Джо не делится едой

      За окном льет как из ведра. И, возможно, Сюань бы даже пошел погулять по такой прекрасной – как он считает – погоде, но, хоть он и любил дожди, холод его совершенно не радовал. С понедельника он снова выйдет в универ и постарается делать вид, что никогда не слышал разговора Цзян Чена с Вэй Усянем. И попробует почаще улыбаться, но до конца в этом не уверен.       Размеренный гул телевизионного бубнежа, на который молодой человек не обращает никакого внимания, внезапно разрывает трель дверного звонка. Сюань внимательно смотрит в окно, чтоб достоверно убедиться, что в такой ливень точно не найдется безумцев, решивших наведаться к нему в гости. Да и ждать ему некого, Се Лянь был у него утром, когда стихия еще не успела так разойтись, а больше героев нет. Может соседка? Он открывает дверь и тут же об этом жалеет. Или нет. От невозможности определиться, он ошарашенно застывает так же, как и его внезапный гость.       — П-п-привет, — наконец выдавливает из себя Усянь, и пытается улыбнуться, что плохо выходит дрожащими губами.       Сюань отступает на несколько шагов, пропуская его в квартиру. Усяня сотрясает крупной дрожью, а под ногами быстро образуется небольшая лужица – с него буквально ручьем стекает дождевая вода. Распущенные волосы черными змейками облепили лицо и шею, а одежда промокла насквозь.       — М-мне Се Л-лянь т-твой адрес-с с-скинул, — он делает глубокий вдох, пытаясь перебороть дрожь. — Только не ругай его, пожалуйста. Вот, это тебе, — Усянь чем-то шуршит за пазухой и достает влажный бумажный пакет с эмблемой любимой кондитерской Хэ Сюаня и вручает ему. В этот момент из его руки просыпаются ярко-желтые лепестки и оседают на пол.       — Прости, — смущенно бормочет Вэй Усянь, — я сперва хотел разыграть целую сценку с цветочной болезнью, — его скулы покрывает легкий румянец. — Но потом подумал, что это такая глупость, но ты уже открыл дверь, и я не успел… Ну и…       Хэ Сюань завороженно смотрит на этот яркий беспорядок на своем полу и, поставив презент на тумбочку рядом, начинает тихо смеяться. Он поднимает глаза на недоуменно хмурящегося гостя, и, повинуясь внезапному порыву, делает шаг и крепко прижимает его к себе, чувствуя, как футболка с домашними штанами напитываются влагой, а самого Усяня все еще крупно трясет от холода. Он ведет ладонью по его волосам и прижимается скулой к виску.       — Вэй Усянь, — шепчет он ему на ухо, — это, конечно, мог быть самый неординарный подкат, который я слышал, но ты не можешь болеть ханахаки.       — Что? — тот дергается, словно его прошило ударом тока.       Вопрос, вероятнее всего, риторический, но Сюань все же решает повторить.       — Я говорю, что у тебя не может быть ханахаки, — он немного отстраняется, чтоб заглянуть в распахнутые серые глаза. — Во всяком случае, не из-за ме…       Договорить у него не получается. Руки Усяня, до этого безвольно висевшие вдоль тела, внезапно оказываются на его талии и затылке, а губы накрывают чужие. Хэ Сюань теряется на несколько секунд, от неожиданных действий и приятных ощущений, не зная, как действовать. Он никогда не думал, что поцелуй это так... Но, кажется, Усянь трактует его бездействие по-своему. Он отстраняется на полшага, переводя дыхание и глядя в пол.       — Прости, я н-не сдержался. Мне не с-следовало, — он снова начинает заикаться, и тут до Хэ Сюаня доходит, что тот все еще мокрый после дождя. Он берет его руку в свою и поражается холодности пальцев.       — Боги, Усянь, ты же ледяной. Что я за… — он начинает стаскивать с него куртку, мысленно благодаря проведение, что можно сейчас отвлечься от неловкой темы. — Тебе срочно нужен горячий душ и чай, и плед… — он запинается, понимая, что Усянь совсем не помогает себя раздевать, и, подняв голову, встречается с широко распахнутыми серыми глазами, а потом осознает свои руки где-то в районе чужого пояса.       Что он там думал про неловкость?       — Пожалуй, — он начинает пятиться, — пожалуй, я пойду приготовлю полотенце и одежду. А ты… ты проходи. Я сейчас.       Ему кажется, что он совершенно позорно сбегает из прихожей в собственную спальню.

***

      Хэ Сюань хлопочет на кухне с чаем, попутно ругая себя за то, что не поинтересовался не голоден ли Усянь. Хотя, если быть совсем откровенным, порадовать гостя ему особо и нечем. Всю неделю сам Сюань питался преимущественно доставкой. Хотя, ведь Се Лянь приносил утром продукты, можно попробовать что-то приготовить. Но будет ли Усянь есть его стряпню? Да и все равно это займет какое-то время, значит, надо чем-то перекусить.       И тут он вспоминает, что на тумбе в прихожей стоит тот самый пакет из кондитерской, который Усянь пронес за пазухой через дождь, чтобы порадовать его. Внутри обнаруживается коробочка с миндальными эклерами. Глаза предательски щиплет, хоть Сюань и понимает, что все это — как и в случае с адресом (а до этого и с шоколадкой) — дело рук конкретного человека.       Усянь обнаруживается уже в гостиной, смотрящим в окно на так и не прекращающийся ливень. С мокрыми волосами, босой, в его одежде — он выглядит как жизненно-важная деталь этого маленького мира. Стоит неаккуратно извлечь, и все полетит к чертям.       — Чай? — тихо интересуется хозяин квартиры.       — Чай, — кивает гость с улыбкой, но вместо барной стойки проходит к дивану, стоящему напротив телевизора.       Хэ Сюань, не растерявшись, составляет чашки и пирожные на поднос и несет на небольшой журнальный столик. Но не садится рядом, а подходит к Усяню вплотную — откуда только столько смелости — и, сняв полотенце с его плеч, начинает протирать мокрые волосы, аккуратно перебирая пряди. В голове рассыпанные по полу лепестки хризантем, мягкие целующие губы, крепкие руки. И что же там звучало перед рыбиной? Втюхался? Внизу живота очень медленно начинает собираться тугой жаркий комок.       Вэй Усянь прикрывает глаза, явно наслаждаясь такой простой заботой с его стороны. Его больше не колотит ни от холода, ни от волнения.       Диванчик в гостиной слишком низкий, думает Сюань и больше старается не думать вообще. Ни о том, что Усянь в его квартире; ни о том, что он в его одежде; ни о том, что лицо Усяня находится аккурат на уровне его живота. И, вероятнее всего, будет слишком неловко если… они ведь только-только объяснились… боги. Он встряхивает головой и собирается отойти, когда чуть выше колен ложатся чужие руки. Сюань вздрагивает и замирает, как загнанный кролик. Большие пальцы совершают пару поглаживающих движений и ладони медленно и неотвратимо начинают скользить вверх, в то время как кровь отливает от лица, а сердце с лёгкими, словно сговорившись, дружно спотыкаются. Хэ Сюань шумно выдыхает, когда горячие пальцы замирают под футболкой, а потом нежно проводят над поясом трико по голой коже. Контроль ускользает, как проскальзывают между пальцами влажные волосы, потому что полотенце он выронил.       — Усянь… — шепчет он еле слышно, но ему не отвечают.       Вместо этого Вэй Усянь притягивает его к себе еще ближе, а горячие губы запечатлевают над подвздошной косточкой нежный мокрый поцелуй. Ноги подводят. Сюань находит опору в чужих плечах, и Усянь тянет его на себя, усаживая на колени, лицом к лицу. Они почти не дышат. Сюань бездумно закусывает нижнюю губу и наблюдает как серые глаза заволакивает штормом. Он чувствует себя маленьким корабликом, оказавшемся посреди бушующего океана, ему ни за что не выплыть. Все, что он может — это сдаться на милость стихии. Он медленно стаскивает с себя футболку, и так же медленно, не разрывая зрительного контакта, распускает хлипкий пучок волос. Даже на пляже Сюань не чувствовал себя более обнаженным, чем сейчас. Вэй Усянь медленно скользит взглядом по его телу, и, немного задержавшись на губах, вновь смотрит в глаза. Он не двигается, словно боится разрушить мгновение, поэтому Сюань берет его ладонь в свою и прикладывает к груди в области бешено колотящегося сердца. Тот громко сглатывает, а потом ведет рукой выше, по шее в волосы, вновь замирая. Хэ Сюань кончиками пальцев касается его лица и плавным движением сокращает расстояние, прижимаясь к губам Усяня своими. И его накрывает штормовой волной.

***

      Вэй Усянь мягко толкается языком в податливо раскрывающиеся губы, при этом крепко прижимая Сюаня, и тот охотно отвечает, подчиняясь его ласке. Боги, как давно он его хотел. Как часто он представлял моменты их близости. Но ни одна фантазия не идет ни в какое сравнение с тем, что Сюань сейчас в его руках, такой податливый, мягкий, открытый. Горячими ладонями Усянь ведет по обнаженной спине, опуская их на ягодицы, и тянет Хэ Сюаня на себя, побуждая шире развести колени и позволяя почувствовать его откровенное возбуждение. Шумный вздох, на грани стона, срывает последние предохранители, и Усянь, приподнявшись, опрокидывает его на диван, нависая сверху. Тот вскрикивает от неожиданности и распахивает глаза, в которых плещется огонь желания, но мелькающая толика сомнения заставляет все-таки взять себя в руки. Где-то на грани трезвого сознания он понимает, что слишком торопится, но хрена с два он сможет сейчас остановиться. Если только Сюань не оттолкнет его сам.       Он прижимается губами к нежной коже на шее и спускается поцелуями ниже, по ключицам, к груди, накрывая аккуратную горошину соска и упиваясь вырвавшимся у Хэ Сюаня стоном. Усянь играет с ним самым кончиком языка, а потом переключается на другой. Сюань непроизвольно разводит ноги чуть шире, и Усянь притирается между ними, чувствуя сквозь тонкую ткать штанов чужую эрекцию.       Хэ Сюань прячет в ладонях лицо, пошедшее пятнами румянца от смущения и возбуждения.       — Не надо, — ласково шепчет Усянь, — не прячься.       Он целует его шею, мягко отталкивая руки, линию челюсти, вновь накрывает губы, одновременно качнув бедрами. Сюань несдержанно стонет, цепляясь за его плечи и обхватив ногами, прижимает к себе сильнее, заставляя терять последние крупицы самообладания.       — Еще, — жадно шепчет он прямо в губы, слегка покачнувшись сам.       И Усянь больше не может остановиться. Он двигается в имитации секса, глотая чужое сбивчивое дыхание, граничащее со стонами и его ведет от осознания, что он дарит Сюаню подобное удовольствие. Он зацеловывает его шею, плечи, грудь, оглаживает ребра. Они словно единый организм, наполненный жаром и наслаждением.       Сюань запускает пальцы в его волосы, притягивая к себе для нового поцелуя, и внезапно громко стонет, выгибаясь дугой, сотрясаемый крупной дрожью от накрывшего его оргазма. И этого оказывается достаточно, чтоб, вцепившись в его бедро, Усянь сам соскользнул за грань.       Они тяжело дышат, приходя в себя, и Усянь перекатывается набок, чтобы снять свой вес с чужого тела и самому окончательно расслабиться.       — Чай? — шепчет он пересохшими губами.       Сюань что-то невнятно бормочет, а затем обнимает, пряча лицо на его груди. Усянь прижимает его к себе крепче, такого хрупкого и уязвимого в этот момент, и нежно целует в макушку.