Я просто хотел помочь. Вы помните, Конни? — Спрингера? — Да. Его. Мы с ним были отличной парой, в танцах, — от своего этого воспоминания лейтенант снова улыбается. Он сегодня слишком улыбчив, и из всех этих улыбок не разобрать, которая простая вежливость, какая настоящая, а что попытка скрыть волнение. Эта, скорее всего, настоящая — лейтенант вспоминает что-то приятное, пока сжимает её ладонь в своей тёплой руке. Но её сейчас волнует кое-что, помимо этих его улыбок. Он будто бы совсем не взволнован происходящим. Разве же не должно его сердце сейчас волноваться, хоть немного. Пока они так близко прижаты друг к другу, пока их ладони так интимно касаются одна другой? Может, между ними и нет никаких чувств, но разве не любой бы юноша на его месте оказался взволнован. Ему вот так, настолько всё равно на неё? Она прекрасно знала, что крайне плоха в обольщении, но не могла не думать, что будь это её миссией, она бы потерпела крах. Не только из-за того, что не смогла обольстить его, но ещё и из-за того, что её собственное сердце сейчас вырывается из груди. Она изучает его лицо, хочет попытаться найти там те же чувства, что испытывает сама, ведь если они там есть, это будет подтверждением того, что это просто и естественно, волноваться в такую минуту — а значит, волнению этому можно не придавать никакого значения. Это простая физическая реакция тела. Она заглядывает в его голубые глаза, внимательно изучает в тех всплески моря, в надежде увидеть то, что ей нужно. Взгляд лейтенанта в ответ медленно скользит по её ресницам, носу, губам. Мужчина перед ней сбивается с ритма, слегка спотыкаясь. — Видите…вечно путаюсь в собственных ногах, вечно со мной так…не только в танцах, честно сказать…в беге тоже…марш-броски…знаете…настоящие испытание для такого, как я… — путаница не только в его ногах, и глазах, что моментально скрылись из виду уткнувшись в сторону танцующих пар. Она в самом его голосе, на кончике языка, что нестройно выстраивает звуки. Вот оно — волнение. Оно присутствует и в нём. Растекается, словно проказа. И это именно то, что она искала, этот простой факт должен облегчить её собственные переживания. Но всё оказывается наоборот. От чужого волнения её собственное сердце пропускает удар. Ощущение настолько неприятное и странное, что немедленно хочется прижать руки к груди. Выйти из танца прямо сейчас. Собственное дыхание застревает в горле, заставляет прибегнуть к попыткам вздохнуть так глубоко, как только можно. Всё нормально, успокаивает она себя, лейтенант ведь тоже волнуется, а значит, волнение, что застряло под её рёбрами, вполне логичное. Оно бы появилось, как ни крути, только от одного этого танца, будь перед ней кто угодно другой. Касания ладоней, близость чужого тела, музыка, взгляды украдкой, всё это существует в природе лишь для того, чтобы искусственно заставить сердце трепетать. Как-то раз она танцевала с генеральским сыном. Но тогда она ни капли не волновалась. Не волновался и генеральский сын. Она на секунду прикрывает глаза, позволяя музыке, мыслям и размеренным движениям завладеть собой. Эти ощущения, сродни колдовству — вот она, та самая магия, которую практиковали элдийские дьяволы соблазнители. Те самые, что околдовали её собственную мать. Нет, конечно, она в это не верила. Скорее всего, её мать была просто очень глупой женщиной, способной поверить в чужие сладкие речи. Броситься в омут с головой, услышав приятную ложь или обманув саму себя. Возможно, её глупой матери просто не хватало чего-то, что дьявол ей пообещал — понимания, тепла чужих рук, человеческого добросердечия, любви. Хотя, возможно, просто тот дьявол был ещё и безумно красив. Игла снова слетает с пластинки, издавая неприятный и довольно резкий звук. Музыка который раз обрывается, снимая со всех волшебное заклятье. Анни распахивает глаза, осознавая, что может и длилось её колдовское наваждение всего пару секунд, но юноша перед ней всё это время внимательно изучал её запахнутые ресницы. Анни выуживает свою ладонь из руки Армина Арлерта и отступает на шаг назад, ощущая как лицо полыхает от смущения. — Я бы…я хотела проверить, как там Роберт, — на выдохе произносит она быстро отворачиваясь. — А…да… — слышится ей растерянный ответ. Как она и предполагала, с Райнером всё в порядке. Более чем в порядке, его голова перевязана, но он сидит на деревянном табурете перед столом и соревнуется в силе на руках с Эреном Йегером. У стола, уперев руки в грудь, стоит и лейтенант Киртшейн, а рядом с тем беглая принцесса, внимательно и в тоже время взволнованно следящая за своим подопечным. На наследнице Азумабито снова густой фиолетовый цвет — совсем как в ту ночь, когда Анни прирезала мерзавца, что связывал их судьбу воедино. Это её платье вызывает лишь ворох ненужных воспоминаний, и они все каким-то неестественным образом теперь связаны с лейтенантом Арлертом. Она оглядывается на него, медленно бредущего позади — задумчивого ещё больше, чем обычно. Теперь тот танец с генеральским сыном, она невольно будет сравнивать с тем, который случился только что. Когда она танцевала с тем мерзавцем, её сердце не трепетало, ни от чужих касаний её полуголого плеча. Ни от влажного поцелуя в шею. Оно оставалось каменным, каким ему и должно быть. Ведь генеральский сын был её целью — объектом, который вёл к выполнению миссии. Но и Армин Арлерт в своём роде тоже. — Я же говорила вам, у него крепкая голова… — проговаривает она, всё ещё стараясь не глядеть на лейтенанта, и лишь ощущая, что тот остановился рядом. — Угу… — только и слышится ей в ответ. Такая словесная скупость всё же вызывает в ней желание обернуться — ведь человек рядом с ней обожал звук собственного голоса. Лейтенант же просто молча смотрит на стол, за которым борются Райнер и Эрен Йегер. Из-за этого внимательного взгляда Анни и решает, что юношу рядом с ней просто больше волнует собственный друг, чем разговоры с ней. Ко всему прочем, там у стола, и беглая принцесса выслушивает словоизлияния лейтенанта Кирштейна. В какой-то момент девушка отвешивает юноше поклон и быстрым шагом двигается в их сторону. — Сестра Аккерман, — вновь слышит она голос лейтенанта Арлерта. — Господин Арлерт, передайте Эрену, что я отправилась обратно в госпиталь. — А, да…конечно…вы пойдёте одна, или может вас проводить? Хотя я… — Анни ощущает, что его взгляд падает на неё, но стоит ей обернуться, как юноша скрывает свои голубые глаза. Он проводит ладонью по щеке, достигая собственной шеи. Секунду раздумывая о таком его поведении, Анни всё же переводит взгляд на Микасу и говорит: — Я тоже собираюсь уходить, так что вы можете остаться. Увидите Густава, передайте, что я ушла. — А, ладно…хорошо…и всё же… — Лейтенант, — прерывает она его взволнованный голос, — Я обученный солдат. — Хорошо, вас понял. По небу уже разлилась присущая этому времени суток чернота, и дорога до штаба грозила пройти в густой ночной тишине. Вряд ли Микаса Аккерман нацелена поддерживать с ней непринуждённые беседы. И если обычно ей это вполне подходит, то сейчас только и хочется, что отвлечься от бурлящих в голове мыслей. Анни скользит глазами по фиолетовой юбке платья своей спутницы. Фасон того, подчёркивает все достоинство девушки, и нет, не скрывает недостатки, вряд ли у принцессы они есть. — Мне всегда было интересно…как там всё закончилось? — роняет Анни. — Что? — реагирует девушка так, словно и её выдернули из каких-то своих тяжёлых мыслей. — Там, после того как я прирезала того ублюдка, словно свинью? — После того как подставила меня, ты имеешь в виду? Принцесса конечно же права — она её подставила, и всё же, в какой-то мере, она сделала больше, чем это. Она дала ей возможность, дала её вместе с тем ножом, возможность вернуть свою жизнь в свои собственные руки. — Я спасла тебя от участи стать женой какого-то мерзкого подонка. Сказала бы спасибо. Бывшая аристократка рядом с ней молчит, оставляя их обоих в одних только звуках тёплой летней ночи. В шелесте листвы, в стрекотании насекомых, в тихих шагах по пыльной обочине. Анни уже и не надеется получить ответ, но Микаса его всё же даёт: — Нас всех задержали, всю делегацию моего клана, кого-то хотели убить, но больше…договориться о выгодном обмене. Люди, что охраняли меня с самого детства, отдали свои жизни, чтобы я смогла выбраться оттуда. Когда я прибыла на родину, там уже всем управляла твоя страна. Мой клан был свергнут и на его место усадили марионеток. — Одно перерезанное мной горло, сделало союзников из бывших врагов…не глупо ли устроен мир? — проговаривает она, обдумав рассказ принцессы. — В ту ночь, убийца, ты лишила жизни не только того мерзавца, но и многих других. Тебе никогда не было из-за этого стыдно? Стыдно? Стыд это что-то, что может позволить себе человек, чья судьба была в его собственных руках. Стыд, вина, бесконечное самобичевание…это всё не для неё. — Если не убью я, убьют меня и моего отца. Не думаешь же ты, принцесса, что во всём мире только ты оказалась загнанной в ловушку? Даже в ночи Анни ощущает на себе пристальный взгляд внимательных чёрных глаз. — Конечно нет. Мне понятно, что мир жесток не только ко мне. — И теперь, когда ты это поняла, ничего ведь не изменилось, верно? — Что ты имеешь в виду? — Мир жесток, и мы ничего не можем с этим сделать, понимай или нет… — Я не согласна…в мире есть и много хорошего. Есть люди…готовые рискнуть всем, чтобы помочь другому в беде…может, он и жесток, но есть в нём и нечто прекрасное. Голос принцессы звонко раздаётся в ночи, пронизанный чувствами, которых Анни до конца не понять, но похоже, чувства эти наивные до боли. Нечто прекрасное? Или кто-то прекрасный? — Эрен Йегер, ты говоришь о нём, — прямо спрашивает Анни. — Что?! — Похоже, он рискнул всем, чтобы помочь тебе. Это только догадка, но иначе никак не объяснить привязанность принцессы к этому одноногому, одноглазому, вздорному и грязному солдату с отвратительным характером. — Да. Он потерял всё из-за того, что помог мне. Анни с сомнением поглядывает на светлое лицо, что еле видно в темноте. Её это не касается. Не хочет она выслушивать душевные излияния от Микасы Аккерман. Ей просто было интересно, правда ли, что вера в прекрасный мир у беглой принцессы держалась на одном только человеке. Возможно ей это понятно. Всё же и у неё самой оставался её отец.