Во славу спасительнице

Когда Елена проснулась, Пик уже не было рядом. Она наверняка обходила владения лагеря, собственными глазами оценивая положение дел. За время своего существования лагерь обзавёлся собственным огородом, на котором выращивал нехитрые, не требующие особого ухода, культуры, а так же пробовал разводить птиц. Прокормить самого себя в данной обстановке было уже большим успехом. Елена поднялась с кровати и, здоровой рукой натянув поверх ночной сорочки штаны и растянутый мужской свитер, вышла во двор. Пик она обнаружила возле бани. Та несла дрова для топки. – Доброе утро! Долго же ты спишь, – Пик в своей привычной манере хитро улыбалась, подбрасывая дрова в печь. Елена удивилась. Обычно банный день в лагере в воскресенье, а сегодня только среда. Вода здесь ценилась на вес золота. В колодец она прибывала медленно, а других мест не было, чтобы достать её. Пик, видимо считывая недоумение, решила пояснить. – Сегодня везу тебя в госпиталь. Тебе пора снимать гипс. Видимо девочки плохо тебя купают. От тебя плохо пахнет. Елена поморщилась. Да, в лагере подругами ей обзавестись так не удалось. Её в основном сторонились. Да и не то, чтобы Елена сама хотела идти на контакт. Купалась она в основном одна. Как могла. Лишь изредка ей на помощь приходила Кити, но делала это без особого энтузиазма. Когда баня была натоплена, а вода нагрета, Елене было приказано ждать Пик на том же табурете, который она всегда занимала. Пик долго не было, и нагая Елена от скуки уже было пыталась начать водные процедуры самостоятельно, но вскоре в дверном проёме возникла Пик. Она как всегда была обмотана в банное полотенце, которое едва отпускалось ниже промежности, но, сколько бы Елена не пыталась заглянуть под него, ничего не было видно. Как это странно. Пик мыла ее несколько десятков раз, но за это время Елена ни разу не видела ее нагой. Пик выбирала время, когда в купальнях никого не было, сперва мыла Елену, а затем, отправив ту к себе в комнату, парилась и болтала с другими девушками. Париться с гипсом Елене было противопоказано. Сейчас же была среда и кроме них тут больше никого не будет. Эта баня натоплена только для них. И Пик наверняка очень хотела вымыться после долгой дороги. Почему тогда она прячется? Пик посмотрела на ее задумчивое лицо и рассмеялась. – Ты будто математические формулы в голове считаешь. Или ты опять меня стесняешься? – Ничуть, – Елена, в привычной ей манере, собралась раскинуть ноги, доказывая, что ей плевать, но Пик поймала её за коленки, не давая ногам разойтись. – Ну-ну, не стоит. Я тебе верю, – Практически прошептала Пик, наклоняясь к лицу Елены так близко, что та ощутила на своем лице дыхание. Но прежде чем Елена хоть как-то могла среагировать, отстранилась обратно. Началось классическое купание. Пик сперва тщательно вымыла Елене голову, затем перешла на шею, здоровое плечо и подмышку. Эти места Елена никак не могла вымыть самостоятельно. Спину Пик тёрла особенно тщательно, оставляя от жёсткой мочалки полосы. Елена млела от тёплой воды и ловких массирующих движений, даже не ощущая на себе мелкие царапины. Когда она закончила, Елена было потянулась взять мочалку. Живот и ноги она всегда мыла себе сама, ведь к этим местам она мало-мальски дотягивалась, но Пик отвела её руку. – Сегодня помоешь сама только то, что так стремилась мне показать. Остальное оставь мне. Елена полным непонимания взглядом уставилась на Пик. Та пояснила. – Я ночью в полной мере унюхала, как ты всё это время справлялась сама. Сейчас тебя один раз надо вымыть качественно, иначе мне придется краснеть за тебя перед врачом. Пик взяла второй табурет и уселась напротив Елены. Она тщательно намыливала мочалку, прежде чем приступить. – Ну же, не горбись, выпрями спину! Как я по-твоему должна тебя мыть? Красивая Пик, да ещё и так близко. Елена мельком осмотрела ее лицо. Влажные от пота чёрные пряди липли к её лицу, и она требовательным взглядом сверлила Елену, пока та не выгнула спину, выставляя обзору Пик свою грудь. – Вот так-то лучше. Или ты опять своих прыщиков стесняешься? Поверь, и на такую грудь найдется любитель. – Да замолчи ты! – почему-то именно сейчас слова Пик оказались такими обидными, что Елена, упёршись ногой в табурет, отодвинула Пик от себя. – Самой-то хоть есть что показать, а? Что ты там всё время прячешь? Елена поднялась с табурета и угрожающе нависла над Пик. Та растерялась явно не ожидая того, что Елена собиралась сделать. На удивление сильная рука вцепилась в полотенце и через мгновение Пик сидела на табурете голая. Елена, агрессивно бросив полотенце на пол, ещё с минуту стояла в замешательстве. Она пыталась дать окраску своему поступку. Но не найдя ни единого объяснения что же её так взбесило, плюхнулась на табурет и замолчала, устремив глаза в пол. Пик ещё некоторое время смотрела на неё с большим непониманием, но вмиг развеселилась, что напрочь выбило из колеи Елену. – Ах, ты хотела посмотреть, что у меня под полотенцем? Ну, смотри! – Пик встала с табурета и, прокрутившись на пятках вокруг себя, замерла, уткнувшись руками в бока. – Ну как тебе? Елена! Почему ты не смотришь? – Пик подошла к Елене и, взяв её за подбородок, подняла ее лицо на уровне своего. Щеки Елены горели. – Смотри и даже не смей отворачиваться. Поняла? Пик кошачьей походкой продефилировала прочь, выставляя на обзор Елены красивую круглую попу, затем остановилась, кинув игривый взгляд через плечо и, повернувшись боком, выгнула спину, демонстрируя дугу. Затем повернулась к Елене лицом и, выставив вперёд ножку на носочек и немного подавшись грудью вперёд, скрепила руки над головой. – Ну как тебе? – Пик явно ощущала своё безусловное превосходство, и Елена понимала почему. Её фигура была поистине прекрасна. Именно такая, которая должна быть у молодой девушки ее роста и возраста. Пусть небольшая, но упругая грудь с небольшими темными сосками торчала над аккуратным плоским животиком, на котором красовалась коричневая родинка размером с горошину, отдаленно напоминающая сердечко. Тонкая талия перетекала в неширокие, но на фоне ее миниатюрности, выдающиеся бёдра с вьющимся темным пушком в промежности. Ноги были пропорционально длиннее туловища, отчего казались очень длинными. А главное, что они были идеально ровными. Оглядывая Пик с ног до головы, Елена сглотнула слюну. Да, она, безусловно, была великолепна. Елена ощутила, как что-то ноет внизу. Что это? Возбуждение? Елена не испытывала ранее ничего подобного. Реакция ее тела при виде Зика была совершенно другой. Тогда она ощущала сильную эйфорию, кружилась голова, не хватало воздуха, но тут она ощущала нечто иное. Ей определено стало сложнее дышать и единственная мысль, которая вертелась в голове Елены, это желание, чтобы Пик поскорее коснулась её. Но Пик не собиралась к ней подходить. Она все так же демонтировала сексуальные позы, ожидая от Елены вердикт. – Эй, ты там уснула, Елена? Голос Пик вырвал Елену из мыслей. Проигрывать Пик она не собиралась. – Ну и кому вот это..., – Елена демонстративно смерила Пик оценивающим взглядом, добавляя эффекта движущимся снизу вверх указательным пальцем, – ...может понравиться. Разве что оголодавшим военным после годовалой миссии. Да у тебя тоже маленькие сиськи. А соски черные как солдатский сапог. А о твой костлявый лобок наверняка можно набить себе синяки. – Ах ты ж стерва, – раскрасневшаяся от гнева Пик схватила ведро с водой и окатила ей Елену. Отряхнувшись от воды, Елена схватила с пола промокшее полотенце и, как следует замахнувшись, треснула им Пик по спине, которой она успела отвернуться. Получить мокрым полотенцем было неприятно и, звонко взвизгнув, Пик попыталась было вырвать полотенце у Елены, но поскользнувшись, рухнула на пол и забавно замахала руками в стороны, но сдаваться не собиралась. Оглянувшись по сторонам, она быстро обнаружила валявшееся неподалеку мыло и швырнула в Елену сперва им, а потом и самой мыльницей. Та успела уклониться и была готова запустить мыльный снаряд обратно, но ловкая Пик подорвалась с пола и настигла Елену как раз наклонившуюся к полу. Из оружия у нее были только собственные ладошки, и она очень больно шлёпнула Елену по заднице. Но второй раз ударить не вышло. Елена ткнула ладошкой Пик в лоб, и расстояние между ними оказалось так велико, что у Пик с ее короткими ручками не было никаких шансов поразить противника. Она с полминуты забавно барахталась, махая руками во все стороны, затем внезапно остановилась и рухнула на пол, заливаясь громким заливистым смехом. Таким искренним и чистым, что в душе Елены внезапно что-то дрогнуло, и она вдруг поняла, что этот смех то, что она хотела бы слышать до конца своей жизни. А Пик смеялась. Смеялась как никогда. Вечно грустная и уставшая после долгой дороги девушка, у которой даже улыбка излучала грусть, сейчас заливалась хохотом и выглядела по-настоящему счастливой. Елена, глядя на нее, упала на пол рядом и тоже заржала. Они ещё долго смеялись, брызгались водой с пола и больно били друг друга мокрыми ладошками, пока стук копыт за окнами не заставил их опомниться. – Чёрт, Елена, нам же в госпиталь надо! Домываться пришлось на скорую руку, одеваться тоже. Пик вытащила из своей дорожной сумки очередную “обновку” для Елены. Это была длинная по меркам среднестатистической девушки юбка, но Елене она едва закрывала колени, и свободная белая блузка, рассчитанная на девушку явно куда полнее Елены, но из-за той же проблемы, что Елене не подходили вещи среднестатистических женщин, приходилось носить что есть. Елена долго крутила в руках юбку. Платья она не носила никогда. Даже в школе. Ее семья была слишком бедной, и с самого детства ей приходилось донашивать одежду за старшим братом. А из-за обилия вшей ее всегда брили под мальчика. – Знаю, Елена, но тебе придётся это надеть. У нас всё ещё нет денег купить тебе ткань для одежды, а твоё лагерное тряпьё не годится для выезда в город. Елена понимала это и без объяснений, потому молча оделась, но в зеркало на себя предпочла не смотреть. Через пару минут они уже ехали в повозке. *** Они быстро отдалялись от лагеря, а вскоре он и вовсе скрылся из виду. Начались первые очертания города. Елена впервые выехала за пределы лагеря с тех пор, как попала в него, и оказаться в такой непривычной для себя обстановке ей было до ужаса интересно. Она высунулась в окно и Пик всё переживала, что Елену продует. Город, в котором они находились, чудом не задела Дрожь Земли. До того места, где прошагали колоссальные титаны, было всего с десяток километров. Конечно, от тряски некоторые дома обвалились и сейчас повсюду велись восстановительные работы. Правда, восстановление скорее выглядело как залатывание дыр любым подручным материалом. На площадях то и дело кучковались беженцы. Некоторые из них просили милостыню, другие просто куда-то двигались, бережно сжимая пожитки, которые у них остались. После утреннего мытья говорить между собой девушкам было немного неловко, и Елене почему-то вспомнилось их первое совместное купание. Тогда ещё Пик врезала Елене пощёчину за её острый язык. Всё так изменилось с тех пор. Недоверчивая и колючая, Елена растаяла под ласковым напором маленькой девушки и теперь только и думала, как бы искупаться с ней снова. Она задалась вопросом, что же её сегодня так разозлило, и вывод пришёл очень быстро. Елена попросту ревновала Пик к остальным девушкам в лагере. Почему-то они всё это время имели роскошь любоваться её восхитительным телом в парилке и только Елене эта честь выпала спустя два с лишним месяца. Несправедливо. А тем временем их повозка продолжала поднимать пыль улиц города и любознательность Елены всё же заставила её заговорить. – Куда идут все эти люди? – Елена указала пальцем на движущихся за небольшой телегой людьми. – Да порой они и сами не знают куда, – Пик, кажется, была рада, что Елена заговорила первой. – Но понятно одно. Ищут они лучшей жизни. Так же, как мы когда-то с тобой. – И находят? – Да как сказать? Кто-то ищет места, где есть работа. Кто-то выбивается из сил и адаптируется там, где пришлось. А кто-то и вовсе снимает с себя всю ответственность и просто ждёт, когда его спасут. – И дожидаются? Пик грустно улыбнулась. – Конечно же, нет. Глупо ждать помощи во времена, когда помощь нужна абсолютно всем. Елена задумалась. – Пик, а нам с тобой нужна помощь? Пик немного удивил этот вопрос, но ответ она предоставила найти самой Елене. – А ты сама как думаешь? – Нужна. Но я не знаю какая. Вторую часть города они снова промолчали, и уже выезжали на просёлочную дорогу, которая вела к госпиталю. – Скажи, Елена, ты хоть немного жалеешь обо всем, что ты наделала? – Пик смотрела в противоположное от Елены окно и явно не собиралась поворачиваться к ней лицом. Елена же оторвалась от окна и окинула взглядом ее уже привычно печальный профиль. – Нет, не жалею. – То есть, ты считаешь, что Зик был прав, и надо было стерилизовать всех элдийцев? – голос Пик задрожал. Елена боялась, что если она скажет что-то не так, отношение Пик к ней может навсегда измениться, но врать ей было против её совести. – Нет. Я так не считаю. Зик ошибался. И его главной ошибкой было то, что он принял решение за других. Каждый человек имеет право делать собственный выбор. Умирать или жить, рожать детей или до конца дней провести в одиночестве, – Елена была убедительна в своих утверждениях. – Кто же так решил? – Не знаю. Наверно, Бог. Пик от неожиданности повернула голову в сторону Елены. В её лице читалось неподдельное изумление. – Вот так неожиданность, Елена. Ты верующая? Елену позабавила такая реакция. Она рассмеялась. – Ну, конечно же, нет. – Тогда кто же вбил в твою голову такие мысли? – Оньянкопон. И пусть я не верю в Бога, я не считаю, что он не прав. – Вот оно что, – Пик улыбнулась. – Скучаешь по нему? – Не знаю. Во всяком случае, я хотела бы его ещё раз увидеть. Я бы попросила у него прощения. Их повозка подъехала к длинному двухэтажному, до ослепления выбеленному зданию, которое и являлось тем самым госпиталем. Как и говорил врач, палаты были переполнены тяжело ранеными людьми, а в окнах на заднем дворе виднелась бесконечная череда свежих могил. Елена сидела в холле, пока Пик искала доктора. Потом им пришлось прождать около часа и только потом их вызвали в небольшой кабинет, в котором пахло сигаретами и спиртным, которым видимо, убаюкивал себя врач после тяжёлых смен. Спал он тоже видимо здесь, но судя по его уставшему синюшному лицу, полноценный сон это то, о чем он даже не мог мечтать. Он осмотрел освобожденную от гипса руку Елены и покачал ей в стороны, а затем вверх-вниз, попросил Елену поработать пальцами и согнуть руку в локте. – Вы, вероятно, счастливица. Ваша рука срослась хорошо, не смотря на то, сколько ей довелось пережить. Пару месяцев необходимых физических нагрузок и сможете ею пользоваться. Возможно даже в полной мере. Доктор показал Пик все необходимые упражнения и на всякий случай сопроводил все свои советы письменной инструкцией. Вышла из госпиталя Елена практически счастливой. С тех пор, как она осознала, что её жизни больше ничего не угрожает, она не ощущала такой радости. Из её глаз невольно выступили слезы. Пик, глядя на её сияющее лицо, тоже улыбалась. Они сели в повозку и Елена всё пробовала подвигать рукой, но она плохо её слушалась. – Смотри не перетрудись. Доктор же сказал, что всё надо делать постепенно, – Пик поймала ладонь Елены своей и слегка сжала её пальцы. Только тогда Елена успокоилась. Ожидание, стоившее Елене столько душевных истязаний, оказалось оправданным, и теперь она ощущала в себе силы свернуть горы. – Елена, что ты имела ввиду, когда сказала, что не жалеешь о содеянном? – вдруг вспомнила Пик об их прерванном разговоре. Елена недолго подумала, прежде чем ответить. – Думаю, миру нужны такие как я, чтобы люди отличали добро и зло. Пик округлила глаза, и чуть было не поперхнулась от столь заносчивой реплики. – Что за романтичную чушь ты несёшь? – Не знаю. Просто не жалею и всё, – Елена ехала, прислонив голову к стенке повозки. – Я уже всё равно ничего не смогу изменить. Лучшее, что я могу сделать, это не повторять собственных ошибок. – Вот тут ты не права, – возмутилась Пик. – Есть ещё кое-что, – девушка придвинулась на край лавки так, чтобы её колени соприкоснулись с коленями Елены. – Помнишь цену, за которую я согласилась организовать твоё освобождение? Елена была удивлена, что Пик тоже вспомнила тот их первый разговор в бане. Она-то всё время считала, что это был не более, чем глупый вымысел, придуманный Пик для того, чтобы позлить её. – Если бы ты меня не освободила, то моя казнь могла повлечь за собой новую ненависть и убийства? – всё же процитировала неприятное воспоминание Елена. – О, нет-нет. Это предлог для военных. Истинная причина была в том, что я считаю, что дать тебе умереть было бы слишком просто. Ты должна искупить свою вину. Трудиться на благо Марли. Елена отвела взгляд в окно. Они снова ехали по городу, и бесконечная череда беженцев острой леской тянулась по улицам. Кажется, впервые с момента гибели Зика она чётко поняла, что теперь должна делать. – Ты знаешь, я бы хотела помочь этим людям. Что если организовать пункты обмена вещами, где люди могли бы скидывать то, что им не очень нужно, но взамен взять одну вещь, которая им необходима? Или попытаться пристроить на фермы хотя бы сирот, подобно тому, как это делала королева Хистория на Парадизе? Думаю, я могла бы этим заниматься. Пик слушала Елену, с трудом контролируя отвисающую челюсть. – Елена, ты ли это? Дай посмотрю на тебя, – Пик заключила лицо Елены в ладони. Серые глаза той блестели ни то от слёз, ни то от одержимости своей идеей. Елена погладила пальцами здоровой руки Пик по костяшкам, а затем отняла ее руку от своего лица и сверху накрыла второй непослушной рукой. – Это всё ещё я, Пик. Я долго прожила на ферме, совсем не понимая, зачем вообще я кому-то сдалась и уж тем более не понимала твоей доброты ко мне. Но тогда я была беспомощной. А сейчас, если мне удастся вернуть себе руку, я наконец-то могу отплатить тебе. – Елена… Пик внезапно подалась вперёд и хотела было чмокнуть Елену в щеку, но та поймала её губы своими. Короткий поцелуй длиной всего в несколько секунд. Пик отпрянула и испугано уставилась на Елену. Та на удивление была спокойна и совершенно не прятала глаз. Она потянулась к Пик снова, но та вжалась в лавку и отвернула голову на бок. Елена вздохнула и уткнулась ей носом в шею. – Пик, ты мне нравишься. Это необъяснимо, но когда ты далеко, я только и делаю, что думаю о тебе, а когда ты рядом, мне очень сильно хочется тебя касаться. Пик тяжело дышала, и нависающее над ней тело Елены подалось назад и опустилось на свою лавку. Только тогда Пик снова приняла нормальное положение. – Я, наверное, зря с тобой флиртовала, Елена, – Пик всем телом дрожала и, кажется, была готова вот-вот расплакаться. – Я даже не думала, что ты так всё воспримешь. В ответ Елена громко расхохоталась. – Ну и дура же ты! Поверила? Ха-ха! Думала, ты – красотка писаная, что даже баба голову потеряет? Даже не надейся, плоскодонка. Елена хохотала ещё заливистее. – Ах ты ж стерва! Так ты провела меня? – Пик со всей дури врезала Елене пощечину, а потом сама засмеялась. Так, в беззаботном веселье, они доехали до лагеря. *** Это был крах всем её надеждам. Пик отвергла её. Эта мысль отзывалась колющей болью в районе груди, не давая ни единого шанса на сон. С тех пор, как Елене сняли гипс, миновало шесть дней. Сегодня Пик наконец-то уехала, оставляя её одну. И впервые за всё время Елена действительно этого хотела. Пока Пик была рядом, дать оценку своему положению для Елены не представлялось возможным. Все свои шесть и без того долгих дней Пик целиком посвятила Елене, заботясь о том, чтобы её окончательное выздоровление прошло гладко. Елена фыркала и злилась. Она и до этого делала упражнения, чтобы поддерживать достаточное кровоснабжение обездвиженной руки. Так что же собственно изменилось? Но Пик изображала из себя курицу-наседку, всячески пытаясь укрыть своё “дитя” от всех бед. Возможно, те слова Елены так повлияли на неё – о том, что Елена всем сердцем желает вернуть ей должок. И когда Пик наконец-то уехала, Елена выдохнула с облегчением. Теперь она наконец-то могла как следует всё обдумать. Что же делать дальше? О чём Елена только думала, когда целовала её? Разве так признаются в любви? Хотя, откуда Елене было знать, как это делают правильно? У самой опыта было ноль, а смотреть на других ей совершенно не интересно. Но, во всяком случае, лезть с поцелуями вот так внезапно было очень хреновой идеей. Елена радовалась, что ей хотя бы удалось перевести всё в шутку. Довольно нелепую. За которую Пик стыдила её ещё несколько дней. Но всё же это было лучше. По крайней мере, так Пик не шарахалась от неё. Но проблемы это не решало. Хотя, обратная сторона ситуации Елену бы тоже вряд-ли обрадовала. Глядя в очередной раз на отчего-то жизнерадостную Пик, она представляла себе, что Пик ей ответила. Вот их губы смыкаются во взаимном поцелуе, Елена неловко елозит языком у неё во рту и… что? Одна мысль о том, что она понятия не имела, что люди после этого делают дальше, приводила Елену к неприятным судорогам и, наверное, только мысли об этом не дали ей сойти с ума от отказа. По правде говоря, Елена вовсе слабо представляла себя в отношениях. Не только с Пик, вообще с кем-либо. Она только и умела, что нагонять на всех страх, подминать под себя, командовать и сеять непустые угрозы, исполняя их при малейшей провинности. Сейчас так было нельзя. А как было нужно? Хотя, какая разница, если ответ она уже получила? Она совсем не привлекает Пик. Пик не любит её, не хочет. Все её грязные фантазии, в которых она ласкала Пик всеми доступными способами, и которые и раньше вызывали у неё приступы неописуемого стыда, теперь и вовсе казались недопустимыми. Но, так или иначе, она всё равно согласилась впервые войти в парилку вместе со всеми девушками, а после ласкала себя под одеялом, вспоминая как Пик купается. Такая она была красивая. Разве так можно? Радовало только то, что сейчас у неё было это время – время полного одиночества, к которому Елена так привыкла. Она должна была потратить его с пользой, чтобы доказать себе и Пик, что она вообще-то ещё что-то может. Так Елена пришла к мысли, что ей, в общем-то, плевать. Плевать, что Пик видит в ней только подругу. Главное, что она рядом. Только бы та всегда была в безопасности. Так Елена решила, что лучшее, что она может сделать – это отчаянно тренироваться и тогда она сможет сделать больше. Но что-то всё равно было не так. Когда шок отказа прошёл, были выплаканы все слёзы, и настало зыбкое смирение, Елена ощутила разочарование. Оно постучалось в окно ранним вечером, когда девчонки, ездившие в город, вернулись домой, вываливая на стол пачку хрустящих писем. На одном из конвертов аккуратным почерком, помимо привычного адреса, было выведено “Елене”. Никто понятия не имел, где она находится. Да и некому было ей писать. Это означало только одно. Пишет Пик и у неё что-то случилось. Она и так задерживалась в командировке дольше обычного. Елена едва скрыла дрожь в пальцах, напустив на запястья длинные рукава свитера, и поспешила выйти из дома, чтобы прочесть. Любимым местом для уединения по-прежнему оставался яблоневый сад, и Елена долго сидела под деревом, не решаясь открыть. Но солнце торопилось уйти за горизонт, затягивая за собой дневной свет, и чтобы успеть до темноты, Елена вскрыла конверт и принялась читать: “Дорогая Елена! Я знаю, что такой способ общения нам чужд и мне очень жаль, что я не могу видеть твоего лица. Ты наверняка изрядно испугалась, когда увидела на конверте своё имя. Но успокойся, милая, со мной всё хорошо. Но у меня всё же есть новость, которая может расстроить тебя. В этот раз меня не будет долго. Точно не могу сказать сколько. Но когда я вернусь, для тебя всё сильно изменится. Настало время вернуть мне должок за твоё спасение. И мне хочется верить, что те твои слова были искренними, и ты тоже хочешь этого. Отвечать мне бесполезно – я почти никогда не нахожусь в одном месте. Я сама буду писать тебе. Твоя Пик”. Елена перечитала текст несколько раз, будто не была уверена в том, что видит. Лёгкие отчего-то сдавило и Елена пыталась ухватить ртом воздух в то время, как ком в горле растёкся по её лицу солёными полосами. «Как же я люблю её». Елена не раз размышляла, как же так вышло, что она полюбила Пик. Как злоба и недоверчивость вдруг превратились в это? Наверное, просто никто и никогда не любил её, и потому она тянулась ко всем, кто хотя бы мало-мальски принимал её. Но от Пик будто бы всегда исходило больше. В её взгляде, голосе, касаниях было что-то такое, что заставляло Елену дуреть с каждым разом всё больше. Именно поэтому она без сомнений полезла к Пик целоваться, как только поняла свои чувства. Елене вовсе не приходило в голову, что Пик ей откажет. Правда что не откажет – тоже не приходило. Но будто бы интуиция внутри твердила ей, что это взаимно. А если нет, тогда зачем это всё? Чтобы поиздеваться над ней? Это же сущий бред, в который Елена перестала верить ещё в тот день после первого купания, когда Пик простила ей всю вылитую из её чёрного нутра грязь. С тех пор Елена не раз задавалась вопросом: “Но зачем тогда Пик старается ради неё?”, но над ответом намеренно долго не думала. Наверное, потому что так нужно было. Но, а что же на самом деле? Елена запуталась. Просидев в саду добрый час, пока не стала замерзать от внезапно расшумевшегося вечернего ветерка, Елена ещё раз по ниточке перебрала все свои воспоминания о Пик и на неё накатила досада. А что если вдруг Пик на самом деле тоже любит её? Что вдруг, если она просто испугалась? Елена рассмеялась куда-то в пустоту, давя в себе новую порцию слёз. Ничего за это время не изменилось. Елена как была законченной трусихой, так и осталась. Как же было низко с её стороны забрать своё признание обратно и затем, как ни в чём не бывало, глазеть на Пик в бане. Это было как минимум нечестно. Пик должна знать правду, и не важно, как она с ней поступит. *** А в их забытый богом мир внезапно ворвалась осень. Лагерь за это время претерпевал внутренние перемены. Некоторые девушки находили семьи и уезжали, а их койки занимали новенькие, одна из них даже успела выйти замуж за паренька с соседней фермы. Собрали урожай яблок, картофеля и наладили производство яиц, купили лошадь и на ней ездили продавать продукты в город. Теперь по особым случаям на их столе стала появляться курятина. И Елена, пусть и без энтузиазма, но участвовала во всём. Задирать Елену перестали. Дружить с ней тоже, конечно, никто не спешил, но как только девушки осознали, что Елена отныне способна постоять за себя, резко заткнулись, понимая, что среди них в физической силе Елене нет равных. А Пик тем временем писала ей письма. Короткие, но информативные. Местами трогательные. Елена любила перечитывать их, завернувшись в плед, сидя на полу у камина, а потом уходила во двор и под пожелтевшими яблонями плакала навзрыд. Она очень скучала. Пик не было уже более двух месяцев. Она писала, что в этот раз непременно вернётся с новостями, которые потрясут Елену, но в подробности не вдавалась. Это мотивировало Елену упорно тренироваться и она, чуть окон касался рассвет, выходила во двор, бегала вокруг фермы, приседала, отжималась, стояла в планке и поднимала груз – делала всё, чтобы вернуть себе былую силу. А затем шла работать, и вечером всё повторялось снова. Теперь ей не стыдно было смотреть на себя в зеркало. Там снова была та самая крепкая блондинка с аккуратной короткой стрижкой, идеально выглаженная и чистая, пусть и по-прежнему выряженная в лохмотья. Пик вернулась с первыми ноябрьскими снежинками. Елена как раз закончила пробежку и стояла, оперевшись на дверной косяк, разрезая воздух идущим от её одышки паром. Послышался скрип ворот, и лошадь ворвалась во двор, громко цокая по едва замёрзшей земле. Сердце замерло. Елена пыталась унять дрожь в коленях, когда чёрная взъерошенная голова высунулась из окна повозки, а затем Пик окликнула её приветливо насмешливым голосом: – Ну, надо же! Неужели ты встречаешь меня? Елена без раздумий бросилась к ней навстречу и, подхватив за подмышки, долго кружила, отрывая от земли. – Ничего себе! – Пик пыталась унять головокружение, опираясь на крепкие руки Елены. – Ты уже так можешь? Они обнялись, и Елена пыталась надышаться волосами Пик, которая с её миниатюрностью едва доставала ей носом до груди. – Пик, я так по тебе скучала. Они разгрузили вещи. Поговорить сразу им так и не дали. Во время завтрака девчонки как всегда галдели наперебой, но почему-то Елене было наплевать на это. Пик вернулась. Уже счастье, что она здесь. За это время чувства Елены окрепли в разы, и она чётко понимала одно – любит её Пик или нет – важно одно. Елена сделает всё, чтобы отблагодарить её. И она обязательно скажет Пик об этом. А их маленькую ферму чёрным покрывалом накрыла ночь. Было около одиннадцати, но девчонки, которых Пик намеренно уболтала, чтобы они отвязались от неё, разбрелись по комнатам и устало сопели в своих кроватях. Лишь Елена не торопилась спать и сидела на кухне сёрбая чай из большой металлической кружки. Пик расстелила у камина плед и, подкинув в огонь дров, поманила её к себе, приглашая сесть рядом. Елена повиновалась. Неловкость и угловатость её фигуры были сейчас особо заметны, когда она ощущала Пик так близко, но одновременно пыталась выдержать дистанцию. Это было удачное время, чтобы наконец-то всё исправить. Она расположилась рядом. Не так близко, как хотелось бы, но это было правильное расстояние, учитывая то, что она сегодня скажет. Ей нельзя допускать былых ошибок. Пик была какой-то грустной. Не как обычно. По-другому. Это была не та свойственная ей меланхолия – отпечаток, который на эту маленькую девушку наложили тяжёлое детство: ранняя смерть матери, болезнь отца и четыре года чужой войны, за которую ей пришлось убить несчётное количество ни в чем невиновных людей. Это было лицо человека, которого что-то мучит и именно эти нотки Елена ощущала в письмах. По правде говоря, Елена уже видела это лицо, когда Пик думала об отце до того, как начала ездить в командировки и именно поэтому тогда не отговаривала её. Но Пик пыталась улыбаться. Даже сейчас. Поговорив ни о чём с десяток минут, она вдруг встала и направилась в сторону одного из кухонных шкафов. Из-за кучи беспорядочно нагроможденных банок с чем-либо она извлекла припрятанную там днём бутылку вина. Елена засмеялась: – Видимо надо подготовить кружки. Они сообразили нехитрую закуску из яблок и мёда, погасили светильник и, осушив по половинке кружки, раскраснелись и пытались говорить о чём-нибудь: о новостях лагеря, о парадизовцах, о Парадизе, но разговор впервые за все вечера не клеился, и им было куда комфортнее просто молчать. Но Елену мучил один вопрос: – Я уезжаю отсюда? – спросила она, глядя как огонь освещает лицо Пик и оранжевые язычки пламени пляшут в её черных глазах. – Уезжаешь, но я пока не могу сказать куда, – голос Пик был каким-то отрешённо завороженным, но она оторвала взгляд от огня, чтобы посмотреть на Елену. – Значит, ты догадалась? В комнате было так тихо, что только треск огня и старой мебели прерывали тишину. – А что тут гадать? И так всё было понятно. Ну и когда же? Пик ещё немного выдержала взаимный взгляд и снова отвернулась к огню, подбирая ноги ближе к груди и укутывая их краем пледа. – Примерно через месяц. Порешаем дела здесь и в путь. Завтра скажу девочкам, – Пик вздохнула. – Для них это будет ударом. Елена понимала, к чему Пик ведёт. – Стало быть, ты тоже сюда больше не вернёшься? Наигранная улыбка соскользнула с лица Пик, и она уже искренне грустно выдавила: – Нет. В этом нет смысла. Догадки Елены подтвердились. Пик всё время наблюдала за этим лагерем только ради неё. Ну может не всё. По крайней мере, последнее. В её голове родился вполне логичный вопрос: – Пик, зачем? Сказать ей сейчас или нет? Елена сглотнула слюну, прежде чем мысль в её голове дала оборот. Она почему-то вспомнила, как Пик грустно посмотрела на неё, когда та уходила из-за стола в предыдущий её приезд. И до неё стало доходить почему. Не дав Пик возможности ответить на предыдущий вопрос, Елена задала следующий: – А там, куда я еду, ты будешь? – но, кажется, Елена уже знала ответ. По лицу Пик проскользнуло удивление. С каких пор Елена вдруг стала такой проницательной? Она поспешила упрятать свою голову ещё глубже в колени. – Нет, не буду. Точнее ничего принципиально не изменится. Мы сможем видеться так же редко, как и сейчас. Но, возможно, что ещё реже. Какой-то грустный, но одновременно тёплый голос. Елене вдруг захотелось сократить между ними расстояние, но она изо всех сил сдерживала себя. Слишком рано. – Стало быть, в предыдущий приезд ты, конечно же, об этом знала? – всё ещё пыталась раскрыть свои догадки Елена. – Да, – кажется, Пик было неприятно об этом говорить. Они продолжали пить, но в этот раз опьянение действовало на Пик совершенно иначе. Не так быстро. Ну, или, по крайней мере, не делало её игривой. С каждой минутой, она становилась всё печальнее. Настолько, что Елена не выдержала и придвинулась к ней, заключив в объятия. Пик не сопротивлялась, а наоборот склонила голову Елене на грудь. – Надо же, кажется, она немного подросла, – потрогала Пик Елену за одну из грудей, чтобы разрядить обстановку. Елена только засмеялась и коротко чмокнула Пик в макушку как символ того, что она не злится. Они сидели молча, слушая потрескивающий огонь. Пик тяжело дышала, а Елена гладила её по волосам, чтобы немного успокоить. Елена понимала её. Пусть не полностью, но понимала. Елену совсем не страшили перемены. Наоборот, она хотела вырваться отсюда как можно скорее, и грядущая новая жизнь станет для неё глотком свежего воздуха. У Елены не было здесь привязанностей. Но Пик… Кажется, у этой малышки были поводы для беспокойства. Возможно, это были девочки, возможно, что-то ещё. Но она уже подтвердила, что они с Еленой будут видеться. Может и редко, но будут. Значит, Пик от неё не отказывается. Что может быть лучше? – Мне бы хотелось, чтобы мы всегда были вместе. Ты стала мне другом, – Пик сжала маленький кулачок и ткнула им Елене в грудь. Что-то внутри Елены дрогнуло. И без того напряжённая от их близости, она гладила Пик по волосам и спине и чувствовала к ней бескрайнюю нежность, граничащую с острым желанием, копившимся в ней всё это время. Она так и не поняла, чем люди занимаются в отношениях. Возможно, тем, что вот так гладят друг друга и, возможно, о чём-то говорят. А ещё, наверняка, спят. Это-то и пугало Елену больше всего, но она была уверена, что Пик не осудит её неопытность. Только бы она согласилась. Елена отстранилась от Пик и заключила её лицо в ладони. Они были настолько большие, что практически могли обхватить голову этой девушки целиком. Та смотрела на Елену своими округлившимися глазёнками и непонимающе ими хлопала. – Пик, мне плевать, что ты сейчас скажешь, но ты должна знать. Я не пошутила тогда в повозке. Я действительно люблю тебя. С тех самых пор, как ты рассказала мне правду о Зике. Но думаю, что всё это началось гораздо раньше. Елена выпалила всё как на духу и предпочла бы умереть, краснея и дрожа всем телом. Два с половиной месяца она крутила в голове этот разговор, но оказалась к нему не готова и закусила губу, желая затолкать все слова обратно в глотку, сожалея о каждом слове. Но было поздно. Лицо Пик сперва выразило удивление, следом испуг, а затем она сомкнула веки и по щекам заскользили слезы. Она поспешила скрыть лицо ладонями, и потому Елена машинально снова прижала её к своему плечу. Она по правде не знала как себя вести. Пик безмолвно ревела, и постоянно всхлипывала, то и дело пытаясь сквозь их сомкнутые тела пробраться с своему мокрому носику, чтобы не испачкать Елену. Та же не давала ей это сделать. И, что водило Елену за нос, не пыталась оттолкнуть её. – Ну! Почему же ты плачешь? – ласково спросила Елена, отрывая лицо Пик от своего плеча и пытаясь заглянуть ей в глаза. – Ответь уже как есть. Кровь в жилах отдавала льдом, а пальцы на руках цепенели, когда Елена поняла, что это определенно не та реакция, которую она хотела бы видеть. Пик выпуталась из её объятий и немного отсела, но не настолько, чтобы Елена перестала улавливать её сладкий запах, перемешанный с потом, пропитавшим дорожную одежду, которую Пик за весь день так и не успела сменить. Пик плакала, всхлипывала и растирала сочившуюся из глаз и носа влагу по щекам и подбородку и Елена ощутила, как сильно ей хочется уйти. Оставаться не было смысла. Ответ она уже получила. – Я и тогда это понимала, Елена. Знала всё это время. Но я не могу ответить тебе тем же. Прости меня, – приложив усилия, выдавила Пик и укрылась за своими маленькими ладошками. Внутри царапнуло когтями, и Елена оторопела, залипнув на огонь, понимая, что Пик не хочет, чтобы на неё смотрели. Вот и второй отказ. Теперь уже окончательный, к которому Елена готовилась, но не была готова. Она потянулась к бутылке, чтобы хоть как-то залечить накатывающую на неё внезапную злобу. Та оказалась предательски пуста. – Я не обязываю тебя ни к чему. Я буду и впредь твоим близким другом, – зло бросила Елена, пытаясь скрыть раздражение в голосе. Но на самом деле будто бы данное самой себе обещание при любом исходе оставаться рядом с Пик потеряло смысл. Её снова отвергли. Пик тем временем удручающе молчала, а лишь тихо сложила голову на свои согнутые колени. Елена замешкалась на месте и стала подниматься, чтобы уйти к себе в комнату. Пик схватила её за руку и посадила обратно на пол. Она вытерла заплаканное лицо краем юбки и взглянула на Елену. – Прости. Я не должна была так реагировать, – её голос был полон сожаления, но она слабо улыбнулась. – Я хочу, чтобы ты посидела со мной ещё немного. Пик настойчиво сжимала руку Елены в своей. Елена чувствовала, как её сердце вот-вот выпрыгнет, а желания боролись между тем, чтобы уйти спать или, наплевав на всё, повалить Пик на пол и жадно целовать, оставляя на шее засосы. Но она понимала, чем это чревато, потому молчала, отвечая на это безмолвное рукопожатие. Вскоре Пик стала клевать носом и Елена, тихонько разбудив её, сопроводила её в комнату. *** Она пинала ногой табуреты, безмолвно кричала, била кулаком стену, а затем обессиленно по ней сползала. Сворачивалась калачиком на полу и трепала себя за одежду. Здесь, в пустынной бане, в которой она спряталась, как только Пик уснула, Елена хотела оставить всю ту боль, которую ей причинил очередной отказ Пик. За что судьба так жестоко поступает с ней? Неужели очередная безумная привязанность привела её в никуда? Жарким огнём пылали сбитые костяшки. Елена не прекращала ударять ими по доскам, оставляя на них кровавые пятна, и сотрясалась в рыданиях до тех пор, пока в горле совсем не пересохло и только тогда она села на полу, опираясь на стену, и теперь уже громко завопила. Возможно, Пик услышит её голос. Да пусть слышит! Ей плевать! Да пусть вообще к чёрту идёт, эта элдийская девка! – Из последних сил стукнула по полу ногой Елена, прежде чем окончательно затихнуть, а после ещё долго сидела, глядя в маленькое окошко под потолком, через которое виднелось чёрное ночное небо. Конечно же, она так не думала. Вся эта бессильная злоба была вызвана колющей болью в сердце от того, что её снова отвергли. Только на этот раз открыто. Образ плачущей Пик плотно засел у неё в голове и никак не хотел уходить. Почему же она плакала? Но разве это имеет значение? Чувства роились внутри, словно пчелы, и Елена пыталась выгнать из головы это назойливое жужжание. Кажется, она брала на себя слишком много, когда решила, что вот так просто сможет это пережить. Но это была иллюзия. *** Они завтракали, как ни в чем не бывало, мучаясь от лёгкого похмелья. Девчонки поглядывали на них с некими подозрениями. Этим утром Пик объявила, что в этот раз задержится подольше, но, к сожалению, потом она и Елена уедут отсюда навсегда. Раздались грустные вздохи, и часть девочек принялись рыдать, уговаривая Пик этого не делать. Пик лишь улыбалась и по-матерински утешала их: – Ну-ну, девочки. Вы же самостоятельные у меня. Лагерь запасся достаточно, чтобы пережить зиму. Теперь я должна буду помочь тем, кому повезло меньше, – но потом добавила. – Я думаю, мы обязательно ещё со всеми встретимся. На следующий день начались подготовительные сборы. По правде говоря обеим собирать было нечего. Пик и так всегда находилась в дороге и её вещи были собраны. А у Елены, кроме зубной щетки и пары комплектов нижнего белья ничего и не было. Но Пик всё равно хотела удостовериться, что лагерь готов к зимовке. Она в очередной раз проехалась по соседним фермам, удостоверившись, что те помогут в случае чего. Девушкам закупили немного мыла, свечей и кое-что из посуды. «Давай просто сделаем вид, что ты мне ничего не говорила. Я не хочу потерять тебя», – сказала Пик Елене после того неловкого вечера, когда они пересеклись наедине в комнате. Елена прятала своё опухшее лицо и сбитые руки, но Пик всё равно их увидела. Елена была готова провалиться, но согласно кивнула. Выхода у неё не было. Или всё-таки был? Елена задавалась этим вопросом неоднократно и пришла в выводу, что без Пик она отсюда не выберется. Нужно принять положение и проследовать за ней, а там как получится. Когда приготовления к отъезду закончились, наступили первые дни зимы и снег уверенным слоем покрывал землю. Устроили катания с горки. Правда саней на ферме не было и вместо этого девушки использовали большой алюминиевый таз, в котором можно было уместиться втроём, а затем играли в снежки и валялись в снегу как дети. Елена следила за раскрасневшейся от мороза и активного бега Пик, и всё норовила попасть в неё снежком. Было весело. Однажды Пик разбудила Елену чуть раньше обычного. За окном едва рассвело, и снег крупными хлопьями сыпал на землю. Зимой работы на ферме было мало, и девушки спали до упора и просыпались не ранее десяти, чтобы собрать яйца в курятнике и весь день томно вздыхали, завидуя той девице, что нашла себе мужа. Елена напёрла поверх своего изношенного свитера мужскую куртку и села в повозку. На извозе был пожилой мужичок с соседней фермы, который иногда одалживал им повозку. Они вырвались из обычных мест, и Елена любовалась очертаниями оживлённого города, который до этого видела лишь однажды. Пик говорила, что они едут продать яйца, но Елена обомлела, когда совершив продажу, Пик завела её в ателье, где с Елены сняли мерки. – Теперь мы можем себе это позволить, – улыбаясь, говорила Пик, а после они заехали в обувной и подобрали Елене тёплые ботинки. Они всё так же были мужскими, но по крайней мере новыми. Да и подходили Елене по размеру. Утром двадцать первого января Елена проснулась в одиночестве. Выйдя на кухню, ей сообщили, что Пик уехала в город. Немного помешкав, Елена совершила утреннюю пробежку, и сидела в комнате, маясь от безделья. Пик обычно уезжала в город вместе с ней и то, что она её не предупредила, было странным. Она готовилась, что Пик не будет до вечера. Именно столько занимали поездки в город. Но та заявилась к обеду и привезла с собой немного домашнего вина и несуразный торт с кривыми сухими коржами, смазанными мёдом, которые, видимо, как умели, испекли девушки с соседней фермы. – Надеюсь, хоть день рождения у тебя в биографии настоящий, – подавляла смех Пик, вручая Елене свёрток с вещами. В нём был строгий черный костюм. По правде говоря, Елене не особо хотелось вспоминать Парадиз. Но приталенная белая рубашка как влитая села ей на плечи, а поверх неё классический чёрный пиджак. Елена долго крутилась у зеркала, прежде чем Пик накинула на её плечи коричневое свободное пальто. – Теперь ты не выглядишь как оборванка, – со смешком проговорила она, прежде чем Елена схватила её за подмышки и с благодарностью покружила на месте. – Спасибо. В честь проводов был организован прощальный ужин, а перед ним всеобщее прощальное купание. Правда что-то пошло не так и эти два мероприятия пришлось объединить. Хмельные от купленного на соседней ферме домашнего вина, девушки едва не вываливались из парилки, а затем голышом с хохотом валились на снег. Елена тоже участвовала, и по правде говоря, последний месяц на ферме был самым незабываемым в её жизни. Узнав, что она тоже уезжает, девочки стали к ней как-то теплее, хотя по-прежнему не были ей подругами. В парилке всегда царила особая атмосфера. Девушки, будто преображаясь, забывали о стыде и высказывали свои самые заветные фантазии. Елене никогда не нравились эти моменты, и она старалась купаться, когда все разойдутся. Но когда в лагере была Пик, Елена закрывала глаза на бестолковый трёп и парилась вместе со всеми. Её по правде удивляло, что Пик позволяет ей это. В её присутствии она вела себя как и прежде бесстыдно, понимая, как Елена на неё смотрит. Это злило, но в то же время возбуждало, и Елена не собиралась отказываться от этого. Но сегодня купание было особенным. Они были пьяны и их хмельные головы не тревожили дурные мысли. После очередной опрокинутой кружки они млели от банной жары и Пик заплетающимся языком проговорила: – А вы знаете, что богатые дамочки уже давным-давно бреют себе вульву? Девушки сперва заохали, срываясь на неловкий хохот, а затем потребовали от Пик подробностей. Та пьяным, едва осмысленным, голосом прощебетала: – Да-да. Бреют. Быть волосатой немодно нынче. Для богатеньких даже мерзко. – Но чем они это делают? – спросила одна из пьяненьких девиц, еле ворочая языком. – Обычной бритвой для лица, – ответила Пик не менее пьяным голосом. Девушки закатились хохотом, предполагая, как удивятся мужья этих дам, узнав для чего жёны используют их бритвенные принадлежности. – И что, вот прям мужской бритвой срезают волосы там? – продолжала вопрошать самая не понимающая из них. Пик кивнула и после чего одна из девушек удалилась из бани и через десяток минут вернулась с лезвием в руках. – Ну что, попробуем? Комнату накрыло оживление, и девушки заголосили, пытаясь занять очередь поближе. Лезвие у той девушки осталось от парня, который за пару дней до Дрожи Земли уехал продавать сено и не вернулся. – Я буду следующая! – Нет, я! – рвались как одна девушки, вызывая всеобщий смех. Каждая из них хотела испытать на себе новое веяние современности. Правда попытки были неудачными и все, как одна, резались, а после лезвие обрабатывалось спиртом и передавалось следующей. Когда очередь дошла до Пик, Елена практически задохнулась, глядя на то, как широко расставив ноги, Пик аккуратно срезала чёрные кудряшки, натягивая нежную кожу пальцами. Волосы сыпались на полотенце, обнажая взору Елены аккуратные половые губы с задорно выглядывающим из них коричневатым клитором. Пик делала всё так мастерски, будто это не было для неё в новинку. Когда она закончила, девушки снова громко заохали и попросили Пик ещё нагляднее продемонстрировать результат. Пик, не стесняясь, расставила ноги шире. Она единственная, кто не порезался, и потому выглядела чудесно. Дав девицам вдоволь насмотреться, Пик свела ноги и, отработав лезвие, протянула его Елене. – Ну что ж, теперь твоя очередь. Елена, забывшая все слова на свете, что-то неловко буркнула, но взяв себя в руки, выдавила: – Да ну вас, хернёй какой-то занимаетесь, – и под бурный смех присутствующих вышла из комнаты. Правда потом она вернулась. Дождавшись, пока все помоются, Елена пробралась в баню и с радостью обнаружила, что лезвие осталось там. Трижды вымыв его в воде, она протёрла его спиртом и принялась за дело. Всё оказалось не так уж сложно. Елена посмеялась, что кривые руки здесь были у всех, кроме неё и Пик. Она справилась с задачей достаточно быстро и, смывая в слив свои рыжеватые волосы, Елена с большим удовольствием провела себе рукой по лобку. Он был гладеньким и рука будто сама желала скользить по нему, радуясь прикосновениям. Значит такая сейчас Пик внизу? Почему-то от этой мысли Елена опёрлась на стенку и в забытие на секунду представила руку Пик вместо собственной. Два её пальца сами скользнули между губ, затрагивая клитор, и провались вовнутрь, заставляя Елену пискнуть, но не слишком громко, чтобы снаружи не было слышно. Она поспешно задвигала ими, ощущая, как из неё выступает всё больше прозрачной липкой влаги и как та громко хлюпает, скользкой струйкой стекая по ладони. Внутри было очень горячо. Елена, фантазируя, как Пик врезается в неё, выдавая своим маленьким ртом грязные словечки, наращивала скорость, пытаясь ускорить разрядку. Ей приходилось прислушиваться, не идёт ли кто снаружи, чтобы случайно не быть пойманной. А что если Пик войдёт сюда? Елена мысленно трижды сгорела от стыда, проклиная себя за эти мысли и уплывающий от неё оргазм, но через пару минут всё же забилась от эйфории, ощущая, как мышцы внутри сжали пальцы, а по телу прошлась волна крупных судорог. Лишь немного погодя, она без сопротивления смогла их вынуть. Отдышавшись, она отлипла от стены, замела следы “преступления” и одевшись, на ватных ногах покинула баню. В день отъезда все плакали. Изнывая от сильного похмелья, девушки выстроились во дворе, наперебой пытаясь вручить Пик маленький подарочек, который они приготовили для неё. Елену тоже не обделили. Ей достался тёплый шерстяной свитер, связанный одной из тутошних рукодельниц. Елену это тронуло, и она с удовольствием приняла подарок, уложив его в старенький чемодан. С утра она долго не хотела вставать с постели и вслушивалась в треск старого дома, мысленно прощалась с ним. За последние месяцы её жизнь сильно изменилась. Мало того, что она стала мирной. Елена уже и не помнила, когда жила без войны так долго. Она прониклась сельской романтикой, обрела друга, полюбила. Теперь уже по настоящему, без замашистых иллюзий, пусть и безответно. Удаляясь от маленького домика, она искренне всплакнула и даже поймала себя на мысли, что хочет когда-нибудь вернуться. Они ехали по новым окрестностям. Не в ту сторону, где раскидывался ближайший захудалый городишко. Здесь кругом были поля и порой попадались одинокие фермы, а через пару часов стали виднеться города, в которые они не заезжали. Утоляя жажду из фляги, Елена некоторое время глядела в окно, кутаясь в новое пальто от мороза, а затем задремала, выбившись из сил. Они переночевали в придорожном дворике, а утром снова устремились в путь. Елена ни о чём не думала и лишь иногда они говорили с Пик, которая была молчаливой, болезненно переживая переезд. Когда они въехали в город, Елена значительно оживилась, понимая, что они уже близко. Они остановились возле двухэтажного деревянного дома, и Пик попросила Елену не выходить пока она ей не скажет. Она скрылась в дверях, и Елена осматривала улицу из окна повозки. Это был центральный район, а дом походил на дешёвую гостиницу для постояльцев. Елена замерла, когда в дверном проёме появилась знакомая фигура, и темнокожий крепкий парень открыл дверь повозки, подавая ей руку. Елена не приняла её, а кинулась ему навстречу, обнимая за плечи. – Оньянкопон! – Елена не скрывала искренних слёз, а он улыбался в своей привычной галантно-учтивой манере. Ей рассказали как обстоит здешнее положение. Оньянкопон и Леви Аккерман объединили усилия и сейчас возглавляли небольшую благотворительную организацию, занимающуюся расселением бездомных. Последний квартировался у родителей Габи Браун и оправлялся от травм, нанесенных ему Зиком и последней битвой с Эреном. По прогнозам врачей Леви, возможно, навсегда утратил способность ходить и перемещался в инвалидном кресле. Оньянкопон же был здоров, свеж и сиял от улыбки, будто бы война совершенно не коснулась его. Жил в этой гостинице, которая и для Елены должна была стать новым домом. Работали они не покладая рук. Нужно было спасти как можно больше людей до наступления сильных морозов. Габи и Фалько часто заглядывали к ним, привозя с собой ворчливого Леви. Сперва Аккерман относился к Елене с недоверием, но затем плюнул и просто смирился с её присутствием. Елена быстро вливалась в дела. Работать приходилось тяжело. Они то и дело обивали пороги правительственных организаций, выбивая гуманитарную помощь. Таскать её тоже приходилось самим и Елена порой не чувствовала рук и спины, когда по вечерам возвращалась в комнату. Жила она одна. В её маленькой обители всегда царил полумрак, и она сидела в потрёпанном кресле и под тусклым светом настольной лампы перечитывала очередное письмо от Пик. Та проявлялась редко, но когда приезжала, спала у Елены в постели, а Елена тем временем дремала в кресле. Снимать дополнительную комнату было слишком дорого. Зима пролетела быстро и с первой капелью весны они выдохнули с облегчением и могли немного отдохнуть, прежде чем в полях начнутся посевы. Помогать фермерам тоже было их работой. Тогда Елена и Оньянкопон решили прокатиться в лагерь, чтобы удостовериться, что девчонки пережили зиму, и привезли им немного съестного и одежду. Пик тоже должна была поехать, но в последний момент её выдернули по службе, и Елена была сильно огорчена, но виду старалась не подавать, но Оньянкопон уже знал её наизусть. Они сидели на оградке и пили чай из больших кружек, глядя на едва проглядывающую из-под уходящего снега траву. Оньянкопон давно оказывал Елене знаки внимания. Оно и не странно. Они были очень близки. Да и Елена смягчилась и цвела как никогда прежде. Но Елена старалась ничего не замечать и лишь переводила тему, когда настойчивый парень в очередной раз делал ей недвусмысленные намёки. Она думала о Пик и кроме неё Елене никто не был нужен. Но сегодня ей было не увернуться и темнокожий парень придвигался к ней поближе, смещая Елену к краю оградки. Разговор начался издалека. Оньянкопон вдруг завёл тему о родном городе Елены. – Слышал, что население города N удалось эвакуировать и сейчас его жители квартируются неподалёку от столицы. Елена равнодушно болтала ногами, поставив опустевшую кружку на землю. Ей было совершенно неинтересно об этом говорить, но Оньянкопон настаивал: – Мы как-то помогали беженцам оттуда и у меня даже есть списки. Могу дать их тебе. Возможно, там есть твои родители. Елена безразличным взглядом окинула друга и принялась ковырять снег носком ботинка. Ей не хотелось отвечать. – Неужели тебе действительно на них наплевать, Елена? – как-то разочарованно проговорил Оньянкопон, прежде чем Елена соизволила заговорить. – Наплевать, – грубо бросила она. – С этими точно всё хорошо. Они живучие как тараканы. Оньянкопон вздохнул, понимая, что его план поговорить по душам провалился, но он всё же решил спросить: – Ты никогда не говорила о себе. Может, познакомимся уже, наконец? По-настоящему. Елена коротко улыбнулась и посмотрела на своего и вправду второго за всю жизнь друга. И как она раньше не замечала насколько Оньянкопон отличный парень? Он не бросил её даже когда понимал, что её откровенно несет, и она зарывается в собственном безумии. Но тогда её волновал только Зик. – Я родилась в очень бедной семье. Ходят слухи, что чистокровные марийцы исключительные богачи, но это правда только по отношению к нормальным людям. Мои же – ненормальные, – Елена пренебрежительно усмехнулась, давая понять, насколько ей противны эти люди. – Отец пил, спуская весь худой доход семьи, и колотил нас и мать. А та во всём потакала ему. Любила видите-ли. – Нас? – переспросил Оньянкопон, понимая, что речь не об одном ребёнке. – Меня и старшего брата. Он повесился как только осознал в какой заднице мы находимся. А вот я решила жить. Но не буду скрывать, что завидовала ему. Оньянкопон похлопал Елену по плечу, выражая соболезнования, но та дала понять, что это лишнее. – Почему ты так ненавидишь Марли? – спросил он Елену, пытаясь докопаться до сути. – Ты ведь могла вырасти и жить своей жизнью со всеми привилегиями коренной марлийки. – Не смогла бы. Как только я достигла половозрелого возраста, родители упекли меня в военное училище. Это сулило им хорошие деньги, за которые отец продолжил бы пить. Так я попала на войну как солдат Марли, а оттуда дезертировала. Ну а продолжение ты знаешь. Елена усмехнулась, глядя на растерянного парня. Он, вероятно, не такой рассказ ожидал услышать и теперь искал нужные слова. – А дезертировала потому, что насмотрелась на захватническую политику Марли, – подтвердил он будто бы лично для себя. – Именно. Мне было противно смотреть на жалких трусов, которые возомнили себя божками, решившими, что могут вершить судьбу других народов. Но война наступала мне на пятки и я снова оказалась на фронте, но уже не как почётный марлийский солдат, а как скотина для убоя, потому что воевала как гражданка завоёваной Марли страны, – Елена засмеялась, осознавая всю иронию её жизни. – Но я ни о чём не жалею и будь у меня возможность вернуться назад, поступила бы так же. Оньянкопон понимающе вздохнул и приблизился к Елене на более опасное расстояние. Отсаживаться было уже некуда, и Елена неловко сжалась, когда крепкая рука попыталась притянуть её к себе. – Во всяком случае, всё уже позади и мы в безопасности, – сказал Оньянкопон, погладив её волосы. Елена ловко увернулась и поспешила встать, но Оньянкопон потянул её обратно за локоть. – Я тут подумал…, – он немного замешкал, глядя куда-то в сторону. – Что если мы попытаемся забыть все эти ужасы войны, поддерживая друг друга не как…, – он запнулся. – …не как друзья? Елена опешила, хотя изначально понимала, к чему всё ведёт. Она с сочувствием взглянула на Оньянкопона. Она понимала, что он чувствует, ведь сама уже очень давно чувствовала то же самое. – Прости, но я люблю другого человека, – выдохнула она, устремляя взгляд вперёд. – Безответно, но люблю. Оньянкопон выдохнул ей в ответ и как-то неуверенно спросил: – Это Зик? – Это Пик, – Елена даже засмеялась, улавливая, что их имена отличаются только одной буквой. – Пик Фингер. – Пик? – Оньянкопон едва мог скрыть ошеломление в лице и даже вытер рукавом вспотевший лоб. – Но она же девушка! Елена даже посмотрела на него. Ей почему-то давно хотелось рассказать кому-нибудь об этом. – А разве есть принципиальная разница? – Вроде нет. Они долго молчали, и Оньянкопон видимо пытался переварить информацию. – И, стало быть, она об этом знает? – неловко спросил он. – Знает, но предпочитает делать вид, что нет. Елена протяжно выдохнула. Лёгкий ветерок щекотал лицо, и ей было горько вспоминать, что когда-то на этой ферме она имела роскошь хотя бы раз в две недели просыпаться рядом с Пик. Сейчас этого не было. Пик то забывала о ней, то снова вспоминала. То писала ей письма, а порой Елена могла месяц не знать, что с ней происходит. О делах Пик она узнавала лишь из обрывков газет, которые всё писали о переговорах с Парадизом. Но пусть будет как будет. У Елены свой путь. И она точно понимала, что уже не повернёт назад. Оньянкопон тоже вздыхал. Он думал о том, как величественна женщина рядом с ним. Пройдя через саморазрушение, она собрала себя по кусочкам из пепла и с присущим ей упорством сносила всё новые и новые удары. Так они провели ещё с полчаса, молча разглядывая окрестности, и каждый думал о своём. Вскоре их позвали обедать.