Пепел. Хроники Риада

В небольшой комнате, где на ложе беспокойно спала Сати, было душно; тёплый воздух, нагретый пламенем в светильниках, касался лица влагой и горьким запахом тысячелистника. Войдя внутрь, ХынСаа кивнула на тихое приветствие жрицы, ухаживавшей за больной, и подошла к ложу. — Когда она пила отвар? — шепотом спросила девушка. — Час и полчаса назад, — ответила сиделка. — Подождите столько же и дайте ей выпить снова, — попросила ХынСаа, осторожно касаясь лба Сати рукой. Жрица была бледна, лоб и виски её россыпью капель покрывал пот. Она прерывисто и шумно дышала, погружённая в тонкую дремоту; девушка сжала её ладонь — пальцы были холодны, как камни на рассвете. Тяжело вздохнув, ХынСаа сменила влажные куски ткани подле жрицы на сухие и, оставив её заботам сиделки, покинула комнату. В одном из ритуальных залов девушка остановилась в задумчивости, почти не слыша грудного пения нескольких служительниц Ихраджа. Мыслей её не покидала встреча с братьями; размышляя о том, принесёт ли ей знакомство с ними столь нужных ей ответов, ХынСаа рассеянно протянула руку и поправила прислонённый к стене шест с медной чашечкой на конце — им служители храма обычно тушили свечи, до которых не могли дотянуться. — Это ты? Поющая с кокхами? — ворвался в её раздумья голос, которого она прежде не слышала. Девушка обернулась в удивлении — отчасти из-за враждебного тона говорившей, отчасти из-за того, что язык был ей незнаком, но слова оказались понятны. — Я не встречала тебя в Ихрадже, — протянула ХынСаа и дружелюбно спросила: — Как твоё имя? — Меня здесь и не было раньше, — в том, как шагала к ней незнакомка, скользила явная угроза. — Меня зовут Эйден. В памяти воскресло лицо одной из женщин, сошедшихся в поединке в день пробуждения Цайлома; девушка поняла, что Эйден — та, что выиграла схватку. Мысленно посетовав, что рядом нет НанЧа, ХынСаа постаралась потушить разгорающийся огонь ярости холодным: — Ты гостья, Эйден? Или приняла службу в Ихрадже? По губам Эйден пробежала кривая усмешка. Девушка вскинула бровь, завидя клинок, который воительница выудила из складок платья, и подняла спокойный взгляд на лицо Эйден, искажённое от гнева, причина которого оставалась загадкой. — Отчего же? — язвительно проронила воительница. — Ваш правитель предложил отдать меня в дар хозяину этого храма, — она вынула лезвие из ножен и с сарказмом поинтересовалась: — Ну, что же? Поведаешь мне, как мягко на его ложе? ХынСаа передёрнуло, но того, что произошло следом, не поняли ни она ни Эйден. Рука схватила шест, казалось, сама по себе, и задержавшая удар клинка девушка лишь в потрясении скользнула взглядом по своим пальцам. Воительница фыркнула и обрушила на ХынСаа новую атаку; сама не зная, как, девушка вновь отразила удар и отступила, качая головой. — Прекрати, Эйден, — попросила она. — Я не враг тебе. Эйден осталась глуха к её просьбе. С мастерством, ранее ей не ведомым, ХынСаа перехватила атаковавшую её руку и ловко выбила клинок из пальцев противницы, ударив основанием ладони. Прищурившись, чтобы скрыть потрясение, воительница без промедления подняла оружие с камней. Увернувшись от её нового удара, ХынСаа успела только подумать о том, что долго она не продержится, как совершенно неожиданно, пугая всех в зале, под сводами пещеры разнесся утробный рык. Горного льва, который в изящном прыжке приземлился между ними бесшумной пятнистой тенью, воительница не испугалась. Припав к камню, Асад зарычал; послышались испуганные выкрики, некоторые жрицы поспешили прочь из зала. — Асад, хороший мой… — позвала льва ХынСаа, напуганная мыслью, что он может напасть на Эйден. — Не трогай её, Асад, — попросила она, приблизившись к хищнику. Равнодушная к угрозе, что исходила от Асада, Эйден прошипела, в ярости взирая на девушку: — Кто обучал тебя, Поющая с кокхами? Ныне и другие племена воспитывают воительниц? — Это у неё в крови, дочь племени Ганкелах, — послышалось меланхоличное со стороны прохода. — Лучшие воительницы твоего племени не сравнились бы в мастерстве с её отцами, — насмешливо добавил Рэйхан, вступив в зал. Вид его в первое мгновение напугал ХынСаа против воли: с блестевшими азартом прошедшей охоты глазами, багровой россыпью на щеке и спутанной гривой чёрных волос мужчина выглядел свирепо. Чёрные накидка и халат, которые Рэйхан надевал, покидая Ихрадж, доходили до щиколоток и были сплошь покрыты следами, оставленными корой веток. — Владыка Цайлома, — Эйден изловчилась произнести почтительные слова с эхом издёвки. — Счастлив ваш приход, — добавила она и оглянулась на стражей Ихраджа, вошедших в зал вслед за Рэйханом. — В подземелье, — сухо велел им мужчина, коротко кивнув в сторону прохода. Не глядя вслед женщине, которую увели стражи, ХынСаа осторожно провела ладонью по голове Асада, успокаивая его, и подошла к Рэйхану с тихим: — Была в том нужда, повелитель? — Холод подземных пещер остудит её пыл, — равнодушно фыркнул мужчина. Девушка внимательно, с теплом оглядела его растрепанные волосы и мягко спросила: — Вы вернулись с охоты, повелитель? Рэйхан только кивнул с усталым вздохом, оглядел опустевший зал и обронил: — Крови, что ты можешь дать, мне недостаточно. — П-повелитель… — сорвалось с губ ХынСаа. Очередное полупризнание вновь отозвалось в сердце смесью удивления, признательности и насмешки над собой; губы её дрогнули в улыбке, и она заморгала, прогоняя непрошенные слёзы. Вспыхнули в памяти слова Фийхи: «Ты забыла, кто враг тебе и всему племени?». Рэйхан мог быть врагом её племени, но для неё он оставался мужчиной, которого она любила вопреки всему. — Повелитель, — позвала девушка многим позднее, ласково проводя пальцами между чёрными прядями Рэйхана. Расположившись на краю водоёма, она зачерпывала воду небольшим ковшом и смывала струёй влаги мыло с волос мужчины; воздух в купальне, согретый исходившим от воды теплом и напоенный запахом можжевельника, касался её лица едва ощутимыми порывами. — Что тебя тревожит, ХынСаа? Бархат его низкого голоса отозвался в ХынСаа счастливой улыбкой: она бесконечно любила его звучание. Чуть склонившись к мужчине, что сидел к ней спиной, девушка смыла хлопья пены с его плеча и словно невзначай спросила: — Курхо сделал вам подарок на праздник пробуждения Цайлома? — Сложно назвать это подарком, — саркастически заметил Рэйхан. По губам его пробежала тень улыбки, когда влажную тишину в купальне ручейком разбил звонкий смех ХынСаа. Он запрокинул голову, подставляя лицо под струю воды, и, зажмурившись, не заметил, как потеплел взор девушки. Затаив дыхание, она мягко провела ладонью по его щеке, смахивая с его кожи россыпь крупных капель, пробежала пальцами по виску, в застенчивом наслаждении скользнула рукой по его мокрым волосам. Юбка её белого халата насквозь промокла от воды, распущенные волосы то и дело соскальзывали с плеча, но ХынСаа не замечала неудобств, любуясь любимым лицом так, словно видела впервые. — Повелитель, — позвала она, отложив ковш. — Да? — проводя ладонями по лицу и смахивая с него влагу, откликнулся Рэйхан. — У меня есть… просьба, — робко проговорила девушка. Он развернулся к ней и хмуро бросил: — Не пора ли тебе быть смелее в своих просьбах? ХынСаа потупилась. — Всегда есть риск рассердить вас дерзостью, повелитель, — пояснила она. Рэйхан в ответ только фыркнул и перевёл взгляд с её лица на объятые водой ноги. — О чём ты хочешь попросить? — со слабым интересом спросил он, скользнув рукой под подол её халата и коснувшись её щиколотки. У девушки перехватило дыхание; лаская прикосновениями, мужская ладонь поднялась выше, обхватила колено. Втянув в себя воздух, ХынСаа с трудом вымолвила: — Вы… позволите мне… иногда… ходить в Дом знаний? — К чему тебе это? — нахмурился Рэйхан; рука его вновь скользнула по ноге девушки вниз, и у неё вырвался прерывистый вздох… ХынСаа едва ли услышала вопрос; она откинулась назад, упираясь руками в камень, и в неге опустила веки… Окатившая девушку пригоршня воды вырвала её из пучины блаженства, и, широко распахнув глаза, она успела различить в сияющем взгляде Рэйхана неожиданное мальчишеское озорство. — ХынСаа! — недовольно позвал он. Девушка тепло улыбнулась и в смеси предвкушения и лёгкого испуга проследила за рукой, обхватившей её за талию. — Когда человек не должен искать пропитания, он начинает искать знание, — промолвила ХынСаа, отвечая на полузабытый вопрос. — Вы спрашивали, люблю ли я Риад, — вспомнила она и простодушно добавила: — Я хотела бы узнать его историю. Глядя на неё снизу вверх, мужчина лукаво вскинул бровь. — Ты всегда можешь спросить меня, — заметил он. — Боюсь, моё любопытство быстро вас утомит, — с улыбкой откликнулась ХынСаа и ахнула, когда он дёрнул её на себя, опрокинув в воду. Девушка в невольном порыве прильнула к Рэйхану, пряча лицо у него на плече, чтобы защититься от поднятых им брызг. По спине её пробежала дрожь; прижавшись щекой к её мягким волосам, мужчина в явном наслаждении вдохнул исходивший от них запах. — Наивное дитя, — прошептал он, — и что ты надеешься найти в пыльных фолиантах? Ложь пересказанных сотни раз историй? ХынСаа не ответила, обняла его за плечи; ощущение тёплой кожи под руками дурманило её подобно сладкому сну. — Вы… запрещаете мне? — борясь с соблазном, кружившим голову, проронила она. — Вовсе нет, — тихо ответил Рэйхан. Девушка отстранилась и посмотрела на него затуманенным взором; наконец губ её коснулась счастливая улыбка, и она прошептала: — Спасибо, повелитель. Мужчина усмехнулся и задумчиво провёл мокрой ладонью по её виску; сжимавшая сердце ХынСаа нежность не оставила ей выбора, девушка подалась вперёд, едва справляясь со сбившимся дыханием, и, закрыв глаза, слегка прижалась щекой к щеке Рэйхана. Губы её приоткрылись; ласково коснувшись его шеи дрожащими пальцами, она нашла его уста и приникла к ним в лёгком поцелуе, невесомом, как порхание бабочки. Тотчас отстранилась и подняла на мужчину испуганный взгляд, обезоруженная собственной смелостью больше, чем его стремительно темнеющим взором. Мгновение-второе Рэйхан просто разглядывал её лицо, затем ответил на её невинный порыв сокрушительной страстью, поглотившей все её чувства… *** Возле крепостной стены, окружавшей Риад, дома земледельцев встречались реже, и тянулись вверх кроны многочисленных плодовых деревьев, высаженных между ними. Шелестел листвой, пронизанной лучами заката, слабый ветер, в воздухе витали сладковатый запах абрикосов и сырость прошлогоднего опада. Спели крыжовник и смородина, листья которой распространяли терпкий аромат. Шедшие вдоль улицы Дийнал с Тотилом на прелесть летнего вечера не обращали внимания, поглощённые беседой, которую было сложно назвать лёгкой. — Вчера нашли ещё одного воина с вырванным горлом, — тяжело вымолвил Дийнал. — Тот, кто напал на него, отрезал его ухо и унёс с собой. — Ты думаешь, это сделал полукровка? — хмуро спросил лекарь. Воин медленно кивнул, лицо его было мрачно. — Они всегда так поступают. Забирают ухо… как трофей. — Говорят, Эскар усилил охрану города, — взглянул на него Тотил. — Воины отныне каждую ночь сторожат улицы и дома жителей. — Это наш долг перед Риадом, — рассудительно заметил Дийнал, сжимая рукоять висевшего на боку меча. — Однако жителям нет причин боятся этих чудовищ, — неожиданно сказал он, — я думаю, что это было местью. — Полукровка мстил воину? — удивился лекарь. — Да, он напал внезапно и не дал ему защититься, — задумчиво протянул Дийнал. — Значит, он готовил нападение и намеренно подкараулил воина вдали от людей. Они дошли до дома, в котором жил лекарь; невидяще оглядев крыльцо и частокол забора, Тотил кивнул на приветствие Сараир, заметившей его появление, и перевёл взгляд на Дийнала: — Почему ты так уверен, Дийнал? Что полукровка не дал воину защититься? — На мече воина не было крови, — объяснил причину Дийнал. — Я не ощутил и запаха меди, которой она пахнет… Я много охотился на полукровок, ты знаешь, Тотил, — добавил он. Лекарь тяжело вздохнул, размышляя над сказанным, затем посмотрел на воина с дружелюбным: — Не откажешься зайти, Дийнал? Порадуй хозяев, раздели с нами трапезу. — Прости меня, Тотил, мне нужно на каменоломни, — отклонил приглашение Дийнал. — Что ж, воля твоя, — кивнул лекарь. — Погоди, я принесу сбор для твоего сына… — поспешил он в дом за порошком трав. Оглядевшись, воин задумчиво вошёл во двор и невидяще взглянул на Сараир, что развешивала полотна выстиранной ткани на верёвках: мыслями он был далеко. Бросив на него короткий взгляд, девушка отставила корзину и взбежала на крыльцо. Скрывшись в дверях, она вскоре вернулась с высокой глиняной чашей, полной холодного шурба — напитка, который готовили из мёда, сока вишен и воды. — Угоститесь, Дийнал, — предложила Сараир, подбежав и протягивая чашу воину. Дийнал слабо улыбнулся и принял чашу. Взгляд его скользнул к бледным, словно известняк, запястьям девушки… и сеточке вен под тонкой кожей, непривычно зелёной, а не голубой. — Ты! — вырвалось у воина, который немедленно отступил от Сараир и едва не выхватил меч, остановленный в последний миг испуганным видом девушки. — Ч-что вы… — пролепетала Сараир, стремительно бледнея, и отступила на несколько шагов. — Я что-то не так сделала? — жалобно спросила она, не в силах понять, чем вызвала у воина такой сильный гнев. Дийнал не ответил и посмотрел на Тотила, вышедшего на крыльцо с мешочком трав. Лекарь перевёл быстрый взгляд с воина на свою дочь, в глазах его мелькнули понимание и тень застарелого страха. Прищурившись, Дийнал залпом осушил чашу и тихо велел, протянув её Сараир: — Зайди в дом, я должен поговорить с твоим отцом наедине. Потупившись, девушка попятилась и, развернувшись, поспешно убежала в дом. Зашагавший к воину Тотил, казалось, вмиг обратился в дряхлого старца. На лице его читалась обречённость. — Выслушай меня для начала, Дийнал, — глухо начал он. — Ты знал? — непреклонно спросил Дийнал. — Ты с самого начала знал? — Нет, — покачал головой лекарь. — Но когда истина стала явной, я уже любил этого ребёнка как родного… Ты смог бы предать свою дочь смерти? Отдать её охотникам? Воин, внимавший в ярости и неожиданной жажде узнать правду, лишь отвернулся. Ответа у него не было. — Ты не можешь скрывать эту тайну вечно, — после долгого молчания решительно промолвил он. — Если в Риаде узнают о том, кто она… — Как они узнают? — тихо спросил Тотил. — Кто, кроме тебя и правителя, обладает знанием? Ведь даже воины Эскара действовали по вашей указке, — напомнил он. — Знания о подобных Сараир давно утеряны. — Я не смогу вечно предавать Курхо своим молчанием, — сорвалось с губ Дийнала скупое и спокойное. — В своде первых десяти законов Риада второй гласит, что такие, как Сараир, не имеют права на жизнь. Как я должен молчать о ней? — Дийнал, — в отчаянии промолвил лекарь. — Решай, Тотил, — слова прозвучали жёстко, — что разлучит тебя с дочерью: переселение и её гибель. Не вынуждай меня выбирать между долгом и дружбой. Шумный, тяжелый вздох лекаря отозвался горечью в них обоих. Протянув воину мешочек, Тотил без чувств посоветовал: — Пусть твоя супруга зальёт горсть этих трав одной чашей горячей воды и даст настояться не больше часа. Да минует твоего сына немощь, — искренне пожелал он. — Да принесёт тебе благо грядущая ночь, — вернул пожеланием Дийнал и, привязав мешочек к поясу, направился восвояси. В дом, однако, он зашёл лишь за тем, чтобы оставить травы; передав жене совет лекаря, воин оседлал своего коня и поспешил к Ихраджу. — Да будет благим твой вечер, Дийнал! — поприветствовала воина ХынСаа, ждавшая его возле одного из входов в храм. Дийнал, за которым следовал Дикий, спешился и подвёл скакуна к девушке. Дождавшись, пока ХынСаа сядет в седло, оседлал своего коня и НанЧа. — Вахия передала тебе мою просьбу? Тебе ведь известно, что мы собираемся посетить каменоломни? — уточнил Дийнал, когда все трое тронулись в путь. ХынСаа кивнула, оглянувшись на НанЧа, который проехал вперёд. — Мне передали, там занемог надсмотрщик… И ещё я слышала, что на каменоломни сослали несколько ламарских юношей, — тяжело добавила она. — Я собирался туда, чтобы выкупить их, — удивил её Дийнал. — Тем, кто рождён стать воином, не место среди каменотёсов, но это не всем ясно. Ты поможешь мне переубедить смотрителя? — взглянул он на девушку. — Разве я могу тебе помочь? — в недоумении отозвалась ХынСаа. Воин только кивнул; выражение скрытого вуалью лица девушки оставалось для него тайной, но она развеяла его сомнения тихим и твёрдым: — Я постараюсь сделать всё, что в моих силах. Расскажи, Дийнал, — после недолгого молчания обратилась она к воину, — почему на каменоломнях продолжаются работы? Разве Риад всё ещё растёт? — Это так, ХынСаа, — подтвердил Дийнал, оглядывая ворота, к которым они подъехали. — Да и среди знати много тех, кто покупает статуи в свои дворы и дома. У каменотесов всегда много работы: Риад строится на камнях и из камня. Хорошо знавшие и Дийнала и ХынСаа, которую всюду сопровождал НанЧа, стражи города без вопросов открыли ворота и выпустили всадников, что направились через лес к востоку — туда, где в отдалении раскинулись усыпанные камнями и многолетней пылью террасы и овраги. Работавшие на каменоломнях люди с раннего утра и до позднего вечера тесали камни, откалывали от гранитных и песчаных скал огромные валуны и на полозьях перевозили в город статуи, блоки для домов и высокие колонны. Работа была неимоверно тяжёлой, и часто сюда ссылались непокорные рабы и наказанные за непослушание слуги. — К этому месту, согласно преданию, правившего в то время главу Союза кланов и его отряд привела быстроногая серна, — поведал Дийнал древнюю легенду. — Тогда искали, откуда лучше добывать камни для строительства города. Серна окотилась в том месте, после чего её зарезали и принесли в жертву, чтобы благословить работу каменотёсов, — рассказал воин. — Что стало с её детёнышем? — поинтересовалась ХынСаа. Маска скрыла улыбку, которую у НанЧа вызвал её вопрос; Дийнал же сдержал усмешку и ответил: — Об этом в предании не упоминается. Как бы то ни было, на этом месте каменотёсы работают уже много сотен солнц, — договорил он, оглядывая каменоломни, к которым они прибыли. Девушка с болью окинула взором измученных непосильным трудом рабов; их изможденный вид и белые от пыли лохмотья отозвались в её груди мучительными спазмами. — Но ведь здесь наверняка гибнут люди, — вырвалось у неё глухое. — Так и есть, — согласился Дийнал. — Все, кто здесь работает, — это рабы из пленённых Эскаром племён. — Жестоко… — вырвалось у ХынСаа. Собравшаяся спешиться она замерла, испуганная и одновременно разгневанная пугающим свистом, с которым рассёк воздух длинный хлыст, опустившийся на спину согбенного старика. Пожилой раб, вскрикнув, упал на колени; узловатые пальцы его, упиравшиеся в пыльную землю, сильно дрожали. Прерывисто вздохнув, ХынСаа сузила глаза и поняла, что не может остаться в стороне. Но она не успела разомкнуть уста: к надсмотрщику с гневным окликом зашагал один из каменотёсов: — Что ты творишь, несчастный?! У девушки сжалось сердце: подбежавший к старику раб был совсем ребёнком. Ребёнком, которого она хорошо знала. «Замиг», — сорвалось с её губ; не понимая, что делает, она соскользнула с Дикого. — Иди на своё место! — рявкнул на Замига надсмотрщик и замахнулся хлыстом. Замиг не обратил на его крик внимания и подал старику руку; к ним подбежали ещё несколько юношей, которые помогли пожилому рабу встать. ХынСаа узнала каждого, и в горле её образовался ком. Она вздрогнула, когда на Замига опустился кожаный кнут, но мальчик подставил локоть так, что хлыст намотался на его руку, и рывком вырвал его из рук надсмотрщика. Мужчина поперхнулся от возмущения, и в воцарившемся молчании отчётливо прозвучали решительные слова Замига: — Наказать ты волен, я не буду противиться. Но если твоя глупая жестокость доведёт этого старика до смерти, ты сам останешься без работника. — Да как ты смеешь наставлять меня, невольник?! — выкрикнул надсмотрщик, явно не смевший подойти к Замигу из-за окруживших его юношей, в глазах которых горел не менее решительный огонь. — Достаточно! — оборвал мужчину Дийнал, подъехав ближе. Спешиваться он не стал. Надсмотрщик при виде воина совершенно растерял весь пыл и едва не рухнул на колени: Эскар в Риаде внушал почтение и трепет. Согнувшись в поясном поклоне, мужчина пролепетал: — Воин Дийнал, да будет благим ваш приезд! Мне сказать смотрителю Акху, что вы прибыли? — Передай, что я сопровождаю целительницу, до которой дошла весть о его болезни, — сдержанно ответил воин, на скулах его играли желваки. Надсмотрщик поспешил прочь так, словно в спину его дул ветер; Дийнал перевёл взгляд на подбежавшую к старику ХынСаа и НанЧа, что, спешившись, зашагал ей вслед. — Подайте мне ковш воды и чашу, — негромко попросила девушка, оглядев старика. Один из юношей побежал к кадке с водой, остальные же взглянули на ХынСаа, не веря слуху. — ХынСаа? — недоверчиво протянул Замиг. — ХынСаа, это ты? Это правда ты? Поколебавшись, ХынСаа подняла вуаль: Рэйхан строго запретил ей показывать лицо посторонним, но сейчас она была не в силах скрывать от соплеменников свой лик. Радость на их лицах подарила ей новую волну душевной боли; шагнувший было к ней Замиг застыл, вспомнив законы племени, которые не допускали прикосновений между мужчинами и женщинами, не связанными родством, и ХынСаа в одно мгновение, пронзившее её спазмами, поняла: мальчик вырос. — Мужчина ты! — вырвалось у неё. Замиг склонил голову и сдержанно промолвил: — Счастлив твой приход, ХынСаа…