Формы любви

      Мягкая улыбка расцветает на губах, а взгляд тёмных глаз искрится теплом — Адар неизменно чуткий, внимательный и восприимчивый. Он добрый, и его доброте и милосердию иной раз могут позавидовать небожители, создания света и добра. Чистая, искренняя, открытая душа — и как только у кого-то мог повернуться язык называть его осквернённым и порождённым Бездной!       Ренат в печальном тянущем стыде опускает взгляд. Ведь он сам был не лучше тех, кто слепо доверялись предрассудкам. Он причинил Адару так много боли, нанёс ему глубокую рану, которая, наверно, никогда не заживёт, а сам ангел никогда не очистится от чувства вины за это. Вечное наказание и раскаяние за собственную слепоту и малодушие, вот только как же ему забрать страдания и боль своего бесстрашного храброго Защитника?..       Адар ничего не говорит об этом. Его сердце так велико и полно любви, и он охотно отдаёт её своему прекрасному ангелу. Заботится о нём и исцеляет его собственные раны, и Ренат не может перестать удивляться безграничному милосердию, заключённому в этом смертном. И хрупкое нежное чувство теплом переполняет самого ангела, пытаясь найти выход. И Ренат пытается осмыслить его, осознать и принять, чтобы отдать не меньше того, что получает от возлюбленного спутника.       Он наблюдает, и трепет, радость и нежность накатывают волнами, щемящим тёплым чувством, от которого так хорошо и почему-то к глазам подступают слёзы. И он делает шаг навстречу, и поддаётся внутреннему порыву, и голос слегка подрагивает, надламываясь от смущения и неуверенности. «Вода показывает скрытое сердце Из Города-Созвездий Скитальцу; и по Краю-Дождей скитается он...»*       Тихая песнь нарушает мимолётное молчание комнаты на постоялом дворе, где они останавливаются на этот раз. Глубокий голос, обычно привычно командный, сейчас звучит очень мягко и успокаивающе, а тембр должен пробирать до глубин души. Слова звучат на небесном языке, чистой музыке Высших Планов, так что Адар в милом замешательстве вскидывает бровь, удивлённо глядя на ангела. Но не прерывает; делает ответный шаг навстречу и в трогательной привычке протягивает руки, ловя тёплые ладони небожителя. «...Долиной-Потерянного-Времени, Городом-Конца-и-Бесконечности, Островом-Ушедших, скитается он...»*       Постепенно голос выравнивается, звучит глубже и чище, но всё ещё негромко. Тем не менее заполняет собой всю комнату, мягко подхватывает и качает, будто волны. И выражение лица Адара смягчается, и он ласково улыбается. Опускается на край кровати, и ангел следует за ним, не отпуская рук, садясь на колени, снизу-вверх заглядывая в расслабленное лицо своего самого храброго Защитника. «Потом он грезит дорога принимает его, этого ищущего человека, и несёт ему тишину на всю ночь»*       Это первый раз, когда Ренат поёт кому-то. Для небожителей это особенный процесс, сакральный и личный. Пение помогает облегчить боль, душевную и физическую, но также оно — выражение привязанности. Друг другу ангелы поют, чтобы облегчить боль от полученных ран во время войн и сражений. Друг другу песней они признаются в любви и верности, в крепкой дружбе и особых узах. И Длань Наследницы...       Герольд богини всегда был великим воином, лидером и наставником. Он очень стар, один из самых древних небожителей, живущих на Верхних Планах. Он пережил множество сражений и знал многих соратников, заслужил исключительное уважение и почтение, однако... Никто и никогда не пел ему, и сам он тоже не ощущал порыв, отдавая всего себя сражениям и служению, не устанавливая ни с кем крепких нерушимых уз особого значения.       Ведь на него взирают с благоговением. Перед ним склоняют головы. Но держатся от него на почтительном вежливом расстоянии, как от лидера и наставника. Он мудрец и пример для подражания, высокий идеал, к которому следует стремиться. И никто не заглядывает глубже, не решаясь и не желая переступить невидимую черту авторитета и репутации, чтобы увидеть одинокое сердце, огороженное от всех стеклянными стенами. А оттого герольд всегда лишь наблюдает и никогда — не соприкасается. До тех пор, пока в его жизни не появляется Адар. И всё меняется, и почему-то глаза жгут слёзы, но они так и не проливаются. «Там Города-Которых-Нет, существуют дорога окунает его в тишину на всю ночь неподалёку от Города-Постижений где он отыщет свой путь...»*       Ангел крепче, но трепетно сжимает прохладные ладони возлюбленного. Голос смягчается, стелется бархатом, и в нём сквозит тоска и печаль. Он чувствует порыв и поддаётся ему, так что слова нежного гимна сами всплывают в разуме и ложатся на неспешный мотив. Всё в жизни герольда изменилось, и рядом с ним был Адар, тёплый, ласковый, терпеливый и бесконечно добрый Адар, сделавший для него так много. Держащий его за руки и ведущий, будто дитя, в дивный мир смертных, помогающий познать его и адаптироваться в нём. И Ренат наконец-то впервые ощущает этот подъём, и сама душа поёт, открывая чувства и бесконечную нежность, от которой почти больно. Ведь ангел был одинок, но теперь их двое, и он познал священное, сакральное чувство, которое больше не разделит никогда и ни с кем. И для него это так непривычно, но приятно, несёт радость и облегчение выражения чистой искренней любви, которую он лишь учится познавать, принимать и отдавать.       Постепенно песнь затихает, и ангел низко склоняет голову. Трепетно сжимает ладони и устало и покаянно опускается на пол, касаясь виском чужих колен. Укладывает голову, доверяя распахнутую настежь душу, и ощущает мягкую улыбку, касающуюся светлой макушки вместе с аккуратным прикосновением выпутанных из тёплой руки пальцев. — Это было очень красиво, мой дорогой, — тихо и искренне произнёс Адар. — Но я чувствую, что ты печален. Что расстроило тебя? Это была горестная песнь? — Нет, — Ренат вздохнул. — Я пел о любви. О скитальце, скитающемся в поисках. Вариативность наших гимнов и элегий не такая впечатляющая, как у смертных, ведь для нас пение... очень личный момент. Чаще всего мы поём, воздавая хвалу богам, которым служим. Или когда хотим облегчить страдания братьев и сестёр, мучимых болью. — Некоторые жрецы и капелланы тоже так делают. Я так делаю, — тень смущения послышалась в голосе Адара. — Звучание голоса и мелодии помогают успокоить и умиротворить, утешают разум и дух. — Да... — ангел снова вздохнул, болезненно прикрыв веки. — Но для нас это также порыв. Проявление исключительной привязанности. Дружбы и любви, и крепких уз. И для меня... ты первый, кому я пою. С тобой я впервые познал это чувство, и оно наполняет меня трепетом и теплом. — О, Нат, солнце, — Адар прозвучал растроганно. — Это очень многое значит для меня. Но могу ли я узнать, почему так получилось? Ты ведь многими уважаем и любим, неужели ты всегда был так одинок? — теперь в его голосе отчётливо слышалось беспокойство, и Ренат негромко натужно посмеялся. — До возвышения госпожи моей Иомедай я служил светозарному лорду, чьим отцом был дьявол, — меланхолично ответил ангел. — Моему господину пришлось приложить так много усилий, чтобы доказать чистоту своей души и помыслов, и на него и всю его свиту другие взирали с недоверием. Я же считал его другом и старался быть для него поддержкой, я верил в него и надеялся, что когда-нибудь Небеса смогут безоговорочно принять его. Он стал великим военачальником, Лорд Отмщения, однако... Он всё равно был чужим для Высших Планов, и я не сумел уберечь его. Мой господин был убит, и я потерял верного друга. Не исполнил свой долг как защитник, и эту вину мне тоже нести до скончания века. Наверно, то, что теперь госпожа моя, что позволила мне служить ей, оставила меня, наказание и напоминание об этом... Впрочем, я ведь не ответил на твой вопрос...       Он чувствовал, как во взгляде Адара появилось сострадание, и он бережно обнял голову ангела, утешающе поглаживая его по волосам. Сам Ренат в ответ обнял колени командора и тягостно продолжил: — Для многих я был наставником и лидером, но тень предательства всегда была за моей спиной. Меня уважают и называют другом, но между нами всегда существует незримая стена. Никто не посвящает мне священных песен, и я принимаю это со смирением. До того, как я встретил тебя, я тоже не ощущал этого порыва. Быть может, не считал себя вправе, а быть может, невольно добровольно отворачивался от других, чтобы не повторить ошибку. Но ты... Ты зажёг во мне искру и принял безоговорочно. Ты дал мне возможность искупления. В конце концов ты отдаёшь безвозмездно великий дар. И моё сердце никогда не было более полным, чем сейчас.       Ангел поднял голову, заглядывая в лицо тифлинга. Адар подался к нему, склонившись, и нежно обхватил лицо, мягко коснувшись лбом лба. Съехал вниз, упав на колени рядом, и Ренат несмело привлёк его к себе. Бережно прижал к себе, закрывая собой — даже в ненастоящем облике смертного он был крупнее и шире в плечах, чем худосочный командор. Адар охотно прижался ближе, крепко обнимая в ответ, без слов отдавая всю свою любовь и принятие, какими полнилась его душа. И Ренат улыбнулся, расслабленно и наполнившись надеждой и лёгкостью. И последние слова гимна сорвались с губ тихим завершающим напевом. «Долог путь через Тьму к пути отшельника отшельник поёт о Мире и о путешествии Любви, которая не потеряна в Вечности»*