Джет

      Охота все-таки началась для них. Вернее, для одного из них. Второй же стал дичью. Продлилось это, в общей сложности, около шести или семи дней — точно Джет определить затруднялся. Рифту он, конечно, не поверил с самого начала. Вернее, не то чтобы не поверил, просто иллюзий не питал. И оказался прав. Рифт не выдержал испытания, которое сам же назначил им обоим. Он сорвался на пятые сутки гона и снова принялся терроризировать младшего сородича.       Сперва Безродный пробовал нападать, но сын Пепла, по своему обыкновению вступающий в Сезон позже, успешно избегал его атак и прятался. Рифт, в свою очередь, не проявлял излишней настойчивости. Стоило ему потерять из вида объект своей страсти, как он отступал и успокаивался. Но чем дальше, тем продолжительней становились его приступы смешанной с вожделением агрессии, пока окончательно не переросли в маниакальное преследование.       И вот теперь Рифт выслеживал Джета, не ведая усталости, лишь изредка прерываясь на короткую передышку. При этом он ревел так, что вибрировали стены. А сын Пепла упорно продолжал от него убегать, хотя и осознавал всю безнадежность сложившейся ситуации. Куда бы он делся от Рифта… Все равно рано или поздно этот гад достал бы его.       Уже двое суток Джет толком не спал. И ел он в последний раз, кажется, очень и очень давно… Он чувствовал, что все больше слабеет, но тем не менее решил не сдаваться до конца. Закончилась его борьба печально и бесславно. Наступил момент, когда молодой самец просто не смог подняться и бежать. А сопротивляться Рифту всегда было бесполезно.       Все произошло в тупике, рядом с трубами системы отопления. Рифт сначала загнал Джета в угол, а затем схватил и прижал грудью к стене, жестко подавив все попытки вырваться. Упираясь локтем в узкую спину, Безродный положил ладонь на затылок сына Пепла и заставил жертву уткнуться жвалами в опору. Вторая рука насильника подхватила Джета снизу, вынуждая прогнуться и выставить зад. А Джет лишь вцепился в удерживающее его лапищи и беззащитно заскулил — совсем, как два года назад, когда впервые свершилось его бесчестие. Только сейчас было хуже. Сейчас он не только не мог противиться, но и не особенно хотел.       В голове еще успело мелькнуть, что, пожалуй, не стоило так долго испытывать терпение Рифта. Нужно было сразу дать ему желаемое… Теперь же рассчитывать на его сдержанность не приходилось.       Рифт стиснул младшего самца покрепче и сорвал с него набедренную повязку, после чего прильнул к «пассиву», полностью накрыв его своей тушей, и сразу начал входить без подготовки. Джет забился под ним и закричал от боли, но в ответ получил лишь сильный укус в загривок. А Безродный, окончательно подчинив партнера, продолжил безжалостно прорываться внутрь, совершая грубые и резкие толчки. Сейчас насильник вряд ли полностью осознавал свои действия. Как и в прошлые годы, главным для него было как можно быстрее унять мучительный зов природы, а что чувствовала жертва, его не заботило.       Ослабленный от голода и отчаяния юнец не вынес этой пытки долго. Его колени начали подкашиваться, а в глазах помутилось. Чувствуя, что сын Пепла уже не держится на ногах, Рифт на миг замедлился и с негодующим рычанием обхватил его поперек туловища, после чего, не разрывая связи, переставил на четвереньки и продолжил яростное совокупление. Собрав последние силы, Джет повернулся и протянул к Рифту жвала, но тот проигнорировал его жалобное выражение, лишь крепче сдавил грудь и шею партнера, прижав его к себе с такой силой, что бедолаге стало трудно дышать.       Джет захрипел, хватая воздух. Распирающее ощущение внутри сделалось невыносимым. Каждое движение Рифта причиняло такие мучения, будто внутренности рвало лезвие тупого клинка. Глубже, глубже, еще глубже… Казалось, этому не будет конца.       — Рифт, остановись! Хватит! — в какой-то момент Джет не смог сдержать недостойные мольбы. Рифт попросту выбил их из него, как выбивают пробку из бутыли сильным ударом о дно. Впрочем, Безродный все равно не внял просьбам своей несчастной жертвы. Он удовлетворил свою похоть сполна, вновь превратив сына Пепла в свою послушную игрушку, а после оставил валяться там же, где надругался.       Помрачение нехотя отступило, и его место заняло неприятное осознание. Он опять не смог справиться с собой. Но кто ж был виноват, что мелкий так охотно подчинялся его прихотям? Да еще и вел себя настолько провоцирующе? В самой фигуре Джета, в каждом его взгляде, в каждом движении было что-то приглашающее. Его тонкая шея словно бы просила укусов, его узкие плечи было так легко ломать и выворачивать… Всегда беззащитный и кроткий, даже на Охоте, даже в нелепых попытках отстоять свою честь, сын Пепла необъяснимо сильно притягивал к себе. Да и что бы он не говорил, ему нравилось, когда его имеют. Когда его жестко имеют. Достаточно раскрепощаясь, он просил об этом сам. И теперь будет просить. А Рифт…       Нет, Рифт не хотел продолжать. Не потому что ему не нравилось — нравилось, еще как. Но слишком дорого стоило признание узколобых собратьев, чтобы идти наперекор основным устоям. Многие народы спокойно относились к однополой любви, и только яутжи ее презирали. А ее приверженцев ненавидели. И потому Рифт действительно не хотел продолжать. Но обстоятельства оказались сильнее него.       Сезон вскружил голову, этому нельзя было противостоять… Разве был Безродный самец в чем-либо повинен? Джет находился рядом и оставался доступен, а клан не заподозрил бы и не осудил, так могло ли быть иначе? Нет. Вожак сделал это своими руками. Он прекрасно знал, что запирает вместе хищника и жертву. Не знал лишь нюансов. Но это не меняло положения дел.       Чтобы успокоиться и привести в порядок разбежавшиеся мысли, Рифт не спеша прогулялся туда-сюда через весь ярус, после чего пришел к окончательному решению. Раз всем было все равно, к чему усложнять? Запрещать себе делать, что хочется, лишаясь и без того немногочисленных радостей? Изгоям нет смысла стараться — их стараний никто не увидит. Так для чего сдерживаться, мучая себя и мелкого? Им предстояло пережить этот Сезон вдвоем, и вариантов имелось лишь два: либо драться, либо спариваться. Учитывая прошлый опыт, выбор был очевиден. И Джет наверняка разделял это мнение.       Возвращаясь в тупиковый коридор, Рифт не слишком рассчитывал обнаружить там партнера — так, просто на всякий случай решил заглянуть. Но, повернув за угол, он увидел, что сын Пепла все еще там.       Младший не просто не ушел, он даже не сдвинулся с места — так и лежал, где Рифт его оставил час назад. Он зажмурился и сжался в комок, подтянув колени к животу и покорно ожидая следующей расправы. Было заметно, что его бьет озноб. Грива, подбрюшье и промежность воспаленно горели. На бедрах подсыхало семя с обильной примесью крови.       На приход Рифта младший самец никак не отреагировал. Но каким-то образом Безродный понял, что он не спит. Так в чем же было дело? Остановившись в двух шагах от неподвижного сородича Рифт затоптался в нерешительности, потом все-таки наклонился и вгляделся… И вдруг…       Эта мысль стала для него откровением. Неприятным, почти шокирующим. Предаваясь страсти, он совсем не думал, насколько сильно может повредить отвыкшего за год партнера. Все было, как раньше, Джет сопротивлялся, но слишком слабо — потому что знал, какое удовольствие приносит Рифту процесс подчинения и потому что сам любил, когда его подчиняют… Или… Нет? А что если у мелкого реально не осталось сил?..       Безродный не сразу понял, что произошло — новое чувство совсем застало его врасплох. Такого никогда не бывало раньше. Просто что-то как будто щелкнуло внутри головы, и мир повернулся своей изнанкой. Так Рифт внезапно и необъяснимо — прозрел.       А ведь он никогда не видел, что происходит с Джетом после его действий. Он ловил мелкого, совокуплялся с ним, сколько хотел, а затем отпускал на все четыре стороны, чтобы через некоторое время поймать снова и все повторить. Но все, что было в промежутках, пока удовлетворенный Рифт отсыпался в своей каюте, ускользало от его внимания. Да и, откровенно говоря, не так уж его интересовало. Только почему вдруг начало интересовать теперь? И что за… Что за странное давящее чувство появилось в горле и груди?       Самец медленно преодолел расстояние, отделяющее его от любовника и опустился рядом с ним на корточки. Какой же этот дохляк был… Дохляк. Худющий, будто свежевышедший грудолом, с поблекшей шкурой и выпирающими ребрами, с жилами, вместо мускулов… Если бы не Рифт, он помер бы на первых Охотах. А все туда же, храбрился, ерепенился… Это выглядело смешно, не по-мужски. И это самое «немужское» поведение было той самой особенностью, которая так бесила в обычное время и так манила в Сезон… Нет, сын Пепла, боги явно ошиблись, когда даровали тебе тело самца.       Он был для Рифта первым. Первым и единственным. Сначала — потому что больше никого не удалось покрыть, потом… Безродный на мгновение задумался. А если бы не случилось всего этого? Отправился бы он сейчас к самкам, как планировал, или нет? Рифт, наверное, мог ответить на этот вопрос, но не стал этого делать. Ответ был очевиден, но произнести его — даже мысленно — воин страшился.       В растерянности Рифт просидел возле Джета весь вечер. Он не знал, что говорить и что делать, но просто уйти тоже теперь не мог. Хорошо, что мелкий пока был не в состоянии задавать вопросы.       К ночи состояние юнца ухудшилось, он впал в забытье. Очевидно, синтетические компоненты крови не могли справиться с причиненным уроном, а истощение усугубило положение. Рифт пробовал его тормошить, но Джет лишь болезненно морщился, отзываясь тихими стонами и продолжая угасать.       Сидеть и смотреть на это дальше, Рифт уже не мог. Перебрав в голове все возможные варианты, он остановился на том, что дохляка нужно хотя бы напоить, пусть даже принудительно. Задача оказалась не из легких. В первую очередь, потому что не нашлось, в чем принести воды. Не волочь же было к водопроводу самого Джета… В конце концов Рифт вышел из положения, забрав набедренную повязку сородича и обильно намочив ткань. Затем самец вернулся и, покрутившись вокруг сына Пепла, отыскал наиболее удобный подход, после чего наклонился, неуклюже приподнял голову младшего и отжал повязку прямо ему в пасть, заставив здорово поперхнуться. Но Джет хотя бы начал подавать признаки жизни.       Плохо, что здесь отсутствовала возможность помыться, ведь причиной неутешительного состояния мелкого определенно являлись не сами травмы, а попавшая в них грязь… Рифт вообще с этой стороны раньше положение не рассматривал… А положение-то складывалось серьезное.       Стремясь предпринять хоть что-то, самец снова взял в руки еще влажную ткань и обтер тело своей жертвы. Прежде у Рифта никогда не возникало необходимости быть с кем-то осторожным, но в этот раз он попытался действовать как можно более бережно. Начав с лица, он прошелся по груди, боками и животу Джета, после чего убрал, как смог, следы своего семени и промокнул порванную клоакальную щель. Джет не стал ему противиться — даже не шевелился, не открывал глаз, плавая на границе сознания. Рифт почувствовал себя совсем погано. Раньше, когда он так себя чувствовал, он просто шел и бил (или трахал — в зависимости от времени года) Джета. Но сейчас было нельзя. И Безродный впервые не знал, что делать.       Ночь прошла тяжело. Оба самца не спали. Но и не бодрствовали. Джетова хворь как будто бы каким-то непостижимым образом передалась Рифту. Это был бесконечный морок на грани яви и сна, с внезапными провалами и резкими пробуждениями от собственного бешеного сердцебиения, один общий мучительный кошмар, поразивший сразу двоих. Безродный не испытывал ничего подобного очень давно. Пожалуй, с самого детства, когда… Когда ему приходилось особенно страшно и тяжело. То было не что иное, как проклятая беспомощность.       Под утро, как это часто бывает, пришло облегчение. Жар отступил, и сын Пепла уснул. Тогда и Рифт прикорнул неподалеку, тотчас же провалившись в какую-то непроглядную черную бездну.       Непонятно, сколько они в общей сложности проспали. Когда Рифт открыл глаза, то сразу же встретил устремленный на него мутный, отрешенный взгляд сына Пепла. Джет успел натянуть на себя мятую набедренную повязку и перелег ближе к стене. То, что он пришел в сознание, не могло не радовать, но выглядел мелкий по-прежнему весьма скверно.       Тогда Безродный поднялся и молча покинул тупик.       Жрать хотелось уже с вечера, но Рифт, столкнувшийся с доселе неведомой ему проблемой, даже не пошел за едой. Теперь же, когда Джет более-менее очухался и, необъяснимые переживания по поводу него улеглись, можно было и проверить — наверняка ее уже сбросили. Чутье не обмануло самца, в нише лежало два обкрошившихся, ломанных брикета. Рифт сразу же схватил один из них и вгрызся в жесткий концентрат, но, проглотив первый кусок, внезапно замер.       — Живой? — Рифт подошел к Джету вплотную и небрежно швырнул перед ним два кормовых брикета. Один, правда, был с краю слегка поеденный.       Джет в недоумении опустил взгляд на пищу и слабо шевельнул максиллами. Потом осторожно привстал и с подозрением на физиономии принюхался. От Рифта уже несло, будто от целого взвода охотников, а вел он себя как-то нетипично… Ему положено было притащиться и без объяснений приступить к спариванию, а он вместо этого… Какого черта он делал?       — Ты принес мне еду? — решив в итоге не доверять собственным глазам, уточнил сын Пепла.       — А на что-то другое похоже? — съязвил Рифт.       — Что происходит?       — Я не хочу, чтобы ты сдох. Жри, — он указал на концентрат жвалами. При этом взгляд у переростка был таким голодным, что казалось, он вот-вот набросится и проглотит не только эти несчастные брикеты, но и сородича вместе с ними.       — Я… — Джет заколебался, прислушиваясь к ощущениям.       Рифт выжидающе защелкал и чуть отступил назад, как бы показывая, что на пищу не претендует.       — Не могу пока ничего есть… — сокрушенно покачал головой сын Пепла.       — Надо, — отрезал Рифт. — Или хочешь, чтобы я в тебя силком запихнул?       — Ну да… Ты ж у нас мастер… По запихиванию…       Шутка получилась совершенно неудачной. Коричневошкурый мигом вскинулся и замахнулся для удара, но каким-то чудом смог сдержатся.       — Я оставлю, — произнес он и, все еще сердито прирыкивая, пошел прочь.       Не появлялся Рифт довольно долго. Джет за это время еще вздремнул, сходил попить и все-таки заставил себя съесть один из брикетов пайка. Потом молодой самец снова отлеживался, то проваливаясь в сон, то возвращаясь к действительности. Так прошел остаток дня. Ночью появился аппетит, и сын Пепла сгрыз вторую порцию концентрата.       На другой день общее состояние немного улучшилось, хотя ниже спины все еще была полная катастрофа. Но Безродный хотя бы не пошел на второй заход, спасибо и на этом… Хотя ожидать, что передышка продлится долго, не приходилось. И если честно… Джет сам не хотел бы ждать долго. Проклятый Сезон не пощадил его, и организм, несмотря на перенесенные мучения, начинал все настойчивее требовать утоления низменных страстей.       Безродный явился, когда сын Пепла уже начал подумывать о том, чтобы отправиться на его поиски. Очевидно, он пришел прямо с тренировки, потому что весь его торс был залит испариной, а запах от самца исходил такой крепкий, что казался почти осязаемым.       «Теперь-то он уже точно набросится», — не то обреченно, не то облегченно подумал Джет. Но, к его изумлению, Рифт даже не стал подходить близко.       — Живой? — опять спросил он, заинтересованно склоняя башку набок.       — Да… Я в порядке, — младший самец нетвердо поднялся на ноги. — Ты пришел, чтобы…       — Нет, — резко оборвал его Рифт. — Я пришел убедиться, что ты не сдох.       — Убедился?       — Да. Теперь ухожу.       — Рифт… Подожди.       Безродный настороженно замер и даже слегка пригнулся.       — Что тебе? — буркнул он.       — Пожалуйста… Останься, — Джет сам не поверил, что все-таки осмелился это сказать.       — Зачем?       — Ну… Ты понимаешь…       Рифт лишь мотнул башкой, тем не менее повернулся и вопросительно уставился на сородича.       — Все ты понимаешь, не притворяйся… — тот сделал по направлению к старшему самцу несколько робких шагов и отвел глаза, не в силах выдерживать прямого взгляда коричневошкурого. — Хочешь, чтобы я сказал это вслух? Хорошо… Скажу. Я хочу…       Тут он запнулся и замолчал, собираясь с духом. А затем договорил:       — Хочу с тобой снова… Хочу тебя, Рифт. Просто давай потихоньку, ладно? Позволь мне привыкнуть. И можно… Можно я в этот раз буду видеть твое лицо?       — Откуда это? — в наступившей тишине, нарушаемой только частым, прерывистым дыханием Джета и сосредоточенным сопением Рифта, слова Безродного прозвучали как что-то лишнее, чуждое, до такой степени не вяжущееся с контекстом, что сын Пепла не сразу смог отреагировать на вопрос. Он ждал от любовника молчания и звериного пыла. Задавать вопросы не было в обыкновении Рифта. Тем временем одна рука старшего самца оказалась под спиной Джета, вторая же легла поверх пересекающего живот шрама. Пальцы слегка тронули поверхность рубца, а затем медленно заскользили вниз. Достигнув неровного края клоакальной щели, они чуть проникли внутрь, после чего столь же неторопливо совершили обратный путь.       — Матриарх. Великая Мать, — хрипло отозвался сын Пепла.       — Не заметил, чтобы ты интересовался самками, — не то ехидно, не то озадаченно, прорычал Рифт, наклоняясь, как будто в стремлении разглядеть шрамы лучше. Внезапно из его пасти показался язык. Раздвоенный кончик прикоснулся к коже и начал неторопливо исследовать каждый рубец, оставляя прохладный след и ощущение приятной щекотки. Джет слегка дернулся от неожиданности и тут же обмяк в объятиях партнера, позволяя ему осуществлять это странное баловство.       — Она сама мной заинтересовалась… — замирая от подступающего возбуждения, выдохнул Джет.       — И с тех пор ты терпеть не можешь баб? — подытожил Рифт на мгновение отрываясь от своего занятия и поднимая косматую башку, чтобы посмотреть любовнику в глаза.       — Я их уважаю, но к ним меня не тянет… — признался юнец.       — А ко мне? — вот этого ничто не предвещало…       — А сам как думаешь? — и тем сложнее оказалось ответить честно.       — Тебе нравится, ты извергаешь семя. Но меня ты ненавидишь, — констатировал Безродный и как-то слишком поспешно вернулся к ласкам. Словно хотел что-то скрыть, уткнувшись в брюхо партнера.       — А хотелось бы, чтобы любил? — пожалуй, со стороны Джета это уже был весьма коварный ход. Но, в конце концов, кто сейчас находился в более выгодном положении?       — Что я, баба какая — о любви мечтать? — фыркнул Рифт. И все-таки в его голосе проскользнуло нечто, похожее на… Обиду?       — Нет, Рифт, не ненавижу, — помолчав, сын Пепла запрокинул голову и задумчиво уставился в потолок, почему-то начав пристально рассматривать проходящие вверху коммуникации.       — Тогда что? — надо же… Впервые Рифта так занимала какая-то тема….       — Я не знаю, как это называется, — с трудом подбирая слова, проговорил Джет. — Я действительно ненавидел тебя раньше. Боялся. А теперь… Теперь нас слишком многое связывает.       — Слишком многое, — эхом повторил Безродный и вдруг сгреб партнера в охапку. Он рывком поднял Джета и усадил к себе на колени, приникнув к груди партнера жвалами. Тот судорожно вздохнул и обвил руками его шею. Пальцы сами собой поползли ворошить горячие обрубки гривы, у основания которой осталось лишь несколько самых простых колец. Концентрированный запах доминанта полностью окутал Джета, но больше не действовал раздражающе, напротив, странным образом лишь усиливал прилив желания. Сын Пепла ощутил, что сам стремительно покрывается испариной.       Вот ладони старшего самца скользнули вниз по его спине и провели по нижней поверхности бедер, затем одна рука вернулась на поясницу, а вторая нырнула между двумя животами, чтобы расстегнуть пояс. Освободившись от единственного элемента одеяния и неуклюже вытащив из-под себя ткань, Рифт подтянул Джета ближе и чуть отклонился назад, чтобы прижаться к его клоаке своей.       — Не торопись, — взволнованно напомнил «пассив». — У нас весь Сезон в распоряжении.       — А ты не командуй давай, — фыркнул Безродный, затем нагнул башку и смачно сплюнул на место соединения.       — Это обязательно? — поморщился Джет.       — Насухую понравилось?       — Пожалуй, нет…       — Мне тоже.       Уверенным движением подхватив сына Пепла под ягодицы, Безродный начал медленно в него проникать. Юнец всхлипнул и сжал зубы, но воспрепятствовать не попытался, напротив, максимально расслабился и прильнул к партнеру, доверчиво положив голову ему на плечо.       — Больно? — Рифт попытался чуть сдержать напор и изобразить сочувственный тон, но у него ни то, ни другое даже близко не получилось.       — Нет… — солгал младший самец, сильнее утыкаясь в него жвалами. — Продолжай…       Тогда Рифт вновь разместил руки на его спине и сменил положение, привстав и уложив партнера под себя. Джет сбивчиво заурчал и послушно обхватил скользкий торс любовника ногами, позволяя войти на всю длину.       В этот раз они спаривались долго и неторопливо, безраздельно ощущая друг друга, двигаясь в едином темпе, чувствуя себя, если не одним целым, то как минимум двумя невероятно точно дополняющими друг друга частями. Боль притуплялась и уходила с каждой минутой, и на ее месте рождался неутолимый жар. Наконец он достиг такой силы, что естество Джета вырвалось наружу, а в следующий миг неожиданно оказалось в кулаке Рифта, опередившем робко потянувшиеся руки самого сына Пепла. Чуть сжав наливающуюся плоть, ладонь старшего самца скользнула вдоль трепещущего ствола вниз, вызвав протяжный, изнемогающий стон любовника. Джет выгнулся, оглушенный волной наслаждения, и вцепился в мощные плечи коричневошкурого.       Чужая рука еще никогда не ласкала его так. Великая мать делала нечто подобное, но делала резко и не следила за когтями. Рифт, как ни странно, оказался более чуток. Прекрасно зная по себе, насколько чувствителен и нежен пенис, он массировал орган неторопливо и плавно, искусно встраивая этот ритм в череду глубоких толчков. И это… Оказывается, это было просто божественно…       Двухголосное урчание, перемежающееся с тихими любовными стонами блуждало в пустых коридорах многократно усиливающимся эхом, и каждый его последующий отклик таил в себе еще больше страсти, чем предыдущие. Самцы могли не сдерживать себя. Сейчас их не слышал никто в целом мире, и никто не мог помешать или осудить…       Приближаясь к последнему пику наслаждения, Рифт осмелился ускориться. Овладевая партнером, он принялся жадно хватать его плечи и горло жвалами, приводя острыми прикосновениями в трепет и усиливая совместный экстаз. Одному самцу было совершенно непозволительно кусать другого, но кто сейчас об этом думал? Сейчас они могли все.       — Что ты чувствуешь, когда ты во мне? — задыхаясь прошептал Джет. Непонятно, зачем он это спросил… Просто неодолимо захотелось.       — Что ты — только мой, — глухо рыкнул Рифт.       Их унесло одновременно…       После спаривания самцы впервые не разорвали объятий. Они так и остались лежать рядом с закрытыми глазами, прислушиваясь к дыханию друг друга и вбирая запах друг друга. Голова Джета вновь покоилась на плече Рифта. Рука Рифта «забыла» отпустить бедро любовника.       — Рифт… Как думаешь… Почему все это с нами происходит? — сын Пепла обессиленно заговорил куда-то в гриву партнера.       — Слишком много ты думаешь, — не поворачивая головы, ответил тот. — Хотел кончить? Кончил? Ну и будь доволен.       — А тебе никогда не мешало получать удовольствие осознание того, от чего ты получаешь удовольствие?       — Нет.       — А мне мешает… Я все думаю: а что бы сказали родители? Мой отец — уважаемый Советник, если бы он только узнал…       Внезапно со стороны Рифта раздался горький смешок.       — Что? — Джет не с первой попытки смог приподняться и поглядеть на ухмыляющуюся физиономию любовника. Черт, как же опять все болело…       — Да прикол. У тебя достойные предки, прекрасная родословная и моральные устои. А я понятия не имею, откуда я и кто произвел меня на свет. Но мы оба попали в трюм, потому что трахались друг с другом. И здесь тоже продолжаем трахаться. Какова ирония?       Джет тоже невесело стрекотнул, а затем внезапно спросил:       — Как это получилось?       — Что?       — С тобой. Что ты не знаешь родителей? Или… — тут младший самец смутился. — Или тебе не хочется об этом говорить?       Желтые глаза приоткрылись и покосились на Джета с каким-то непонятным выражением. А потом…       — Почему же, — Рифт отвел взгляд и принялся созерцать стену. Но говорить продолжил. — Это никакая не тайна. Меня выкрали. Совсем мальком. Наверное, я еще на ногах не держался. Иижааш обычно старше не берут.       — Иижааш? — от удивления, Джет даже сел (что оказалось, если честно, идеей не из лучших).       — Иижааш, — спокойно повторил Безродный, вновь привлекая любовника к себе.       Высокие и несколько унылые на вид представители этой загадочной народности редко имели с яутжа какие-то общие дела. Соперники из иижааш были никакие, научить чему-то они также не могли, а основным предметом торговли у этих странных типов являлась другие живые существа, что также не впечатляло охотников — они сами могли при необходимости добыть любую тварь во Вселенной. Джет несколько раз видел иижааш, но никогда ими особо не интересовался. Помнится, он только однажды удивился, когда узнал от кого-то, что они гермафродиты… Но мало ли, бывает…       А вот о том, что иижааш принимали попытки «одомашнить» яутжей, сын Пепла услышал в впервые…        — Я всегда думал, что меня выкрали из вольера, — тем временем продолжал Рифт. — Хотя, возможно, моя мать была воительницей и сама продала меня им. Я не знаю. Я не помню ее. Помню только, что нас сперва было очень много. Иижааш специально брали детенышей-самцов, чтобы выращивать из них охрану. Или бойцов для стравливания со зверями. Сначала мы жили в большой клетке. Помню, что нас мало кормили — за каждый кусок приходилось драться. Даже убивать. И поэтому нас постепенно становилось все меньше. Когда мы подросли, нас стали дрессировать. Как гончих. Кормили только послушных. Как кормят гончих. Били, разумеется.       — Рифт… Это ведь ужасно! — все еще не в силах до конце поверить в его слова, тихо проговорил Джет.       — Этого не осознаешь, когда не видел иного, — хмыкнул Безродный. — Лет в пять меня забрала из вольера одна богатая пара. Им нужен был свирепый телохранитель. Я был самый злой и крупный из всего молодняка. Меня многие хотели купить, но видимо хозяин заламывал цену.       — Пара? — переспросил Джет. — Я же не путаю, иижааш обоеполые?       — Да. Притом моногамы. Роли распределяют очень просто — кто сильнее, тот и самец. Когда две особи встречаются, они вступают в рукопашную схватку, и кто-то один побеждает. Зрелище — ухохотаться можно, я сейчас это понимаю. Но что с этих уродов взять… Мои выясняли отношения перед каждым соитием и потом трахались, не стесняясь меня. А что животного стесняться? Они собирались держать меня лет до двадцати — чтобы дать мне вырасти. Потом, с первыми признаками созревания меня бы кастрировали — какой прок в охраннике, если он будет раз в год дуреть, угрожая собственным владельцам? Впрочем, тогда-то я не понимал, что меня ожидает. Просто делал, что говорят, пытаясь заслужить кормежку и не получить плетей. На меня надели ошейник, и жил я на цепи в пристрое к дому. Меня учили бросаться на любую цель, которую укажут хозяева и беспрекословно повиноваться любому их слову.       — Но… Как же ты выбрался? — затаив дыхание, спросил Джет.       — Я не выбрался, — объяснил Рифт. — Меня и других выживших освободили воины одного из кланов. Я хорошо видел, как огромный самец с серой кожей выпускает кишки из моих хозяев. Тогда было истреблено практически все поселение. Несколько старших яутжей-охранников тоже приняли свою смерть. Но она была быстрой и милосердной. Этим калекам не следовало дальше жить. Потом нас забрали на корабль и увезли в Белые Чертоги*, где определили в приют. Только там я начал осваивать настоящие боевые искусства и выучил родной язык. Хотя, диалект иижааш до сих пор знаю лучше него.       — Рифт… Я просто не знаю, что сказать… — признался сын Пепла потрясенный и самим рассказом, и необычной откровенностью партнера.       — Лучше не говори ничего, — Безродный дернул жвалами. — Лучше ничего, чем твои обычные глупости… _______________________________________ *Белые Чертоги, Чертоги Белой Матери — одна из планет, населяемых самками яутжей и названных в честь богинь.