Пепел. Хроники Риада

В комнате совещаний царило напряжение, бегали по стенам тени, рождаемые пляской пламени в диоритовых светильниках, и поблескивали сувениры на подставках. Молчание троих мужчин звенело гневом, отчаянием и недосказанностью. — Ты торопишь события, Курхо! — скрипучий голос Сонтала разрезал тишину ржавым лезвием. — Разве могут в ясных посланиях читаться скрытые смыслы, даа? — возразил правитель Риада. — Вы с Хэжаром составили план, мои воины и слуги приведут его в исполнение, получив указания… К чему мы тратим время, даа? — в глазах Курхо читалось отчаяние. Он так и не сел на седалище, уважая присутствие своего отца в комнате, говорил мягко, не повышая голоса, несмотря на власть, данную ему несколько лун назад в Ихрадже. Молча стоявший у одного из светильников Хэжар заметил: — Твоего отца тревожит лёгкость того, что предстоит исполнить. Не забывай, Курхо, мы столько солнц искали Свиток, с трудом нашли переданные Сийг знания. Если мы сделаем ошибку сейчас, шанса может больше не быть, — рассудительно добавил он. — Саа Мелар не ведает пощады, — с болью промолвил Сонтал. — Наказывая непокорных, он не жалеет никого. Могут погибнуть Мади и Марде. Подумай о них и не делай поспешных шагов. Быстрая речка до океана не добегает, Курхо, — вспомнил он слова, которые часто повторяли жители Риада. — Кто же будет служить демону, если он оборвёт род Эрсала? — спросил правитель не без яда: с каждым прожитым днём долг перед Саа Меларом душил его всё сильнее. — Ты забываешь о Сабхо. Твой брат не знает правды и будет предан Саа Мелару, — возразил его отец. — И тогда власть демона в Риаде продлится ещё много солнц. Курхо тяжело вздохнул: тайна, которую они хранили, связывала их необходимостью вовлекать в план как можно меньше посторонних, оттого и второй сын Сонтала оставался в неведении о зреющем заговоре. — Друг Хэжар, — помолчав, взглянул на прорицателя правитель, — разве осторожность мешает нам отправить дар племени Чарах в Ихрадж? Жертва не знает правды о себе, и, если наши предположения окажутся ошибкой, эта тайна будет похоронена вместе с ней. — Твои слова разумны, Курхо, — добродушно отозвался Хэжар. — Причина моей тревоги в том, что я не смог прочесть знаки времени вечером ранее. Боюсь, Саа Мелар может допустить мысль, что выбор не случаен. А он всегда был подозрителен, Курхо. После недолгих раздумий Сонтал решительно промолвил: — Полагаю, в том, чтобы просто передать дар чарахов в храм, нет риска. Но ты должен посетить Совет земледельцев в это время, Курхо, послов пусть примет твой советник, — задумчиво предложил он. — И в случае неудачи у Саа Мелара не будет причины подозревать тебя. — Всё может обернуться и худшим образом, Сонтал, — подал голос прорицатель. Сонтал думал недолго и тяжело проговорил: — Тогда я возьму всю вину на себя. — А что мы скажем Лучезарной, даа? — поинтересовался Курхо. — Ей лучше ничего не знать, — решил его отец. — Вахия никогда не умела скрыть страха перед Владыкой Цайлома, — вспомнил он. — Провести к нему предназначенную в дар девушку и не выдать себя она не сможет, если узнает об истинном предназначении жертвы… Друг Хэжар, — взглянул он на прорицателя, — прошу, оставь на несколько дней паломничества в храм. — Разве я не привлеку этим внимание жриц? — улыбнулся прорицатель. — В Ихрадже привыкли к моему присутствию. — Жрицы, к счастью, не говорят с Саа Меларом. Мне же важно, чтобы тебя не видел именно он. Иначе и ты будешь в опасности. — Я последую твоему совету, Сонтал, — не стал возражать Хэжар. — А теперь позволь мне покинуть тебя и Курхо. Я собирался на ярмарку. Поклонившись, старец вышел после разрешения и неторопливо направился к выходу из дворца. В городе, как всегда в дни приезда торговцев из других племен, царило оживление. Слышались струнные переливы, барабанный бой, выкрики продававших свой товар гостей Риада. На улицах настоящим роем шумела огромная толпа людей, покупавших, выбиравших, а то и просто разглядывавших расписные ковры, богатые ткани, украшения из драгоценных металлов и камней, посуду из тонкого белого фарфора, блестящие и острые клинки мечей, ножей и кинжалов. Доносились ржание и цокот копыт с тех улиц, где продавали лошадей, тёплые ароматы пряностей влекли жителей города к лавкам, уставленным чашами и мешочками с сушенными и измельчёнными травами и семенами. Прогуливаясь вдоль улиц, прорицатель с любопытством, не угасшим и за долгие луны жизни, разглядывал людей, слушал их разговоры, наблюдал за их детьми и питомцами. Он не собирался покупать, потому и к пёстрым краскам товаров был равнодушен; выйти на ярмарку его привлекла вероятность встречи с девушкой, о которой в Риаде ходили самые разнообразные слухи. Её называли дочерью самого правителя, предполагали гостьей из соседнего племени; иные считали, что она прибыла в город с единственной целью: поделиться знаниями с лекарем Тотилом. Подойти к девушке и спросить её прямо не решался никто, слишком сильный трепет, а то и страх, вызывал сопровождавший её всюду молчаливый воин в маске, о котором красноречивее всяких слов говорили его оружие и хищный взгляд. Для Хэжара, по счастливой случайности встретившего ХынСаа одним из первых, девушка также оставалась загадкой. Он хорошо знал, что она пленница Саа Мелара, и понимал, что побеседовать с ней может лишь в такие дни, когда демон в странном великодушии позволял ей покинуть храм и посетить ярмарку. И пусть девушка выходила в город очень редко, неизменно посещавшая Тотила она за несколько лун успела помочь многим больным. Первым прорицатель заметил НанЧа: серебро цепи на чёрных доспехах поблескивало в свете солнца, привлекая внимание так же, как и высокая фигура воина. Облаченная в платье цвета оливок и шитый по краю золотом серебристо-серый плащ, девушка рядом с ним казалась совсем хрупкой; увлечённо разглядывая роскошные ткани, привезённые из дальних земель, ХынСаа не сразу ответила на добродушный оклик Хэжара: — Да будет благим твой день, ХынСаа! — Блага и вам этим днём, прорицатель, — тепло промолвила девушка. — Не правда ли, эти полотна дивно-прекрасны? — с восторгом спросила она. Прорицатель улыбнулся, заметив восхищенное сияние её глаз, которое не скрывала даже полупрозрачная завеса вуали на её лице, и согласился без тени снисхождения: — Уверен, наряды, сшитые из этих тканей, были бы под стать красоте твоего лика, Поющая с кокхами. На лице ХынСаа тотчас вспыхнул румянец; с трудом отвлекшись от созерцания богатых узоров, девушка отошла от прилавка и поинтересовалась: — Вы тоже слышали вести о гостях из Арталя, прорицатель? — Причина, что побудила меня выйти на ярмарку, всегда неизменна, ХынСаа, — не стал лукавить Хэжар, — но о послах племени Чарах я слышал. Шагавший рядом с девушкой прорицатель догадался, что она направляется в сторону торговцев травами, и посмотрел на неё после неуверенного: — Слышала, они прибыли с дарами… для Ихраджа. Это… — Каждое подчиненное Риаду племя выплачивает городу дань, — проговорил Хэжар, когда молчание ХынСаа затянулось. Старец понимал, что девушка в расстроенных чувствах, хоть она и держалась невозмутимо. — Кроме того оно обязано в начале каждого солнца преподносить в дар Саа Мелару одну жертву: юношу или девушку. Чарахи с дарами в Риад приехали впервые, — поведал он. — Эскар совсем недавно увенчал победой затяжную войну с ними. ХынСаа ответила на слова прорицателя задумчивым молчанием, без слов шагал вслед за ними НанЧа, окидывавший улицу быстрым, почти незаметным цепким взглядом. Возле лавки с пряными и целебными травами их встретила Сараир. — Блага вам сегодня днём! — радостно приветствовала она. Ласково проведя ладонью по светлым волосам юной дочери Тотила, девушка ответила мягким: — И тебе блага, Сараир. Отец наказал купить корня валерианы? — Да, — закивала Сараир, — сестра моей уни мучается без сна по ночам. — Погоди немного, — попросила ХынСаа и обратилась к торговцу: — Дайте порошок листьев пустырника, корень валерианы, высушенные ягоды боярышника, орехи конского каштана и цветки пионов. Скажи отцу, пусть сделает настойки и смешает их равные доли, — велела она Сараир, наблюдая за тем, как торговец отмеряет на весах высушенные листья пустырника. — Хорошо, ХынСаа, я передам, — закивала дочь лекаря. Одетая, как всегда, в бледно-жёлтое платье и безразмерный фартук, с заплетёнными в две косы пепельно-русыми волосами, Сараир взирала на девушку с неизменными почтением и восторгом. Наблюдавший за ними Хэжар усмехнулся мысли, что бескорыстие пленницы Саа Мелара имеет над людьми большую власть, чем внушаемый им его именем страх. — Твоя помощь многим дарит исцеление и надежду, ХынСаа, — заметил он, провожая глазами дочь лекаря, поспешившую домой. — Уни завещала мне помогать тем, кто нуждается в моих знаниях, — со светлой улыбкой вспомнила ХынСаа. Они отошли от прилавка и, окружённых шумной толпой, их слышал разве что НанЧа; прорицатель окинул девушку внимательным взглядом и спросил: — Поведать Дийналу о святынях племени тебя тоже побудила память о ней? ХынСаа вскинула голову, но, к удивлению старца, вместо отрицания или потрясения вернула ему вопрос проницательным: — Так это вам он так спешил передать послание Первой Матери. Я надеюсь, сведения, что он раздобыл в землях Таргама, принесли пользу искавшему? — спокойно поинтересовалась она. — Ты хорошо знаешь, что искал Дийнал и какая правда сокрыта в преданиях о Бледноликой Сийг, — прорицатель не спрашивал, а утверждал. — Вы правы, прорицатель, — в голосе девушки послышалась горечь. — Он мне всё рассказал, — вспомнила она беседу в купальне. — Он? Ты о ком? — удивился Хэжар — не потому, что не понимал, о ком речь, а потому что не верил, что Саа Мелар может быть откровенным с пленницей. — О том, чьё покровительство так мучает правителя Риада. — Курхо лишь мечтает избавить город от служения демону, — без особых чувств проронил прорицатель. ХынСаа лёгким движением поправила тонкую ткань вуали и печально заметила: — Разве это то, что нужно городу? Правитель может оставить Риад без защиты. — Для защиты от враждебных племён и недругов достаточно Эскара и хорошо обученных воинов, — рассудительно возразил Хэжар. Ответ девушки поразил его недосказанностью и неожиданной обречённостью: — Есть враг намного страшнее воителей и захватчиков. — О чём ты? — подался к ХынСаа прорицатель, поняв, что больше она ничего не добавит. — Это… предчувствие, — подумав, нашлась девушка; порой ей было сложно облечь в слова то, что она ощущала. — Тебе бывают видения, — догадался Хэжар. — И что же ты видишь? ХынСаа посмотрела на прорицателя, вуаль её чуть колебалась возле губ, словно она говорила что-то, неслышное уху. Полупрозрачная ткань не скрыла её опустившихся век, и слова прозвучали растеряно: — Кровь как яд. Яд как ненависть. Ненависть как проклятие… Вам знакомы эти слова, — удивлённо протянула девушка, тонко ощутив переживания, которые вызвал у старца её ответ. — Они венчают Свиток Седьмого потомка Эрсала, — признался Хэжар. — Свиток Седьмого потомка? — переспросила ХынСаа. — О чём вы, прорицатель? — Это план, — откликнулся Хэжар. — Часть плана, который вместе с Бледноликой Сийг придумал седьмой сын Эрсала. Свиток написан символами, — тяжело вздохнул старец. — Я читаю ясные письмена и не могу понять их смысл. Всё, что я нашёл, — так это то, что есть кровь, способная разрушить бессмертие Саа Мелара, — добавил он. — Та, что станет ядом. ХынСаа обернулась к стоявшему позади НанЧа и не сдержала слабой ироничной улыбки: обет воина был для их с прорицателем беседы надёжнее самого верного хранителя. НанЧа ответил внимательным взглядом; в их безмолвном общении девушка всегда понимала мысли и чувства воина, знала и сейчас, что он не выдаст тайны её встреч с Хэжаром. — Далее в свитке сказано, что ядом будет «ненависть всего племени», — отвлёк её прорицатель. — «Память крови» — слова, дошедшие из послания Бледноликой. — И дополняющие пояснение, — поняла ХынСаа. — Если так, то речь идёт о ненависти, что передавалась от отца к сыну, от матери к дочери из поколения в поколение, — задумчиво продолжила она. Хэжар поправил рукав своей пепельно-серой мантии: — Из всех племён, что нам известны, более остальных демон Риада ненавистен племени Чарах. — А сегодня они прибыли в город с предназначенной Саа Мелару жертвой, — усмехнулась девушка и покачала головой. — Вы ждёте, что её кровь станет для него ядом? — Почему ты говоришь с таким неверием? — нахмурился прорицатель. — Предчувствие, — коротко отозвалась ХынСаа. — Это было бы слишком легко для тайны, что хранилась столько сотен солнц. И слишком просто для описания ненависти, связанной с проклятием, — вспомнила она. — Что о нём сказано в свитке? — Не могу понять… пока. Мне нужно время, — расстроенно промолвил старец. Волнение в толпе и доносившиеся издалека крики отвлекли обоих от разговора; ХынСаа оглянулась, едва ли заметив руку НанЧа, быстрым движением защитившего её от случайного столкновения с испуганным торговцем. — Что там происходит? — обратился Хэжар к одному из мужчин, что теснили их к прилавкам. — Говорят, какая-то лошадь вырвалась, сломав коновязь, — ответили из толпы. Прорицатель посмотрел на девушку, что взволнованно вглядывалась в конец улицы, и рассудительно заметил: — Думаю, нам лучше уйти отсюда, ХынСаа… ХынСаа? — позвал он, поняв, что девушка не слышала его слов. — Дикий… — сорвалось с губ ХынСаа. — Что? — Дикий, — громче ответила девушка, не отводя взгляда от коня, выбежавшего из-за крайнего дома. Испуганные видом мчащегося на них скакуна, люди разбегались в стороны; хлынула к краям улицы двумя волнами толпа, освобождая коню дорогу, и в стремительно приближавшемся цокоте его копыт Хэжар успел лишь проводить глазами бросившуюся ему навстречу девушку… — Постой! ХынСаа! — выкрикнул он. Прорицатель проводил глазами НанЧа, побежавшего вслед, и прижал ладонь к груди: бившееся больше века сердце отозвалось на острое волнение сильными спазмами. Старец замер, ожидая, что скакун опрокинет стоящую на его пути девушку, но к удивлению всех наблюдавших конь обежал ХынСаа и, гарцуя, подошёл к ней, чтобы доверчиво ткнуться большой умной головой ей в плечо. — Хороший мой, Дикий, — обняла скакуна за шею девушка, в голосе ей дрожали слёзы. — Прости меня, хороший мой… Не по своей воле я тебя оставила, — беспрестанно поглаживая спутавшуюся гриву Дикого, проронила ХынСаа. К ней подбежал вспотевший от бега и покрасневший от переживаний мужчина в плотных льняных штанах и потертой кожаной безрукавке поверх тонкой рубахи; вытерев влагу со лба, он с благодарностью выдохнул, обращаясь к девушке: — Спасибо тебе большое! Я уж думал, он пришибёт кого-нибудь… — Вы его хозяин? — ровно спросила ХынСаа, в словах её не было и эха непролитых слёз, всё ещё горевших под веками. — Да, я… Как ты его укротила? — спросил вдруг торговец, в неподдельном изумлении глядя на ласкавшие голову и шею Дикого руки девушки. — Этот демон никому не даётся… ХынСаа окинула взглядом людей, к словам мужчины она осталась равнодушна. «Сегодня же ярмарка», — пронеслось в мыслях; рука её сама собой скользнула к небольшому мешочку с монетами, спрятанному под плащом. — Вы ведь привели его на ярмарку, чтобы продать? — обратилась она к торговцу. — Да кто его купит! — сокрушенно откликнулся мужчина. — Его мясники забрать должны, сегодня же… — Мясники? — похолодев, повторила ХынСаа и отступила на шаг. Дикий, недоумённо фыркнув, слегка боднул её в плечо. — П-продайте его мне, — вырвалось у девушки. — Не могу, я уже взял за него плату, — возразил торговец. — Что ж, позволь я… — потянувшийся к поводьям он замер, когда НанЧа преградил ему путь, и в испуге посмотрел на воина: в тёмных глазах светилось предупреждение. ХынСаа протянула мужчине мешочек с монетами, которых хватило бы, чтобы купить ещё несколько таких коней, как Дикий; торговец заколебался, и она спокойно промолвила: — Верните плату мясникам, я плачу вам не за мясо, а за скакуна. Несколько мгновений мужчина не отводил взгляда от её скрытого вуалью лица, затем принял и убрал мешочек в карман безрукавки. — Удивительная ты! — вырвалось у него. Печальную улыбку ХынСаа не спрятала даже вуаль; она посмотрела на НанЧа и тихо попросила: — Найди одного из соратников правителя. Его зовут Дийнал. Попроси его прийти к дому Тотила, я приеду туда, — она ласково оглядела Дикого и погладила его за ушами. — Он всё время стоял в стойле, — ответила девушка на немой вопрос воина, который услышала без слов. — Я спущусь на нём в долину… Он давно не бегал. НанЧа покачал головой, карие глаза его сверкнули протестом; ХынСаа снова поняла его без слов и мягко улыбнулась: — Не переживай, НанЧа, Дикий сможет меня защитить. Я не хочу здесь оставаться, — призналась она, в голосе её вновь дрогнули слёзы, и взгляд воина изменился, потеплев на недолгое мгновение. НанЧа кивнул и посмотрел на приблизившегося прорицателя; Хэжар окинул коня полным любопытства взором и заметил: — Смелое решение, ХынСаа. Однако где же ты оставишь этого недоуздка? — Есть среди воинов Эскара тот, кто помнит мою помощь, — тепло ответила девушка, улыбаясь непосредственности Дикого, который стоял, опустив голову и прижавшись к ней могучей шеей. Конь соскучился по ней, и осознание отзывалось в ХынСаа острой тоской. — Полагаю, Дийнал будет рад видеть такого скакуна в своей конюшне. Хочешь прокатиться? — догадался прорицатель. Девушка кивнула и, слегка похлопав Дикого за ушами, обернулась к Хэжару: — Спасибо за беседу, прорицатель Хэжар. Я была рада встретить вас сегодня. — И тебе спасибо, ХынСаа, — улыбнулся старец. — Счастливой тебе дороги! — пожелал он. — Каждому путнику! — ответила ХынСаа традиционным и легко взобралась на Дикого, который опустился на одно колено, помогая ей сесть на круп. Оглядев разбредшихся по своим делам людей, Хэжар направился в сторону Дома знаний и мудрости. НанЧа вывел девушку за ворота Риада и, проводив помчавшуюся в долину всадницу глазами, поспешил на поиски Дийнала.