Формы любви

      Тёмные воды тягучей смолой смыкаются над головой. Поглощают и растворяют, и он теряет себя, безвольно взирая вперёд пустым взглядом. Двигается механически и не узнаёт свой голос — такова участь предателя и заслуженное наказание его. Ведь он провалился, пошёл на поводу у импульсивных поспешных решений и разбил сердце тому, кто доверил ему самое ценное.       Нерушимые оковы из красного адамантина удерживают крепко. Вытягивают все силы, просачиваются ядом в кровь, до костей стирают кожу и мышцы на запястьях, щиколотках и шее. Несут боль, но эта боль незначительна и незаметна в сравнении с болью совсем иного толка. И его сердце, вырванное из груди, сжимается и несёт страдания. И дело не только в палачах, терзающих денно и нощно, о нет.       Предательство, сожаления и скорбь наполняют его вместе с чёрной склизкой жижей. Лорд демонов смеётся ему в лицо, упиваясь его болью, но это не имеет никакого смысла. Ведь он сам терзает себя ничуть не хуже палачей, рвущих его тело и убивающих сердце. Пока Бафомет не наиграется им, ему не дадут умереть, сделав из него пустую жестокую куклу. Почему же тогда горячие слёзы капают из глаз бесконечной тоской? Пока в последней болезненной надежде остатки неосквернённого духа стремятся к тому единственному, кого он более недостоин.       Богиня покинула его. Это было ожидаемо — она отворачивается и бросает всех, кто больше не удовлетворяет её нужды. Так случилось с томящимися в Страж-камнях ангелами; так случилось и с герольдом. Ведь он один из множества, и он выполнял свой долг, а остальное мало волнует Иомедай. И это могло бы резать по живому, но Длань Наследницы заслужил самое безжалостное наказание за своё предательство.       Бесконечное, тянущее и болезненное одиночество. И скорбь сожалений, которые ему никогда не дано искупить. И вечность лорд демонов будет терзать и пытать его, оскверняя тело и ломая дух, пока пресветлый ангел не потеряет себя окончательно. Не рассеется воспоминанием, о котором никто не вспомнит — жестокая, очень жестокая участь.       Физическая боль мучительна и невыносима, но душа болит сильнее, доставляя истинные страдания. Запертый в клетке дух, стремящийся к искуплению. Прокручивающий снова и снова фатальную ошибку, погружающийся на дно отчаяния, ведь ему не дано исправить её. Но помыслами затухающего сознания и израненным сердцем он стремится к тому единственному, кто вдохнул в него надежду. Взывает к нему в безмолвном плаче, тщетно мечтая увидеть ещё хотя бы раз. Услышать голос и ощутить бережное прикосновение, обхватывающее обнажённое, истекающее кровью сердце будто величайшую драгоценность.       Но палачи терзают тело. Сжигают изнутри проклятым пламенем Бездны, выжигают клейма, сдирают кожу и режут на части. Расчленяют и вынимают органы, вырывают с мясом крылья, заливают жидкий металл и кислоту — на жестокость и страдания извращённые умы демонов богаты, и пытки никогда не повторяются, и исцеляющиеся раны несут дополнительную невыносимую боль. Мучительное страдание, резонирующее с душевным томлением, и чудовищное наказание, кажется, длится целую вечность. Повторяется снова и снова, и снова, не давая передышки. Пока в агонизирующем сознании бьётся единственная мысль.       «Я заслужил»       Но почему слёзы капают из низко склонённой головы, когда рот заполняет кровь, и она течёт по подбородку, пока пустой взгляд смотрит куда-то. Пока из пустых глазниц текут кровавые реки, когда по живому ангелу вырывают глаза, лишая последнего. И он бы сдался, но он чувствует тёплые руки, что бережно держат сердце и укрывают его словно самое дорогое сокровище.       О, любовь моя, окутай меня своим милосердным светом, позволь исцелиться и искупить неискупимую вину!       Слёзы текут, теряясь на висках, в разметавшихся волосах. Тело горит в огне фантомных пыток так же, как и сознание, и он задыхается, захлёбываясь рыданиями, которые не могут вырваться наружу. Кошмаром, балансирующим на грани реальности, прежде чем чувствует аккуратное бережное прикосновение, гладящее по голове и баюкающее, будто ребёнка. И он хватается за руки, тянется ближе, и мука искажает красивое лицо. Мечется беспокойно, желая прильнуть ближе и уйти, сбежать, ведь он полон скверны, он не заслуживает, он предатель. — Моё сердце... — но вместо этого он выдыхает со всхлипом, роняя голову на чужую ключицу, и натянутые мышцы обмякают. Сон-воспоминание окончательно рассеивается кошмарным фантомом, и ангел с трудом открывает тяжёлые веки. — Я здесь, милый, — тёплый поцелуй касается горящего лба. — Я рядом, мой дорогой, — Адар прижимает его ближе, склоняется, пряча и ограждая своим телом, и дрожащими руками герольд несмело обнимает в ответ. Разве он заслужил такую великую милость?.. — Моё предательство растерзало мой дух, — пересохшие губы шевелятся медленно, и каждое слово горит огнём, опаляющим внутренности. Он всё ещё ощущает тюремный жар и губительные прикосновения хаотичной магии Бездны. Он полон скверны, павший перед лордом демонов и ставший слепым орудием в его руках. — И я превратился в чудовище. Моя госпожа отвернулась от меня, и мне более не завоевать её прощения. Мои молитвы не достигнут её, ведь я позволил Бафомету использовать себя. Я совершил страшнейшее предательство, за которое мне никогда не найти искупления. Но ты всё равно услышал мой зов и пришёл ко мне, мой Защитник. Мой друг и надежда, мой возлюбленный, что не оставил меня, хоть я заслужил участь хуже смерти, — голос звучит бесцветно, пока слёзы тихо стекают к вискам, неся с собой бесконечность отчаяния, вины и облегчения.       Вина и стыд наполняли его. Собственное малодушие и импульсивность стали величайшим проклятием. И он оказался наивным, растерянным, уставшим ребёнком, который теперь собирал себя по частям, пытаясь найти и понять своё место. Пути к исцелению и утраченной гармонии. Ведь богиня покинула его. А сердце болело и тянулось в поисках искупления и прощения. Он причинил столько страданий и боли тому, кто стал для него всем, и теперь... О-о, где же было найти ответы на все мучительные сомнения и вопросы?!       Раны тянуло, и они ныли фантомной болью. Не осталось даже шрамов, кроме шрама на груди от вырванного сердца, но ангел всё равно ощущал каждое нанесённое в Тюрьме Неизбежности ранение. Магия Бездны ушла, нейтрализованная чистой небесной природой самой сущности герольда, но он ощущал себя осквернённым. И он заслуживал смерть за всё, что сотворил и позволил сотворить с собой, но богиня просто сделала вид, что его не существует, а Адар...       Живительная, тёплая и мягкая аура целительной магии окутала тело ангела, неся утраченный покой и умиротворение. И раненая душа стремилась к своему Защитнику, ведь если он не мог положиться на самого себя, не мог доверять самому себе, то бесценный дар, каким он боялся, что не имел права обладать, вёл путеводной звездой, указывая путь к принятию. К тому, чтобы отпустить вину и стыд, научиться принимать и отдавать светлое, тёплое, нежное чувство, наполняющее надеждой и радостью. — Не оставь меня, Дар, — устало прошептал ангел, открывая уязвимость и слабость. — Позволь заслужить прощение, но не оставляй. Моя душа тянется к твоей, и без неё я погибну. Ведь самые страшные муки мне причиняло расставание, а не пытки лорда демонов. И я взывал к тебе, моё сердце, и ты вернулся ко мне вопреки всему. Пусть я не был достоин этого, но ты наполнил меня надеждой и очистил от скверны. Забрал мою боль, и я её причинил тебе гораздо больше, чем испытал сам. Позволь мне... О, возлюбленное сердце моё, без тебя мне более не жить!       Он не видел, как скорбь вуалью легла на печальное лицо Адара. Не знал, как всё внутри него сжимается от осознания, что он не уберёг любимого от страшных страданий. И его душа тоже была полна сожалений и вины, но он не злился и не винил своего прекрасного ангела. И был готов сделать всё, чтобы помочь пережить и преодолеть ужасную травму и отпустить воспоминания. А потому лишь прижал к своему сердцу ближе, склонившись ниже. Нежно гладя по голове, целуя лоб и висок, в каждое движение вкладывая безграничную любовь, которой полнилось его сердце.       Слова были лишними, и Адар слушал боль возлюбленного. Окутывал защитной целебной магией, отгоняя фантомы, и заботливо накрыл ладонью рубаху на груди прямо над сердцем, где страшным напоминанием навсегда остался шрам. Такой же, как и на груди командора, разделившего боль и принявшего страдания прекрасного ангела на самого себя. И разве ж это была не высшая форма преданности и любви? Разве предатель заслужил её?..       Но Защитник никогда не считал его предателем. И согревающий огонь горел в нём неугасимо и ровно, и он разделял его с тем, кто сумел разжечь его и наполнить смыслом. Нёс утешение и успокоение и был единственным местом, где печальный ангел мог остановиться, чтобы отдохнуть и отыскать себя. Поймать нежную улыбку и ласковые поцелуи, когда слегка отстранившись, Адар заглянул в страдающее лицо. Коснулся губами закрытых век и скул, а после накрыл губы, одаривая мягким осторожным вниманием. Заботой и любовью, которых с каждым днём не становилось меньше, а наоборот, они приумножались, наполняя саму сущность радостью и восторгом. И ангел судорожно вздохнул, с болью посмотрев в тёмные глаза, разорвав поцелуй, мучительно выдохнув сквозь бесконечно текущие слёзы: — Почему?       Почему ты принимаешь меня? Почему ты по-прежнему со мной? Почему ты не злишься на меня? Почему для тебя я не предатель? — невысказанные слова скрываются за простым вопросом, и в ответ Адар улыбается со щемящей нежностью, аккуратно целуя снова: — Потому что я люблю тебя.       Вот так просто — и что-то внутри ангела разрушается и уходит безвозвратно, оставляя лёгкость и покой. И он делает ещё один шаг на тяжёлом пути принятия и искупления. И тихие всхлипы сдавливают грудь, когда он прячет лицо на тёплом сгибе шеи Защитника. Чувствует, как мягкая улыбка касается затылка, и прохладные пальцы нежно перебирают светлые пряди. И боль отступает, и приходит лёгкость. Он наконец-то нашёл свой дом — осталось лишь окончательно дойти до него.