* Двенадцать лет назад *
— Барнер! — протяжный выкрик имени одного из солдат заглушается шумом в ушах. Это не то, как Эмилия планировала провести утро после дня рождения. Только вчера она получила несколько подарков от близких людей, съездила к родителям, набила живот вкусной едой, а сейчас… — Ты что, заснула, мать твою? — громкий вопрос заставляет Эмилию пошатнуться и сжать клинки. — Не видишь? Барнер мертв! Быстро отступить к задним рядам поддержки! Резкий рывок за шиворот выбивает из легких воздух, Эмилия путается в собственных ногах и падает на покрытую черепицей крышу. Приземлившись на задницу, девушка ахает, вытекают первые слезы, оставляя за собой мокрые дорожки. Истошный крик вырывается из сдавленной тисками грудной клетки, кровь бурлит в жилах, а ноги сами по себе дергаются. Эмилия впадает в неконтролируемую панику, размахивая руками и вертя головой. Верхняя половина тела только десять минут назад разговаривающего и летящего на УПМ Барнера валяется рядом с краем крыши; вот-вот упадет. Точно соскользнет, если земля снова сотрясется от шагов титана. И она сотрясается. — Вставай немедленно, Осаки! Командир отряда дергает, надавливая воротом рубашки на кадык, и Эмилия кашляет, резко приходя в себя. Изо рта вылетает сиплый стон, на ватных ногах девушка встает, шатаясь так, будто только что проснулась и не понимает, где находится, как себя чувствует. Титан раскрывает рот широко, безобразно, язык заметно приподнимается. После мгновения он двигается вперед. Эмилия тут же ощущает толчок, сталкивающий с крыши, и перед глазами разворачивается сцена, которая позже точно не даст ей уснуть. Командир отряда, членом которого Эмилия является, не успевает среагировать; ему не хватает буквально нескольких секунд, чтобы взлететь. В этот раз титан проглатывает тело полностью. Не осталось… Ничего не осталось. Вставай немедленно! Вставай! Вставай! Вставай! Под состоянием аффекта, с отключенными чувствами и эмоциональными реакциями, Эмилия цепляется крюком УПМ за здание, делает круговой маневр и залетает за спину титана. Машинально после этого она меняет тактику, с широко раскрытыми глазами подлетает ближе и, полностью доверяясь развитому в кадетские времена боевому прогнозированию, разрезает затылок титана. Кусок шеи отлетает в сторону, Эмилия рыкает, в глазах у нее загораются искры, щеки вспыхивают, все мышцы напрягаются, и девушка вновь цепляется за уже упавшее тело. На этом она не останавливается. Режет в нескольких местах, с большой скоростью передвигаясь так, что со стороны ее трудно было бы заметить, если бы не газ из устройства. Бешеное сердцебиение, вспотевшие ладони, злые выкрики и стиснутые зубы — Эмилия еще не скоро сможет успокоиться. После возвращения в корпус она разрыдается, зароется носом в подушку и накроется одеялом, лишь бы никто не трогал. Полностью отдастся в плен эмоциям и нервному срыву, не в силах противостоять ни тому ни другому. Но сейчас девушка стоит около огромного тела с исходящим паром, вытирает заплаканное лицо рукавом куртки, тяжело дышит и ругается под нос, оскорбляя титана, который этого даже не услышит, не то что не поймет.* Настоящее время *
— Эмилия? Женщина поворачивает голову, чтобы увидеть приближающегося к ней Мартина. Парень идет, засунув руки в карманы брюк. На лице у него нечитаемое выражение, сам глядит под ноги и постоянно бурчит. — Разве я не сказала, что больше никаких гулянок по ночам? — Мы же не всей группой здесь, — Мартин пожимает плечами, и Эмилия снова переключает внимание на звездное небо. Холодновато. — Я просто… Вышел на улицу, потому что не мог уснуть, увидел вас и решил поболтать. Мартин запрыгивает на ограду веранды, уверенно удерживая равновесие. Эмилия возвращает взгляд к нему и смотрит, не моргая, в любой момент готовая подхватить, если понадобится. — А вы… Почему здесь? Болтая ногами, Готто склоняет голову набок, чтобы посмотреть на лицо командира, которое она тщательно скрывает за несобранными волосами, местами спутанными в небольшие колтуны. Эмилии хотелось бы позволить себе выговориться, поговорить с Мартином по душам, но она не может этого сделать. Несмотря на близкие к дружеским взаимоотношения, Эмилия уверена, что должна держать некоторую дистанцию, планку, чтобы подчиненные не проникали в личную жизнь слишком глубоко. Женщина и без того периодически делятся с Мартином своими рассуждениями, сейчас сваливать на него переживания является не самый лучшей идеей. Не только потому, что нет никакого желания подставлять свою раскрытую душу вот так под удар, но и из-за того, что у Мартина самого немало трудностей, с которыми он должен, как сам говорит, справиться самостоятельно. Эмилия единственная, кто знает о не лучшем положении семьи Готто: у отца серьезное заболевание, мать не отходит от его кровати, а младший брат все время говорит о том, как мечтает пойти по стопам старшего и поступить в военное училище. Родители недовольны, да и сам Мартин тоже. Нечего тут делать, нечего ловить и искать. — Я тоже вышла подышать свежим воздухом, — Эмилия кивает, — и по той же самой причине, что и ты. Выглядишь… Уставшим. Точно не хочешь спать? Мне вот помогает долго-долго лежать, могу ворочаться на кровати даже час. Но в итоге все равно засыпаю. — Нет, — Мартин отмахивается легким движением руки, проводя ладонью по местам осыпавшейся краске с деревянной ограды веранды. — Я уже попробовал все, что обычно мне помогает. Может, не в силах провалиться в сон из-за того, как громко храпит Макото, ха… Эмилия не сдерживает усмешки, видя, как сам Мартин хмыкает. Уголок его губ на секунду задерживается во вздернутом положении. — Вам никогда не казалось, что все это бессмысленно? — М? Внезапно заданный вопрос и смена темы застают Эмилию врасплох. Оттолкнувшись от ограды, женщина едва хмурится, не прерывая зрительного контакта. — Что ты имеешь в виду? — Титанов. Борьбу с ними. Заметно, что Мартин сразу хочет продолжить, однако все же поджимает губы, прежде чем цепочка слов восстанавливается: — Мы убиваем их, убиваем и убиваем. Меньше титанов не становится, как и смертей солдат. — Март-… — Вам ни разу не было страшно за все время, что вы находитесь здесь? — Готто спрашивает с таким недоумением, будто Эмилия самостоятельно уверила его в том, что является бесстрашной. — На вашей первой миссии? Вылазке за стену? При первом сражении с титаном? Я как сейчас помню, как сильно дрожали руки, как клинки постоянно падали на землю. «О нет, ну я только перестала об этом думать» — Скажите честно. Кто-нибудь из верхушки вообще верит в то, что нам удастся одержать победу? Когда у Мартина случаются такие приступы неуверенности, он склонен формировать депрессивные понятия о том, как протекает его жизнь. Это не помогает ему расслабиться или отвлечься, наоборот, лишь усугубляет положение. И в этом они с Эмилией похожи. Она тоже может потеряться в раздумьях о том, как плохо или неправильно поступила; как жизнь несправедлива; как все вокруг не имеет смысла. Особенно тогда, когда дело касается неудачного столкновения с титанами. Ответ на вопрос Мартина женщина дает не сразу. Она даже колеблется: стоит ли вообще что-то говорить. Кажется, парень выпалил это на одном дыхании лишь потому, что эти фразы давно назойливо кружат в его голове словно рой ос. — Во время моего первого выхода с отрядом после вступления в разведкорпус, я не могла пошевелиться в какой-то момент. Не могла из-за оцепенения от ужаса. Это не то, что Эмилия считает за раскрытие всех секретов; не то, чем бы она не поделилась: так или иначе, уже все знают о том, что ее первое столкновение с титаном в качестве члена разведкорпуса было нелегким. В тот день всем пришлось трудновато, даже опытным. — Мои ноги будто приросли к земле, руки не поднимались, а пальцами я держалась за клинки так, словно они являлись моей единственной надеждой. Но тогда я не могла ими воспользоваться, поэтому это было глупо. Не то чтобы Мартин ожидал, что ему удастся разговорить Эмилию, потому что командир не выглядела настроенный на диалог. Именно поэтому он молча рассматривает ее силуэт, даже не желая перебивать. — Я видела, как титан съел моего знакомого по имени Барнет, вслед за ним и командира отряда. Тогда я… Почему-то первым делом я подумала, что это невозможно. До смешного невозможно. Человек, который мотивировал солдат и всегда выделялся на фоне остальных при сражении… Вот так просто умер, даже не успев переключиться с меня на титана. Дыхание сбивается. — Не стану скрывать, было желание рассмеяться, захохотать во все горло, потому что я не могла поверить, что человек, который только-только спас меня… Тот, с кем утром я разговаривала по поводу стратегий сражения… Мертв. Эмилия продолжает, делится своим чувством вины. Женщина действительно в тот день предполагала, что командир умер из-за нее. Если бы она смогла собрать волю в кулак, если бы не замешкалась, если бы не застыла на месте, то ему не пришлось бы тратить время на безрезультатные попытки достучаться, чтобы помочь очнуться. Очнуться, осознать, что пора делать ноги, пока не произошло что-то страшное. И сейчас… Даже сейчас Эмилия, вспоминая о произошедшем, размышляет, как ей нужно было поступить, не осознавая, что уже поздно. И вовсе не потому, что прошло так много лет. А потому, что командира давно нет. Нет как и возможности вернуться в прошлое. — Не помню, что именно заставило меня тогда подняться и напасть. Как будто какая-то невидимая сила подхватила и толкнула, повела, на ухо шептала, что именно нужно делать. Все еще не спуская глаз с Эмилии, Мартин понимающе кивает. Он порой тоже сталкивается с этим. Сам того не осознавая, парень продолжает бороться, даже если гаснет самый крошечный огонек надежды. — Ты можешь думать обо всем. О чем угодно, тебя могут терзать различные сомнения и страхи. Поверь мне, я понимаю, — волосы лезут в рот, Эмилия опускает веки. — Но главное… Главное то, как это все на тебя влияет. То, в какой результат это превращается. Положив руку на плечо Мартина, женщина слегка сжимает его, улыбаясь. — И у меня к тебе по этому поводу никаких замечаний и претензий. Твои сражения и… — Вы не ответили на мой вопрос про верхушку. Эмилия благополучно о нем забыла. Настолько погрязла в воспоминаниях и неожиданно накрывших темным куполом эмоциях, что не смогла вовремя себя одернуть. — Надежда есть, пока живет хоть кто-то, кто в нее искренне верит, — ладонь соскальзывает с чужого плеча, Эмилия разворачивается. — Мы среди верхушки все так считаем. Пока надежда живет, пока есть за что бороться, пока разведкорпус делает все возможное для защиты человечества, в этом всем есть польза. — И вас не пугает вероятность умереть? Как вы сказали… «Вот так просто умереть»? — При последнем вдохе мне будет уже все равно, какие у меня были мечты... Что яро отстаивалось. У меня есть силы, чтобы защитить себя и других. И пока эти силы есть, пока я в состоянии ими пользоваться, все не напрасно. Все мои усилия имеют хоть какой-то смысл. Смотря вслед уходящий Эмилии, которая перед тем, как пропасть за дверью говорит что-то о том, что пора возвращаться в постель, Мартин стискивает челюсти. Он не уснет. Теперь-то уж точно. После этого разговора в мыслях такой бардак, что разгребать его придется еще долго.***
Лошади ведут себя неспокойно. И Эмилия тоже. Она нервно расхаживает взад-вперед, стараясь не глядеть в сторону коротышки, ведущего с Мартином разговор. Сам Леви не сразу обращает на Эмилию внимания даже тогда, когда та бессовестно останавливается в нескольких метрах и пялится. — Ты свое УПМ проверил? — Это мне вопрос? — Мартин смотрит то на капитана, то на командира. — С кем вы… — Разговариваю с тобой, — монотонным голосом отвечая, Эмилия наконец переводит взгляд на Готто. — Иди и проконтролируй, чтобы все остальные были готовы. Мы отправляемся через пять минут. Леви уже возится со своей лошадью, когда Эмилия поворачивается. Он гладит гриву животного, поправляет поводья и что-то неразборчиво шепчет, пока женщина так и стоит на месте. — Перед тем как говорить отряду подготовиться, нужно сделать это самой, — так надменно, даже с нотками недовольства. Но все еще без зрительного контакта. — Что? Эмилия улавливает, куда Аккерман указывает пальцем. На ее ноги. Что не так с ногами? — Ты опять пытаешься действовать мне на нервы? — Где твое УПМ? Как ошпарило. — Чего? Леви безэмоционально наблюдает за тем, как Эмилия крутится вокруг своей оси. Похожа на ребенка, потерявшего игрушку. На мгновение мужчине даже кажется, будто женщина совсем не понимает, о чем идет речь. Лошадь рядом фырчит, вспахивая землю одним копытом, пока Эмилия зачем-то хлопает по карманам, ругаясь. — УПМ… — протягивает это слишком громко, ударяя себя по лбу. — Можно было обойтись и без такого насмешливого тона. — Когда ты перестанешь обижаться на то, что сама себе придумываешь? Тебе уже тридцать лет. Нет, ну это ни в какие ворота! Насупившись от еле сдерживаемого желания сказануть что-то такое, чтобы Леви замолчал до самого конца вылазки, Эмилия отступает на широкий шаг назад. — А тебе тридцать три, и ты все такой же ворчливый, мелкий и… — Придумай что-нибудь новое. Его совсем не задевает то, что Эмилия говорит! Не хочется признавать, но ей стоит поучиться этому у Леви. Хватит уже вспыхивать спичкой при каждом разговоре. — Зачем Эрвин вообще отправляет твой отряд с моим? Он знает, что изначально планируемым составом мы справимся лучше. Леви зыркает на проскользнувшую мимо. Щеки у нее красные, а из ушей вот-вот пойдет пар. — Какая разница? Просто научись прислушиваться к приказам без всяких возражений. «Я так не могу!» Эмилия вот-вот взвоет волком. Как же ей хочется подойти и сунуть в рот Леви тряпку, которой протирают пыль в конюшне, чтобы он перестал говорить, что и как делать. УПМ! — Выведи мой отряд к воротам. Я буду там через две минуты. — Ты только что сказала, что тебе не нужна моя помощь. Готовая поклясться, что на губах Леви проскользнула тень ухмылки, Эмилия застывает и хмурится. Вот так всегда. Ни о каких нормальных разговорах без колких замечаний и словечек речи идти не может. Время от времени Эмилии кажется, что она давно бы выпалила что-нибудь мерзкое, если бы не занимаемая должность командира. Хотя она не мешает ей выговаривать все в комнате после очередного взаимодействия с надоедливым карликом. Если бы Леви узнал, что «коротышка» — это первая ассоциация, возникающая у Эмилии при упоминании о нем, то наверняка проскочило бы что-то вроде разочарованного стона. Аккерман и в диалоге реагируют на это не то чтобы радостно. Эмилия сама выше всего лишь на пять сантиметров, а порой выдает такое, что волосы дыбом встают. Постоянно ей нужно упомянуть разницу в росте. Даже тогда, когда ну совсем неуместно. Потому что Леви это не нравится. Злит. И это именно то, на что Эмилия рассчитывает. — Вот ведь… Все разом появившиеся в голове оскорбления, пусть даже и уровня обиженного непонятно на что ребенка, проглатываются вместе с ощутимым комом в горле. Рассматривая уходящего Леви, бережно сжимающего поводья лошади, Эмилия вытягивает губы. В этот раз Аккерман прав. Как вообще можно было забыть надеть УПМ? После ночного разговора с Мартином женщина, к ее удивлению, достаточно быстро уснула и без всяких проблем проснулась. Даже боль в пояснице больше не беспокоит! Наверное, Эмилия была настолько рада такому стечению обстоятельств, что напрочь забыла про устройство, бережно оставленное возле шкафа. — Как только вернемся, сразу попрошу Эрвина больше не ставить нас работать вместе. Песок оседает на сапогах, как только Эмилия резко разворачивается и со скрещенными на груди руками направляется к выходу из конюшни. Ей нужно поторопиться, потому что обещанные Аккерману две минуты уже прошли. Он точно упомянет это у ворот. Надоедливый.