Джет

      После отбытия Вожака Сезон недели примерно три был просто идеален. Впервые за время своих отношений Джет и Рифт беспрепятственно наслаждались друг другом и чувствовали себя абсолютно счастливыми. Никто им не мешал, и между ними самими не осталось никаких недомолвок. Только крайняя степень близости и взаимопонимание, не требующее слов, а складывающееся целиком из прикосновений и взглядов.       Купаться в этой упоительной безмятежности хотелось вечно, но конец блаженству наступил гораздо раньше, чем закончился брачный период. И причиной тому стал Полуночный Вой, который нежданно-негаданно возвратился на корабль по каким-то неотложным делам, мастерски испортив своим верным охотникам все веселье.       Он появился рано утром, громовым рыком разогнав пытавшихся в его отсутствие хорохориться юнцов по каютам, после чего заперся у себя. Какой-такой Жесткач укусил Вожака, что он вот так запросто бросил посреди Сезона свой гарем и вернулся в дружно поехавший мозгами на почве избытка гормонов клан, никто не понял. Но с появлением доминанта на «Триумфе» сразу стало заметно тише. Молодняк не рискнул высовываться даже тогда, когда Полуночный Вой удалился в Совет, потому как среди воинов уж разнеслась весть о том, что лидер останется не менее чем на десять суток и лучше его не сердить, да и вообще на глаза ему не попадаться. Между прочим, он мог бы остановиться в своих апартаментах на станции — там бы его точно никто не потревожил, да и к Совету, как ни крути, ближе… Но Вожак по неизвестной причине решил проводить свободное время на корабле, причинив массу неудобств всем, включая самого себя. Впрочем, о причине можно было и догадаться…       Откровенно говоря, сын Пепла и Безродный услышали новости последними, так как и до возвращения Воя практически не покидали отсека. О ситуации Рифту в сортире доложил сливавший на соседнем толчке Мордобой. Безродный оказался так неприятно удивлен, что даже забыл его побить. Точно ураган ворвавшись к партнеру, который уже нежился на койке в предвкушении скорой ласки, Рифт, будучи на нервах, сперва жестко его отымел, а лишь затем объяснил причину своего буйства.       — И всего-то? — с немалым трудом поднимаясь после бесцеремонно свершенного акта и потирая ноющую поясницу, простонал Джет.       — То есть ты не понимаешь, что сейчас начнется? — пессимистично хмурясь, подытожил Рифт.       Сын Пепла уставился на него в недоумении. С минуту он переваривал услышанное, размышляя, точно ли Безродный имел в виду именно это, действительно ли он может оказаться насчет этого прав и как сейчас следует ответить. Наконец Джет тряхнул головой и, попытавшись изобразить беззаботную гримасу, проурчал:       — Да ну что ты, да не-ет…       Сказать уверенно не вышло. Только сказать правду было бы еще сложнее.       Рифт, конечно, оказался прав. Но Джет даже предположить не мог, НАСКОЛЬКО. Не прошло и суток, как Вожак потребовал младшего воина к себе, выбрав для свидания (а это было именно оно, следовало смотреть правде в глаза), самый глухой час, когда на палубах уже не было ни единой живой души. Рифт, пресыщенный несколькими часами безостановочного секса (надо же было как-то его отвлечь), тоже беспробудно дрых. Потихоньку, чтобы его не разбудить, сын Пепла слез с койки и выскользнул из отсека, прихватив повседневную амуницию.       Вообще-то Джет готов был биться об заклад, что лидеру больше придется по нраву созерцать его менее одетым, но это стало бы совсем уж вопиющим нарушением принятого на «Триумфе» этикета. Да и встреться сыну Пепла на пути кто-то из старшего состава — очень бы, наверное, удивились…       Перед тем как облачиться в доспехи, Джет тщательно вымылся, дабы на нем не осталось запаха Рифта, и как смог удалил из клоаки остатки чужого семени. Наверняка он знать не мог, но, возможно, Вожак собирался зайти дальше, чем обычно. Стоило самцу об этом подумать, как грива начинала разогреваться от стыда, смешанного с возбуждением. Сын Пепла не мог сказать с полной определенностью, хочет он более близкого контакта с лидером или же страшится этого. Но решать так или иначе предстояло не ему. Просто следовало быть подготовленным на тот случай, если Полуночный Вой распалится настолько, что все же вздумает им овладеть.       На все про все ушло довольно много времени — стремясь предстать перед высокоранговым любовником в наилучшем виде, Джет провозился дольше, чем рассчитывал, и потерявший терпение Вожак встретил его не слишком ласково.       — Подойди, — рыкнул Вожак, заблокировав голосовой командой дверь. Он восседал в рабочем кресле, которое в данный момент было отвернуто от стола, и с явным раздражением поигрывал когтями по подлокотникам.       — Мой Вожак… — покорно приближаясь и склоняя перед лидером голову, обозначил свое почтение сын Пепла.       Судя по запаху, Полуночный Вой тоже был только после душа, причем, вопреки ожиданиям юнца, находился в абсолютно приличном виде, если не сказать при параде. Так может, он собирался сообщить, что все кончено, между ними ничего нет и быть не может? О, если бы…       — Неотложные дела в Совете заставили меня покинуть гарем, — сообщил тем временем Полуночный Вой.       — Надеюсь, их удастся решить, и это не причинит слишком много неудобств, — пока еще не вполне понимая, к чему клонит Вожак, учтиво произнес Джет.       — Я обязан их решить, воин, — голос старшего самца приобрел торжественное и слегка драматичное звучание. Впрочем, интонация казалась абсолютно правдивой. На те же сто процентов, на которые в реальности была наиграна. — Это мой долг. Это залог процветания нашего клана. Пока другие лидеры угождают своей похоти и предаются праздности в изобильных угодьях, я забочусь о будущем своих верных охотников. О том, чтобы именно им доставались самые почетные миссии Совета и самое лучшее снабжение.       — Мой Вожак, твои старания во благо своих воинов сложно переоценить, — стараясь отвечать в тон, кротко застрекотал Молодая Кровь.       — Это верно, — покровительственно рыкнул лидер. — И это отнимает много сил. Сегодня был весьма напряженный день…       Дальше Полуночный Вой задумчиво отвел взгляд, как будто в мыслях возвращаясь к своим заботам. Джет заколебался. Был его черед говорить, и собеседник определенно ждал его следующей фразы, но… Сын Пепла не был уверен. Все еще не был уверен.       — Мой Вожак… — почувствовав, что пауза затягивается и происходит это не иначе как по его вине, начал Джет. Однако дальше он осекся и неловко замолчал. Очень не хотелось вновь быть инициатором.       — Завтра будет еще сложнее, — бросил лидер как бы невзначай. Молодой самец успел поймать его краткий взгляд — не более секунды. Распознать выражение не удалось бы при всем желании. Дальше взор Вожака обратился к столу, а фигура выпрямилась и начала поворачиваться, демонстрируя намерение вернуться к работе над документами. Поворачиваться, впрочем, подозрительно неторопливо. Профессионально изображая усталость, которая могла бы объяснить сейчас его медлительность, лидер определенно давал подчиненному время. Достаточное, чтобы осознать: первый шаг должен быть за охотником, потому что он не может быть за Вожаком.       — Могу… Могу я что-то сделать? — собравшись с духом произнес Джет.       Полуночный Вой замер, не закончив поворот, и искоса поглядел на юнца. Затем вернулся в исходное положение и уставился на сына Пепла уже в упор, изобразив ту самую пленительную полуулыбку-полуоскал, от вида которой у Джета даже вне Сезона начинало странно теплеть между ног.       Конечно, Джет сейчас не ожидал от Полуночного Воя ответа — по крайней мере, словами. Но взгляд Вожака оказался красноречивее любых слов. В первый момент он как будто пронзил, пригвоздил к месту, но вслед за тем столь же внезапно смягчился и, не позволяя молодому воину опомниться, стал плавно опускаться вниз. Он как будто бы приглашал следовать за собой, и сын Пепла оказался бессилен противостоять этому зову. Медленно он сначала преклонил одно колено, а затем встал на оба, положив руки на колени Вожака. Они были расставлены, но не очень широко. Полуночный Вой вообще не имел привычки сидеть враскоряку, даже когда был расслаблен. Однако сейчас Джет взял на себя смелость раздвинуть ноги покровителя, чтобы удобнее разместиться между ними, а тот благосклонно позволил ему проявить столь дерзкую инициативу.       Чувствуя, что движется в верном направлении, сын Пепла провел ладонями по затянутым в посеребренную сеть бедрам Вожака. Глухо щелкнула пряжка ремня, и паховая пластина, состоящая из трех металлических лепестков, раскрылась под дрожащими от благоговения пальцами. Полуночный Вой остался неподвижным, как и его взгляд, прочно прикованный к рукам подчиненного, которые в данный момент любовно отодвигали плотную ткань набедренной повязки. Судя по тянущимся от ее изнанки ниточкам слизи, она бы давно промокла, будь хотя бы немного тоньше.       Над клоакой старшего самца уже виднелась отчетливая выпуклость, и края щели слегка разошлись под давлением быстро наливающейся головки полового органа. От явленного зрелища из пасти Джета непроизвольно вылетел срывающийся вздох вожделения. Следующий вздох — глубокий и страстный, без тени сомнения, без капли стыда — издал Вожак, когда юный любовник прильнул к его нетерпеливо пульсирующей промежности и начал жадно слизывать предэякулят.       Если честно, сын Пепла затруднялся сказать, нравятся ему оральные ласки или нет. Они практиковали подобное с Рифтом, но как правило лишь в качестве прелюдии. Кроме того, Рифт не слишком усердно мылся, и Джет предпочитал принимать его член с того конца, что был лишен обоняния. Но акт фелляции с Полуночным Воем порождал совершенно иные ощущения. Прежде всего, Вожак был всегда безукоризненно чист, и яркий, терпкий вкус его насыщенной феромонами смазки никогда не сбивался запахом выделений. Поэтому, хотя суть процесса оставалась той же, называть его грязным не возникало даже мысли. Скорее, изощренным. Если не изысканным…       Джету нравилось ласкать упругий, идеально изогнутый стержень, с величайшей осторожностью пропуская его между жвалами, и исследуя ровные ряды ребер языком. Его собственный член имел более острые ребра и был тоньше. Орган Рифта напротив обладал сглаженным рельефом, хотя не был обижен шириной. Пенис же Полуночного Воя был абсолютно лишен изъянов, сочетая гармоничные пропорции и умеренный размер. Чуть скошенные ребра делили орган на четкие сегменты, и представлять, как чувственно они могли бы стимулировать клоаку, анус и заднюю стенку семенников, было для Джета самой сладкой пыткой, самым мучительным наслаждением… Это неутолимое предвкушение — того, что могло бы последовать дальше, но чему никогда не было дано свершиться, — придавало испытываемым чувствам особую остроту и уносило в сочащийся развратом мир самых смелых, безграничных фантазий. Фантазий, которые беспощадно доламывали психику младшего самца, заставляя в исступлении заглатывать вожделенный фаллос и стонать всей грудью в унисон с томным взрыкиванием оргазмирующего Вожака.       Покидая покои лидера, Джет старался идти прямо, но его все равно шатало. Он дважды кончил в набедренную повязку — просто от прикосновений рук Полуночного Воя к его гриве и плечам, — но этого, конечно, оказалось мало, ничтожно мало. Лидер испытал разрядку лишь один раз, но она была столь обильной и продолжительной, что сын Пепла не смог проглотить все семя. Под конец оно уже выткало наружу и, пенясь от активного движения обоих партнеров, заливало шею и грудь молодого самца, тяжелыми шлепками срывалось на пол, скользило под коленями…       Когда все закончилось, Вожак милостиво разрешил ополоснуться в его купальнях, а после — выставил за дверь. С трудом передвигая ноги, Джет направился к своей каюте, но по пути его вновь настигла эрекция. Стояк неприятно уперся в паховую броню и начал из протеста подтекать. Тогда молодой самец завернул в первый попавшийся санузел, где совершил «контрольную» помывку, дабы максимально уничтожить пропитавший его шкуру и доспехи запах Вожака, после чего чуть ли не бегом кинулся к Рифту.       Будить Безродного не пришлось. Такое впечатление, что он все это время караулил у порога. В последний момент Джет успел заблокировать дверь, потому что его уже сгребли в охапку и нагнули прямо на месте, грубо сдернув с бедер ткань. В ответ «пассив» немедленно прогнулся, максимально подставляясь «активу», и, не в силах дожидаться проникновения, сам попытался насадиться на его едва высунувшийся член. Рифт яростно захрапел и резко вошел в сородича, которому, судя по ощущениям, действительно не нужна была никакая подготовка. Вцепившись когтями в плечи партнера, Безродный властно толкнулся вперед, до основания вгоняя член в раскаленную, скользкую как у течной суки дырку. Джет заскулил, буквально припечатанный мощной тушей к стене, но при этом подставился еще старательнее. Слабо… Все равно слишком слабо, чтобы унять ненасытно жаждущее нутро…       — Рифт, пожалуйста… Глубже, сильнее… Как раньше… Как в первый раз, помнишь? Как ты меня долбил, когда я сопротивлялся… — задыхаясь и выдавливая из глаз слезы облегчения, взмолился сын Пепла. — Накажи меня. Пожалуйста, накажи жестоко…       Над ухом раздалось угрожающее рычание, и жаркое дыхание опалило гриву.       — Раз ты просишь, не могу тебе отказать… — голос Рифта сбился от борющейся с негодующим рвом брачной трели и напоследок зловеще изрыгнул: — Любовь моя…