Но если есть в кармане пачка сигарет...

Под кроссовками шуршит опавшая листва, на улице моросит мелкий дождик и неторопливо плетутся по своим делам сонные прохожие. Садик, школа, университет, работа — общепринятый цикл, коему по инерции следую и я. Красный лист клена пролетает перед глазами, ведомый порывами ветра. Провожаю его траекторию взглядом, невольно сравнивая с собой: как и лист лишь двигаюсь по течению, не выбирая направления. Безразлично. Холодно. Пусто. После — старость и поликлиники. Хотя до преклонных лет вряд ли суждено мне дожить с подобным образом жизни. Надеюсь, и не доживу. Не то что до старости — до следующего этапа. Листок кружится в воздухе и легким порывом вновь оказывается возле меня. Бездумно ловлю за черешок и кручу между пальцев. Прошло еще два месяца. Еще два месяца я существовал. Нет, точно не жил. Разве это можно назвать жизнью? Обычные серые будни, ныне не разбавленные выпивкой, весело смеющимися друзьями и хорошим настроением вследствие нетрезвого состояния. Я прихожу домой, лениво спорю с мамкиным хахалем, открываю учебники, глядя на страницы, но не читая написанного, а после ложусь спать, прижимая к себе подушку и тихо задыхаясь от безысходности. Ненавижу себя. Ненавижу того человека, которым стал. Стал? Хмыкаю, выпуская из рук листок и продолжая движение. Был. Наверняка где-то внутри я всегда был конченым социофобом, не приспособленным к жизни в обществе. Просто раньше получалось делать вид, что это не так. Что я способен шутить нелепые шутки, которые шутят все. Ржать с них, как будто это действительно смешно. Называть друзьями людей, которые отвернутся в любой момент и кинут разлагаться в ближайшей яме. Которые, по факту, и не знают тебя — видят только маску клоуна, что никогда не покидает лица в их присутствии. А, возможно, при любом удобном случае еще и всадят нож в спину с бронебойным: «Ну, сам виноват». Виноват. Всегда я. Если все вокруг так неустанно твердят как приговор, быть может, правда в нем и есть? Так и дохожу до школы, в которую меня перевели в последний, одиннадцатый, класс. Вздыхаю и быстро миную длинные коридоры, всегда наполненные массой школьников. Они дурачатся, толкаются, бегают и скачут, и их неизменно много. Не переношу столпотворений. Ненавижу, когда вокруг меня много людей. Ненавижу, когда цепляют руками и плечами. Не помню, когда стал так сильно избегать обыкновенные прикосновения. Бояться их. Желать сбежать домой от толпы людей. Проблема в том, что бежать мне некуда, потому что дома у меня, по сути, и нет. Есть место жительства. Это разное. Непутевый отец бросил меня, друзья больше не маячат на горизонте. Я сменил школу, потому что не хотел, чтобы они видели, кем я стал. Оборвал все связи, исчез из их жизней, хотя и не уверен, что все они заметили отсутствие. Мне не нужны ни жалость, ни сожаления, ни чья-то мнимая поддержка. «Все будет хорошо». Смешно. Не будет. Еще один глубокий вдох перед входом в нужный кабинет. Ничего. Фух. Ничего, пережил вчерашний день, переживу и сегодняшний. — Привет! — радостно кричит Олька, дружелюбно махая руками. Невысокая и светловолосая, с карими глазами и всегда стильно одетая — она не может вызывать дурного впечатления. Приветливая и добродушная, вместе с тем простая и веселая. Но я не переношу то внимание, которое приковывается к моей персоне, когда она так громко извещает всех присутствующих о новом прибывшем. Крепче впиваюсь в лямку рюкзака, впериваясь взглядом в пол и спешно минуя первые парты. Но, проходя мимо нее, все же отвечаю: — Привет. Даже криво улыбаюсь вдогонку и сажусь за свое привычное место — последнюю парту. Не знаю хорошо это или плохо, но класс у нас небольшой, состоящий из тринадцати человек. Хорошо, потому что одноклассников не особенно много, я могу спокойно сидеть поодаль один: свободных столов предостаточно. Есть, чем дышать вдали от людей. Плохо, потому что одноклассников не особенно много, и каждый может позволить себе уделять чересчур много внимания всем учащимся. Сперва ко мне не цеплялись. Не знаю, что там мать наплела директрисе, когда подавала документы, но с первого дня меня не обхаживали и в душу не лезли. Классная руководительница представила одноклассникам, я успешно проигнорировал их заинтересованные порывы перед новым лицом в их обществе и как-то слишком донимать они не стали. Думаю, образ мрачного и нелюдимого хиккана мне присудили с первого дня. Смысл к такому лезть? Неинтересный. Скучный. Знаниями я тоже особо никогда не блистал. Однако с течением времени пообвыклись и их участия в моей жизни стало больше. — Лех, дай пять! — за парту передо мной падает Славик, вытягивая ко мне ладонь. Едва ли в лицо ей не тычет. Морщусь. За ним, естественно, устремляется и Сема — местный дуэт Бибы и Бобы. Гогочут, глядя, как я лишь смотрю в ответ. Интересно, когда я вел себя подобным образом, окружающие тоже считали меня додиком? Забавно, пиздец. Ага. Вмазать бы. Крохотные мозги на место вправить, а то за наличием огромного пространства вокруг постоянно куда-то съезжают. — Леш, ну Леша-а-а, ну дай, — тянет Славик, склоняясь ближе. Личное пространство нарушено. Ненавижу. Чуть отъезжаю на стуле назад, скрещивая руки на груди. Вдох-выдох. — Ой, какой ты душный, — Сема надувает губы. — Будь проще — и люди к тебе потянутся. — Ну! Никто не любит мрачных челов из сериалов. Вот взять того же Сквидварда — кому он нахуй сдался? — О-о-о, опять ты «Губку Боба» пересмотрелся, чепух. — Слышь, сам ты чепух. Отвлекаются от меня, гогочут и наконец-то находят себе новый источник для развлечений — двух одноклассниц, подкрашивающих губы. Тырят помаду, Славик пытается накрасить Сему. В общем, дурачатся под смех подруг. Я же придвигаюсь назад, впиваюсь пальцами в джинсы на бедрах. Слышу, как открывается дверь и скашиваю взгляд на проем. Сердце замирает. Жду. Да, я, блять, тоже еблан. Знаю. Просто… это выше меня. В кабинет заходит одноклассник, и я лишь долю секунды скольжу по нему взглядом, быстро смещая внимание на окно. Боковым зрением вижу, как он приветственно жмет всем руки, обнимает одноклассниц. Смеха в кабинете становится больше. Легко перетягивает интерес окружающих на себя. Мне не следует. Не следует, но я возвращаю взгляд на него, в профиль стоящего ко мне. И сжимаю руки чуть сильнее. Довольно-таки высокий, наверное, на пару сантиметров выше меня, семнадцатилетний парень с подтянутым телосложением и восхитительно-синими глазами, в которых я нахожу бескрайние океаны, бушующие и умиротворенные. И да, точно, волосы. Его блядские волосы синего цвета длиной до скул. Прямые и наверняка чертовски мягкие. Правильные черты лица, греческий нос. И как же красиво он улыбается. Свитшот Lacoste цвета васильков, белый воротник рубашки под ним, черные джинсы и новенькие фирмовые кроссы. Хоть сейчас на фотосет для журнала. Упираюсь лбом в ладонь, прикрывая глаза. Мало мне упиваться своей бесперспективностью во всех аспектах жизни, так еще и одноклассника сюда же приплел. На его фоне моя безнадежность увеличивается стократно: Кирилл интересный и общительный, всегда в кругу людей и безбожно красивый. На его фоне я пятно на стене, не отмытое только потому, что его не заметили. Ха-ха. Сука. Ненавижу его. Привлекательный, спокойно общающийся с людьми и ко всему прочему адекватный. Ненавижу, потому что сам таким быть уже не в силах. Поднимаю взгляд, лицезря, как Олька обнимает Кирилла за плечи, как ее волосы ерошит Виталик — длинный паренек, который делит с Кириллом парту. Наверное, с Виталиком он общается больше всего — по крайней мере, по моим скромным наблюдениям. Кирилл смеется. Бархатисто так. Приятно. Сердце сжимается. Ненавижу, потому что, даже если бы Кириллу нравились парни, то это был бы кто угодно, но не я. Вся моя жизнь — одна запятнанная, замазюканная страница. Листу с безупречным каллиграфическим почерком рядом с ней не место. Я слишком явно осознаю наши положения. Не такой я тупой, как обо мне думают окружающие. Пиздабол, конечно, тот еще. Ненавижу? Смешно. Ненавижу я себя, потому что не могу быть с Кириллом хотя бы друзьями. Впрочем, ни с кем не могу. А Кирилл… Фух. Тяжело быть честным даже с самим собой, когда все настолько нелепо. Ладно, ну, чуть-чуть влюблен. Пройдет. Все проходит. Наверное. Надеюсь. Надеюсь? На что мне, нахрен, вообще надеяться в этом блядском мире? Звенит звонок, и все дружно выравниваются за партами. Стягиваю капюшон черной толстовки, потому как по неким идиотским правилам я не имею права сидеть на уроке вот так. Учителям он не нравится. Ебнутые люди. Они просто не знают, что значит покидать свой маленький мирок, сотканный из боли и отчаяния, и оказываться в огромном мире, состоящим из одиночества и ненависти к самому себе и окружающим. Кстати, Кирилла учителя недолюбливают. Особенно наша классная руководительница, которой претит эдакое окрашивание волос, неподходящее учебному заведению. Кирилла любит только физик, потому что парень, хоть и бывает слишком своевольным, может относиться к предмету серьезно. Математичка раздает листки с самостоятельной работой. Что ж, среднячок, как и всегда. Как будто кого-то это ебет. Матери плевать, пока ее не вызывают в школу по неуспеваемости. Даже удивлен, что настояла на продолжении обучения, а не выперла на улицу со словами: «Пиздуй работать». Ехидная усмешка клокочет внутри. После урока иду за школу, чтобы покурить. Пахнет дождем, мокрым асфальтом. Потрясающе. Настолько, что пару минут, прикрыв глаза, глубоко вдыхаю свежий воздух, а после тянусь к пачке ментоловых сигарет, вытаскиваю одну и пытаюсь поджечь, но зажигалка, будто решив мне за что-то отомстить, не срабатывает. Чуть дальше в компании Виталика курит Кирилл. Marlboro. Он всегда курит Marlboro. Хочу подойти и попросить прикурить, но вовремя замираю. Какой-то тупой секундный порыв из прошлого. Как будто могу просто подойти и вести себя как адекватный человек. Ха-ха. Кирилл переводит взгляд и смотрит на меня, на что лишь крепко стискиваю челюсти. Встречаемся взглядами всего на секунду, а воздуха словно и не было вовсе. И я готов, готов смотреть в ответ и топиться в красоте и отчаянии, но Кириллу это, очевидно, неинтересно: внимание его возвращается к однокласснику. Незачем мне так нелепо пялиться. Отворачиваюсь, снова чиркаю колесиком зажигалки и подношу небольшой огонек к сигарете, раскуривая ее. Зажигалка снова заедает, и я откидываю ее в стоящую рядом урну, медленно вдыхая в себя дым и боковым зрением наблюдая, как к Кириллу подходят ребята из параллели. Они смеются, а я тут — и меня словно нет.