Пепел. Хроники Риада

Акх переводил взгляд с ХынСаа, которая стояла возле окна спиной к нему, на охранявшего двери НанЧа. После отвара, приготовленного девушкой, ему тотчас полегчало, и сейчас, когда разум не туманила боль, смотрителя мучила неприятная мысль, что приезд целительницы был милостью, которой удостаивались немногие. Что послужило причиной, мужчина мог только гадать. Он не знал ни о просьбе Дийнала, переданной вместе с Вахией, ни о возмущении, что горело в груди ХынСаа с самого её появления в каменоломнях. — Примите мою благодарность, целительница, — прохрипел наконец смотритель. — Боли в груди беспокоили меня две ночи и три дня. — Меня радует, что я смогла вам помочь, — сдержанно откликнулась ХынСаа, отворачиваясь от окна, и посмотрела на вошедшего Дийнала. — Я пришёл с той же просьбой, что и ранее, — не стал скрывать цели своего приезда воин, без промедления перейдя к сути. — Позволь мне выкупить рабов из племени Ламар. Акх приподнялся на ложе и снова упал: силы изменили ему, измученному болезнью. Оглядев воина сквозь пелену тумана, застившего глаза, он с трудом вымолвил: — Сам правитель направил их сюда, Дийнал. Я не могу ответить ему такой дерзостью. — Узнав, что ты выполнил мою просьбу, Курхо не посчитает твой поступок таковым, — возразил Дийнал. — И он забудет о гневе, когда я приведу в Эскар новых воинов. — Помилуй, Дийнал, как ты собрался обучать этих зверёнышей? — поразился смотритель и закашлялся. — Они же… своевольные, непо… непокорные, — с трудом выдавил он сквозь кашель. — Они принесли мне… столько беспокойства. ХынСаа, у которой его слова вызвали новую волну гнева, подошла ближе и, наполнив чашу водой из стоявшего рядом на треножнике кувшина, протянула Акху с негромким: — Их воспитывали в почтении к старшим. Они восстают лишь против жестокости и несправедливости, которую чинят ваши люди. Смотритель поднял на неё полный негодования взгляд: — Кто вы, чтобы говорить это? По какому знанию судите их и моих людей? — Я ХынСаа из племени Ламар, Мать и жрица племени. Мне ли не знать? — слова девушки были полны достоинства, так, что Акх поник и тяжело вздохнул. — Я в долгу перед вами, целительница, — проговорил он. — И не могу отказать вам в просьбе. Оттого вы пришли сюда, верно? Чтобы я освободил ваших соплеменников? Девушка приняла у него пустую чашу и, отставив на треножник, тихо промолвила: — Я была бы благодарна вам за это… Спасибо, Дийнал, — поблагодарила она воина позднее, когда они покинули каменоломни, договорившись со смотрителем о плате. — Спасибо тебе, ХынСаа, — в голосе Дийнала послышалось тепло. — Не будь тебя, Акх не согласился бы отпустить этих юношей. — Что будет с тем стариком? — пряча тревогу, поинтересовалась ХынСаа, когда они проезжали сквозь лес. — Он так немощен… — Я проследил за тем, чтобы его отвезли к лекарю, — успокоил её воин. — Замиг правду сказал тогда, надсмотрщики это знают: будут слишком жестоки к рабам, сами же без работников останутся. Губы девушки скривила насмешка: — Разве им не пришлют взамен других? — Рабы стоят немало, а Акха, должен заметить, отличает известная жадность, — без тени веселья поведал Дийнал. Ехавший рядом с ними НанЧа подъехал ближе к ХынСаа, в тёмно-карих глазах его светилось беспокойство. Девушка, как и всегда, поняла его без слов и в тревоге огляделась. Для Дийнала их немой диалог не остался незамеченным. — Что-то случилось? — спросил он. — Скоро закончится лес? — ответила вопросом ХынСаа. — Здесь кто-то посторонний, и от него исходит угроза, — пряча тревогу, пояснила она. — Тогда поспешим, — Дийнал стегнул коня плетью. Деревья росли достаточно редко, так что всадники без труда проезжали между ними. Беспрестанно оглядываясь, ехал рядом с девушкой НанЧа, сомкнувший пальцы на древке копья, держал окрестности в оковах внимательного взгляда Дийнал. Беспокойство ХынСаа, тем не менее, не покидало: угроза, которую она чувствовала, была острой и невероятно сильной, в ней ощущались многолетняя ненависть и пугавшая глубиной жажда крови. — Осторожнее! Впереди! — невольно воскликнула девушка, заметив тень между стволами сосен. Дийнал круто развернул коня в её сторону — ответив на её испуг порывом защитить; НанЧа выхватил копьё, но не успел его метнуть. И все трое в одно мгновение поняли, что угроза с самого начала была обращена не в их сторону. С поражавшей взор скоростью бросились к показавшейся тени ещё две, что тотчас увлекли её на землю. НанЧа прищурился, Дийнал сжал рукоять меча, и, удивив обоих, ХынСаа внезапно направила Дикого в сторону сцепившихся с криком: — Стойте! Стойте, не убивайте его! — ХынСаа! — вырвалось у Дийнала испуганно-гневное, и он без промедления направился вслед вместе с молча сорвавшимся с места НанЧа. Они спешились почти одновременно с девушкой, в волнении соскользнувшей на землю. Тени оказались мужчинами в плащах, и, к удивлению воинов, они прислушались к призыву ХынСаа. Лица незнакомцев скрывали капюшоны; отступив от недвижного тела того, кто был жертвой всего несколькими мгновениями ранее, один из них прошелестел: — Мать племени Ламар… Да принесёт нам благо этот день… — Эраз, сын Котада, счастлива наша встреча, — ответила ХынСаа, присев на корточки и в тревоге оглядывая мужчину, лежавшего на влажной от опада земле. — Жизнью не рискуй, ХынСаа из племени Ламар, — прошипел второй мужчина. — Душой скорее, — невесело поправила его девушка. — Однако он не нападёт на меня, Согаз, — добавила она, поднимаясь на ноги. — Полагаю, даже среди подобных Саа Мелару уважают его имя. Потрясение, на короткий миг сверкнувшее в карих глазах НанЧа, сорвалось с губ Дийнала тихим: — Так это демон? — он оглядел недвижного мужчину и перевёл взгляд Эраза и Согаза. — Тогда вы… Полукровки! — прошипел воин. Едва не выхватившего меч его остановила ХынСаа: — Мы за пределами Риада, Дийнал. — Несколько воинов Эскара убито, — в ярости процедил Дийнал, не сводя глаз с Эраза. — Кровь вернётся к вам кровью, — глухо добавил он. — Постой, Дийнал, — вновь воззвала к нему девушка, но её попытка вмешаться осталась без внимания: братья и Дийнал не отводили друг от друга горящих гневом взоров. ХынСаа удивленно вскинула брови, завидя, что глаза полукровок вспыхнули жёлтым; вспомнился взор Рэйхана, которым горел рубиновым светом в мгновения его гнева или жажды. «Так вот отчего в преданиях говорилось о жёлтых глазах», — пронеслось в мыслях; вопросов вмиг стало столько, что у девушки разболелась голова. — Если убиты, значит, была на то причина, — прошелестел Эраз. — Мы не нападаем первыми. — Ложь! — Не за местью и не за кровью мы прибыли в Риад, — ответил на ярость Дийнала спокойствием Эраз. — Даю клятву, воин Эскара. Дийнал побледнел от гнева и тихо проронил: — Твоя клятва ничего не стоит. — А моя? Воин перевёл на девушку взгляд и, помолчав, спросил: — Ты можешь поклясться, ХынСаа? ХынСаа кивнула и промолвила: — Ты можешь мне довериться, Дийнал, кровь воинов Эскара не на братьях, — он с грустью оглядела демона и тяжело пояснила: — А на нём. Давно вы его выслеживаете? — взглянула она на братьев. — Половину луны, — прошипел Согаз. — Не будь нас, несладко пришлось бы жителям Риада. — Он пытался выдать свою охоту за ваши нападения? — догадалась девушка и с улыбкой посмотрела на НанЧа, услышав его усмешку: — Ты прав, НанЧа: его старания тщетны. Не в этот вечер, так в грядущий Владыка Цайлома поймёт, что в городе охотится демон. — Оттого он и покинул Риад, полагаю, — предположил Эраз. — Что ты намереваешься сделать, ХынСаа из племени Ламар? ХынСаа взглянула на НанЧа. — У нас нет иного выхода, солгать я не смогу, — грустно проговорила она. НанЧа кивнул и, сняв с торса намотанную на него цепь, заковал демона. Наблюдая за воином, взвалившим тело пленника на своего коня, Согаз спросил: — Предашь демона суду подобного ему, Мать племени? — Саа Мелар защищает Риад, — заметил Дийнал. — Только он вправе решать, как поступить с преступником, пролившим кровь в его городе. — Что ж, встреча наша и вправду благая, — заключил Эраз. — Погодите! — окликнула братьев ХынСаа, завидя, что они собираются уходить. — Ты хочешь спросить? — обернулся Согаз. Девушка сжала ткань укрывавшего её плаща и, помедлив, спросила: — Сколько… сотен солнц длится эта вражда? Братья переглянулись; их молчание долго прерывал лишь редкий крик сойки и неугомонный щебет воробьёв. Наконец Эраз ответил проницательным: — Ты знаешь. Ты знаешь о Первой войне, Поющая с кокхами. — Он мне сам рассказал, — тихо ответила ХынСаа. — Неужели… неужели с тех пор? — С тех пор, — кивнул Эраз. — Причиной войны была месть одного целому народу, старейшины которого призвали проклятие. — Но ведь… — девушка бросила взгляд на видневшуюся сквозь стволы сосен вершину Цайлома. — Только оно держит своды, — вырвалось у неё чуть слышное, губы её пересохли. — А правда может давить на плечи своим весом, — с шипением вмешался Согаз. — Мудрая ты, Мать племени Ламар. — Надеюсь, мы свидимся в грядущем, — явно согласившись с братом, добавил Эраз. — Пора нам, — заключил он и коротко взглянул на молча внимавших воинов. — Да будет благим ваше возвращение в Риад, — пожелал он и вместе с Согазом устремился вглубь леса. — О чём вы говорили, ХынСаа? — поинтересовался Дийнал, взбираясь на своего коня. — Я, право, не понял вашей беседы. Оседлав Дикого, ХынСаа виновато улыбнулась: — Сейчас не время, Дийнал. Я всё расскажу позже, даю слово. Воин только кивнул: девушке он верил, как себе. — Вы встречали братьев раньше, — Дийнал перевёл взгляд с неё на впрыгнувшего в седло НанЧа. Он не спрашивал. — Они ищут женщину, подобную им, — не стала скрывать ХынСаа. Взгляд воина изменился, и она нахмурилась. — Дийнал, ты что-то знаешь? Дийнал натянул поводья: — Я знаю, кого они ищут. Дочь лекаря, Сараир. Его ответ вызвал у девушки потрясение: — Но почему я не… Я не почувствовала в ней нечеловека, — призналась она скорее самой себе, — хоть мы и виделись много раз. — Может, причина в том, что и для Сараир правда остаётся тайной? — предположил Дийнал. — Возможно… — рассеянно согласилась ХынСаа. Мыслями она была далеко. Сопровождаемые НанЧа, они вновь тронулись в путь. Медленно гаснул день. *** В просторном читальном зале сгущались сумерки, и служители Дома знаний и мудрости зажигали огонь в светильниках, ярко освещавших многочисленные стеллажи и заполнявшие их свитки. ХынСаа сидела за длинным дубовым столом, вчитываясь в знаки, которые вот уже несколько солнц перестали быть для неё тайной, и время от времени заправляла за ухо падавшую на лицо вьющуюся прядь. С губ её чуть слышным шепотом падали слова; мягкий ковер на каменном полу заглушал поступь Хэжара, в задумчивости мерившего шагами широкую полосу между столом и высокими арочными окнами, за которыми на небосклоне виднелись едва-едва появившиеся звёзды. Стоял возле стеллажей НанЧа, молчаливое присутствие которого не отвлекало прорицателя и девушку от их беседы. — Что ты видишь, ХынСаа? — наконец рассеянно спросил Хэжар. — Память крови, — отозвалась ХынСаа, скользя взглядом по знакам. — Сийг пишет о памяти крови. — Да, ненависть всего племени, мы об этом говорили, — в голосе прорицателя не было нетерпения, скорее равнодушие наставника, повторяющего ученику хорошо знакомые сведения. — Проклятие… — Да, об этом мы тоже… — …будет разрушено только проклятием, — продолжила девушка. — Где ты это вычитала? — заинтересованно подошёл к ней Хэжар. ХынСаа развернула свиток и обвела пальцем несколько знаков: — Знак «слово» и знак «яд», заключённые в круг, сложенный из знаков, означающих «кровь», — заметила она, глядя на прорицателя, который внимательно разглядывал символы, перенесённые им когда-то на пергамент с полотна, что принёс Дийнал из Таргама. — И взгляните на знак времени, венчающий эти символы. Это проклятие временем, прорицатель Хэжар. — Ты хочешь сказать, бессмертие Саа Мелара подарено проклятием? — нахмурился Хэжар. Девушка грустно усмехнулась, вспомнив печальное: «Время застыло. Я словно живу во сне, который никогда не заканчивается». — Чтобы разрушить бессмертие, нужно не убийство, — проронила она. — Никакие попытки оборвать течение жизни не помогут, когда его защищает столь сильное слово… Чтобы нарушить слово, нужно другое слово — не менее сильное. Только проклятие разрушит проклятие, — повторила девушка. — Как проклятие может быть записано в памяти крови? — размышляя вместе с ней, проговорил Хэжар и вновь отошёл к окнам. Звёзды на небосклоне оставили его равнодушным. — Ненависть племени, — вспомнил он. — Она могла передаваться в их преданиях… Может, они передают даже само проклятие, не ведая, о чём говорят. Вспомнив памятный разговор с братьями, ХынСаа облокотилась о стол и закрыла лицо руками. — Сила крови в памяти предков, — пробормотала она, говоря скорее с собой, чем с прорицателем. — Они помнят о своём предательстве. О Первой войне, отнявшей их свободу. О проклятии, которое способно разрушить только их кровь… Какая насмешка, — горько усмехнулась девушка, отняла ладони от лица и ответила безмолвным вопросом на удивление в глазах оглянувшегося прорицателя. — Снова предчувствие? — предположил он и заложил руки за спину. — ХынСаа, ты словно читаешь мысли, которые владели тем, кто начертал эти письмена первым, — он кивнул на свиток. ХынСаа покачала головой. — Я полагаю, причина в знании. Вам ничего не ведомо о Первой войне, — она окинула взором стеллажи. — Последние два солнца я искала свитки, в которых могло говориться о ней… Ни одного упоминания, — сокрушённо поведала девушка. — Саа Мелар позаботился о том, чтобы жители Риада оставались в неведении о крови, на которой он построен. Вспомнив о восставших кланах, надолго покинувших город, ХынСаа слабо улыбнулась; решение Рэйхана виделось ей мудрым. И снова, как не раз за беседы с Хэжаром, её пронзили отчаяние и испуг: знай Рэйхан о том, что она действительно ищет в залах Дома знаний, ведай он о заговоре, который Хэжар вместе с правителем готовили много солнц, счёл бы её поиски и невольную помощь предательством. Девушка взяла себя в руки, напомнив себе о завете Первой Матери и мысленно повторяя, что её миссия в Риаде должна остаться для Рэйхана тайной до тех пор, пока не наступит нужное время. — О чём ты, ХынСаа? — приблизился к ней прорицатель. — Я знаю, о ком идёт речь в Свитке Седьмого потомка, прорицатель Хэжар, — подняла ясный взгляд ХынСаа. — Почему же ты молчала до сих пор? — Хэжар сел на стул напротив, не отводя от неё взгляда. — Я искала в свитках правду, которая подтвердила бы мои догадки. И не нашла, — девушка осторожно отложила пергамент на край стола и сложила руки на коленях. — Поэтому вам придётся поверить моим словам, — простодушно добавила она. — Хорошо, — кивнул прорицатель. — Говори, ХынСаа. Оглянувшись на воина, девушка начала: — Однажды мы с НанЧа встретили в лесу полукровок. Они охотились на того, кто, будучи подобен Саа Мелару, отнял жизни нескольких воинов Эскара. — Ты о том демоне, которого казнили на дворцовой площади? — вспомнил Хэжар. — О нём, — кивнула ХынСаа. — Он выдал свои убийства за нападения полукровок, но тогда я увидела в их охоте на него не месть, не осторожность, а… вражду, которой много сотен солнц, — помедлив, добавила она. — Когда я спросила их об этом, они упомянули Первую войну. Сказали, что старейшины их народа прокляли Саа Мелара из-за войны, которую он развязал в ответ на их вероломство. Если даже полукровки, чья кровь смешалась с человеческой, хранят в памяти предков такую ненависть… — задумчиво проговорила девушка и вновь посмотрела на Хэжара. — Прорицатель Хэжар, — обратилась она к нему, — скажите… — Что сказать, ХынСаа? — Что вам известно об арганталях? — О героях легенд? Помилуй, ХынСаа, не хочешь же ты сказать, что эта выдумка когда-то была обыденностью наших предков? — не поверил прорицатель. ХынСаа провела ладонью по голове: — Тогда чья же кровь, наравне с кровью человека, течёт в жилах тех, кого вы зовёте полукровками? — медленно выговорила она, в словах её не было вопроса. — Кровь обитателей леса. В Риаде их называют нелюдями, — прорицатель говорил так, словно не верил самому себе — сейчас, когда он читал намёки в ответах ХынСаа, наивная вера жителей города вызывала у него удивление. — Но как… Как он научил людей не задавать вопросов? — откинулся на высокую спинку стула Хэжар. — Так же, как научил их бояться своего имени… которого никто не знает, — усмехнулась девушка. — Саа Мелар, Души Пьющий… Ведь это имя также пришло из преданий. Преданий окружающих Риад племён. В зале надолго повисло молчание; наконец, встав, прорицатель отошёл к окну и заложил руки за спину. — Что же ты знаешь об арганталях, ХынСаа? — спросил он. — Предания моего племени гласят, что этот народ обитал на земле задолго до появления Риада, — ХынСаа придвинула к себе медный подсвечник и вгляделась в ровное пламя. — Что когда-то они служили Саа Мелару… Сомневаюсь, что это истина, — призналась она, проводя пальцами над огоньком, и продолжила: — Насколько мне известно, между людьми и арганталями вспыхнула вражда — Первая война, и она предшествовала договору между Эрсалом и Владыкой Цайлома. Война, в которой Риад одержал победу, — причина ненависти арганталей, огонь которой не погас по сей день, — девушка слегка подула на пламя свечи, наблюдая за тем, как оно дрожит, встревоженное невесомым порывом. — Хочешь сказать… — невидяще глядя на небосклон, ответил Хэжар, — что кровь, способная стать для Саа Мелара глотком смерти, — это кровь арганталей? — Подумайте, сколько сотен солнц их ненависти, сколько сотен лун они враждуют с теми, кто подобен Владыке Цайлома, — ХынСаа объяла ладонью огонёк. — Разрушительной будет даже одна капля их крови — именно они призвали проклятие… Всё сходится, прорицатель Хэжар. — Есть одна сложность, — заметил прорицатель. — Какая же, прорицатель? — Арганталей давно нет в этих землях. — Да, воины Риада позаботились о том, чтобы предать забвению их народ, — отведя от пламени взгляд, иронично проговорила девушка. Хэжар резко обернулся и взглянул на неё с потрясением. — Выходит, наше племя само сгубило единственное оружие, которое могло бы освободить его от власти демона, — глухо заключил он. — Вы ведь не допускаете, что Саа Мелар не знал о памяти крови и проклятии? — склонив голову к плечу, мягко поинтересовалась ХынСаа. — Или что он позволил бы арганталям жить, понимая, что их кровь может разрушить его бессмертие? — Право, можно подумать, тебя восхищает его предусмотрительность, — голоса Хэжара коснулся сарказм. Девушка встала. — Каким бы жестоким ни был, Владыка Цайлома остаётся защитником Риада, — промолвила она с достоинством, выходя из-за стола. — Вы можете негодовать из-за его власти, но должны признать его мудрым правителем. Город процветает десять сотен солнц… О котором из городов, что вы знаете, вы могли бы сказать то же самое? Хэжар помолчал, размышляя. — Ты права, — признал он. — Но Риад давно научился защищать себя сам. Его правителей не одно поколение тяготит служба демону, ради которого они проливают кровь невинных. — Вы подобно детенышам паука, что поедают тело своей матери при рождении, — тихо заметила ХынСаа, прищурившись. — Впрочем, в том, чтобы наказывать родителя за его грехи, даже есть что-то неизбежное, — вздохнула она и подарила прорицателю ясный взгляд. — Позвольте, я пойду, прорицатель. Мне уже время вернуться в Ихрадж. В тяжёлых думах провожавшего её глазами Хэжара мелькнула догадка, и он окликнул девушку, едва она дошла до дверей: — ХынСаа! — Да, прорицатель? — обернулась она. — А что насчёт крови полукровок? Ты сказала, что они тоже хранят в памяти ненависть. Поразмыслив, девушка повела плечом: — Может, вы и правы. Но нельзя знать наверняка, — добродушно заключила она и вышла. Хэжар вернулся к созерцанию небосклона. Вспыхнуло в памяти признание ХынСаа, обронённое в одной из бесед много лун назад: «Они искали такую же полукровку, как они сами, Дийнал предполагает, что это Сараир». Девушка могла не помнить об этих словах, но сейчас для прорицателя они были тем лучом надежды, что развеял отчаяние, подаренное ему их беседой. У возвратившейся в Ихрадж ХынСаа их разговор также не покидал мыслей; дивная красота полюбившегося сада часто отвлекала её от раздумий, но, тягостные, они продолжали мучить её тупой болью в сердце и неуверенностью в грядущем. Рассеянно кормившая золотистых карпов в пруду она вскинула голову, услышав тихую поступь служанки: — Счастлив твой приход, Цани, — дружелюбно поприветствовала она женщину. — Ты с добрыми вестями? — Блага вам этим вечером, Поющая с кокхами, — потупившись, вернула приветствие Цани. — Лучезарная просила сказать вам, что Сати полегчало. — Спасибо за эту весть, — улыбнулась ХынСаа и, набрав в кубок воды бившего из камня родника, протянула служанке. Цани, сделав несколько глотков, вернула девушке кубок и вернулась в храм. ХынСаа окинула взглядом сад, омытый лунным сиянием. Жрица, мучимая болезнью уже несколько солнц, была едва ли не её главной заботой в храме. Сати временами становилось легче, и с вернувшимся на скулы слабым румянцем она даже казалась здоровой. Но болезнь затем вспыхивала в ней с новой силой, и тогда девушка оказывалась надолго прикованной к ложу. ХынСаа не знала, как ей вылечить несчастную жрицу; она могла лишь облегчить страдания девушки и в такие дни почти неотлучно находилась в её комнате. ХынСаа всякий раз чувствовала, что странная болезнь лишает Сати крови — словно пьёт её изнутри. Вокруг жрицы в Ихрадже ходило много слухов, но девушка не прислушивалась к ним. Она не догадывалась, что в скором времени эта болезнь станет главным оружием злых языков и ошибкой того, чью жизнь унесёт вероломство его хозяина.