Формы любви

— Адар... Иди ко мне... Я мечтаю о тебе... — бархатный, с лёгкой расслабленной хрипотцой голос растекается по сознанию командора.       Наполняет разум и сердце теплом и восторгом, и кровь закипает в жилах, поднимаясь возбуждением. Дыхание становится тяжёлым и горячим, и фантомные прикосновения тёплых, сильных, сухих ладоней ангела горят на коже будто ожоги. Но несут не боль, а сладостный экстаз, и Адару хочется раствориться в них и отдаться им без остатка. И он не видит смысла сопротивляться и отказываться, наконец-то жаркие фантазии станут реальностью, и тело реагирует даже острее, чем командор ожидает. — Оу, как интересно, — наваждение рассеивается так же внезапно, как и приходит, и сбоку звучит насмешливый голос суккубы. Так что Адару приходится проморгаться, растерянно глядя на неё, прежде чем приходит осознание произошедшего, и он вспыхивает, кажется, до корней волос.       Да, всё начинается именно в тот момент. Штурм Полуночного Капища шёл полным ходом, несколько раз командор и соратники спускались в Бездну, чтобы обойти демонические печати. Были сосредоточены на миссии, а потому встреча с Грессилой натурально застигла врасплох, и суккуба легко проникла в разум командора и нагло вынула оттуда глубинные нечестивые желания, за которые командор готов был провалиться под землю, совершенно не зная, что с ними теперь делать.       Прекрасный ангел, величественный герольд Иомедай, Длань Наследницы всегда был для Адара объектом для подражания. В детстве он видел его на картинах и статуях, восхищаясь величием и доблестью могучего небожителя. Теперь же сражался с ним бок о бок и стал близким союзником. И восхищение превратилось в симпатию и привязанность, которые разрастались в тёплое всеобъемлющее чувство любви. Однако он тифлинг, порождение Бездны, и командор до сих пор стеснялся себя и не был уверен, что может как-то заметно проявлять симпатию и выражать нежные чувства и быть принятым в них.       Грессила же лишь подлила масла в огонь. Беспощадно вскрыла нарыв слабой, порочной, смертной натуры, и теперь каждый раз закрывая глаза Адар слышал томный голос герольда, зовущий его, чувствовал его прикосновения... и фантазия улетала намного дальше, заставляя сгорать от желания и не находящего выхода возбуждения, от которого кровь снова и снова закипала в жилах и заставляла крепнуть те части тела, о существовании которых Адар предпочёл бы забыть в принципе.       Не то чтобы он был ханжой, но тема интимной близости была его больным местом хотя бы потому, что он искренне верил, что плотское влечение — грязный грех похоти, порочащий нежное светлое чувство любви. Разврат отвратителен, и физическая близость допустима лишь как проявление этой самой любви, её высшая форма. Лишь в таком случае она могла быть чем-то красивым и чувственным, но всё остальное — грязь и омерзительная похоть.       Дейран по этому поводу пытался подтрунивать над командором, и каждый раз когда разговор заходил о подобных вещах, Адар смущался как подросток, густо краснея и стараясь уйти от темы. Сам он был девственником, никогда не имел ни мужчины, ни женщины, и это заставляло смущаться ещё больше, ведь плоть слаба, а фантазия — красочная и бурная, и поэтому выносить подобные разговоры всегда было... крайне неловко.       Но суккуба, трижды быть ей проклятой, ударила, что называется, ниже пояса. Ведь теперь герольд Иомедай был рядом с командором постоянно, и он ощущал его тепло и близость, исследуя Алушинирру, так как ангел незримо сопровождал его, опекаясь и защищая. В Нексусе же Длань Наследницы тоже всё время был на виду, и это... не способствовало усмирению буйной яркой фантазии Адара. А уж после того как вместе с Камелией он вынужден был исследовать «особую услугу» алушиниррского борделя, покой, кажется, был потерян окончательно.       Адар не мог спать спокойно, потому что сны стали жаркими и развратными. Ощущение близости ангела также разжигало пламя. И он сгорал, чувствуя, как интенсивно нарастает давление, и в паху теперь было тесно почти постоянно, что даже начало причинять физическую боль. И как бы командор ни молился, как бы ни пытался отвлечь себя, мысли снова и снова возвращались к постыдным образам и развратным желаниям.       Адар всхлипнул, зажмурившись до боли. Он был возбуждён слишком сильно и в конце концов после очередной вылазки в город сбежал на нижний уровень шахт, во мрак и холод подальше ото всех. Его трясла мелкая дрожь, в паху было горячо, тесно и больно, и было лишь два варианта решения проблемы, оба равно неприемлемые. Добровольно идти в бордель и уж тем более заказывать ту самую «особую услугу» с големом, способным принимать любой облик, было просто возмутительно. Адар никогда бы не посмел оскорбить герольда богини таким унижением!       Второй вариант, самый простой и очевидный — рукоблудие, но и от одной мысли об этом командор вспыхнул до корней волос. Это просто было унизительно и кощунственно, и даже при столь великой нужде Адар не был готов нарушать собственные принципы и потакать слабости плоти. Поэтому он всхлипнул ещё раз, мучительно простонав, обращаясь в истовой молитве к Саренрэй, надеясь, что хотя бы это поможет. Ведь он так слаб, грязное наследие Бездны, откликнувшись на мерзкий зов искусительницы, оскверняло светлые помыслы и порывы, отравляя нежное чувство любви низменным животным желанием, разбуженным жрицей Госпожи Похоти. Отвратительно!       Однако молитвы помогают едва ли. Нереализованное желание продолжает терзать изнутри, тем более что тот, к кому оно направлено, всё ещё рядом, и Адар чувствует его так близко. И тело его предаёт окончательно, и для борьбы с ним остаётся последний, самый решительный и радикальный метод.       До этого времени Адар никогда не практиковал самоистязание. Поэтому он наивно полагал, что в нём нет ничего сложного. Просто избить себя, причинить боль, которая способна перекрыть все остальные ощущения и очистить мысли — звучало и вправду довольно легко, поэтому раздобыв в особняке Игефельса шипастую палицу, Адар решился на крайние меры. И закусив губу, зажмурившись, со всей силы нанёс себе первый удар по спине.       Боль разошлась по всему телу, моментально вытесняя всё остальное, так что командор, проглотив вскрик, приободрился. Безжалостно и неистово он начал колотить себя острыми шипами, разрывая одежду, кожу и сосуды. Боль наполнила его всего, оглушая и ослепляя, и её в одночасье стало так много, что Адар понял, что, кажется, несколько переборщил. Бросился из одной крайности в другую — и палица выпала из ослабевших пальцев, а тело повело, и он обессиленно упал на холодную землю, ощущая, как всё горит и тянет. Металлический запах крови заполнил воздух, сознание начало туманиться от потери крови, а веки становиться тяжёлыми. Ох, а ведь он даже не предупредил никого из соратников, куда пошёл!..       Его находит и поднимает тревогу Уголёк. Адар не знает, как долго лежит неподвижно, коная от боли и потери крови, но он балансирует на грани сознания, когда слышит, как высокий крик девочки эхом разлетается по пещере, и первым с топорами наголо прибегает Грейбор. Почему-то именно этот дварф привязался к безродной сиротке больше всех и любого, кто хотя бы косой взгляд на неё бросит, был готов крошить на салат, из-за чего Камелия ходила по очень тонкому льду каждый раз, когда взаимодействовала с девочкой.       Так вот, тревогу подняла Уголёк, и на неё почти тотчас же примчался Грейбор. Сверкая глазами, готовясь рубить демонам головы и другие части тела, он быстрым профессиональным взглядом окинул пещеру, практически сразу цепляясь за лежащего ничком командора с окровавленной, истерзанной спиной. Уголёк тихо плакала, закрыв рот руками, слишком напуганная, а оттого не сообразившая оказать Адару первую помощь, так что Грейбор грязно выругался себе под нос, обернувшись и звучно крикнув в сторону верхних камер, чтобы пришёл кто-нибудь из целителей. Сам же приблизился к командору, и опустившись на корточки, профессионально осмотрел его.       Адар был жив, что не могло не радовать. Он даже был наполовину в сознании, невнятно бормоча что-то о том, как он слаб и недостоин. Дышал тяжело и лежал с закрытыми глазами, а рядом с ним валялась окровавленная шипастая дубинка. Откуда он её достал, было хорошим вопросом, но сейчас не об этом. На всякий случай Грейбор осмотрелся по сторонам. Шахта была пуста и следов скрывавшихся демонов тоже видно не было, так что дварф окончательно укрепился в мысли, что командор изувечил себя сам. Не менее хорошим, чем наличие шипастой дубинки, вопросом было, а зачем он это сделал?       В этот момент к Грейбору прибежали Сиила и Регилл. Последний, едва взглянув на распластавшегося командора, хлопнул себя по лбу, пробормотав что-то подозрительно похожее на «ну кто так самоистязается с непривычки». Сиила же, как дварф ранее, выругалась под нос и бросилась к Адару. Осторожно перевернула, на что командор болезненно простонал, и подхватила на руки, поднимая наверх. По дороге кликнула Вольжифа, чтобы он позвал Длань Наследницы — как назло, главные целители, Дейран и Зосиэль, вместе с Беренгером и Таргоной, Ланном и Ульбригом отправились на разведку на окраины Алушинирры, так что никто, кроме герольда, оказать нормальную помощь Адару не мог.       Ангел яркой аурой озарил пещеру почти сразу, как Вольжиф убежал звать его. Встревоженный, он приблизился к Сииле, вокруг которой суетились спасённые аазимарки, помогая оторвать от краёв ран присохшую к ним ткань одежд. Часть из них заговорами спешно создавала воду и расправляла под командором спальник, на который его, собственно, и уложили. — О Защитник! Неужто демоны коварно проникли в наш лагерь, обойдя мои барьеры?! — в голосе герольда, стоило ему увидеть кровавое месиво, в которое превратилась спина командора, послышалось искреннее беспокойство и зреющая ярость, готовность сорваться с места и разнести по кирпичикам всю Алушинирру, если потребуется, в качестве мести за причинённую Адару боль. — Не демоны, а собственная глупость, что подчас бывает страшнее и опаснее любого демона, — недовольно проворчал Регилл, скептично осматривая глубокие раны, и поймав направленное на себя удивление, пояснил: — По всей видимости командор решил обратиться к практике самоистязания, что есть довольно похвальным рвением. Но как и в любом деле здесь нужна мера и практика. Никто из новичков не начинает самоистязаться сразу с ударов шипастой дубиной. Ещё и с такой силой. Ещё и в одежде, — гном покачал головой. — О храбрый Защитник, отчего же ты решил применить к себе такую суровую меру наказания? — склонившись над Адаром, приняв у аазимарки смоченную в чистой воде тряпку, ангел заботливо утёр ею кровь.       Затем провёл рукой над глубокими рваными ранами, читая слова заклинания, так что края медленно начали сходиться друг с другом, стягивая разрывы. Адар судорожно тяжело выдохнул, невольно подавшись навстречу облегчающему прикосновению целительной магии, и тёплая широкая ладонь герольда коснулась горящей кожи, едва ощутимо поглаживая. Нежное касание — и в голосе ангела отчётливо послышалась печаль и беспокойство.       Адар снова вздохнул. Нехотя приоткрыл глаза, мутноватым взглядом посмотрев на склонившегося над ним герольда. Щёки его мгновенно вспыхнули, и он отвёл взгляд. Беспомощно слабо сжал пальцами ткань спальника и неловко, едва слышно пробормотал: — Я слишком слаб. Демоны насылают на меня искушения, и я делаю недостаточно, чтобы их побороть.       По ощущениям, он сгорал от стыда. Но признаться открыто, что физическая тяга сжигает в себе день ото дня, не давая жизни, конечно же, не мог. Герольд богини был выше низменных страстей, чистый и недостижимый идеал, и Адар никогда бы не посмел оскорбить его порывами грязной похоти. Ещё и вызванной, пробуждённой сладострастной суккубой, жрицей похотливой Ноктикулы! Наверняка именно она и вселила в Адара эти порочные мысли и желания, а он оказался слишком слаб, чтобы противостоять им. Поэтому командор говорит лишь часть правды, за которую не менее стыдно, чем за всё остальное. — Взбодрись, Защитник! — теперь в голосе ангела послышалось негодование, и Адар покаянно втянул голову в плечи. — Давно я не видел души столь светлой и чистой как у тебя и воли столь стойкой, о которую разбивается вся демоническая магия! — почти сразу расслабился, с удивлением обнаружив, что герольд не ругает его, а пытается переубедить. И негодование его вызвано убеждением, что Адар излишне суров к себе, что он и поспешил озвучить: — Твоя строгость к себе похвальна, но ты не замечаешь за ней, как много света несёшь в это тёмное, пропитанное хаосом место! Ты сотворил множество добрых деяний и не поддался ни одному искушению. Не отступился от своего пути и не пошёл за лживыми пустыми речами порождений хаоса, более того, ты ещё и своих спутников оберегаешь от них и несёшь надежду тем, кто почти её утратил. Поэтому прошу, Защитник, не будь так несправедлив к себе и не подвергай мучениям свой дух и своё тело. Ведь твоя ноша и без них тяжела.       Голос герольда смягчился, и в нём послышалась улыбка. Осторожно и заботливо он отёр кровь с кожи, окончательно заживляя раны так, что не осталось даже следа, и легко прикоснулся, погладив тёплой ладонью обнажённую спину. Адар вздохнул, смущённо и взволнованно прикрыв веки — принимать похвалу в любом виде ему всё ещё было сложно, и казалось, будто он совсем не заслуживает её. Однако вместе с тем он почувствовал, как душе вернулся покой, и ни близость Длани Наследницы, ни его прикосновения не вызывали больше болезненного пожара внутри и крайне неприличных мечтаний. Он ощутил лёгкость и безмятежность, словно и не было всех этих смущающих компрометирующих переживаний. — Спасибо, — медленно приняв сидячее положение, искренне поблагодарил Адар, ощущая гордость и удовлетворение ангела от того, что он смог помочь Защитнику. — Твои слова действительно успокоили меня. — Я рад помочь, — казалось, герольд засветился немного ярче, и аазимарки, переглянувшись, тихо хихикнули от умиления, прикрыв рот ладошкой. — Ты всегда можешь обратиться ко мне, если тебя что-то тревожит. Я буду рад поддержать тебя.       Адар скромно улыбнулся, опустив глаза. Прекрасный ангел делал для него очень много, и сердце командора наполнялось теплом и трепетало от радости уже от простого нахождения рядом. Тёплое светлое чувство расцветало внутри всё ярче и сильнее, и Адар понял, что оно не может быть чем-то грязным и порочным по умолчанию. Поэтому даже неестественная, пробуждённая суккубой, физическая тяга не осквернит его. И когда оно окрепнет окончательно, когда станет неотделимой частью Адара, настоящий порыв близости трепетом охватит сердце и тело командора. И вот тогда, набравшись смелости, он с удовольствием разделит его со своим возлюбленным.