Но если есть в кармане пачка сигарет...

Слова Наташки оказываются не пустым звуком: она в действительности растрепливает всем, что «у нас с Лешей было кое-что интересное в туалете». Перед этим еще умудряется намять пальцами покраснение на шее, похожее на засос. И я не сразу замечаю следы помады на своей. Лицо Виталика кривится на долгое время. Фыркает, плюется, ехидничает. Бросает злобные взгляды. Наташка хорошая актриса: заманчивые охи-вздохи и красноречивые намеки так и сыпятся во все стороны, будоража воображение одноклассников. Мне безразлично. Я хочу объясниться лишь с одним человеком. Но этот самый человек стоически игнорирует все мои порывы. Избегает. Слов не хватает. Не знаю, какие правильные. Перекручиваю в голове разнообразные формулировки и лишь из раза в раз представляю, как Кирилл фыркает и уходит. Но хоть что-нибудь я способен выдать, верно? На самом деле, не жду, что Кирилл задержится после уроков, чтобы провести со мной время за разговором. Не жду, что ответит на короткое сообщение «давай поговорим». Не жду, но надеюсь. И лишь упираюсь лбом в кулак, когда звенит звонок с последнего урока и Кирилл резко поднимается, подхватывает рюкзак и уходит, так и не обернувшись. Стартануть следом? Сердце загнанно в ребра ударяется. А дальше что? Я, блять, все похерил. Думал, что сделал это, когда открыл рот, но сейчас явно осознаю, что когда закрыл. Кирилл пообещал дать мне время. Пообещал поддержать. Пообещал столько всего, на что мне и рассчитывать не стоило бы. А я не смог принять. Сразу и не осознаю, что именно происходит. Что-то холодное стекает по моей голове. Льется вниз, портя раскрытую тетрадь сиреневыми разводами. Заслоняет зрение. Вздергиваю голову, ладонью стирая часть влаги с лица, и вижу самодовольного Виталика, стоящего у моей парты с перевернутым стаканчиком. Все мокрое и липкое. — Че с лицом? — скалится он. И уходит, довольно насвистывая незамысловатую мелодию. Какого хуя. Злость вмиг обрушается яростным ураганом. Подхватываюсь, двигаясь следом. Спешно минуя почти пустые парты. — Леш, не надо, — взволнованно лепечет Олька. И одного моего взгляда достаточно, чтобы она испуганно отшатнулась. Я не тупой — все понимаю. Возможно, даже осознаю, но яркие вспышки злости лишают возможности мыслить здраво. Потому что в помутненном состоянии лучше ничего не предпринимать, но похуй мне и на состояние, и на все остальное. Ладонь моя врезается в дверь туалета, дверь — в стену, громко хлопая о плитку. И я вижу их. Вижу — и злость внутри бурлит вулканом. Высокомерный Славик подпирает плечом стену, скрещивая руки на груди и светя объемными мышцами. Рядом с ним лыбится Сема, крутящий в пальцах ключницу. И чуть поодаль — Виталик собственной персоной, напыщенный, как петух. Окидывающий надменным взглядом. Дверь за спиной хлопает, закрываясь. Кулаки чешутся, полнятся яростью. И все же прохожу мимо, открывая кран и набирая в ладони воду. Умываю лицо. — Явился, придурок, — довольным тоном говорит Виталик. — Че, уже страшно? Смотрю, как капли падают на белую раковину. Разбиваются. Что, не выгорела схема с одноклассницей и решили таким образом порешать, да? — Я так понимаю, — оборачиваюсь, через плечо глядя на одноклассников. Но не вижу: плывут, ускользают. Сука, как же от гнева гремит сердце. — Собрались в очередь посмотреть на мой член? Что-то из прошлого. Нахальное, дерзкое, легким потоком срывающееся с языка. Распаляющее обстановку еще сильнее. До предела. — Ах ты уебище! — восклицает Виталик. Может себе позволить: за его спиной стоит Славик, внушающий угрозу одним своим видом. Но не мне. До размеров отца ему далеко. — Кажется, ты не совсем понимаешь свое положение, — вскидывает брови Славик с явной усмешкой. Нет, понимаю. Пусть смутно и неясно. Но что-то точно. Виталик вот не понимает: раздраженно бросается вперед, забывая, что Славик за ним, а не перед. Машет своим костлявым кулаком, и я легко ухожу в сторону, перехватываю предплечье и бью свободной рукой в живот, отчего Виталик кряхтит и давится воздухом, отстраняясь к стене. Помещение неудобное — мало места. Некуда отступать. Если зажмут, то задавят весом и количеством. В идеале было бы убрать Виталика и Сему быстро, чтобы в последствии не отвлекаться. — Урод! — пищит Сема. Маневрирую в сторону двери. И на миг закрадывается мысль, что кто-то должен сторожить вход, но внимания не обращаю. Кровь шумит в ушах. Дыхание сбилось. Сука. Как же вы меня бесите, уебки. Сема оборачивается, предпринимает новую попытку. Быстро принимаю стойку. Сема налетает справа, Славик — спереди. Парирую удар первого, от второго уклоняюсь вниз. Сема цепляется пальцами за руку, находящуюся в блоке. Наваливается, пытается утянуть в сторону. Летит сверху еще один удар Славика — не успею разогнуться. Потому ныряю ниже, упираясь коленом в пол. Сема срабатывает на руку: не отцепляется, подается следом и вместо меня получает по уху, вскрикивая. Вот же чучело. Отшатывается, зажимая ухо ладонью, пока я быстренько выравниваюсь, глядя в налитые кровью глаза взбешенного Славика. Надо сделать вдох. Думать. Но не выходит сосредоточиться. Славик уже подается вперед, и я лишь краем уха слышу скрип двери за спиной. Слышу, но не реагирую. И это мой ключевой проеб. Потому что, отшатываясь от кулака одноклассника, вдруг оказываюсь дезориентированным от боли в голове. Шумит, свистит. И в следующий миг Славик уже ускоряет мое падение крепким толчком: влетаю плечом в стену, с шумом выдыхая. Времени не теряет: хватает за худак, с силой припечатывая уже спиной. Бьет ногой по голени, вынуждая осесть. И я вдруг оказываюсь полусидящим на полу, прижатый ботинком Славика, давящим на мою грудную клетку. Хватаю ртом воздух не в силах вдохнуть. Вижу лишь полуразмытого одноклассника и его мерзкую улыбку. Надавливаю руками на ногу и не могу сдвинуть. Я проебался. Проебался. Кряхчу от методичных придавливаний. Воздух шумными порывами вырывается изо рта. Самоудовлетворяется, ощущая свое явное преимущество надо мной. Но все же останавливается. Конечно, неинтересно просто колотить лежачего. Надо дать ему шанс подышать, увидеть свое положение. Зрение немного проясняется. Вздергиваю подбородок, глядя на стоящих надо мной удовлетворенных Виталика и Сему. Славика. И Макса. Полуразмытым зрением вижу в его руках оранжевый учебник. Так вот, чем мне прилетело. Блять. Стоило ожидать. Истерично усмехаюсь, на что Славик отвечает увеличением напора. Не сильным, но достаточным, чтоб усмешка пропала с моего лица. — Че, довыебывался? — широко лыбится Виталик, держащийся за живот. Я ударил-то кое-как, почти промазал. А он скукурузился. — И че, как тебе? — подхватывает Макс. — Заебись? Ноги у Славика мощные — не могу скинуть, прочно зафиксированный. Безрезультатно дергаюсь. И все, что мне остается, это смотреть на них снизу вверх. Бесит до зубного скрежета. — А вам как? — голос мой звучит хрипло. — Может, еще парочку ребят позовете? — Завали ебало, — зло выплевывает Славик, перекачивая ботинок с носка на пятку и обратно. — Ты, походу, вообще не вкуриваешь, что происходит. — Конечно, мозгов-то нет, — лыбится Сема. Вывод прежний: Сема — ручная обезьянка Славика, кружащая вокруг на радость хозяина. Перед глазами вдруг явственно мелькают образы Руса и Андрюхи. — Разговор у нас простой, — хмурится Славик. — Ты заваливаешь ебало и ни к кому не лезешь. Иначе. А к кому я лез, конченый? Руку тебе заломал? Так это ты лез. Давит ботинком сильнее, вынуждая хрипеть. — Иначе что? — глухо вырывается из глотки. Увеличивает напор, и я выдыхаю хриплые усмешки, едва ли похожие на то, чем должны быть. Смотрю в ответ прямо, зло. — И это все? — едко улыбаюсь. Славик почти рычит, на мгновение приподнимая ботинок и ударяя в грудь. Не слишком сильно: не рискует повредить ребра. И, тем не менее, сомневаться в том, что мерзкие хрипы на фоне — мои, не приходится. — Ты че, совсем дурак? — на фоне растерянно лепечет Макс. — Никак не перестанешь выебываться? В чем я выебываюсь? Сука. — Буду думать, ты меня услышал, — говорит Славик, убирая ногу. — Потому что в следующий раз ты так легко не отделаешься. И я должен подняться. Должен. Но не могу и сползаю лишь немного ниже, прижимая ладонь к груди. Из горла выбивается сухой кашель. Десять секунд — и я отойду. Десять секунд, утырок. Душусь в очередном приступе, опираясь на локоть. Но Славик уже разворачивается и уходит. За ним устремляется и Сема, матерящий меня и довольный собой. — И отъебись от Кирона, — слышу Виталика. Смотрит с брезгливостью, с непомерным чувством собственной важности. Как будто из-за него я в подобном положении. Клоун недоделанный. Макс уходит последним, скосив на меня странный взгляд. А я остаюсь сидеть, прижимаясь затылком к холодной стене. Злость не унимается. Несколько раз бью кулаком по полу, морщусь и замираю. Слышу, как все еще течет в раковину не выключенная мной вода. Мрази. Вздыхаю. Стараюсь восстановить дыхание. Отойду я быстро, меня и не поколотили толком. Даже следов не останется. Просто. Просто выбили весь кислород и почву из-под ног. Отдышусь и встану. Прикрываю глаза и тут же распахиваю от звука громко распахивающейся двери. Сердцебиение ускоряется. Не договорили, уебки? Но лишь широко распахиваю глаза, лицезря взъерошенного, шумно дышащего Кирилла, замершего на пороге. Он неотрывно смотрит на меня с удивлением и злостью. А я… лежу тут. Жалкий, беспомощный. Горло сжимает. Первый порыв — подхватиться, сделать вид, что все в порядке. Что споткнулся, что плитка неровная или что чертовски удобно лежать на полу. Но понимаю: одним рывком пока что встать не могу, а карабкаться или крючиться — еще хуже. Я проиграл. Пусть и нечестно, но проиграл. Как и всегда. Нет в этом ничего нового. Под проницательным, прямым взглядом Кирилла чувствую себя маленьким. Ни на что неспособным. Ничтожным. Зачем он пришел? Зачем? Сердце в груди рвется. Отворачиваюсь, прикрывая глаза. Просто уйди. Пожалуйста. Оставь меня. Но, вопреки всем моим желаниям, дверь закрывается, а Кирилл остается здесь — со мной. Подходит на пару шагов ближе. Вздыхаю. Блять, разрыдаться только при парне, который нравится, не хватало. Терпи. Терпи. — Кто тебя так? — твердо говорит одноклассник. И я почти чувствую его раздражение всеми клетками тела. Ностальгия полосует по горлу. Не в первый раз слышу от Кирилла подобный вопрос. — Поскользнулся — упал. Слова надо подтверждать, а потому сквозь каждый из страхов открываю глаза и смотрю на Кирилла. На его крепко сжатые челюсти. На океаны в глазах, сметающие льды. Он стоит с ровной спиной, сунув руки в карманы бомбера. — Кто? — тоном, не терпящим возражений, повторяет Кирилл. И я злюсь. Нестерпимо злюсь на свою слабость. На свое удрученное положение. На весь ебаный мир. — А тебе не похуй? Кирилл смотрит в глаза. Не отводит взгляд. — Не похуй. Комок раздражения бьется в горле. — Схуяли? — едко выплевываю я. — Я тебе не друг. Не брат, не сват. Никто. Кирилл морщится, прикрывает глаза. Вижу, как играют на его лице желваки. Как напрягаются руки, оттягивающие карманы бомбера. Как шумно втягивает носом воздух. И вновь смотрит на меня. — Обязательно быть кем-то, чтобы волноваться? — с толикой отчаяния говорит он. И это бьет меня куда сильнее ноги Славика. Тушуюсь, поджимаю губы. Задыхаюсь в попытке что-нибудь ответить. И не нахожу приемлемых слов. Ха-ха. Как будто до этого из моего рта выливалось что-нибудь, кроме грязи. Гребаная тупорылая защитная реакция. — Друг твой, — выдыхаю я. — Виталя так бы не смог. — Так он и не один был. Кирилл отворачивается, шумно вздыхая. И теперь он выглядит еще более раздраженным, чем когда только зашел. — Слава и Сема? — хмуро говорит он. — Не только. С силой трет ладонью лицо. — Максим? — Максим. Пусть и стоит на месте, все равно суетится. Вижу это в коротких, порывистых движениях — знакомые детали. Да, хочет что-нибудь разъебать. Злится. Так злится из-за меня? Сердце дергается. Или из-за несправедливости? Вздыхаю. — Кир. Так легко срывается с моих губ то, что не мог позволить себе сказать никогда прежде. Сокращенное имя, словно что-то сокровенное, личное. Словно душу наизнанку выворачиваю, но вместо неприятных чувств испытываю лишь что-то теплое, текущее по венам к сердцу. Поднимаю на Кирилла взгляд, и он оборачивается, растерянно глядя мне в глаза. Впервые злость с его лица уходит. Сменяется удивлением. Ставлю все на туза червей, не зная, какой козырь в колоде. Вытягиваю правую руку вверх. Сердце громыхает. И громыхает. И я почти не дышу, глядя на парня. Он вдруг замирает, неотрывно смотрит на протянутую ладонь. Глубоко вздыхает. Неловко, почти несмело вытягивает руку из кармана. И обхватывает мою ладонь уверенным движением. Пальцы соприкасаются, сжимаются друг на друге. Рука Кирилла холодная, но дарующая тепло моему бренному сердцу. Мягкая, но сильная. Тянет меня вверх и я неловко выравниваюсь, порывисто выдыхая. До жути боюсь, что Кирилл разожмет пальцы и мне придется отстраниться, но он не разжимает. И я не делаю этого. Мы так и замираем, на невыносимо близком расстоянии друг к другу. И я сжимаю руку Кирилла — и мне больше ничего не надо. В груди вдруг становится спокойно. — Блять, — выдыхает Кирилл. Трет второй рукой переносицу. — Если я хотел покататься на американских горках, следовало ехать в Диснейленд. Наши руки сцеплены между грудных клеток. Неровно вздымающихся, но наполняющихся кислородом. — Что ты собираешься делать? — негромко спрашиваю я. Чувствую, как большой палец Кирилла круговыми движениями скользит по моим костяшкам. Сглатываю. — Разберусь. — Мне не нужна помощь. Я сам. — Никто не должен быть сам. Выдыхаю, старательно изучая взглядом плитку. — Все нормально. Я не боюсь получить по ебалу. — Зато я боюсь, — прямо говорит Кирилл, чуть склоняя голову вбок и заглядывая мне в глаза, — что ты получишь. Сердце сжимается. — Почему? — Вот заладил, — вздыхает Кирилл, отстраняясь. Становится пусто и холодно. — Да просто потому что. Отворачивается, трет ладонью затылок. — Потому что четверо на одного это пиздец. Вот почему. Неимоверно хочется отпустить себя: сорваться, влететь в Кирилла, сжать в крепких объятиях и запричитать, какой он невероятный. И как сильно… и как же сильно он мне… — Я не буду с ними драться, — говорит парень, словно хочет меня успокоить. — Но поговорить — поговорю. Киваю, выключая кран. — Идем, покурим, — выдыхает Кирилл, открывая дверь. — Да, только вещи в кабинете заберу. Сворачиваю в класс, рассеянно оглядывая помещение. И натыкаюсь на Ольку, нервно трущую руки. Подхватывается, подходит ближе. Взволнованно оглядывает. — Все в порядке? — несмело говорит девушка. И я понимаю. — Это ты сказала Кириллу? Мнется, заламывает пальцы. — Ну, а что мне было делать? — возмущенно лепечет она. — Нет, не пойми неправильно, — взмахиваю руками. — Спасибо. И легкий румянец проступает на Олькиных щеках. Если бы не Олька, мы бы сейчас не поговорили. А там — длинные выходные, понедельник и помноженная натрое пропасть. Подхватываю рюкзак, киваю Ольке на прощание, узнавая, что ждет репетитора по математике. И выхожу в коридор, мотая головой из стороны в сторону. Кирилл ушел? С чего бы ему уходить? Подхожу к окну, и сердце мое громыхает в ушах. Кирилл на улице. В компании Славика, Семы, Виталика и Макса. Хватает Славика за грудки, вмиг оттягиваемый Семой и Максом. Выворачивается. Резким движением откидывает руку Виталика, изо всех сил старающегося уладить обстановку. Сам не понимаю, как начинаю бежать. Длинный коридор. Лестница. Ступеньки, ступеньки, ступеньки. Колотящееся в грудной клетке сердце. И, наконец, холод, бьющий в лицо. — Связался с конченым, — на расстоянии в пару метров слышу голос Славика. — И сам также вести себя начал. Кирилл размашисто шагает к Славику, но его перехватывают руки Макса. Виталик тем временем влезает между парнями, отделяя друг от друга. — Кирон… — Завали ебало, — выплевывает Кирилл. Выдергивает руки из захвата Макса и прямо смотрит на Виталика. — От тебя я такой хуйни не ожидал. Все, что угодно, Виталь, но это пиздец. Перебор. Видно, как Виталик тушуется, теряется. Хочет оправдаться, но видит меня и сверкает злыми глазами. — Ну и че? — восклицает он. — Мы его вообще трогать не собирались: сам выебываться начал. Вот же пидорас. — Во-во, — вклинивается Сема. Торможу возле Кирилла, оборачивающего на меня свой взор. Перевожу дыхание, отчетливо ощущая в воздухе заряженную, напряженную атмосферу. Но беспокойства нет: ребята к Кириллу, в отличие от меня, относятся хорошо, потому и сами не хотят выяснять с ним отношения. Перебраниваются, гавкают, но не переходят черту. Более того, тормозят порывы Кирилла. — Ты же был нормальным пацаном, — вздыхает Макс. Только сейчас обращаю внимание на лицо Макса: разбитый нос заклеен широким пластырем. Ничего серьезного, конечно, но удар был точным. Пазлы быстро складываются в мозаику. Вспоминаю перепалку возле КФС, слова Кирилла: «Считаешь все свои поступки достойными?» И оборванные мной: «Обсудим твой уебанский выкрутас с…» С… видосом из парка? Они тогда остались продолжать обсуждение, не остановили перепалку. И Максу прилетело. От Кирилла. За то, что повел себя как уебок. Из-за меня? В грудной клетке птицы трепыхаются. — Меня твоя оценка моих моральных качеств не ебет ни одним местом, — сверкает глазами Кирилл, скрещивающий руки на грудной клетке. — И, раз на то пошло, в чужом глазу соринку увидел, пока в своем бревна складируешь? Тебе, блять, на каком языке объяснять, чтоб ты понял, что ведешь себя как уебок? Макс раздосадовано опускает голову, колупая носком кроссовка асфальт. Бесится и не знает, что ответить. — Я был нормальным пацаном? А, может, ты был? Так куда это делось? Нихуя адекватного больше не видно. — Нормально я поступаю, — супится Макс. — Пацаны просят — я помогаю. За своих — горой. Не веду себя как шлюха продажная. Кирилл восклицает шумное: «А», — хлопая в ладоши. — Так раз вы такие не в рот ебись пацаны, — злорадствует он, — хули поступаете не по-пацански? Или влетать вчетвером в одного — это норма для ваших принципов? — Да че ты не слушаешь-то! — взмахивает руками Виталик, шагая ближе. — Он спровоцировал! — Вот этого говна только не надо, — отмахивается Кирилл. — Заебало слушать. — Да почему ты веришь какому-то челу, а не мне? Кирилл выдыхает. — Потому что я тебя знаю. Виталик открывает и закрывает рот, округляя глаза. Нервно дергается, качает головой. — Вот как, — зло скрипит зубами. — Иди тогда нахуй! Ко всем чертям! Зажимайся на здоровье с какими угодно уебанами и скатывай жизнь в пизду, раз так хочешь! Но не говори потом, что я тебя не предупреждал! Когда останешься один в полном говне! — сплевывает, отворачивается. — Тоже мне друг нашелся. И быстрым шагом уходит, сунув руки в карманы и причитая проклятия себе под нос. — Нечестно, говоришь? — вздергивает голову Славик, скрещивая руки на груди. — Отлично, — переводит взгляд на меня, показательно массируя руку, намекая, что есть за что поквитаться. Отвечаю. — Тогда давай. Один на один. Кирилл размашисто шагает вперед, и я вдруг оказываюсь за его плечом. — Давай, — рычит он, скидывая рюкзак на землю. Сердце завороженно дергается. «Не буду с ними драться, не буду драться». Вот же пиздабол — мелькает в голове насмешливое, без неприязни. Если бы пацаны не тормозили Кирилла, то уже давно били бы друг другу лица. Но они не хотят. Стараются вести диалог: вывернуть все наизнанку, выставить себя правыми, а меня — конченой мразью. Пока что не выходит. А потому мне легче на душе становится. Вдруг отчетливо понимаю Ленку: мне не хочется продолжения конфликта. Не сейчас. Хочется просто забрать Кирилла и уйти вместе с ним. В конце концов, пизды мне не привыкать получать. Тем более, просто зажали, удовлетворили эго и погигикали — подобное ебет меня еще меньше. Они мне никто. Даже не отец, по пьяни винящий во всех смертных грехах. Даже не друзья, кидающие при любом удобном случае. Даже не мать, вытирающая об меня ноги. Пусть я зол, пусть я чертовски хочу отыграться. Поставить на место, если хватит сил. Пусть. Втягивать в это Кирилла я не хочу. Потому что тогда он тоже откажется от меня. Как отказались все до него. — Пацаны, давайте не надо, — испуганно втискивается между ними Сема. Славик на порыв Кирилла не отвечает. Только хмурится сильнее. Вспоминаю Ольку. И сам не понимаю, как восклицаю, тыкая в пустоту пальцем: — Учитель! И, пока все оборачиваются, растерянно глядя в указанном мной направлении, хватаю одной рукой лямку рюкзака, другой — рукав Кирилла и рывком тяну за собой. Тот пошатывается, едва не путаясь в ногах. Хочет воспротивиться, но, кажется, видит что-то в моем взгляде, что заставляет его податься следом. — Беги, беги! — воодушевленно кричит вслед Сема. — Ссыкло! Останавливаемся только в аллее, усеянной колючими, скрюченными деревьями. И я понимаю, что так и не выпустил бомбер Кирилла из пальцев. Неловко разжимаю, прячу руку в карман. Ловлю прямой взгляд. И тушуюсь, не зная, как объясниться. Но Кирилл не спрашивает. Не вынуждает. Вздыхает и сменяет походку на неторопливую, забирая рюкзак и резким движением закидывая его на плечо. Достает сигарету, закуривает. Вижу, что его не отпустило. Что он словно вот-вот развернется и пойдет обратно выяснять отношения. А потому заговариваю первым: — Не жестко ты с Виталиком? И Максом? — прочищаю горло. — Ну, они же твои друзья. — Друзья? — Кирилл хмыкает, выдыхает дым. — Я не зову друзьями людей, которые поступают как обмудки. Вытаскиваю сигарету, подкуриваю. Мне больно от того, что он так говорит. Потому что… потому что Кирилл на эмоциях, потому что он злится и потому что… в понедельник я приду в школу, а он уже будет сидеть вместе с Виталиком и дурачиться, отойдя за выходные. — Разберетесь, — отмахиваюсь я. Несколько шагов проходят в задумчивом молчании. — Ты был прав, когда сказал, что у нас свое трио, — говорит Кирилл. — Раньше у нас был большой класс, но после девятого все порасходились: кто в колледж, кто в лицей. Осталось всего пару человек, все остальные — новые. Либо заучки, либо конченые вроде Славы. Виталя был единственным более-менее адекватным. Скользкий, конечно, но нам было чем заняться. Эдакое взаимопользование: он приходил играть на моем компе, а мне было, с кем играть. Так и притерлись. Но, когда человек так поступает… Блять, каким другом после этого он может быть? Оборачивается на меня, словно ищет ответ. А у меня его нет. — Не знаю, — качаю головой я. — Со временем плохое забывается. — Наверное, — хмыкает Кирилл. Понимаю, что нельзя обрывать диалог. Нужно как-то сгладить. — Олька говорила, что вы с ней с детства дружите. — Да. — И никогда не возникало других чувств? — зачем-то спрашиваю, пряча смущенное лицо за капюшоном. — Был момент, конечно, — усмехается Кирилл. И мне на душе становится легче: отвлекается, становится более спокойным. Больше не выглядит так, словно вот-вот сорвется с места. — Но я рад, что ничего не предпринял. Если так задуматься, целоваться с Олей все равно, что с сестрой. Выдыхает дым. Выражение его лица становится задумчивым. — Виталя не всегда нравился Оле, но мы нормально общались вместе. А потом классуха сказала, что придет новый ученик, и я обрадовался. Подумал, наконец-то, кто-то нормальный. — А пришел я. — А пришел ты, — смеется Кирилл, качая головой. — Честно, вначале ты меня очень раздражал. Из-за моих несбывшихся ожиданий и твоего… как бы так сказать… безразличия? Что-то вроде того, — на пару мгновений прерывается, но продолжает: — Я не понимал, почему ты сносишь закидоны Славы и Семы. Обычный терпила? Так я и подумал. Но однажды увидел твои глаза, пока Слава пилил тупыми комментариями. И сейчас. Наверное, сейчас я понимаю, почему ты бесишь их так сильно. Вздыхаю, всматриваясь в хмурое небо. — Почему же? — Потому что в них никогда не было страха. Даже не так. Дело не в том, чего в них не было, а в том, что было, — снисхождение. Ты как будто всегда смотрел на них сверху вниз. А еще Оля. Она замечательная, ты и сам знаешь. Постоянно хочет всем помочь, поднять настроение. У нее на это свои причины. Сама расскажет, если захочет. Но и тебя она довела — вечно мрачного, от всех отдаленного. Ты улыбнулся ей. И тогда мне стало интересно. Честное слово, когда-нибудь воздвигну в честь Ольки храм. — Поэтому ты предложил подготовиться к олимпиаде вместе? — Считаешь меня муднем? — хмыкает Кирилл. — Не считаю, — выдыхаю дым. Кирилл ни разу не сделал мне ничего плохого. Да и в интересе ничего плохого нет. — Так и было. Наверное, мне хотелось понять, что ты за человек. Первое время я вообще думал, что ты не то что смеяться не умеешь — улыбаться не знаешь как. Но мне действительно стало нравиться общаться с тобой. Причем, не то что через какое-то долгое время — почти сразу. Кирилл выкидывает бычок в урну и оборачивается, по-дружески пихая меня локтем в плечо. Мимолетное касание — ныне доступное. Сердце восторженно сжимается, дрожит. Отвожу взгляд, за несколько тяг докуривая сигарету и закидывая в бак. — Насчет сообщений… — неловко начинаю я. — И Наташи… — Нет-нет-нет, — тараторит парень, взлохмачивая рукой голубые волосы. — Я вспылил. Я… мгм… растерялся. Настрочил штук десять сообщений, потом поудалял. И все навалилось как-то. Так что давай не будем. Неторопливо идем плечом к плечу. Обсуждаем какие-то банальности, вроде закидонов исторички и ее мужа, который постоянно является в школу с букетами цветов, вымаливая прощение. Физику и новый популярный сериал, который я не смотрел и сюжетом которого Кирилл со мной обширно делится. Музыку. Планы на выходные и ближайшее время. Намеренно не касаемся темы одноклассников. В моменте осознаю: я просто иду и разговариваю. И мне легко и приятно. Грудная клетка теплится отсутствующим на улице солнцем. И его блики играют в красивых волосах одноклассника.