Джет

      Заговор в последний раз осмотрел их раны и, удовлетворенно застрекотав, мотнул Старшим Кровавым головой: осужденных пора было уводить.       — Постарайтесь не драться, — напоследок сказал медик, обращаясь к Рифту и Джету. — Сейчас у вас обоих хороший уровень синтетеки* в крови, но месяца через три останется едва ли половина, а к Сезону и того меньше. Латать ваши раны в трюме никто не будет, а перспектива сдохнуть от заражения не очень хороша даже для Изгоев.       После этих неприятных, но честных слов, старшие воины подтолкнули юнцов к выходу, а затем в полном молчании проводили до лифта. Этот подъемник курсировал только между первым и техническим уровнями. Его двери всегда были надежно заблокированы: на нижний ярус без особой необходимости никто не ходил.       По правилам клана воин, нарушивший Кодекс или провинившийся иным образом, отправлялся в трюм на срок от месяца до двух лет. Меру наказания определял Вожак. За мелкие провинности на нижний ярус он, как правило, не отправлял, просто бил на виду у клана. За более серьезные бил и заточал, но ненадолго. А вот за тяжкие нарушения изолировал уже на приличный срок, полностью или частично срезая гриву и лишая наградных колец. Также на свое усмотрение Вожак мог ликвидировать трофеи нарушителей, дабы отбывшие наказание воины начали свое служение с чистого листа. Ну и самой страшной карой, несомненно, являлось изгнание из клана — так наказывали за предательство, острые провокации или порчу репутации Вожака.       Строго говоря, Джет и Рифт получили наказание не самой высокой степени. Убийства случались в кланах, и далеко не всегда считались серьезным преступлением. Если они происходили на границе Сезона и в сам Сезон, то никто вообще не обращал внимания. В прочих случаях учитывались обстоятельства. Так, если бы Рифт при сородичах сказал Репью, что вызывает его на поединок за оскорбление, и затем прикончил у всех на глазах, то ему бы и слова никто не сказал. И даже никто не стал бы уточнять, что за оскорбление такое было и было ли вообще. Но в том-то и дело, что Безродный действовал тайно, а Вожак такого не прощал. Пожалуй, от участи Дурной Крови Рифта уберегло лишь то, что Джет взял часть вины на себя, признавшись в невольной провокации. Способ убийства тоже был признан не самым подлым — все-таки воины находились лицом к лицу. Напади Рифт, не приведите боги, на сородича со спины, и ничто бы его уже не смогло оправдать…       На нижнем ярусе самцам предстояло находиться около года — именно столько времени обычно занимал процесс восстановления гривы, обрезанной до середины. Срок долгий, но посильный. После этого им позволялось подняться наверх и пройти испытание. Как правило, под ним подразумевалось какое-то опасное задание от Вожака или дело, взяться за которое остальным воинам не позволяла гордость. Но, учитывая творческий подход Полуночного Воя, могло оказаться вообще все что угодно.       — Ну, отщепенцы, вам пора, — подводя юнцов к лифту и снимая блокировку, прорычал Керн, один из конвоиров, относившийся к числу особо приближенных воинов лидера. — Отправляйтесь, демоны. Теперь у вас будет уйма времени, чтобы переосмыслить не только свои поступки, но и всю свою жизнь.       Рифт глухо заворчал и недобро зыркнул исподлобья, на что Керн лишь презрительно усмехнулся. Джет опустил голову еще ниже и промолчал. Осужденным напоследок вручили тупые тренировочные копья — чтобы совсем уж сноровку не потеряли — и затем грубо впихнули внутрь открывшейся кабины. Двери лифта плавно закрылись за их спинами, и самцов окружила полутьма. Платформа щелкнула, сдвигаясь с места, и тяжело поползла вниз.       В трюме было жарко и влажно; спертый воздух обладал неприятным химическим привкусом, а освещение практически отсутствовало. Едва мерцающие мутно-желтые фонари, встречающиеся примерно через каждые пятьдесят шагов, только еще больше придавали ярусу мрачности. Безусловно, во время технических работ свет зажигался намного ярче, но тратить ради Изгоев энергию никто не собирался.       С некоторой опаской покинув кабину, самцы сделали несколько шагов и огляделись. В обе стороны от лифтовой площадки уходили широкие коридоры, дающие начало целому лабиринту переходов и подсобных помещений. Со стороны хвостового отделения доносился негромкий и ровный, но неприятно давящий гул машинного отсека.       Несмотря на отсутствие какой-либо отделки стен и общую неуютную атмосферу, здесь было довольно чисто. Впрочем, ничего удивительного — на «Триумфе» везде было чисто, даже в сортирах и камере утилизатора. За грязь Полуночный Вой тоже порол еще как.       — Бывал тут раньше? — тихонько спросил Джет. Внезапно осознав, что негостеприимное место заставляет его жаться поближе к спутнику, сын Пепла сразу же после своих слов поспешно отстранился от Безродного, благо тот не успел заметить и отпихнуть его первым.       — Нет, — нехотя отозвался коричневошкурый. — Дернуло же с тобой связаться…       — Можно, я ничего не буду говорить? — оскорбленно фыркнул Джет.       — Молчи уже.       Они двинулись дальше, но притормозили, достигнув первой развилки. Коридоры здесь даже приблизительно не повторяли расположения на других уровнях.       — Я предлагаю обследовать здесь все, — сын Пепла не выдержал первым. Обиды обидами, но сориентироваться было важнее. — Найдем источник воды. И кормежку тоже где-то должны сбрасывать… Найдем места для сна. А потом разойдемся подальше, чтобы друг другу не докучать.       — Согласен. Век бы твою рожу не видел, — отозвался Рифт.       — Вот уж кто бы…       Рифт огрызнулся так страшно, что Джет благоразумно заткнулся, не закончив мысль. В драку переросток, к счастью, не полез — видать, не было на то настроения. Захлопнув пасть, но продолжая негодующе порыкивать, он ускорил шаг. Сыну Пепла ничего не оставалось, кроме как понуро отправиться следом.       Обход занял меньше, чем они ожидали. На уровне было множество отсеков, но большинство из них оказались заперты. Доступ имелся только в несколько подсобок непонятного назначения — то ли кладовки, то ли венткамеры. Ничего похожего на спальные места самцы не нашли, стало быть, спать предстояло на голом полу. Нормальный санузел также, к большому разочарованию, отсутствовал. Всем, чем Изгои могли располагать, оказался водопроводный кран, похоже, сделанный специально, чтобы отбывающие наказание не померли от жажды. Вода из него текла тонкой струйкой и автоматически перекрывалась секунд через десять — очевидно, чтобы никто из вредности потоп не устроил. О том, чтобы помыться, не стоило и мечтать. Отхожего места в трюме также предусмотрено не было — только общий коллектор, заселенный перерабатывающими микроорганизмами.       — Ну, все, что ли? — осведомился Джет, когда самцы вернулись к лифту, располагающемуся примерно посередине яруса. — Теперь иди налево, а я пойду направо. Половина уровня будет твоя, а половина — моя.       — Почему это ты выбираешь? — моментально ощерился Безродный.       — Боги, Рифт, да они же одинаковые! — закатив глаза, простонал сын Пепла. — Выбирай сам, если хочешь, пожалуйста. Главное, чтобы мы с тобой как можно меньше встречались.       Джет испытал немалое облегчение, когда они наконец разошлись. Конечно, его нежелание видеть Рифта было далеко не так сильно, как молодой самец стремился показать. И как раз это настораживало больше всего, ведь по логике Джет именно сейчас должен был особенно ненавидеть Рифта. Если бы не Рифт, сын уважаемого Советника Пепла никогда бы не попал в трюм. А теперь такое пятно на еще даже не успевшей сформироваться репутации… Да что там! Если бы не Рифт, вся жизнь Джета сложилась бы иначе. Он бы никогда не стал врать и скрываться, никогда бы не подвел товарища, которому пообещал прикрыть в трудную минуту спину… И в Сезон… Никогда бы… Ни за что бы ему даже в голову не пришло…       Думать обо всем этом было просто невыносимо. Но еще невыносимее было искать причину, по которой какая-то часть Джета готова была принять горькую правду и отказаться от претензий. И впрямь… Он ведь мог свалить все на Рифта… Так почему взял вину на себя? Определенно не из страха, что Рифт в отместку раскроет их интимную тайну. И, пожалуй, даже не на почве реальных угрызений совести за невольную причастность к смерти Репья, что бы он там Безродному ни говорил. Возможно, из-за чувства справедливости? У них с Рифтом была одна беда на двоих, и неправильно было бы одному вылететь из клана, а другому продолжать служить и собирать кольца, как ни в чем не бывало. Хотя… Тоже какая-то бредовая мысль. Если уж говорить по совести, то кое-кто вполне заслужил участь Дурной Крови. Так неужели…       А вот эта мысль Джету не нравилась больше всего, поэтому он старался не допускать даже ее тени в своих рассуждениях. Но она упрямо просачивалась сквозь дебри обоснованных доводов и лезла в голову, стоило лишь на мгновение отпустить контроль. Рифт — давний враг и полный дебил, безнадежная сволочь, беспринципный насильник… Стал для Джета чем-то совершенно иным за последний год. Его проклятием, болью и стыдом, но, в то же время, единственной опорой, единственным существом, от которого можно было не скрывать своей сути. Это было так. Как бы ни хотелось отрицать правду, это было так…       Для отдыха сын Пепла выбрал один из пустых отсеков на самом дальнем конце палубы. Первая ночь выдалась тревожной. Самец почти не сомкнул глаз, терзаемый безрадостными думами и тяжелыми воспоминаниями. К тому же, он никак не мог улечься на жесткой поверхности — очень болела спина. Остатки гривы мерзко саднило, поэтому как следует уместить голову тоже не получалось. Лишь через несколько долгих, мучительных часов Джета наконец-то сморил сон, и юнец на время оставил безжалостную реальность, нелепо распластавшись на брюхе, как уставшая от жары псина.       Проснувшись, он сперва никак не мог сообразить, где находится, и который сейчас час. По местам все расставил зазвучавший где-то в отдалении сигнал побудки. На нижнем ярусе не было извещателей, но отголоски проникали по коммуникациям и воздуховодам. Что ж, хотя бы возможность узнавать о времени суток сохранялась. Иначе бы вскоре наступила полная дезориентация. Право, чем-то трюм напоминал улей Жесткачей, в котором нет дня и ночи, нет свежего воздуха, а каждый коридор похож на предыдущий, и ты иногда просто не понимаешь, движешься вперед или ходишь кругами, тыкаясь наугад, словно слепой щенок…       Джет с трудом встал и осторожно, в четверть силы — не больше, размялся. Руки, подпиравшие голову во время сна, сильно затекли, и спину теперь не только жгли оставленные бичом раны, но и тянуло из-за неудобного положения. Но надо было терпеть достойно.       Побродив немного по «своей» территории, самец отправился в нейтральную часть, чтобы попить воды и навестить коллектор. В последнем пункте, как назло, обнаружился гадящий Рифт. Деликатно подождав своей очереди в сторонке, Джет тоже посетил «места общего пользования», а после вновь удалился на свою часть уровня и остаток дня промаялся бездельем. Следующие сутки прошли подобным же образом. Даже появились сомнения: а не лучше бы было остаться с Рифтом? Хоть какое-то общество… С другой стороны, о чем бы они стали разговаривать? На Охотах, даже в самые мирные дни, они никогда не вели бесед, а тут и подавно… Что до совместных тренировок, то на них не было ни сил, ни желания.       Новое безрадостное утро принесло с собой не только очередную порцию уныния, щедро сдобренную самокопанием, но и усилившийся голод. В клане время кормежки минуло еще вчера, но о заключенных как будто бы забыли. Джет когда-то слышал страшные байки о том, что Изгоям, чтобы не сдохнуть от истощения, часто приходится ловить и есть мусорных тварей. При иных обстоятельствах перспектива, наверное, была бы совсем плоха, да вот только на «Триумфе» эти твари попросту не водились. На корабле вообще отсутствовала любая посторонняя живность — Полуночный Вой такие вещи держал под строгим контролем. Стало быть Вожак вряд ли рассчитывал на то, что в трюме самцы как-то сами себя прокормят. Оставалось только терпеливо ждать…       Пищевые брикеты действительно сбросили ближе к вечеру. Очевидно, они подавались автоматически — выгружались в специальную нишу рядом с лифтом по таймеру. Никто заранее не предупредил, где искать еду, и Джет обнаружил, что кормежка состоялась, уже слишком поздно: Рифт разведал источник пищи первым, и к тому времени, как появился сын Пепла, от брикетов не осталось ни крошки. Новую порцию сбросили через пять суток. На тот раз Джету все-таки перепало полбрикета, но чуть ли не с дракой. К моменту следующей кормежки оба самца уже дежурили возле места выдачи, точно гончие, ожидающие подачки из рук всесильного хозяина. Живот сына Пепла так сильно подвело с голодухи, что и без того достаточно худой юнец теперь казался совсем плоским. Рифт тоже слегка потерял в массе, несмотря на то, что съедал почти все. Закармливать провинившихся воинов тут точно не собирались.       Так потянулась череда безрадостных дней позорного заключения. И чем больше проходило времени, тем сильнее обстановка давила на психику. Постоянный голод, одиночество, смертная скука и отсутствие элементарных удобств делали жизнь самцов все больше похожей на жизнь запертых в клетку диких зверей. Единственным доступным занятием здесь были тренировки, и, чтобы не сойти с ума, Джет изматывал себя ими, как только мог. Он вставал с утра и махал копьем до одури, до изнеможения, потом пил, спал и вновь брался за отработку боевых приемов. Несколько раз они все же потренировались вместе с Рифтом, но без медикаментов под рукой такие спарринги имели слишком тяжелые последствия. Благо сам Безродный не особо рвался мерятся силами.       Начало линьки подсказало, что конец года совсем близок. Без регулярных водных процедур, шкура отходила тяжело, жесткими корками, затвердевшими от пыли и высохших выделений кожных желез. Не выдерживая постоянного зуда, Джет сдирал эти корки когтями, обнажая мокнущие воспаленные участки, а после зализывал их, как животное. У Рифта, с которым сын Пепла периодически пересекался на нейтральной территории, имелись аналогичные проблемы. Кроме того, оба самца страшно исхудали, а вонь друг друга чуяли уже через весь уровень. Казалось, они вот-вот разучатся говорить. Встречаясь, Изгои все чаще просто рычали друг на друга издали и быстрее расходились. При кормежке каждый молча хватал то, что успевал схватить, и тащил в свой угол.       Тем не менее, до конца заключения оставалось еще далеко. Грива Рифта едва достигла плеч, а ее отростки только начали заостряться на концах, у Джета же и такой длины не было. И это не только означало, что терпеть лишения предстоит еще почти столько же, сколько осталось позади, но и то, что до наступления Сезона свобода точно не светит…       Долгая Ночь пролетела мимо них — самцы даже не знали, когда именно. Боги миловали Изгоев, позволив пережить ее без соблюдения ритуалов. Хотя Джет, наверное, был бы только рад не проснуться в первое утро нового года…** Ибо то, что надвигалось, страшило больше происков демонов и больше смерти.       Сейчас, по всей видимости, полным ходом шла Большая Охота, которую запертые в трюме самцы впервые были вынуждены пропустить. А вслед за ней неумолимо надвигался брачный период. И надеяться на то, что Вожак сжалится и выпустит заключенных до его наступления, было бесполезно. Сын Пепла прекрасно понимал: никто даже не вспомнит в это непростое время о томящихся на нижнем ярусе бедолагах, а значит…       Молодой самец как можно дольше старался не думать о том, что случится, когда гон застигнет их здесь. Остаться на весь Сезон один на один с Рифтом? Да лучше было сразу сдохнуть! Конечно Джет привык иметь с ним дело, но раньше Рифт хоть как-то держал себя в рамках, остатками интеллекта понимая, что нужно соблюдать осторожность. Теперь же в распоряжении их двоих оказался целый уровень. И никаких свидетелей… Это позволяло Рифту безнаказанно творить с Джетом все, что заблагорассудится. Все что угодно, как угодно и когда угодно.       Да, Безродный пообещал, что их позор больше не повторится… Но обстоятельства слишком сильно изменились. Рифт рассчитывал на то, что у него будет выбор, намеревался лететь и добиваться самок. А теперь? Заперт в ограниченном пространстве с объектом своей прошлой греховной страсти… О каком выборе может быть речь?       Кроме того, Рифт должен был понимать и еще одну вещь. На Безродного и так-то самки не особо охотно клевали, а после потери гривы и понижения в ранге, ни одна тем более не согласилась бы ему подчиниться. Ни в этом Сезоне, ни в следующем году, ни через год… Ведь самки только и говорят, что о кольцах и трофеях. Даже сестра Греза, уверявшая Джета, что влюблена в своего красноглазого монстра без памяти, нет-нет да и упоминала о его статусе и громких победах. Что уж тут говорить…       — Оно начинается, — недовольно сообщил Рифт, явившись как-то поутру в «каюту» Джета. Что именно имеется в виду, можно было не пояснять. Сын Пепла и сам уже несколько суток ощущал в животе узнаваемый дискомфорт.       — Это произойдет опять? — стараясь не глядеть на Рифта, Джет отошел в угол и сел, обхватив заострившиеся колени руками.       — Нет, — твердо рыкнул старший самец.       — Ты удержишься? — младший медленно поднял голову. В его голосе послышалась горечь. — Ведь мы заперты.       — Ярус большой. Мы будем находиться каждый на своей территории. На кормежку и в сральник станем ходить по очереди.       — Еще бы были тут часы…       — Приспособимся. Нам нельзя встречаться.       Некоторое время они молчали. Рифт подпер спиной стену и смотрел мимо Джета, задумчиво постукивая жвалами и почему-то не торопясь уходить. А Джет вновь уткнулся в свои колени и размышлял о том, что бывший любовник сейчас абсолютно прав, только…       — Рифт… — наконец сын Пепла решился нарушить тишину. — А если… Если это я не удержусь?       Коричневошкурый как будто бы еле заметно дернулся и медленно перевел взгляд на пятнистого.       — Только попробуй, гаденыш! — прошипел он, не разжимая зубов. — Я тебя прикончу.       Непостижимо, но после этих слов в Джете каким-то образом пробудился сарказм.       — Договорились, — юнец шевельнул максиллами в кривой ухмылке. — Я не против. Только и ты уж не перепутай в этот раз, и не трахни меня, вместо того, чтобы убить. _________________________________ *Имеются в виду синтетические антитела, которые закачиваются в кровь охотников каждый год и препятствуют развитию инфекций практически любой природы. **Долгая Ночь — если кто-то не в курсе, это суровый хищевский Новый Год. Согласно поверьям, в эту ночь нельзя спать и находится в одиночестве, а то демоны утащат.