Джет

      Все стало, как прежде, даже намного хуже. Создавалось впечатление, что Рифту необходимо было кого-то обвинить в своих любовных неудачах, и совершенно беззащитный перед ним Джет пришелся в этом деле как нельзя кстати. Это раньше сыну Пепла казалось, будто старший самец не дает ему прохода, теперь же ему пришлось осознать, что все их прошлые стычки являлись не более, чем мальковой возней! С момента своего появления на борту, гад взялся преследовать свою жертву с удвоенной, нет, даже с утроенной энергией. Без побоев от Рифта теперь не обходилось ни дня: спасало лишь то, что за последний год Джет достаточно окреп, чтобы выносить их, да в ряде случаев наловчился проворно уворачиваться. Но, если бы противник с подобным же энтузиазмом взялся за него в ученические годы или сразу, после вступления в клан, то от несчастного точно бы не осталось и мокрого места…       На беду, собственная гормональная буря более не позволяла сыну Пепла отсиживаться в безопасной каюте, как бывало прежде. Ощущение замкнутого пространства действовало просто невыносимо, заставляя пересиливать отвращение к сплетению чужих запахов и окунаться во всеобщее сезонное безумство с головой, невзирая на угрозу увечий и возможной смерти. Даже панические атаки, что когда-то одолевали Джета в обществе других возбужденных самцов, теперь не являлись препятствием. Поддавшись всемогущему гону, юнец попросту не заметил, как они ослабли, и на смену пришло некое извращенное подобие упоения. Острое чувство неминуемой опасности, порождаемое феромоновым сигналом сородичей, необъяснимо пьянило, маня так же безнадежно, как открытый огонь манит крылатых созданий ночи. Каждый раз, покидая отсек, Джет знал, что нарвется, и каждый раз бросался навстречу своей судьбе, очертя голову и теряя страх перед болью.       В самом начале сын Пепла еще пытался анализировать свои порывы и поступки, но скоро был вынужден отступиться от этого бесполезного занятия. Во-первых, мысли находились в таком беспорядке, что, пытаясь дать определение собственным чувствам, самец начинал забывать слова и путался в дебрях, казалось бы, лежащего на самой поверхности смысла. К тому же, на умозаключения просто не хватало времени и ресурсов организма. Основная часть того и другого уходила на то, чтобы подняться с утра, осмотреть полученные накануне раны, залить их чем-нибудь и отправиться получать новые. День проходил в самой настоящей борьбе за существование. Джет дрался, полувменяемый шатался по уровням, иногда ел — совсем редко, когда удавалось проскользнуть в столовую, не попавшись Рифту, потом снова много дрался, а к ночи с трудом отыскивал свой отсек и падал без сил, то и дело засыпая прямо на полу, не дойдя до койки.       Так прошло несколько недель, пока…       В зале было пусто — несказанная удача в последнее время. Джет перешагнул порог и еще раз на всякий случай огляделся. Потом пересек помещение и приблизился к стойке с оружием, выбрал копье, взвесил в руках, крутанул. Выдался редкий момент прояснения рассудка, и самец решил провести его с пользой, а то тело уже начало забывать приемы честного боя…       Сын Пепла отошел к крайнему тренировочному столбу, чтобы слишком не привлекать внимания воинов, которые могли проходить мимо, и принял подготовительную стойку, подняв оружие и расправив плечи. Глухо рыкнув, он совершил первый удар, заставив столб жалобно загудеть. Отскочив, Джет тряхнул гривой и тут же напал на снаряд вновь. Иногда приятно было сразиться с противником, не дающим сдачи…       Он успел выполнить несколько упражнений и намеревался сменить оружие, когда чья-то тяжелая поступь, послышавшаяся в коридоре, заставила насторожится и замереть. Рифт ввалился секунду спустя, сходу распялив жвала и ринувшись на любимый объект своих издевательств, который по какому-то досадному недоразумению сегодня еще ни разу не лупил. Джет отреагировал без промедления. Предупреждающе выставив копье и зарычав в ответ, он мотнул головой в сторону оружейной стены. Хоть раз попробуй сражаться по правилам, ублюдок! Возьми копье и бейся как воин, а не как животное!       Рифт остановился на полдороге, бросил в направлении покоящегося на держателях оружия презрительный взгляд и… Как ни в чем не бывало, продолжил наступление, игнорируя предложение соперника. Тот медленно наклонился и взял выжидающую позицию. Еще оставалась возможность, что сородич тоже прибыл с целью потренироваться, но резкий кивок коричневошкурого окончательно развеял всякие сомнения. Что ж… Джет, не задумываясь кивнул в ответ и, отставив копье в сторону, приготовился отразить первую атаку.       Они сцепились быстро и сразу всерьез — в Сезон редко кто особо раскланивался. И перевес тут же оказался на стороне более крупного самца. Впрочем, не удивительно. Все их последние поединки протекали по одному и тому же сценарию: Рифт нападал на Джета и пытался его схватить, а сын Пепла сперва несколько раз успешно от него ускользал, но затем непременно ошибался, либо уставал, либо опрометчиво пытался контратаковать, получая сокрушительный удар в корпус. Не давая сопернику опомниться, Рифт хватал его и швырял, после чего принимался добивать. Если Джету везло откатиться подальше, сгруппироваться и вовремя вскочить на ноги, то ему удавалось в последний момент улизнуть, пока агрессор до него не добежал, в противном же случае вновь страдали его ребра. Здесь выход оставался один: притвориться бездыханным и терпеливо сносить избиение, пока Рифту данный процесс не наскучит. Тот, как правило, терял интерес, если жертва не сопротивлялась, хотя, мог под настроение и лежачего довольно долго трепать…       Но в этот день все почему-то пошло не по плану. Скорее всего, причина заключалась в том, что Джет слишком разозлил неприятеля, попытавшись предложить свои правила. Во всяком случае, Рифт сразу дал понять, что играть не намерен, взяв сына Пепла в такой жесткий захват, что у последнего враз перехватило дыхание и отказали конечности. В глазах юнца резко потемнело, а затем его тело неожиданно обвисло в руках бесспорного победителя. Как только это произошло, Рифт на мгновение застыл, будто бы о чем-то спохватившись. После этой странной заминки его лапищи вдруг разжались, и младший самец безвольно свалился на пол, с трудом обретая возможность вновь дышать. Если бы Джет в тот момент мог соображать, то понял бы, что соперник только что ВПЕРВЫЕ применил к нему всю свою силу… Но он не мог. На сей раз у него даже изобразить глубокую потерю сознания толку не хватило — вместо этого молодой воин рефлекторно попытался нащупать опору. Неизвестно с которой попытки он смог перевернуться на живот и приподняться на локтях, но, в итоге, это удалось, и зрение постепенно начало обретать четкость, а звон в ушах поутих. Возможно… Рифт не захотел дальше тратить на него время и ушел? Как иначе можно было объяснить тот факт, что Джета до сих пор не пинали под брюхо? С чуть слышным, непроизвольно вырвавшимся из пасти стоном, самец подобрал под себя задние конечности: поясница болела так, словно треснул позвоночник, но, раз ноги повиновались, значит, ничего серьезного… И тут откуда-то сверху раздался глухой рык.       Когда горячие ладони Рифта обхватили его туловище, и кривые жвала впились в основание шеи, сын Пепла осознал, что кошмар вернулся. Жаркое дыхание коснулось разметавшейся гривы, и тяжелая туша навалилась с неумолимостью рухнувшей бетонной плиты… Послышалось нетерпеливое ворчание. И, судя по этому звуку, лучше было не дергаться, а покориться…       Вот одна грубая рука соскользнула с талии Джета и, задев когтями его бедро, взялась за край набедренной повязки. Сын Пепла задрожал и напрягся. Рифт протяжно загудел, безуспешно пытаясь обрести контроль над участившимся дыханием. Ткань под его пальцами натянулась, затрещав, и Джет почувствовал, что его промежность теперь полностью открыта. Потом ладонь на миг оторвалась, и рука протиснулась между двумя телами, чтобы сдвинуть в сторону второй мешающийся покров, а затем вернулась на прежнее место. Жвала стиснули загривок сильнее, кажется, проткнув кожу, и по шее Джета что-то потекло — то ли кровь, то ли слюна, то ли пот, то ли все вместе. Вслед за тем старший самец неторопливо подтянул к себе заднюю часть младшего и, сосредоточенно засопев, прильнул оголенным пахом к его клоакальной щели.       Склизкая головка чужого члена уткнулась сыну Пепла между ног, и тот уже не смог сдержать униженного воя. Но жалобный звук тотчас же потонул в ультимативном рокоте насильника. Тяжесть могучего тела усилилась, полностью лишая жертву возможности двигаться. Рифт заерзал, неловко примериваясь, и его пенис противно мазнул кожу Джета слизью. Наконец, расставив бедра шире, доминант занял удобное положение и вновь принялся нащупывать отверстие, а, нащупав, ненадолго затих…       Теперь уже непосредственно сам тяжело пульсирующий и постепенно наливающийся орган пришел в движение, начиная раздвигать края клоаки. Ощутив это, жертва вновь в отчаянии забилась, поскуливая и тщетно пытаясь воспрепятствовать происходящему. Результата эти жалкие попытки, конечно, не возымели, а лишь вынудили мерзавца сердито рыкнуть и приложить дополнительные старания. Но Джет и тогда не сдался. Последним усилием он вскинул руки и попытался схватить гада за гриву, при этом грохнувшись на грудь и больно ударившись суставами мандибул. Не получилось. Рифт немедленно выпустил из пасти обслюнявленную складку кожи и разжал стальные объятия, проворно перехватывая непокорный объект своего вожделения за предплечья. Заломив младшему самцу руки, он придавил бедолагу к полу и резко подался вперед, наугад проталкиваясь куда-то вглубь. Джет захрипел и зажмурился, выдавливая из глаз внезапно подкатившие от недопустимого проникновения слезы. Тем временем, неумело ткнувшись в дно клоаки, член Рифта с нажимом по нему проскользнул и, отыскав наименее сопротивляющееся вместилище, вошел в половую складку. Потеснив собственный пенис жертвы, он начал стремительно раздуваться, заполняя все возможное пространство и немилосердно растягивая нежные ткани. И, что хуже всего, орган Джета неожиданно вознамерился откликнуться на это давление! Он тоже принялся наполняться кровью и полез наружу, одновременно выталкивая вторженца. Рифту это явно пришлось не по душе. Он захрапел от негодования и усилил напор серией отрывистых поступательных движений, заставив тем самым извивающуюся от боли и запретного томления жертву стонать и задыхаться под собой.       Спустя несколько минут подбрьюшье насильника ощутимо напряглось, и обжигающий поток густой жидкости хлынул внутрь кожного чехла, в полости которого все еще противоборствовало два полуэрегированных пениса. Вскоре клоака Джета уже была наполнена спермой, начавшей при каждом судорожном толчке выплескиваться наружу, и младший самец с ужасом почувствовал, что от этой скользкой стимуляции он тоже близок к разрядке. Внезапно Рифт прижался к партнеру всем телом и утробно завыл в пылу мучительного экстаза — это давление достигло максимума, и оба члена вырвались на свободу, изливая семя на священные полы тренировочного зала…       В следующий момент ноги сына Пепла разъехались, не выдержав тяжести, и он плашмя растянулся на животе, а Рифт накрыл его своей необъятной тушей, продолжая беспорядочные фрикции уже вне тела жертвы. Но, несмотря на то, что контакт был прерван, оба самца по инерции продолжали кончать, образуя под собой мутно-желтую, пенящуюся лужу. И, поистине, если бы кто-то в этот момент зашел в зал, то его глазам предстала бы самая отвратительная картина, какую только можно вообразить… К счастью, боги миловали.       Наконец все закончилось. Рифт еще несколько минут, тяжело дыша, лежал поверх Джета, сжимая его в когтях. Потом поспешно и скованно встал, одернул насквозь пропитавшуюся половыми продуктами набедренную повязку и пошел прочь, не задерживаясь и не говоря ни слова. А вот сын Пепла смог подняться далеко не сразу. Когда же у него это все-таки получилось, то первой мыслью было: «Лучше бы я и не вставал, а прямо тут умер на месте…» Живот и грудь юнца были целиком перепачканы липкой смесью его собственной и чужой спермы, та же мерзость обильно стекала по ногам; порванная одежда превратилась в вонючую замызганную тряпку. Болела спина, болели вывернутые плечи, порванный край клоакальной щели сочился сукровицей… А в опустевшем брюхе, между тем, блуждали сладостные до тошноты отголоски постыдного облегчения, и ноги дрожали от слабости после самого потрясающего в его жизни оргазма…       То, что сейчас творилось у бедного самца в душе, нельзя было описать словами. Джет был перепуган и унижен, раздавлен, втоптан в грязь… Осквернен. Эмоции… Их просто не стало. Они сгорели. Вспыхнули и разом сгорели дотла, оставив после себя страшную какую-то пустоту. Это был конец… Конец его достоинству, конец его чести, конец личности… А то, что осталось… То, что осталось, проще было прекратить раз и навсегда. Потому что жить с ЭТИМ дальше он бы не смог.       Сын Пепла, пошатнулся, едва устояв на ногах и обвел зал потухшим взором. А потом взялся за стену и медленно побрел в душ. Надо было как можно скорее смыть с себя всю эту дрянь, смыть запах этого ублюдка. Да, продолжать свое бессмысленное существование после всего случившегося самец не собирался. Но и умирать таким грязным воину не подобало. Так что, прежде чем каким-либо из доступных способов свести со своей нелепой жизнью счеты, следовало очистить свое тело от следов позора. И, пожалуй, сделать еще кое-что…       — Я вызываю тебя!       Рифт медленно обернулся и смерил мелкого наглеца взглядом. Джет впервые нашел его сам и теперь стоял, гордо выпрямившись, с обнаженными лезвиями и глазами, в коих пылали ненависть и жажда мщения. Рифт тихо зарычал.       — Отвечай, как подобает, отродье ползуна! — грудь младшего самца яростно раздувалась, грива поднялась дыбом.       — Ты хочешь снова со мной драться? — Рифт скептически поморщился. — Тебе вчера не хватило, что ли?       При напоминании о том унижении, что пришлось испытать накануне, сын Пепла вскинулся и захрипел, с трудом подавляя вопль возмущения.       — Сегодня мы будем драться насмерть, — прошипел он. — Возьми оружие.       — Я и так с тобой управлюсь, — презрительно бросил Рифт, кивком принимая вызов.       Увы, свое обещание он выполнил. Схватка началась немедленно, прямо здесь, в коридоре, и закончилась уже спустя считанные минуты. Джет успел ранить противника в плечо, но тот проворно зафиксировал его вооруженную руку и скрутил отважного юнца с оскорбительной легкостью, схватив его за горло. Теперь лишь одно последнее движение когтистой пятерни Рифта отделяло сына Пепла от смерти, и несчастный, откровенно говоря, желал этого больше всего на свете, но его проклятая судьба вновь вильнула хвостом…       — Слушай меня внимательно, ничтожество, — Рифт наклонился к самому уху Джета и понизил голос до рокочущего шепота. — Я оставлю тебя в живых…       — Убей! — сдавленно просипел юнец.       — Нет, — недовольный тем, что его перебивают, Рифт предупредительно сдавил шею побежденного и повторил, для пущей доходчивости растягивая слова: — Я оставлю тебя в живых. Но твоя жизнь будет принадлежать мне. И только я теперь смогу ее прервать, если захочу.       С этими словами подонок оттащил сына Пепла к своей двери и, открыв ее, резко втолкнул жертву в отсек. Вслед за тем раздался шорох задвигаемой створки и щелчок замка. И Джет осознал, что теперь обречен на нечто гораздо более страшное, чем смерть.