По мне будто арматурой прошлись. Воспоминания о нашей с Сашей жизни бьют с размаху, не думая совершенно о том, как это повлияет на мой организм. Хочется убиться о стену металлическую, надеясь, что моя смерть сотрёт всё, что между нами было и осталось. Я не могу не вспоминать наши совместные три с копейками года, и это буквально убивает во мне всю нервную систему. Если бы он знал, как мне больно от сложившейся ситуации, никогда бы не стал… А, может, и стал бы, но так не хочется думать об этом. Супруг всегда был чересчур спокойным и рассудительным. Только благодаря ему я отрастила волосы ниже плеч и привела свою фигуру в тонус. И моя любовь к более женственной одежде — исключительно его заслуга. Он сделал меня красивее и увереннее в себе.
Он всегда давал дельные советы и помогал, чем мог. Меня так прельщала его забота, что я даже думать забыла о недостатках. А ещё Саша никогда не пил. Курил только до нашего знакомства, после — бросил, хотя бывало, что мог затянуться сигаретой в разгар веселья, но максимум одну выкуривал. Последний раз был, если правильно помню, полтора года назад на свадьбу. Мы и курить вместе прекратили, хотя спустя несколько месяцев я снова начала, потому что организм стрессовал из-за ранних подъёмов в пять утра и различных мелких неприятностей на работе. Он об этом не знал, но и не догадывался, мне кажется. Я сделала всё, чтобы Саша об этом не узнал. Это была моя первая ложь в отношениях, за которую мне до сих пор совестно.
Второй была не ложь, но тайна: Паша, чувства к которому я держала в тайне долгие полгода, сидит рядом, держит меня за руку и даже в этом контакте заботится о моём плачевном состоянии.
Теперь я огребаю за всё сполна, и несомненно меня радует происходящее, но я чувствую, как внутри меня умирает другой период жизни, о котором я не хочу вспоминать.
Мы с Сашей были неразлучны ещё задолго до отношений: всё время здоровались в коридоре вуза, когда проходили мимо, помогали друг другу с учëбой и сдачей на права, время от времени выбирались куда-то, гуляли и много смеялись. Он знает меня как облупленную, будто мы знакомы с детства. Будто дружба наших семей передалась и нам по наследству.
Теперь ничего из этого не будет: ни регулярного секса — он не был сногсшибательным, но Сашина чувственность и чуткость поражала меня каждый раз, ни долгих ночей в обнимку — мы всегда перед сном общались и делились новыми анекдотами и историями, ни совместных игр — именно муж познакомил меня со вселенными «Ведьмака» и «Варкрафта», а также с некоторыми рпг-новинками, ни прогулок и поездок к его родственникам по выходным — своих друзей у меня нет и не было, как и выбора, как провести отдых.
Я нечасто выбирала, что мы будем делать или кушать, в силу своей непривередливости. Будучи ребёнком, за которого всю жизнь выбирали, не считаясь с мнением, мне всегда было абсолютно всё равно на большую часть вопросов. Саша спустя полгода наших отношений к этому привык и просил что-то сделать, а я послушно приступала к делу, если было свободное время или когда оно появлялось. Это было причиной одного из его обращений ко мне — «куколка». Я стала марионеткой в его руках.
Саша изначально предупредил, что ему сложно выражать свои эмоции в силу всех его прошлых отношений, и меня это вполне устраивало. Он всегда заботился о том, чтобы у меня всё было: покупал одежду и прочую ерунду, которая понадобится, игнорируя необходимые ему вещи, хотя постоянно тратился на улучшение своего компьютера или ремонт машины. В первом случае я забирала себе какие-то нужные комплектующие — к примеру, процессор, — или предлагала отдать его младшему брату. Мы не жили в достатке, чтобы по необходимости покупать свежие детали.
Он часто играл с какой-либо компанией в игры, которые интересовали его, и помню, там была девушка, которая сразу влилась в компанию. Она была из разряда «pick me girl», вся из себя такая милашка, и, несмотря на то, что у неё тоже были отношения, меня съедала ревность. Я обычно не так остро реагирую на девушек в окружении партнёра, но этот тип выбешивает большего всего, потому что они обычно вешаются на плечи
не их парней и ведут себя так, будто всё внимание приклеено исключительно к ним. Это
неправда и уж тем более
не мило.
Не отрицаю, что я собственница до мозга костей, но умею наблюдать за людьми и понимать, от кого из них ждать подвох. В Саше угрозы не было. В Паше её тоже не чувствую, хотя поначалу боялась даже заговорить. Но у остальных будто на дне глаз таится это грëбаное «Я заберу всех, кто тебе дорог, и уничтожу тебя». Не у всех, но у большинства.
Возвращаясь к воспоминаниям… Мы всегда с Сашей понимали друг друга без слов, но чем дальше углублялись друг в друга, тем больше находилось подводных камней. Он ревновал меня ко всем моим друзьям и знакомым, шутил про измены и порой был против, чтобы я с кем-нибудь пошла гулять, хотя в изначальной компании все знали, что я почти замужем, а потом некоторые из неё отсеялись частично и остались только те, кто застал нашу свадьбу. За полтора года из этой компании общение прекратилось со всеми, кроме Артëма и Вики, потому что мы дружим с детства. И, в принципе, нам втроём комфортно, так что мы уже какое-то время не набираем никого к себе в пати, чтобы побегать в шутер или просто погулять.
Благодаря Саше я научилась абстрагироваться от колких шуток и стëба, но тем не менее он привнëс и много хорошего. По его наставлениям я похудела на лишних восемь кило, и сейчас мой вес выше священных сорока восьми не поднимается. Спортом я тоже занялась, потому что ему нравились хорошо слаженные девушки. Не раз слышала, как он в шутку делал комплименты стримершам по поводу их внешних данных, но не более того. Первое время было обидно, что моё телосложение ему не нравится, но после полугода тренировок он перестал сравнивать меня с моделями.
«Ты выглядишь теперь идеально, спасибо, куколка», — единственное, что он сказал, когда результаты стали гораздо более заметны, чем в день, когда я начала тренироваться.
Мне казалось, что внешние данные ему были важнее всего остального, хотя он много раз признавался, что просто хочет, чтобы я была совершенной во всём. Он едва ли не возводил меня в божества, но потом начались постоянные посиделки за компьютером после работы. Всё чаще он задерживался до поздней ночи. Выходные проходили примерно в том же режиме с одним различием: по утрам, когда на работу идти не надо было, первым делом Саша брал в руки телефон. Меня это сильно бесило, но каждый разговор заканчивался тем, что он просто хочет отдохнуть, и просьбами не ебать ему мозг. Геймер-задрот — горе в семье. Иногда мы сходились на том, чтобы попросту ложиться пораньше, но его хватало ненадолго, и всë начиналось по новой.
Я начала скучать, и хотя иногда выбиралась куда-то в одиночестве, но мысли никуда не делись. Я страдала от отсутствия хотя бы друзей — большая часть знакомых жили в других городах и не имели возможности приехать по разным обстоятельствам. Параллельно с этим Саша перестал делиться о своём состоянии в плане здоровья. Всё время копил в себе до последнего и, пока не становилось совсем плохо, мне ничего не говорил, но сходить обследоваться наотрез отказывался. Меня это буквально убивало, потому что он мог пошутить про свою скорую смерть, и… Честно, у меня опускались руки.
Он вёл себя как маленький ребёнок, но я ничего не могла поделать. Что бы я ни говорила, это разбивалось о непробиваемую стену.
Шумно выдыхаю, стоит заметить, что мы подъезжаем к «МЕГЕ». Сама «ИКЕА» в этом году закрылась, но комплекс продолжает работать в привычном режиме. В тишине, нарушаемой кондиционером, мы паркуемся и выходим, синхронно закрывая двери со своих сторон. Обхожу, чтобы поравняться с Пашей и ладонью скольжу в его, переплетая пальцы. Останавливаемся у курилки, чтобы немного повременить с заходом. Он прижимает меня к себе, обнимая одной рукой, пока вторая ищет сигареты, но, судя по всему не находит, и я вытаскиваю свою пачку, отдавая всю ему.
— Вчера купила, но меня снова от них тошнит, — касаюсь губами линии подбородка и урчу под его пальцами, нежно поглаживающими талию сквозь кофту. — С кнопкой, конечно, но что есть, то есть.
— Спасибо, — касается губами макушки и закуривает.
Отхожу немного, пристраиваясь на скамейке в ожидании. От запаха сигарет меня начинает моментально корëжить — и без того подбитая дыхалка заставляет кашлять и задыхаться. Ещё и горло снова першит, поэтому сглатываю тяжело и расплываюсь в улыбке, залипая на фигуру напротив. Паша даже курит красиво, ей Богу.
— Есть что-то конкретное, что бы ты хотела купить? — спрашивает, отвлекая мой взгляд от его рук и губ, и я перевожу его на серые глаза, пока мысли фокусируются на вопросе.
— Честно говоря, давно хотела бы платье какое-нибудь, чтобы чисто дома ходить, — прикусываю губу, размышляя, что бы ещё такого необходимого взять, ибо лишний раз тратить деньги не хочется. — А дальше уже посмотрим. Не хочу сильно разбрасываться деньгами. До зарплаты бы ещё дожить.
— На этот счёт не переживай, — Паша перехватывает мою ладонь, ведя ко входу. — Не ты же платить будешь.
Хмыкаю возмущëнно, но ничего не говорю. Саша бы наоборот распылялся, мол, нефиг покупать всякое тряпьë себе, а лучше бы на ипотеку накопить. Кстати, об этом… Он говорил, что в случае нашего расставания половину вернёт, а переводов никаких ещё не было. Не хочу лишний раз наводить панику, но это явно плохой знак — понимаю интуитивно, что наша вчерашняя встреча явно не последняя.
Тревожность снова возвращается, но тёплая ладонь, сжимающая мою, не даёт окончательно потонуть в самокопании и парализующем страхе. Мы сдаëм куртки в гардероб и поднимаемся на эскалаторе, но желудок, так внезапно заурчавший, просит немного покормить его, хотя мы и так недавно кушали. Осматриваюсь, когда мы отходим от эскалатора, но глаза слишком разбегаются, пока голова начинает постепенно болеть. Опираюсь на трость и задумчиво смотрю на Пашу.
— Не хочу показаться троглодитом, но я бы покушала, — храбрюсь, чтобы не выглядеть замученной, и почти просяще выцепляю серость глаз, привлекая к себе внимание и обнимая, чтобы спрятать застенчивость. — Снова. Прости.
— И что бы ты хотела, niño? — пожимаю плечами, отвечая тихо, что было бы неплохо что-нибудь невредное. — Хинкали?
— Ты умеешь читать мысли? — глаза почти мгновенно загораются. — Всё ещё маленькое напоминание: не хочу, чтобы ты тратился на меня лишний раз. Я не маленькая и могу заплатить за себя тоже.
Паша лишь журит меня взглядом, но в нём ни тени злости, только недовольство за сказанное мной, и я позволяю себя вести в сторону одного из ресторанов. Оглядываю себя в отражении полупрозрачной двери и всеми силами убеждаю себя, что одета я вполне прилично, а не как подросток, отбившийся от рук.
— Не заморачивайся, — шепчет Паша на ухо, пока официант ведёт нас к одному из самых дальних столиков подальше от посторонних глаз, и я с благодарностью улыбаюсь мужчине за такую предусмотрительность.
Мне совершенно не хочется находиться в огромной толпе, а вот один из столиков, который нам предложили, вполне подходит. Мы располагаемся рядом друг с другом, и я кладу подбородок на тëплое плечо, потираясь носом об обнажëнный участок шеи прямиком над кофтой. Блаженная улыбка расползается по моему лицу, стоит почувствовать Пашины губы на лбу. Уснула бы как есть и дело с концом, но мы не дома.
— Выбирай, маленькая, — гладит по пальцам своими, обращая моё внимание на положенное минутой ранее меню. — Всё что захочешь.
В силу своей стеснительности аккуратно поддеваю небольшую книжечку, открывая на первой странице и чувствуя, как Паша обнимает поудобнее и заглядывает из-за плеча, изучая название каждого блюда.
— Вот эти выглядят неплохо, — показывает на одну из разновидностей хинкалей, и я старательно делаю вид, что меня не интересует стоимость, хотя я лишь смущëнно киваю, расплываясь в глупой улыбке.
Он целует невесомо за ухом, задумчивым взглядом скользя по строчкам и даже не подозревая, что я уже согласна на всё, что он предложит. Хмыкаю, поддаваясь чуть назад, ближе к ласке, и поворачиваю, насколько возможно, голову, едва касаясь Пашиных губ.
— Что-нибудь на твой вкус, хорошо? Слишком много всего.
— Смущает? — зачем-то шепчет в ответ, как бы дразня и не давая поцеловать его, на что я неопределëнно пожимаю плечами. — Твоя взяла, niño, но следующий выбор за тобой.
Я киваю легко и сажусь поудобнее, переплетая наши пальцы. Смотрю на Пашу, как бы любуясь его профилем, пока он делает заказ. Он просит чай мятный с веточкой чабреца, какой-то салат и по порции хинкали разных вкусов. Официант кидает на нас хмурый взгляд, но не выказывает никак больше то ли неодобрения, то ли подозрений, и я не могу выбросить это из головы.
— Что случилось? — Паша убирает прядку волос со лба за ухо и гладит по щеке.
— Со мной что-то не так? — притираюсь к ладони, любовно касаясь её губами, и мне бы хотелось верить, что всё в порядке, но я всё думаю, как нас воспринимают окружающие: как бы мне ни было плевать на их мнение, если они обидят Пашу, за себя я точно не отвечаю.
— Почему ты так думаешь? — возвращаю подбородок на плечо ближе к его груди, пока он прижимает меня к себе.
— Тот официант… Он, — делаю паузу, формулируя мысль корректнее. — Не знаю, как объяснить, но мне не нравится то, каким взглядом он нас одарил. Будто…
— Может, нравишься ты ему, — сталь в его голосе заставляет меня сжаться не столько испуганно, сколько виновато. — Разберёмся, у тебя же паспорт с собой? — киваю положительно, и мы некоторое время сидим молча, но тишина совершенно не нагружает.
Неужели он меня ревнует? Было бы к кому ещё. Этот парень — даже не мой типаж. Спросить бы об этом как-нибудь аккуратно. Чëрт, это меня пугает, если быть совсем честной. Не люблю, когда меня ревнуют необоснованно с самого начала отношений. С одной стороны, Паша же прекрасно видит моё отношение к нему: я желаю видеть исключительно его рядом со собой. Он невероятно красив и харизматичен для своего возраста. Многие мужчины выглядят не настолько завораживающе даже в моём возрасте, что уж говорить о сорока годах. С другой стороны, может, поэтому он и ревнует? Боится, что я найду кого-то своего уровня?
— Паш… — тихонько начинаю спрашивать, чтобы не спугнуть, и медлю, пытаясь сформулировать мысль. — Даже не знаю, как спросить…
— Прямо, — он перехватывает мои пальцы, но я чувствую его внутреннее напряжение и некоторый холод в мою сторону, судя по тому, как он поглядывает настороженно в сторону работника ресторана.
— Если ты вдруг ревнуешь или ещё что-то в этом роде… — утыкаюсь носом в его шею снова, чтобы унять бегающие глаза и дрожь в руках. — Оно того не стоит, ладно? Не злись только, пожалуйста. Я же… Послушай, я… — смотрю в его глаза виновато, собираясь с мыслями. — Я столько времени потратила на то, чтобы ты никогда не узнал о моих чувствах по отношению к себе. Я так долго их таила, что когда ты… Когда мы тогда поцеловались. Я думала, что с ума сойду. Что ты просто исчезнешь из моей жизни, вычеркнув всё, что со мной связано. Я не знала, как интерпретировать твои знаки внимания. Мне казалось, что ты относишься ко мне больше как к дочери. Не подумай, что я…
— Так, niño, не паникуй, — он касается губами моих успокаивающе. — Для меня это тоже в новинку. Никогда бы не подумал, что меня угораздит влюбиться в кого-то в разы младше меня. Я просто не могу ничего с собой поделать.
— Мальчик мой, — обнимаю его так крепко, насколько это возможно, потому как его признание разливается по груди солнечными лучами, заставляя глупо заулыбаться.
— Но предупрежу заранее: я сам ненавижу ревность и могу отреагировать слишком резко, — его ладонь до боли сжимает моё колено, и я шиплю от неприятных ощущений. — Извини, маленькая. Вот он — яркий пример. Я — ужасный собственник, и если, не дай Бог, узнаю, что ты с кем-то у меня за спиной завела интрижку, можешь попрощаться не только со своими вещами, которые я без всяких предупреждений вынесу на мусорку, но и со мной лично.
Понимающе киваю, соглашаясь с условиями. Одной ладонью он водит по колену, почти сразу после своих слов запрокинув мою ногу на свои колени так, чтобы это было не шибко заметно, но удобно для нас двоих. Я вообще заметила ещё вчера вечером, что у Паши фетиш на мои ноги, хотя ничего необычного в них нет: широкие бёдра и накаченные икры в силу постоянных физических нагрузок.
— Я бы хотела обозначить кое-что, — мужчина смотрит на меня вопросительно. — Что бы тебя не беспокоило, говори мне, хорошо? Не хочу, чтобы потом были какие-то непонятки между нами. Это всё, чего я прошу. По крайней мере сейчас. С Сашей, — морщусь, будто он — худшее, что со мной происходило за все двадцать с копейками лет, — мне хватило умалчиваний.
Мой возлюбленный лишь кивает и взглядом просит о том же. Он всё ещё напряжён и настроен агрессивно по отношению к официанту. И даже предлагает поменять на девушку, но так как мы уже заказ сделали, предлагаю перетерпеть. Всё равно контактировать толком не будем, пока не придёт время попросить счёт.
Кидаю взгляд на ленту уведомлений и ловлю себя на мысли: даже удивительно, что сегодня никто не пишет и не звонит, хотя обычно мой телефон разрывается от количества уведомлений. Я всё думаю, как называть Пашу, раз уж ему нравится называть меня «niño», но в голову совершенно ничего не лезет, будто все милые прозвища излишни. Да и имя его мне очень нравится, чего уж греха таить. С другой стороны, не хочется отставать от него. Наверное, ему что-то и подошло бы, но это явно надо будет обсудить после еды. Или сейчас, пока её не принесли.
— Чего ты больше всего боишься? — спрашиваю вместо интересующей меня темы, надеясь отвлечь нас обоих от неприятных размышлений.
— Сейчас или вообще? — отвечает вопросом на вопрос, но под моим внимательным взглядом улыбается и продолжает. — Наверное, ничего. Живу обычной жизнью, вроде стабильно всё, чтобы рассуждать на подобные темы. Как насчёт тебя?
— Ненавижу грозы, — делюсь фобией. — Каждый раз, когда она начинается или я слышу гром, мой мозг воспринимает его как бомбëжку и начинает паниковать, подкидывая картинки с собственной смертью из-за попадания в меня молнии, где бы я ни находилась. Никогда ничего не боялась, но последние три года этот страх не даёт мне покоя. В такую погоду я прячусь под одеялом с телефоном в руках, ожидая, когда она закончится.
— Тоже особо их не люблю — в такую погоду даже не погуляешь особо. Я обычно дома сижу и читаю или занимаюсь работой, пока всё не утихнет, — Паша касается снова губами лба, и я растекаюсь лужицей в его руках. — Бояться — это нормально, наверное, но я уже давно не чувствовал страха. Может, старость всë-таки играет свою роль, — толкаю его под локтëм, чтобы не наговаривал на себя, и возмущëнно ловлю его смех в свои губы. — По сравнению с тобой-то, неугомонная моя. В любом случае, теперь я буду рядом с тобой в любую непогоду. Даже душевную.
— Паш! — он вопросительно смотрит на меня сверху вниз, ожидая продолжения фразы. — Я, в отличие от тебя, может, и младше, но тоже взрослая. И могу за себя постоять, — добавляю шёпотом. — Не смей говорить о себе в таком тоне. Ты младше моих родителей как минимум.
— Правда глаза режет? — смеётся, будто я что-то смешное сказала, когда наконец приносят еду, и возникшая на пару мгновений неловкость окончательно улетучивается. — Приятного аппетита, niño.
Взаимно желаю приятного, и мы принимаемся за еду, пока она не остыла. Наши колени соприкасаются под столом, и я не могу не отметить, что с хорошим человеком даже молчание становится разговорчивым. Временами мы пересекаемся взглядами, и в них отражаются спокойствие, обещание, что всё будет хорошо, и всепоглощëнность друг другом.
— Как бы ты хотел, чтобы я тебя называла? — спрашиваю между делом, вдруг вспомнив об этом. — Мне нравится по имени, но ты называешь меня «niño», и это слишком хорошо… — настолько, что в груди каждый раз обжигающее тепло разливается, даря нескончаемый прилив энергии.
— Мне нравится, как моё имя звучит из твоих уст, особенно с той же интонацией, с которой ты его произносила утром, — Паша подмигивает озорно и продолжает кушать, пока я замираю, заливаясь краской.
— Ну, Паш… — утыкаюсь смущëнно в пустую тарелку из-под салата и пытаясь унять приятную дрожь в руках при одном воспоминании о произошедшем, и тут же касаюсь шеи, вспомнив, что забыла прикрыть засосы, когда собиралась утром. — Ох, я кажись знаю, почему тот парень так смотрел.
Пальцы пролетают невесомо над каждым укусом, и я исподлобья бросаю взгляд на Пашу, продолжавшего доедать свою половину порций хинкалей как ни в чëм не бывало. Он улыбается довольно, но даже не смотрит в мою сторону. Вот же ж засранец… И не стыдно ему, посмотрите-ка! Твою ж мать, как у него получается быть настолько невозмутимым?
— Зато твой засранец, — он проглатывает последний кусочек, почти не пережëвывая, и я практически бьюсь лбом об стол, закончив со своей половиной.
— Я это вслух, да? — прячу лицо в ладони, не желая показывать своё смущение ещё больше. — Боже, какая дура, — Паша успокаивающе касается губами виска, фыркнув на ухо, и меня будто обухом ударили.
Лисëнок. Где ж оно раньше было? — Лисëнок, — удовлетворëнная тем, что пришло в голову, улыбаюсь, горделиво тыкаюсь кончиком носа в Пашин. — Ты — хитрый и обаятельный лисëнок.
Согласно мычит в шею, вдыхая запах моего парфюма вперемешку с шампунем, после чего подзывает официанта и просит счёт. Мы ждём буквально минут пять, пока допиваем чай. Мне всё ещё не по себе от странного взгляда сотрудника, но все остальные вроде не обращают на нас внимание, поэтому заставляю себя об этом не думать.
Прежде чем наконец покинуть заведение, к нам подбегает этот паренёк, скомканно извиняясь за наглость и почти виновато прося показать мой паспорт, чтобы убедиться, что «ничего криминального между нами не происходит». Вот оно общество… Во взгляде парня нет ни грамма осуждения, лишь сплошное беспокойство, но я вижу, насколько ему неловко такое спрашивать. Тяжело вздыхаю, но показываю водительское удостоверение, потому что кроме него с собой ничего нет — паспорт, оказывается, забыт в рюкзаке на даче. Ещё раз извинившись, официант исчезает в толпе посетителей и сотрудников.
— Не знал, что у тебя права есть, — удивлëнно замечает Паша, когда мы отходим от ресторана.
— Почему их не должно быть? — интересуюсь, перехватывая поудобнее его ладонь и утягивая в один из коридоров «МЕГИ».
— Не знаю, мне казалось, у тебя проблемы с концентрацией, — да что ты, мой хороший, не смеши, пожалуйста.
— Если нужно, я могу максимально сфокусироваться на чëм-то, но обычно в этом нет необходимости, — мы заходим в «Sinsay», и мои глаза мигом разбегаются.
Заинтересованно разглядываю ассортимент, останавливаясь на интересующих моделях платьев, но они все не те. Рассматривая каждое, мне кажется, что чего-то не хватает, либо в их фасоне есть что-то лишнее, и приходится отбраковывать. Паша тенью следует за мной, но ничего не говорит. Интуиция подсказывает, что ему некомфортно находиться в подобного рода магазине, поэтому, быстро окинув взглядом оставшуюся часть помещения на наличие интересующего, мы его покидаем.
Примерно в том же ритме заходим ещё в парочку глубоко любимых мной магазинов, прежде чем останавливаемся у фудкорта снова, садясь за один из свободных столиков.
— Тебе не нравится ни один магазин, — сразу в лоб выдаю, потому что неодобрение слишком явно сквозит в глазах напротив. — Ни одна вещь тебе не пришлась по вкусу.
— Я этого не говорил.
— Зато твой взгляд гораздо более красноречив. Что не так? — касаюсь тыльной стороны его ладони, поглаживая неосознанно.
— Они все какие-то не такие, — Паша пожимает плечами неопределëнно. — Не твой стиль, либо моë видение тебя сильно различается с твоим.
— Может, тогда сам выберешь? — приподнимаю брови вопросительно.
Уже не знаю, что нам может помочь. Я настолько давно не была на шоппинге, что потеряла всякий смысл в нём, предпочитая одеваться по настроению в то, что имеется под рукой.
— Может, и выберу, — мы встаём, отдохнув немного, заходим в «Ашан», чтобы купить попить, и я отдаю себя вновь в руки Паши.
***
Два полных до отвала пакета покоятся в Пашиных руках. Он запретил нагружать себя больше необходимого, поэтому я хромаю следом, пока мы двигаемся в сторону туалетов. Его широкая спина маячит передо мной, будто защищая от возможной угрозы. Любуюсь его затылком, улыбаясь счастливо. Блаженная нега медленно, но верно расползается от сердца дальше по венам с осознанием, что я за Пашей как за каменной стеной. На несколько долгих часов я забыла про травму, наслаждаясь тем, что он рядом. Он действительно из того рода мужчин, которые считывают любую эмоцию партнëра и позволяют расслабиться и не забивать себя лишним хламом.
Я располагаюсь за одним из свободных столиков, ставя пакеты под ноги, чтобы они не мешались, и залезаю в новостную ленту вконтакте. Фото с Сашей я удалила ещё по пути сюда, будто бы нас и не было никогда. Я исключила все напоминания в соцсетях о нëм и даже подчистила блог, в котором висит пока что только одна запись: «Все перемены к лучшему. Что не убивает нас, то делает сильнее. Если я сдамся из-за того, что испугалась, то не стану лучше». Сообщение от Вики приходит как никогда кстати.
[Ты как там?]
[Чë за посты странные у тебя в телеге? Рассказывай]
Отписываюсь, что писать слишком долго, но присылаю фотографию покупок, а следом за ней ловлю в объективе камеры Пашу и шлю вслед за ней с подписью: «Ты не поверишь, но мы вроде как вместе теперь».
[Пиздец, Элька, надо будет созвониться по видео!]
«Давай в понедельник, всё равно я на больничном».
[Ловлю на слове]
Паша касается губами макушки, и я отчаливаю по нужде, чмокнув в щëку. Улыбка ни на йоту не исчезает с лица, даже когда сталкиваюсь с Сашей на входе в женский.
— Ну привет, предательница, — всё ещё не бывший супруг перехватывает меня под локоть, не давая упасть.
Жаль, что Паша остался на фудкорте и не видит за поворотом происходящее. История повторяется: страх своей ледяной рукой сжимает желудок, пуская электрические заряды дальше. Меня почти тошнит от этого, и голова кружится гораздо сильнее от ужаса, чем от усталости.
— Зачем… ты меня преследуешь? — сглатываю вязкую слюну, отходя в сторону и вытягивая перед собой тростью, чтобы Саша не смог подойти ко мне. — Между нами всё закончилось. Хватит ходить за мной, пожалуйста.
— Я так не думаю, — ухмыляется мерзко и как-то до ужаса слащаво, из-за чего хочется пройтись пару раз набалдашником по его наглой роже. — Возвращайся домой, а, я соскучился по тебе.
Нос выхватывает нотки перегара — Саша явно полночи не спал, а когда проснулся, то первым делом полез в телефоне, чтобы… Посмотреть моё местоположение и приехать? Это всегда было его, как говорится, красным флагом. Куда бы я ни пошла, каждые полчаса он отслеживал, где я и с кем я. О последнем я узнала месяца три назад, когда нашла скрытое приложение, позволяющее отслеживать звуки вокруг обладателя смартфона.
Я бледнею, сливаясь с цветом стен вокруг нас, когда Саша всё приближается, касаясь пальцами щеки и мгновенно приподнимая подбородок. Мне мерзко до тошноты. Его прикосновения слишком склизкие, будто по мне ползает несколько слизней. Пытаюсь отстраниться, но мёртвая хватка только усиливается, чуть не ломая челюсть.
— Неплохо он тебя разукрасил, — Саша обводит узоры из засосов заинтересованно, но не без отвращения. — Значит, вот так ты любишь? Могла бы и попросить меня. Не могу тебе отказать.
«Да что ты?.. Да ты всегда только и делал, что отказывал!» — думаю, но не озвучиваю во избежание проблем.
Саша заставляет посмотреть в глаза. Один из зрачков потопил радужку, в то время как второй был абсолютно нормальным. Что с тобой не так, м? Больше, чем супруг, меня сейчас поражают люди, спокойно проходившие мимо, будто ничего не происходит. О чём они думают? Почему ничего не предпринимают? И где Паша? Меня нет, наверное, минут пять, а, может, и больше, но я не планировала так надолго задерживаться, так что этого времени должно было хватить.
В кармане вибрирует телефон, но я даже посмотреть не могу, хотя трель звонка заставляет вздрогнуть от неожиданности. Меня намертво держат в своих тисках чужая рука, внезапно оказавшаяся в волосах и болезненно их сжавшая. Словно в слоумо вижу, как Саша склоняется к шее и ведёт языком по каждому укусу. Пиздец, я сейчас реально выложу всё содержимое желудка на него — холод на коже из-за слюны и её запах всегда выводили меня из себя, а с учётом того, кто это делает… Меня на куски разрывает от невозможности что-либо сделать.
Тем не менее я хватаюсь поудобнее чуть ниже набалдашника и бью что есть силы в Сашин пах. Не ожидая подвоха, он до крови прикусывает в районе горла и хватается за больное место. Не медля ни секунды, срываюсь с места и, добежав до Паши, прячусь за его спину. Рукой прижимаю укус, чувствуя немного выступившей багровой жидкости. Салфетки лежат на столе как нельзя кстати, и я быстро прижимаю их к ране.
— Niño, что случилось? — мужчина кладёт обе ладони на талию и силиться разглядеть шею, но я безотрывно смотрю на проход к туалетам, тяжело дыша и подрагивая.
Руки ходят ходуном, а глаза начинает застилать пелена слëз, пока адреналин жгуче растекается по организму подобно алкоголю. Ни сглотнуть не могу, ни сказать хоть что-то, и Паша поворачивает голову в ту же сторону, что и моя. Боль отрезвляет — он резко встаёт, сжав кожу под кофтой до синяков, всё ещё держа меня, но почти сразу сажая на стул, и просит подождать. Я лишь хватаю его за рукав и прошу просто уйти отсюда, пока Саша не дошёл до нас, хотя он и выходит из-за поворота, быстрым по возможности шагом направляясь к нам.
В мои руки попадают ключи от машины, и я, подобрав пакеты, мигом подскакиваю и хромаю к выходу, пока объект моего интереса ловит Сашу за руки, не давая кинуться в мою сторону и приобнимая так, чтобы окружающие не поняли, что это разборки, хотя я уже сделала для этого достаточно.
Меня всё ещё трясет, и я чудом открываю машину, садясь на переднее пассажирское и закидывая пакеты назад. Завожусь заранее, нажимаю на кнопку блокировки дверей и только тогда дрожащими руками заливаю жиду в подик и затягиваюсь несколько раз. Нижняя часть сложенных друг на друга трёх салфеток уже пропиталась кровью, из-за чего в глазах темнеет.
Голова кружится достаточно сильно, будто я потеряла много крови, и, кажется, что вот-вот откинусь, но Паша, так удачно появившийся в поле моего зрения с разбитой губой, отрезвляет гораздо сильнее, чем десять пропущенных звонков от мамы в детстве. Достаю аптечку одной рукой из бардачка, пока второй держу ещё тонкую ткань на укусе, которую вскоре меняю на большой пластырь, заранее смазанный зелёнкой.
Впускаю мужчину в машину и тут же блокирую её снова. Я буквально чувствую его злость, пропуская через себя, но вместо всех слов, которые так и порываюсь сказать, тянусь к губам. Слышу шипение и виновато зализываю ранку в качестве извинений, но продолжаю покрывать его губы лёгкими поцелуями с привкусом железа, не прекращая плакать, хотя я этого и не чувствую. Кроме нас с Пашей в этом мире никого не остаётся. Я бы очень хотела, чтобы он не страдал вместе со мной, но…
— Зачем? — выдыхаю шëпотом в приоткрытые губы, доставая спиртовую салфетку и вытирая кровь. — Ты же мог уйти следом за мной…
— Хоть кто-то должен был преподать ему урок, — почти рычит злобно, но видит пластырь на шее и мягко касается его пальцами. — Как минимум за это. Что он сделал? Специально? — отрицательно мотаю головой, пересказывая произошедшее.
В Пашиных глазах целая вселенная, и я запоздало замечаю проседь среди чëрных прядок. Будто бы впервые его вижу настолько близко. Мой мир внезапно сужается до его размеров, забирая всё плохое во мне. Тянусь заворожëнно пальцами вдоль затылка к его волосам, распуская короткий хвостик и зарываясь в их шëлковую мягкость.
— Всё наладится, — трусь о его кончик носа, обнимая, насколько это возможно. — Когда-нибудь точно. Поехали домой?
— Телефон.
Отстраняюсь неохотно и тянусь в карман, передавая гаджет. Наблюдаю, как Паша залезает в настройки и навигатор, что-то нажимает, но в итоге с более осознанным взглядом отдаёт мне.
— Лучший! — почти вскрикиваю, но тут же морщусь от боли по всему телу — она, кажется, преследует меня везде и всюду. — Можно я свою музыку включу?
— Тебе бы симку вытащить для начала, — Паша морщится почти на каждом слове, и я киваю согласно.
Отправляю ссылкой ему свой плейлист и вытаскиваю нужный предмет, тут же пряча его в пустой карман рюкзака. Мы выезжаем с парковки, следуя в сторону центра города. Туда, где этот кусок говна под именем Саша не смог бы нас достать. Меня корëжит каждый раз, когда картинки недавних событий проносятся перед глазами. Руки подрагивают точно так же, как и у Паши, но я уверена, что со временем бывший отстанет.
***
Мы паркуемся на Маяковской и выходим из машины, закуривая. Эта привычка нас когда-нибудь убьëт, но сейчас это не повод для беспокойства. Обнимаю Пашу, и в ответ он делает тоже самое. Некоторое время мы молчим. Он даёт мне возможность изучать его лицо снова и снова. Кажется, мне никогда не наскучит любоваться им. Провожу пальцами по его морщинкам, пока он хмурится, насупившись, и смотрит куда-то сквозь меня. Это не остаётся незамеченным, и обеспокоенно интересуюсь, что случилось.
— Ничего, niño, — мужчина ведёт плечами, будто хочет сбросить мои руки, будто ему противны мои касания. — Просто устал.
— Врëшь, — касаюсь его подбородка, вынуждая посмотреть на меня, и пусть он смотрит как прежде, но я чувствую, что что-то не так, потому что это видно по его едва бегающим глазам. — Что он тебе сказал?
— Ничего особенного.
— Поэтому ты раздражëн и обеспокоен чем-то, кроме разбитой губы? Не надо мне лгать, — перевожу взгляд на небо, но через пару секунд возвращаю своё внимание на Пашу, переходя на шепот. — Пожалуйста, только не ты. Только не мне.
— Правда, это было чуть грубее, чем я сейчас процитирую, но… — прошу не медлить, потому что это начинает бесить, хотя я и догадываюсь, о чём пойдёт речь. — Он сказал, что я тебе наскучу тоже со временем и ты уйдёшь точно так же, как и от него. И что с такими старыми жирдяями, как я…
— Ты сейчас серьёзно? — какая же Саша гнида, господи. — Послушай, ты слишком много думаешь. Люди ссорятся, мирятся, расходятся и возвращаются или находят кого-то ещё. Это нормально. Мне надоело постоянно задумываться о будущем и строить планы на несколько лет вперёд. С Сашей у нас давно был разлад, — жмурюсь до белых пятен перед глазами. — Последний год мы очень сильно отдалились друг от друга. По большей части из-за его пристрастия к компьютеру и посиделкам дома. Я достаточно активный человек, но при этом асоциальный и любящий стабильность. Я ненавижу, когда моя жизнь резко и кардинально меняется как, например, за последние три недели, — Паша прижимает меня ближе, зарываясь лицом в распущенные волосы. — Я только вышла из своей зоны комфорта и хоть немного привыкла к этому, как появляется что-то новое. До тебя мне даже платьев не хотелось купить, что уж говорить об их ношении, понимаешь? Я готова рискнуть, но если у нас вдруг ничего не получится, мне тоже будет больно, понимаешь? — прижимаюсь к его лбу своим. — Я бы хотела измениться в лучшую сторону, чтобы тебе не так стыдно было рядом со мной.
Чтобы тебе было комфортно точно так же, как и мне с тобой. Я ужасна большую часть времени, но ради тебя я хочу стать идеальной. Такой же, как и ты, лисëнок.
— Элли… — он явно не может сформулировать мысль, но всё, что он скажет, будет лишним.
Не даю ему и слово вставить — целую со всей нежностью, на которую способна, показывая, что я буду рядом столько, сколько понадобится. Даже если я надоем ему… Я это переживу. Через боль, слëзы, возможно, даже порезы и алкоголь, но переживу.
— Всё, что я сейчас прошу, — остаться со мной и любить меня так, как никто бы не смог. Только ты и я, хорошо? — трусь кончиком носа о его, переплетая наши пальцы. — До тебя, честно, я не встречала кого-то настолько потрясающего. Саша тоже хорош, но он зациклен только на том, что ему интересно, а в тебе столько знаний, опыта и харизмы, что я прихожу в восторг, даже когда просто думаю о тебе.
— Я с тобой, niño, — Паша гладит по макушке, а затем и по щеке, утягивая меня в один из переулков, чтобы немного прогуляться и найти какой-нибудь магазин связи ради новой симки.
Он рассказывает что-то из детства и, в целом, жизни, заставляя меня невольно улыбаться. Его голос проникает в подсознание, оставляя отпечаток ещё на очень долгое время. Где-то в моём мозгу наверняка есть комната, в которой собирается всё, что он мне говорит. Маленький человечек записывает на диктофон и, когда лента заканчивается, достаёт новый, а заполненный оставляет в коробке, чтобы другой отнёс её в эту комнату, когда она будет наполнена до краёв. Никогда я ещё не впитывала и не запоминала столько новой информации.
— Кстати, какая у тебя фамилия? Девичья, — вопрос не то чтобы сбивает с толку, но мне всегда казалось, что Паша не из тех, кого будет это интересовать.
— Шульц, а что? — оглаживаю его пальцы неосознанно.
— И на какую променяла? — усмехается, словив, видимо, приступ смеха.
Интересно, какого ему будет, когда он узнает, что по мужу я вообще взяла русскую фамилию и какое-то время даже гордилась ей.
— Петрова, — пожимаю плечами, напрягаясь в ожидании реакции и опуская голову в пол, но неожиданное уканье вместо смеха заставляет вскинуть голову.
— Мне твоя больше нравится, — снова веду плечами неоднозначно. — Красивая такая, немецкая, хоть и смешная. Элли Шульц. Кто у тебя немец: отец или мать?
— Они умерли, — Паша неловко и виновато извиняется. — Да забей, ты ж не знал. Да и не ладили мы толком в последние годы их жизни, так что всё норм. Ни один из них, но вроде по маминой линии кто-то из Германии был, так что родители решили оставить эту фамилию, хотя у отца её была другая — Антипов.
— Удивительно, несколько повезло тебе, — встречно спрашиваю уже из личного интереса. — Салтыков.
— Ну хоть не Щедрин, — смеюсь, натыкаясь на встречный насмешливый взгляд. — Не, было бы забавно стебать тебя за родство с российским писателем.
Паша притягивает к себе, целуя макушку, но тут же тянет в свою сторону, пропуская случайного прохожего, всё время косившегося в нашу сторону, пока шёл навстречу. Старик останавливается рядом, глядя на нас из-под очков, и улыбается.
— Вы совершенно необычная пара, молодые люди, — мы зеркалим улыбку в ответ и синхронно ухмыляемся, издавая смешок. — Дай Бог вам здоровья.
— Спасибо, и Вам, — неловко смотрю на Пашу, сильнее сжимая ладонь.
Не люблю, когда незнакомые люди просто так обращаются ко мне, и прячусь за широкую спину, выглядывая из-за неё на пожилого. Он с любопытством наблюдает за нами, после говорит, чтобы мужчина берëг меня, и исчезает где-то за поворотом через дорогу. Ещё раз выглядываю, проверяя ушёл или нет, и обнимаю Пашу смущëнно.
— Ты чего, niño? — спрашивает, оглаживая волосы, и я смотрю снизу вверх всё ещё покрасневшая и снова прячу лицо в его груди. — Какая же ты… чудесная, — шепчет, целуя в кончик носа, и мы идём дальше.
— Знаешь, — задумываюсь, как сформулировать свою мысль в голове, когда мы проходим в уютном молчании почти всю улицу Пестеля. — Когда ты только пришёл в нашу компанию, я подумала первоначально, что ты пугающе серьёзный. Ещё и большой такой. Как шкаф. Не то чтобы это восхитило меня, но ты мне понравился уже в тот момент. Твоя причёска и расслабленная походка слишком сильно контрастировали со строгостью взгляда, но они произвели на меня достаточно сильное впечатление, и я начала наблюдать за тобой. Просто смотрела и вылавливала какие-то незначительные детали в твоём образе. Даже не сразу заметила твою любовь к року. Подумала, что на футболке что-то из мира природы нарисовано. Даже побаивалась некоторое время: настолько то ли строгим, то ли просто необычным среди всех сотрудников выглядел. Я не помню лица многих до сих пор, а ты сразу запомнился, будто так и должно было быть.
Паша не прерывает меня, вовлечëнный в рассказ. Он моментами смеётся, но не издевательски, а скорее одобрительно и согласно.
— Потом мы вроде как начали общаться, и ты был таким участливым по отношению ко мне, что спустя полтора месяца я и сама не поняла, как начала любоваться тобой уже на подсознательном уровне, стараясь впитать в себя каждую мелочь, каждую интонацию и эмоцию, — мы переглядываемся полюбовно, и я вкладываю в свой взгляд всё, чем меня накрывает, а тут и нежность, и преданность, и благодарность за заботу и всё, что он для меня делает. — Я скрывала, как могла, потому что… Сам понимаешь, ты женат, я замужем. Я боялась, что ты меня отвергнешь. Да и Саша бы вряд ли одобрил. Что уж он-то… Окружение бы не восприняло. Когда в паре один заметно старше другого, общество это обычно осуждает, хотя если окунуться в историю, то девушки выходили же замуж за совсем уж стариков, и ничего. По расчёту, конечно, по большей части, но тем не менее встречались же и искренне любящие друг друга пары. Да и сейчас это случается. Взять того же Меньшикова с его супругой. Живут и в ус не дуют. Или же…
— Я тебя понял, радость моя, можешь не продолжать, — журит меня Паша, перебивая. — И чего?
— Ну я держала всё в себе и стабильно раз в пару недель ловила себя на панических атаках и истериках втихую от Саши, чтобы он не дай бог не начал расспрашивать. Руки тряслись от недосыпа и стресса наравне с энергосами. Я страдала от бессонницы настолько, что перестала есть, а потом заболела. Полторы недели выходных провела в кровати. И в какой-то момент я полюбила грубость в сексе. Меня будто переклинило мечтами о том, как ты доминируешь, спустя три месяца нашего знакомства. Секс у нас с Сашей всё ещё был регулярным, но я видела твой образ почти каждый раз, когда закрывала глаза. Мне нравилось — и до сих пор нравится — думать о том, как ты оставляешь укусы и яркие засосы по всему моему телу. Меня безумно привлекает физическая боль, которую ты причиняешь мне. Это возбуждает невероятно.
— Прости, что перебиваю, но на данный момент, что бы ты хотела воплотить первым делом из этих твоих фантазий неуëмных? — Паша настороженно спрашивает, на что я не отвечаю достаточно долгое время, всё больше краснея. — Я не буду осуждать или ругаться. Мне просто интересно, насколько далеко ты зашла в своих мечтах.
— Блять, я не могу это рассказать, — сердце бьётся, кажется, со скоростью света, будто желая выпрыгнуть наружу и убежать, лишь бы не озвучивать до одури смущающие картинки. — Паш, может, когда домой вернёмся?
— Ну уж нет, ты меня заинтриговала уже, — мы останавливаемся в каком-то безлюдном переулке, и мужчина прижимает меня к себе, склоняясь над ухом и шепча. — Например, я бы хотел увидеть тебя в кружевном белье, — желательно бирюзовом или чёрном, — прикоснуться к каждому обнажëнному участку до боли, чтобы оставить царапины по всему телу, или пройтись плетью несколько раз до красных отметин и синяков. Мне нравится твоя покорность и громкость.
Я шумно вдыхаю носом, успокаивая разбушевавшееся сердце, но параллельно с ним чувствую, как начинаю задыхаться от смущения. Было бы чего ещё смущаться — мы оба извращенца на всю голову. Один приносит боль, пока второй её принимает. С другой стороны, мне никогда не нравилась бдсм-атрибутика, хотя что-то из неё можно и привнести в нашу сексуальную жизнь, пока мы изучаем друг друга.
— Я… — в горле пересыхает настолько, что приходится несколько раз тяжело сглотнуть и отпить воду. — Я представляла, как ты сидишь или лежишь на кровати и… л-ласкаешь себя, — господи, какой позор, и я отвожу взгляд, но он упорно возвращает его кончиками пальцев. — Потом просишь меня встать на колени и доползти до тебя. Поработать ротиком. И я всё бы выполнила, чтобы ты кончил в него. Ты бы опустил одну руку на мой затылок, толкаясь уже самостоятельно, когда я пару раз на пробу провожу языком по твоему… — снова сглатываю, чувствуя адреналин в крови от того, что нас могут услышать и увидеть нашу компрометирующую позу. — По т-твоему члену. Мне бы пришлось взять его полностью. Может быть, я бы даже протестующе замычала, но не стала бы сопротивляться в полную силу. В тот раз… В машине… Ты был таким вкусным. Я бы хотела ещё раз, но п-полноценно. Ты… — не удерживаюсь от стона, когда Паша прикасается к моей шее губами почти невесомо.
— Спасибо за честность, niño, — он целует меня глубоко и со вкусом, после чего мы идём дальше, пока я пытаюсь отдышаться. — Я уж подумал, что ты предложишь мне какой-нибудь бандаж или вибратор.
— Не любишь подобное? — сжимаю его ладонь.
— Не то чтобы, просто не понимаю, как ты говоришь, «прикола» в этом, — хихикаю тихо. — Я что-то смешное сказал?
— Нет, просто я думала, что ты из тех людей, которые любят такое, — отвечаю в тон Паше, вспоминая об оставленных вещах, когда мы заходим в один из салонов связи на Литейном. — Надо будет доехать до Саши, вещи оставшиеся забрать. Жаль, ключи забыла только. Так бы доехала в будний день, чтобы с ним не пересекаться.
— Заедем, — он не отводит взгляда от прилавка, рассматривая марки телефонов, пока я оформляю новую симку, выбирая красивый номер.
Спрашиваю, возможен ли обмен телефонов, но разочарованно вздыхаю, когда один сотрудников отрицательно мотает головой и возвращается к своим делам. Я бы хотела какой-нибудь samsung или meizu, но последняя компания уже давно не выпускает даже старые модели и, в принципе, ушла из России, а первая достаточно дорогая по моим меркам. В целом, можно взять и сяоми, но он уже у меня есть, так что хочется чего-нибудь новенького.
Паша обнимает со спины, кладя подбородок на макушку, когда я оплачиваю покупку и вставляю симку в телефон. Тут же скачиваю не без помощи возлюбленного приложение и настраиваю тариф под себя, и мы отчаливаем в сторону машины. Захожу в телеграм сразу, открывая диалог с почти бывшим мужем.
[Через час где-то подъедем за оставшимися вещами]
[Постарайся не светиться, погуляй, может, где-нибудь]
[Уверена, никому из нас не нужны лишние проблемы]
С сожалением думаю, что Пашу не впустят на территорию и ему придётся остаться снаружи. Как бы мне ни хотелось верить в хороший исход, зудящее чувство под языком буквально кричит о том, что этот вечер закончится ещё хуже, чем вчерашний. Подсознательно понимаю, что Саша точно будет ждать меня дома и выкинет что-нибудь в своём духе. Он, когда пьян, естественно, способен на ужасные вещи — одним укусом до крови тут не обойдётся.
Закрываю глаза, пока пристëгиваюсь, в попытках успокоить леденящий страх, несмотря на то, что мы даже не отъезжаем ещё. Паша тянется обнять меня и коснуться виска губами, но его прикосновения такие жгуче-опьяняющие, что спокойствие приходит лишь через несколько минут.
— Мне страшно, — хмыкаю в его куртку, стараясь подавить свои чувства.
— Мы справимся.
Это его «мы» теплом разливается по венам, давая надежду на то, что всё будет хорошо
у нас. «И мне уже почти совсем не больно» по Агате Кристи… Всё у нас впереди. Мне в это действительно хочется верить, но пока что слабо получается. Пока Саша не исчезнет из нашей жизни, ничего хорошо не будет.
И сегодняшний вечер покажет, как сложатся следующие две недели как минимум. В первом случае он отстанет после короткого разговора, если таковой будет. Во втором… Есть подозрения, что он запрëт меня в комнате, и тогда всё будет зависеть только от Паши. От того, кто так трепетно гладит по колену. Такого родного и заботливого, что аж под мозжечком тянет.
Может, он и не идеальный, но он — мой спаситель, счастье моё. Даже если наш роман будет недолгим, я готова отдать всё, что у меня накопилось за эти полгода.
«Обещаю, Паш, ты будешь счастлив, во что бы то ни стало».
