Пепел. Хроники Риада

Дикий нетерпеливо бил копытом и время от времени встряхивал голову. Чистя щеткой его круп и бока, ХынСаа отвечала коротким смехом всякий раз, когда он отвлекал её: — Дикий, хороший мой! Погоди немного, скоро я выведу тебя из стойла. Конь только фыркнул и, обернувшись, подтолкнул головой её локоть. Девушка ласково провела ладонью по его шерсти и вернулась к чистке. Она не замечала тёплого взгляда стоявшего у дверей в конюшню НанЧа, не видела бесконечной преданности в глазах воина. Совершенно не прилагая усилий, даже не замечая, к чему приводят её забота и неизменно ласковые слова, она давно уже стала для НанЧа самым дорогим на свете человеком. Воин коротко взглянул на Дийнала, появившегося в проёме, и поклонился, приветствуя его. Дийнал ответил кивком и тотчас устремился к ХынСаа, на лице его читалось немалое волнение. — Счастлив твой приход, Дийнал! — приветливо улыбнулась девушка и проверила подпругу. — Да будет благим этот день, ХынСаа! — ответил Дийнал. — Мне передали, что ты просил о встрече, но тебя не было, когда я приехала, потому я решила навестить Дикого, — ХынСаа с теплой улыбкой почесала у скакуна за ушами. Воин провёл ладонью по обезображенной шрамами щеке. Облачённый в бурые доспехи, в чёрных рубахе и штанах, заправленных в сапоги, вооружённый мечом, кинжалом и длинным ножом, укрытый красным плащом предводителя войска, воин внушал почтение и трепет. Девушку всегда восхищало мужество, что она чувствовала в Дийнале, сейчас же в смятении, владевшем его чувствами, она улавливала страх — страх за чужую жизнь. — Дийнал, благую ли весть ты хочешь передать? — рассеянно поглаживая шею Дикого, поинтересовалась ХынСаа. — Сожалею, что это не так, — вздохнул Дийнал. — Ты помнишь, что я поведал тебе о Сараир? — Неужели её раскрыли? — прижала ладонь к губам девушка, тотчас догадавшись обо всём. Воин кивнул и положил руку на рукоять меча: — По приказу правителя я был вынужден захватить её и заключить в подземелье Ихраджа. — ХынСаа нахмурилась, упоминание храма вкралось в душу неприятным предчувствием, и Дийнал продолжил: — Тотил и его супруга в отчаянии. Я предупреждал их, что всё тем и кончится, но они, думаю, не смогли расстаться с девушкой. — Отчего же правитель принял решение заключить её в пещеры Цайлома? — пробормотала девушка, потирая висок пальцами. — Неужто… — она не договорила, и воин продолжил: — Эта мысль и мне пришла в голову, ХынСаа. Возможно, Сараир хотят принести в жертву. — А что Тотил? Их с супругой не накажут за молчание? — Нет. Курхо наказал им молчать и дальше. ХынСаа, — отвлекая девушку от тяжких раздумий, позвал Дийнал, — я всё вспоминаю твою беседу с братьями-полукровками. Вы тогда говорили о вражде и проклятии, что призвал их народ. Я не всё понимаю, ХынСаа, — продолжил он, видя, что ХынСаа внимательно его слушает, — но догадываюсь, что причина может быть в проклятии, которое хранит кровь этой девушки. — Как же ты мог догадаться? — удивилась ХынСаа. — Мы с Хэжаром столько лун… — сознание неожиданно пронзила догадка, вспыхнувшая в мыслях вместе с воспоминанием об одной из бесед в Доме знаний, и грудь стиснуло болью. — Нет, — сорвалось с её губ, — не мог же прорицатель… Хмуро слушая девушку, Дийнал не стал спрашивать и достал из-за пазухи второе полотно, которое привёз из Таргама. — Возьми, — протянул он его ХынСаа. — Я кое-что понял из этих записей. «Память крови» и «проклятие временем» — эти слова натолкнули меня на некоторые размышления. Девушка приняла полотно с печалью во взгляде и оглядела знаки, которые столько времени перечитывала в читальном зале вместе с Хэжаром. — Ты всё правильно сказал, Дийнал, — тихо сказала она. — Кровь Сараир нужна правителю, чтобы отравить ею Владыку Цайлома. Тогда Риад освободиться от служения демону… и семья потомков Эрсала вздохнёт свободно. — Тебя печалит это? — Мне жаль Сараир, — искренне призналась ХынСаа. — Её жизнь едва началась… — Я ненавижу своё бессилие, ХынСаа, — откровенность Дийнала поразила её. — Я всегда был на стороне Курхо, не могу предать его и сейчас. Но меня возмущает эта жертва, возмущает то, что я должен жертвовать жизнью девочки, которую без страха взрастил мой названный брат. — Дийнал, что же ты… — начала ХынСаа и смолкла, поняв воина до того, как он промолвил: — Я найду другого полукровку. Пусть это будет платой за моё вероломство… Помоги этой девушке, ХынСаа. ХынСаа не стала долго размышлять и тихо промолвила: — Даю слово, Дийнал. Попрощавшись, воин вышел; вскоре девушка услышала топот копыт и, отвязав Дикого, зашагала к выходу. — Спустимся в долину, НанЧа? — взглянула она на воина. НанЧа кивнул и вышел вместе с ней во двор. Оседлав коней, они устремились к городским воротам. В долине реки Анхар, после недолгой скачки, ХынСаа натянула поводья и посмотрела на ехавшего рядом воина. — Ты знаешь, в какой пещере может быть Сараир? — спросила она, поразмыслив. НанЧа кивнул; скакун под ним в нетерпении бил ногой. Девушка несколько мгновений взирала на него в нерешительности, затем проговорила: — Ты… поможешь мне? Воин потупился, но это не было ответом — он размышлял. Затем вскинул голову и подарил ей ясный взгляд, сверкнувший решительным огнём. ХынСаа поняла: НанЧа служил не правителю Риада, а его истинному владыке. Губ её чуть коснулась улыбка. Развернув Дикого, она без слов направилась обратно в город. Без промедления последовал за ней и НанЧа. *** Просторный внутренний двор позади дворца был украшен к празднику и пестрел разноцветными светильниками. Ниспадали с диоритовых колонн широкими лентами белые полотна, расшитые золотом, дымил и неистово плясал яркий огонь в медных чашах на треножниках, расставленных вдоль высоких каменных стен. Воздух был напоен запахами аниса, тимьяна и нежными нотками цветов, собранных в пышные букеты, смешивались с вечерней прохладой ароматы персиков и абрикосов, жаренного и сваренного в котлах мяса, сладких печеных лепешек, свежего творога и веточек кориандра и майорана. Пиршество было в самом разгаре. Угощались, сидя за длинными столами, гости, кружились в танце призванные развлечь их девушки в ярких платьях, мерно били в барабан юноши и тянулись по двору скрипучие переливы дудочек. За роскошным столом напротив ворот расположились семья правителя и его приближённые, по правую руку от Курхо трапезничали родители девушки, которую утром сосватали за Марде, наследника правителя. Невесты, как и жениха, нигде не было видно: по традиции они проводили время с отпрысками глав кланов в одном из залов дворца. Перебирая струны лежавшего перед ней пандара, Эйден время от времени окидывала присутствовавших быстрым цепким взглядом. Она ждала. Как ждали Курхо и его отец. Как ждали Готвер и преданные ему воины из стражи Ихраджа. Как ждал Эскар, карауливший на стенах двора. Изредка в груди воительницы вспыхивало волнение, но она тотчас успокаивалась, вспоминая свою беседу с призвавшим её правителем: — Почему вы так убеждены в том, что он придёт на пиршество? — Я позволил себе дерзость не пригласить его на церемонию обета, — сдержанный ответ Курхо поневоле внушал доверие. — Он непременно придёт, чтобы испортить празднество. Носившийся по двору ветер, казалось, похолодел, когда в сумерках разнёсся гулкий шум ворот, открытых так резко, что они с треском впечатались в камень стен — словно разлетелись в стороны. Музыка и разговоры, звон глиняных чаш и тарелок, шаги слуг — всё вмиг стихло. Стоявшая в широком проёме фигура в чёрном плаще внушала невольный ужас; безвольно висело в руке появившегося тело стражника, пускал клубы дыма разбушевавшийся огонь в медных чашах за его спиной. Тень от капюшона скрыла лицо незваного гостя, но каждый из присутствовавших понял, кто почтил праздник своим появлением. — Демон Риада! Это Владыка Цайлома! — послышалось приглушённое со всех сторон. Саа Мелар грациозно ступил во двор и, отбросив стража, как тряпицу, неторопливо зашагал в сторону стола, за которым сидели семья Курхо и почетные гости. В рыжем свете многочисленных светильников чёрный плащ его отливал серебряными бликами, вспыхивали багрецом гранаты на поясе. Правитель, который встал, едва демон показался в проёме ворот, громко велел: — Я прошу всех гостей покинуть праздник! Поспешите! Саа Мелар поднялся на площадку перед главным столом и остановился на её краю. Губы его скривила насмешливая улыбка, он проводил снисходительным взглядом едва не бежавших прочь людей и меланхолично заметил: — Какая жалость, Курхо! Ты портишь мне всё веселье… — Счастлив ваш приход, владыка! — почтительно откликнулся Курхо. — Неужто? — фыркнул Саа Мелар. — Гляжу, ты сам не свой от счастья, Курхо. Или на радостях, что нашёл наследнику невесту, ты позабыл заглянуть в Ихрадж? — Простите мою ошибку, владыка, я посчитал, церемония обета не стоит того, чтобы отвлекать вас, — ответил правитель. — И позвольте предложить вам шурба. — Ты великодушен, Курхо, — саркастически заметил демон и перевёл взгляд на Эйден, которая начала наполнять кубок напитком. Протянув шурб Владыке Цайлома, воительница невольно затаила дыхание. В памяти пронеслись слова Курхо: «Когда он сделает первый глоток, начнётся охота». Наблюдавший за Саа Меларом правитель коротко посмотрел на Готвера, который подскочил к его столу с обеспокоенным: — Вашей семье и семье невесты лучше покинуть двор. Здесь опасно. — Хорошо, Готвер, — кивнул Курхо и взглядом отдал приказ окружившим стол стражам. Посвящённые в план воины не отводили глаз от демона, который, к их удивлению, вдруг выпустил кубок из пальцев. Серебро с тихим звоном упало на камень широких плит, с плеском разлился напиток, и один из стоявших на стене предводителей выкрикнул: — Стреляйте! Саа Мелар оттолкнул Эйден в сторону в тот миг, как в него со свистом полетели многочисленные стрелы, и подобно вихрю описал круг вокруг себя. Взволнованный резким взмахом его плаща воздух поменял направление стрел, и они не поразили цели. Обескураженные ответом демона воины несколько мгновений переглядывались в замешательстве, опомнившись, отдал повторный приказ их предводитель. Саа Мелар проводил взглядом семьи правителя и его сватов и сардонически усмехнулся: — Кажется, меня ждёт знатный пир. Эйден так и осталась сидеть рядом со столом, к которому её оттолкнул демон. Она не боялась, её не страшили ни кровь ни жестокость воинов, набросившихся на Саа Мелара. Воительницу заворожили его сила и точные атаки; нанося сокрушительные удары, он без труда отбрасывал от себя противников — с такой силой, что, упав на камни, они более не двигались. Вечерние сумерки пропитывались липкой кровью, оседал на языке железом её запах. Эйден не знала, сколько времени взирала на схватку людей и защищавшегося от их нападений демона, чувствовала лишь, что минуты текут и текут, удлиняясь и пугая бесконечностью. Она покачала головой, не отводя взгляда от Саа Мелара, который, ударив ребром ладони, вывел из схватки очередного противника. Её поражало то, что после стольких атак у него даже не затруднилось дыхание. Когда, разбросав всех воинов в стороны, демон начал одного за другим поднимать мужчин и, впившись клыками в горло, пить их кровь, Эйден впервые за вечер почувствовала желание спрятаться. От наполнивших двор криков её охватило крупной дрожью, она не могла сдвинуться с места. Сердце пронзило страхом; ухватившись за ножку стола, воительница попыталась подняться, но окоченевшее тело её не слушалось. Она в испуге проследила за тем, как, отшвырнув в сторону свою последнюю жертву, Саа Мелар выпрямился и запрокинул голову. С окровавленных губ его сорвался едва слышный стон наслаждения, он провёл пальцами по обагрённой щеке и липким потёкам на шее, задумчиво оглядел свои пальцы. И Эйден поняла, отчего правитель ждал столько лет, чтобы подготовить заговор: демон Риада был непобедимым соперником. Хмуро оглядев залитый кровью камень под ногами, демон сделал несколько шагов в сторону стола, у которого сидела Эйден. Воительница замерла, но интерес Саа Мелара вызвала лежавшая подле неё стрела с багровым наконечником. Прищурившись, демон наклонился и поднял стрелу, внимательно оглядел наконечник и поднёс его к носу. — Полукровка… — тихо проронил он, вдохнув запах крови, которой был смазан конец стрелы. Губы его тронула слабая улыбка, и он благодушно заметил: — Как же близко вы подобрались… Отбросив стрелу в сторону, Саа Мелар перевёл взгляд на Эйден и, шагнув к ней, протянул руку. Не понимая, что делает, воительница вложила ладонь в его руку и поднялась на нетвёрдых ногах. Несколько мгновений демон глядел на неё со снисходительной, почти дружелюбной улыбкой, затем негромко промолвил: — Думаю, тебе есть, что мне рассказать. Судорожно выдохнув, Эйден потеряла сознание. Подхвативший её Саа Мелар недолго думая забросил её на плечо и зашагал к выходу. *** От озера в ритуальном зале шло обволакивающее тепло; бесшумно порхали над его гладью лазурные кормацы. Ровно горел огонь в светильниках, плясали тени на песчанике стен. Подобрав под себя ноги, ХынСаа сидела на укрытом шкурой каменном седалище и скользила внимательным взглядом по строкам на полотне, что дал ей Дийнал. — Сын от сына того, чей отец был рождён под сводами храма, которые помнят их первого отца, — чуть слышно читала знаки девушка, изредка отвлекаясь на нежные трели круживших вокруг неё кокхов. — А тот был найден в лесу и не знает о себе… Что она хотела этим сказать? — протянула ХынСаа, нахмурившись. Она перечитывала послание Первой Матери уже не в первый раз; попытка разгадать оставшиеся тайны завета Сийг отвлекали девушку от переживаний о НанЧа. Накануне воин тайно уехал из города, чтобы выполнить поручение ХынСаа, и она всю ночь не сомкнула глаз, гадая, будет ли его поездка успешной. Страж сильно рисковал; к тому же не так давно Рэйхан покинул Ихрадж в самом мрачном расположении духа, и, не в силах размышлять о причинах, девушка лишь надеялась, что никто в храме не узнает правды. ХынСаа оглядела полотно в последний раз и с грустным вздохом поднялась. Она не могла долее прятать послание у себя, когда его в любой миг мог обнаружить Рэйхан. Запомнив записи, девушка спустилась с возвышения и прошла к алтарю, к чашам, в которых никогда не угасал огонь. Не колеблясь, ХынСаа поднесла ткань к пламени, которое вскоре поглотило послание Сийг целиком. Едва полотно рассыпалось в чаше догорающими песчинками, как девушку привлекло странное колебание, исходившее, казалось, из самых недр Цайлома. — В чём… — обернувшись, ХынСаа замерла, смолкнув на полуслове. Троих окруживших её воинов ранее ей не приходилось видеть. Одежда их была сплошь чёрной, укрывали фигуры длинные плащи, прятались за масками лица, оставляя взору лишь глаза мужчин. Девушка отпрянула к алтарю, рука словно сама схватила ритуальный кинжал. Бежать было некуда — мужчины закрыли все пути к бегству; удобнее перехватив клинок, ХынСаа с трудом увернулась от первого удара. Лезвие кинжала оставило борозду на руке второго воина, казалось, независимо от воли девушки. В её груди не было и искры страха, но она хорошо понимала, что борьба её бессмысленна; резкий секущий удар одного из воинов оставил на коже под ключицей неглубокую рану. ХынСаа чудом спаслась от новой атаки, но, не удержавшись, упала на алтарь. Окинув подступавших ближе мужчин отчаянным, неукротимым взором, она сильнее сжала рукоять кинжала. К горлу тошнотой подступила мысль, что её коснутся чужие руки; воины переглянулись, и совершенно неожиданно на камень между ними и девушкой мягко и упруго спрыгнул страж Ихраджа, державшийся за свисавшую с края расщелины цепь. — НанЧа! — ахнула ХынСаа. Страж выпрямился и тотчас отразил удар одного из мужчин. Длинный нож второго рассёк ему кожу на бедре; девушка прижала ладонь к губам и поднялась, не отводя взгляда от сошедшихся в поединке воинов. Атаки НанЧа были точными, быстрыми и сокрушительными, какими она запомнила их ещё с турнира в честь нового правителя. Клинок его глубоко вошёл в горло одного из нападавших; тотчас вырвав лезвие, НанЧа рывком рассёк горло второго и успел отразить удар последнего противника. Схватка их затянулась — мужчина оказался прекрасным и ловким воином; отбросив стража в сторону, в какой-то миг нападавший устремился к девушке. ХынСаа не успела ни понять, что произошло, ни отпрянуть, заметила лишь, что НанЧа вновь оказался рядом, выкинув руку, чтобы защитить её от направленного в грудь удара. Сердце девушки сжалось, когда клинок пронзил ладонь стража, но он, не задумываясь, сжал пальцы в кулак и резким усилием вырвал нож из рук противника. Покачнувшись и вмиг побелев от боли, НанЧа без промедления атаковал мужчину второй рукой, которой держал кинжал. Мощный удар пробил воину грудину; вырвав клинок, отчего хлынула из раны кровь, страж оттолкнул противника ударом ноги. Воин с глухим стоном рухнул на самый край берега и больше не двигался. ХынСаа прерывисто выдохнула, по телу её крупной волной пробежала нервная дрожь. Усилием воли взяв себя в руки, девушка приблизилась к стражу, который чудом держался на ногах, и оглядела его раны. Сочилась кровью глубокая борозда на бедре, стекала багровая влага с раненой ладони. ХынСаа сглотнула и, поколебавшись, взяла НанЧа за край рукава. — Позволь мне залечить твои раны, — тихо попросила она, чуть потянув за ткань. Порыв её был еле ощутим, но страж послушно проследовал за ней и присел на берег, прислонившись к камню, который омывали воды озера. Кровь поверженных противников обагрила его прозрачную голубизну, шумели воды в глубине Цайлома, с криками носились в расщелине напуганные кокхи. — Подожди немного, НанЧа, я остановлю кровь, — пробормотала ХынСаа, присев рядом, и, схватившись за подол, резким движением оторвала от края юбки длинную полосу. Ей не раз приходилось лечить вернувшихся со сражений воинов вместе с матерью, и действовала она сейчас почти по привычке; сознание тупил шок настолько, что она не замечала крови, пропитавшей ткань платья под ключицей. Пережив потрясение мысли, что жизнь может оборваться, едва не лишившись дорогого друга, девушка пребывала в расстроенных чувствах, но, к счастью, лихорадочные раздумья и вспыхивавшие в груди эмоции не мешали ей. И лишь удивление вырвало её из их пучины, когда, погрузив кусок ткани в воды озера, она вдруг обнаружила, что влага стала нестерпимо-горячей. — Что… Что происходит? — оглядела пещеру ХынСаа. С расщелины к ней слетело несколько кокхов, которые несли в клювиках стебли целебных растений: горкушника, порезной травы, крапивы. Одна из птиц выронила в ладонь девушки кусочки калиновой коры. С пещер доносился шум ручьев, ускоривших бег, пламя в чашах начало гореть, казалось, с большей силой. Девушка перевела взгляд на НанЧа, но страж полулежал на камне, закрыв глаза, и ровно дышал. Отбросив вопросы, ХынСаа сложила побеги трав на камне рядом и промыла НанЧа раны, зачерпывая воду из озера двумя ладонями. Страж зашипел, едва влага коснулась глубокой борозды на его бедре; в мыслях девушки мелькнула догадка, и, следуя порыву, она коснулась языка кончиками пальцев. Влага на них была солёной. — Неужели ты решил помочь мне, Цайлом? — недоверчиво усмехнулась ХынСаа, оглянувшись на озеро. Гора ответила шумом вод; озеро внезапно засветилось нежной голубизной, и, заворожённая его красотой, девушка на несколько мгновений забыла о страже. Опомнившись, она тряхнула головой, сбегала к булыжникам и, принеся с собой два ровных камешка, обмыла их водой. Перетерев между ними травы, ХынСаа наложила повязку на ногу стража, перетянула его ладонь полоской ткани, останавливая кровотечение. Сидевшие на камнях вокруг кокхи внимательно наблюдали за ней, и девушку посетило странное чувство, что в прошлом Цайлом уже был свидетелем того, как в этом зале лечили одного из стражей его храма.