Но если есть в кармане пачка сигарет...

Утро среды встречает меня не только раздражающей трелью будильника, но и громкой мыслью: «Прошла неделя». Резко сажусь, вырубая адскую мелодию, тру глаза и открываю список вызовов, листая немногочисленные иконки. Прошла неделя с того дня, когда я видел мать в последний раз. В прошлую среду она вычудила свой эгоистичный концерт, разбив последние крохи надежды на ее милосердное отношение ко мне. Упираюсь лбом в кулак. Блять. Сам же бесился, когда она звонила. А теперь злюсь, что больше не звонит. Но… неужели ей настолько похуй, где я и что со мной, что в последний раз удосужилась набрать лишь в воскресенье? Она же ответственность за меня несет. Я числюсь за ней как сын, пусть и нежеланный и нахуй ни в какие ворота не упершийся. А что она любит, так это свою репутацию. Вылизывает ее до блеска. Решила: «Хер с ним, не пропадет?» Или каким-то образом связалась с бабкой? Хотя второе вряд ли: бабка ненавидит ее настолько, что могла бы разве что зашипеть в лицо и послать благим матом. Возможно, веником в спину ускорить спуск по лестнице. Усмехаюсь и выползаю с кровати. Легкая разминка, отжимания — меньше нормы, потому как после вчерашнего квеста болят мышцы груди и трицепс. Можно было бы себя добить, но здравый смысл побеждает, а потому плетусь в душ. После — на кухню, где меня уже ждут горячие оладьи. Слюнки текут. Какая же вкуснотень. Быстренько мою посуду, натягиваю худи и выхожу в коридор, где меня ждет бабка, недобро подпирающая тумбу. — Ты че йта деньги не берешь? — зло бурчит она. — Считаешь, мало? Или шо? Как же легко эта старая женщина вводит меня в ступор. — Какие деньги? — хмурюсь я. — А вот эти! — убирает руку, указывая на стопку купюр. — Каждое утро оставляю те на обеды! — Я не… не знал. И это правда, истина в последней инстанции. Даже замираю, как последний дурак хлопая глазами. Конечно, и мать, и отец временами подкидывали пару купюр, но в большинстве своем забывали. Пф. Чтобы забыть, надо изначально думать. А им обоим не до меня по жизни было. — Все-то ты не знаешь! — хлопает руками бабка. — А на какие шиши ты обедаешь? — Я не обедаю. — Вот же, — полосует по воздуху полотенцем, и я уворачиваюсь в сторону от неожиданной атаки. — Так, бери — и чтоб каждый день брал! Хоть булочку какую купишь! Вновь уклоняюсь от бойкого полотенца и принимаю мятые купюры из морщинистых рук, чувствуя себя крайне неловко. Как будто обдираю человека. Хотя она же сама пихает. Но от смятения избавиться все равно не могу, до жути смущенный и чувствующий себя не в своей тарелке. Заботился ли обо мне кто-нибудь так же, как бабка, которая грозилась выгнать спустя пару дней? Вздыхаю. Что на нее нашло? За всю жизнь до этого ни разу на порог не явилась, а тут — и завтраки, и деньги. В голове не укладывается. — Спасибо, — бессвязно бормочу. И буквально вылетаю из квартиры, сбитый наповал противоречивыми действиями бабки. Странно, пиздец. И щеки горят. День протекает неторопливо: пару раз выхожу покурить с Кириллом. С нами всякий раз увязывается и Виталик, недовольно зыркающий на меня. Подходит и Саша, в то время как Макс остается на расстоянии в пару метров, залипая в телефон, но периодически кидая косые взгляды. Саша удрученно говорит, что Ленке позвонить пока не решился. На что Кирилл по-дружески хлопает того по плечу и велит не падать духом. Располагаюсь чуть поодаль, но стараюсь постепенно учиться вновь находиться в компании. Пусть, из-за некоторых вредных личностей, и не самой приятной. Славик в коридоре подножку поставить хочет, но я замечаю и уверенно перешагиваю. Ловлю парочку ругательств в спину. И Наташка еще: красит губы двадцатый раз за пару часов и оборачивается, окидывая взглядом. На последнем уроке историчка вызывает к доске отвечать предыдущий параграф, который я открыл лишь на переменке перед уроком и быстро пробежался взглядом. Бормочу что-то у доски, и бормотание мое сопровождается перешептыванием одноклассников. Историчка ставит оценку выше средней и назидательно рекомендует перечитать параграф еще раз. Мол, тема важная. Опускаюсь за парту и лениво слежу за тем, как учительница чихвостит неподготовленную Наташку, дующую губы. — Домашнюю работу времени выполнить у нее не было, зато лицо разукрасить — пожалуйста! Сколько угодно! — Марья Ивановна, вы тоже ее поймите, — восклицает Виталик. — Ее вчера парень отверг — вот Наташа и пустила в ход тяжелую артиллерию! Скажите спасибо, что хоть в блузке пришла! Виталик оборачивается через плечо, окидывая самодовольным взглядом. — Она ж не виновата, что недотрога ей попался! Смех Семы гремит на весь кабинет. Но мне не важно: я смотрю на Кирилла, что оборачивается к Виталику и несильно пихает того локтем по ребрам. Виталик шипит и садится ровно, обиженно скрещивая руки на груди. — Успокоились! — хлопает ладонью по столу историчка, звякая обручальным кольцом. Ставит плохую оценку Наташке и вызывает нового подсудимого, коим оказывается заучка с первой парты: тема у него от зубов отскакивает. Скукотень. Чиркаю на бумажке каракули, думая о том, как бы провести с Кириллом побольше времени. Но, кроме курения за школой, ничего придумать не могу. Однако Кирилл делает это сам по окончании урока: зовет меня вместе со своей компашкой закинуться курочкой в КФС. Первая мысль — трусливая, уклончивая — сослаться на любую нелепую причину и не идти. Но все же вынуждаю себя на мгновение замереть, обдумать. Взвесить. Я хочу проводить время с Кириллом, даже ни на что не рассчитывая. Просто общаться — общаться с ним комфортно и, на самом деле, несложно. Второй внушительный пункт — Олька, с ней легко и уютно. В противовес только остальные додики, отчего-то скрипящие зубами при виде меня. Но что, из-за них сливаться? Смех. Я хотел быть незаметным фикусом у стены, постепенно усыхающим, потому как никто о нем не вспоминает и не поливает. Обрасти слоем пыли в темном углу и слиться с неодушевленными предметами вокруг. Но сейчас — сейчас я хочу другого. Хочу быть с людьми, которые мне улыбаются. Которые наполняют мою грудь надеждой. А потому соглашаюсь, коротко кивая. Саша с Максом идут поодаль, общаясь восторженно и крикливо. Между Кириллом и Максом словно кошка пробежала. Не общаются, не разговаривают. Лишь на выходе из школы Кирилл мимолетно сказал что-то Максу. И больше ни словом не обмолвились. Кирилл и Виталик идут передо мной, на расстоянии в пару метров. Хмурюсь, глядя, как Виталик из раза в раз обхватывает плечи Кирилла, ерошит волосы и шутливо толкает плечом. И нет — это обычное взаимодействие, в отличие от того, как Виталик постоянно оборачивается через плечо, бросая на меня косые, насмешливые взгляды. Мол: «Видишь, как могу? А ты тут никто». Более того, не дает Кириллу замедлиться, пресекая любые порывы и повышая тон голоса, дабы отвлечь на диалог. Вспышка раздражения в груди быстро сменяется удивлением. Он что, ревнует? Боится, что Кирилл начнет общаться с кем-то другим? Сука, Виталик, такое ты конченое ссыкло. Рядом со мной Олька закатывает глаза, недовольно вздыхая. — Не знаю, что на него нашло, — говорит девушка. — Виталик всегда был со своими закидонами, но сейчас как будто увеличил их стократно. Хмыкаю, глубже пихая руки в карман. У них свое трио: Кирилл, Виталик и Олька. Я в него не вписываюсь. И, видимо, Виталик очень хочет, чтобы так и оставалось. — Давно вы дружите? — С Кириллом с садика. С Виталиком с десятого класса: он переехал с семьей в другой район и перевелся в нашу школу. Прикинь, — Олька вдруг начинается смеяться, — пришел весь такой наглаженный, зализанный и говорит Наташе: «Куколка, будешь со мной сидеть». А сам — в очках Гарри Поттеровских. Наташа ему в ответ платок протянула, чтоб слюни подобрал и по столу не размазывал. Ха-ха-ха-ха. Отвечаю смехом, явно представляя пунцовое лицо Виталика. — Обиделся, короче. Надулся. Но за Наташей еще полгода бегал, только потом понял, что не светит. И слился. — А Наташа? Давно с вами? — Ой, с класса седьмого, наверное. Ну, по ней видно, да? Что она к Кириллу неровно дышит? Хотя она и не скрывает — это все знают. Вздыхаю. Интересно, по мне тоже видно? Сжимаю руки в кулаки. И не спросишь ведь. — Мне казалось, ты Кирилла недолюбливаешь. Ну, не только его, а, в принципе, всех, но его как будто сильнее, — задумчиво говорит Олька. Сердце в груди шумно стучать начинает. — Но вы, вроде, неплохо общаться начали? — М, — выдыхаю, не зная, как унять охватившее волнение. — Да… кхм… вроде того. И чуть ли из груди этот орган громкий не выскакивает, когда Кирилл вдруг появляется за нашими спинами. Обнимает Ольку за плечи, с моим — лишь едва-едва соприкасается одеждами. Встряхивается все внутри, переворачивается. И понимаю, что продолжаю идти дальше лишь по инерции. — Про что сплетничаете, а? — смеется Кирилл. — Про меня, что ли? Впериваюсь взглядом в холодный взгляд Виталика, замершего впереди. Кажется, на части меня глазами режет. Супится. — Ой, да кому ты нужен! — смеется Олька. Периферийным зрением вижу, как Кирилл на меня поглядывает. Чуть щурится. И радуюсь тому, что шумное заведение уже открывает перед нами двери. Что могу отдышаться, не пойманный на том, что сохранять дыхание спокойным более не могу. Ребята на перебой обсуждают, кто что будет брать. Мне же, знаю точно, сейчас кусок в горло не полезет. Слишком много людей вокруг, слишком давит атмосфера. Какие-то дети протискиваются между нами, цепляя руками. И только-только восстановившееся дыхание дает сбой: вновь задыхаюсь, не зная, куда деться. Едва ли различаю фразы за балаганом в собственной голове, как звонит телефон, и вмиг становится тихо: все остальные звуки исчезают, оставляя лишь бесячую трель. Ленка? В холодный пот бросает. И я вытаскиваю гаджет непослушной рукой, в мгновение ретируясь на улицу. Глубоко вдыхаю свежий воздух. Успокоиться. Собраться. Я способен. Способен. Смотрю на экран, и сердце валится в пятки. Потому что это не Ленка — мать. Объявилась. Еще один глубокий вдох. И нажимаю на зеленую кнопку. Подношу телефон к уху, с силой сжимая пальцы в кулак. — О, соизволил-таки матери ответить! — кричит на меня женский голос с того конца. Морщусь. — И где ты шляешься, а? Где ты шляешься?! — Я… — выдыхаю скопившийся воздух из легких. — Живу у бабки. Мать аж давится. Что-то шипит. Боковым зрением вижу, как на улицу выходит Макс, окидывающий пренебрежительным взглядом. Так и замирает на расстоянии в пару шагов, внимание свое ни на что другое не обращая. Закуривает. Голова трещать начинает. Три тонны говна в одну секунду — многовато. — Хочешь жить с ней — живи, — наконец-то, вновь сосредотачиваюсь на голосе неустанно трещащей матери. — Но учти: если меня в школу вызывать будут, я тебе устрою! Быстро лавочку твою прикрою. Ты понял меня? Не слышу! Понял? — Понял, понял, — тру пальцами переносицу. Всего годик потерпеть — и у нее не будет ни капли власти надо мной. Всего годик. — Очень на это надеюсь, — неприятным тоном обрывает мать. И сбрасывает вызов. Еще мгновение смотрю на телефон. Руки похолодели, побелели сильнее обычного. А внутри так душно, как в маленьком кабинете после физкультуры с закрытыми окнами. Насколько могу, привожу мысли в норму. Окей, не так плохо. Не косячить, не срывать уроки — и могу не видеть мать еще долго. Не смотреть в ее большие честные глаза, наебывающие по факту существования. — Я тебя узнал, — слышу холодное за спиной. И спокойствия как не было. Крепче сжимаю в руке телефон, отчего раздается негромкий хруст. Выдыхаю. И пихаю гаджет от греха подальше в карман, оборачиваясь на Макса, собравшего светлые волосы в пучок. Неторопливо курит, буравя меня взглядом. — Ты о чем? Голос мой звучит жестко. Недовольно. Слишком много всего. Слишком. Как же мне все это остопиздило. — Узнал, говорю, — зло выплевывает Макс, порывисто шагая вперед. Под звук его слов двери общепита открываются, и на улицу выходят о чем-то беседующие Саша с Кириллом с серьезными выражениями лиц. И Олька. Виталик, мотающий головой из стороны в сторону. Так и замирают, моментально проникаясь заряженной атмосферой. — Понять не могу, кого ты из себя строишь, — скрипит зубами Макс. — Эй, вы чего? — растерянно шагает ближе Олька. — Не твое, блять, дело. — Угомонись, — тут же вписывается Кирилл жестким тоном. — Я говорю, не ваше дело! — распаляется сильнее Макс. — Ты! Ты был на Дне рождения Руса. Я помню тебя. Помню! Что-то ты больше так не выебываешься, как тогда. Запал мой тушится. Теряется. Прошлое давит бессилием. Какая, черт побери, удача, что из сотни тысяч человек, живущих в этом городе, именно чувак из параллели имеет связи с моими знакомыми из прошлого. Сука. Боковым зрением вижу удивленное лицо Кирилла. — Небось пизды получил, да? Как удивление на его лице сменяется на недовольство. Сжимает челюсти. Хмурится. И не осознаю себя — лишь действие по факту. Потому что я просто стою, прибитый к земле. Теряюсь в обрывках воспоминаний. Но миг — и я уже возле Макса, хватаю встрепенувшегося парня за рубашку на грудной клетке, до боли сжимаю пальцы. Зубы. — Вот про это я и говорил, — самодовольно скалится Макс. Еще мгновение — подлетает Кирилл, дергающий Макса назад. Вырывающий из моих рук. Становится между нами, поворачиваясь к Максу лицом. Желваки на его лице выпирают. — Я хуй знает, кого ты из себя строишь, — не унимается Макс, нервным движением поправляющий рубашку. — А я говорил! — злорадно восклицает Виталик. — Говорил! Снова я клоун, который играет на публику за бесплатно. Ха-ха. Сука. — Ты-то куда лезешь? — жестко обрывает Кирилл, переводя взгляд на одноклассника. — Да потому что я был прав! А вы меня не слушали, что с этим, — брезгливо смотрит на меня, — нахуй надо связываться. — Блять, Виталя, — злится Кирилл. — Хоть ты завались. — Мне завалиться?! — выходит из себя. — А, может, стоило бы прислушаться?! — Да что произошло-то? — всплескивает руками Саша. — Ничего не объяснили — только разорались. Люди вокруг заинтересованно замедляют движение, прислушиваются. Всем интересно. А я просто стою, как дурак, прибитый к земле поволокой размытых образов. — Он, — тыкает в меня пальцем Макс. Кирилл в тот же миг резким движением откидывает его руку в сторону. — Испортил всем праздник. Устроил хуй пойми что — даже вспоминать эту хуйню не хочется. Я? Испортил? Я? Я испортил. — А ты — нет? — сверкает злыми глазами Кирилл. — Считаешь все свои поступки достойными, а? — А мы не про меня говорим, — морщится Макс. — Так, а хули? — едко усмехается одноклассник, вплотную подходя к Максу. — Давай сменим курс. И обсудим твой уебанский выкрутас с… Блять. Как же давит. Как же отвратительно. Как же хочется не быть. — Хватит, — обрываю твердым тоном. Сердце болезненно сжимается. Потому что Кирилл. Он заступается за меня. И Олька заступается. И Саша выровнять пытается, чтобы выяснить на словах и не довести до рукоприкладства. А делать этого совершенно точно не стоит. Я того не стою. — Леш… — слышу фоном голос Ольки. Замечаю озадаченный взгляд Кирилла. И спешно отворачиваюсь, сильнее натягивая капюшон. Ноги идут. Хорошо. Могу двигаться. Слышу за спиной возобновившийся спор и не оборачиваюсь. К черту.