Путешествие Айри

Замечу сразу: до мелких подробностей сюжет мной пока не разработан. Здесь будет изложена только сюжетная канва и несколько идей, лежащих в её основе. Главный герой – Айри-Упрямая. По-моему, это единственный из героев ПЗ, о дальнейшей судьбе которого действительно хочется узнать. В судьбе остальных либо поставлена точка (кто умер, кто достиг того, чего хотел), либо вернулось «устойчивое равновесие», и похождения их пришлось бы начинать «с чистого листа» – и чем бы они тогда отличались от героев, вновь созданных специально для адд-она? К тому же сами образы многих героев либо плохо известны игроку (каков внутренний мир Ринта? А Хиса?), либо малопривлекательны (желаете сыграть за Карансула?), либо решительно не годятся в герои (с чего бы это Сверу или Бабуру пойти «приключаться»?). Пожалуй, из всех героев только Бриссен и Айри и хорошо знакомы нам, и симпатичны, и легки на подъём. Но Бриссен – посмотрим правде в глаза – фигура несколько карикатурная, и к тому же он подпадает под «устойчивое равновесие» (каким пришёл, таким и ушёл, ничего в его жизни не изменилось). Айри – другое дело. Мы видим её в развитии, видим её мятущуюся душу, сочувствуем ей… и вынуждены бросить её на полпути. Мы так никогда и не узнаем, во что вылилась её безответная любовь к Заку… Или узнаем? Пролог (см. выше) Общий взгляд на мир. Не кажется ли вам, что и Кания, и Хадаган "Проклятых Земель" – это всё та же наша многострадальная родина? Две крайних, утрированных её ипостаси: либо жестокая "восточная деспотия" с "железной рукой" и полным презрением к гражданам, либо безвольная "западная демократия" с засильем жулья и полным наплевательством на граждан. При этом Хадаган, на мой взгляд, получился более пафосным, более эпически-литературным (ведь с этой ипостасью наше поколение знакомо исключительно понаслышке да из книг, авторы которых и приврать для полноты картины не дураки, а Кания – более живой и реальной, и, возможно, именно по этой причине менее экзотически-захватывающей и интересной. Чуть ли не все стереотипы "эпохи культа" и "эпохи демократии" нашли своё отражение в хадаганских и канийских реалиях ПЗ. С одной стороны – доносы, слежка, лагеря… ; с другой – олигархи, "паханат", бессилие официальной власти, пофигизм правоохранительных органов… И ведь никаких свидетельств того, что государственное устройство Кании чем-то лучше, чем в Хадагане, не имеется! Ну и что с того, что на "Востоке" Зак дружил с диссидентами и бил представителей властей, а на "Западе" – дружил с властями и бил диссидентов (всех этих взбунтовавшихся шахтёров, лесорубов…)? Кстати, в Кании он и представителей властей (стражников) бил, если они ему под руку подворачивались. Кстати, это ещё один узнаваемый штрих – стражи закона практически ничем не отличаются от нарушителей закона… Я, возможно, согласился бы с Тка-Риком насчёт того, что Хадаган – последнее место, где мне хотелось бы жить; но в таком случае Кания – дай бог предпоследнее (хотя в Хадагане я не жил, так что ещё неизвестно – может, "почётные" места распределились бы между ними по-другому). И мне лично одинаково неохота помогать как Валиру против Незеба, так и Не-зебу против Валира. Возможно, эти два государства были бы идеальны в качестве противников в какой-нибудь RTS (две зримо разные "расы", за каждую из которых кому-то захочется играть), но в жизни – оба малопривлекательны. А как же тогда? А в том-то и дело, что Гипат, не принадлежащий ни одной из империй, имеет редчайший, возможно – уникальный шанс: идти своей дорогой. Я и не думаю воспевать "неиспорченность и чистое единение с природой" – оставим эту утопию каким-нибудь эльфам. Не зря автор сделал гипатян не овцеводами, не виноградарями и не хлебопашцами, а именно свиноводами: свинья – вот истинный символ такой "неиспорченности". Говорят, когда великий актёр Щепкин (выходец их крестьян, между прочим) услышал, как кто-то восторгался этим самым "счастливым единением и т. п.", он сказал следующее: – Иду я на днях по улице, гляжу – свинья. Лежит в канаве, только уши из грязи тор-чат. Повернулась она ко мне, посмотрела с эдаким презрением, будто сказать хотела: дурак! ты такого блаженства отродясь не испытывал! А главное (посмею добавить от себя) – свинья поблаженствует-поблаженствует, а по-том её так или иначе зарежут. И уже не столь важно, кто именно – хадаганцы ли ради метеорита, джуны ли ради "возрождения великой расы" или канийцы – ещё по какой-нибудь причине. Пока свинья остаётся свиньёй и не делает попыток стать человеком – путь для неё один. Но Гипат может начать путь к человеческому облику – именно начать, а не подключиться к чужому. Не принять безоговорочно чужую "цивилизацию" со всеми её ошибками и несуразностями, освящёнными веками, но брать от каждой лишь то, что действительно нужно, не заботясь об условностях, которыми опутаны обе "великие империи" – ибо собственных условностей Гипат ещё не нажил. Но что подвигнет жителей Гипата на этот шаг? Никто из них в глаза не видел другой жизни и потому не представляет выгоды от каких-то перемен (а когда представит, когда его прижмут к стенке метеоритным копьём – поздно будет). Я считаю, что это может быть толь-ко человек, знакомый с обеими цивилизациями Аллодов, но не принадлежащий ни одной из них – считающий Гипат своим домом. Зак, возможно, подошёл бы для этой роли; но, во-первых, Зака больше нет (а Ат-Зако, на мой взгляд, столь же чужды люди Гипата, сколь и канийцы с хадаганцами), а во-вторых, он сам вопиюще дремуч, так как умеет лишь драться, а для становления цивилизации этого маловато. Гипату нужен человек-титан – "то академик, то герой, то мореплаватель, то плотник", прошедший трудную жизнь, узнавший и увидевший многое, побывавший многими – и при этом молодой, не проникшийся пофигизмом а-ля Тильвар, и при этом патриот Гипата… но откуда ему взяться? Вот о таком человеке, о том, как он стал таким, и должен, на мой взгляд, рассказы-вать адд-он. В финале как раз и начнётся возрождение Гипата… А вот о том, как оно происходило, расскажет следующая игра – долгожданные "Аллоды 3: Возрождение". ;) Декорации Суслангер. Один из многочисленных аллодов, составляющих империю Хадаган. До Раскола был крайним югом империи, слабо заселённым и не особенно ценным в хозяйствен-ном отношении; после Ночи Беды и вовсе превратился в полное захолустье. Долгое время горы Суслангера служили не слишком богатым источником металлических руд и прочих по-лезных ископаемых; но пару столетий назад шахты истощились, оставив после себя лишь сеть запутанных ходов и штреков. С тех пор Суслангер существует в империи только из принципа «не отдавать же!». До недавних пор он был известен лишь каторжной тюрьмой – одной из самых страшных в империи, помещавшейся в местности с характерным названием Каньон Смерти (большинство каналов Суслангера прорыто именно каторжниками). Впрочем, около десятка лет назад, с началом очередной войны с Канией, тюрьма была переделана в военный лагерь, где, в частности, проходят обучение будущие офицеры. Город на Суслангере всего один – расположенный у впадения реки в озеро. Город делится на Нижний, примыкающий к озеру – более аристократический, где расположен, среди прочего, и дворец наместника, и Верхний – обиталище простонародья. Умойр. Когда-то, перед Ночью Беды, Умойр был одной из крупнейших колоний Кании в тогдашнем Новом Свете (впрочем, колония Умойр занимала лишь малую часть нынешнего аллода, который и сейчас, спустя семь с лишним веков, не очень-то колонизирован). Раскол прервал все связи Умойра со Старым Светом (работающих джуновских порталов на его территории не оказалось – а если они и были, никто не знал об их существовании); Великие же Маги первые несколько десятков лет после остановки распада планеты были настолько ослаблены, что совершенно не были способны к общению с внешним миром и никак себя не проявляли. Не зная, почему прекратилось разрушение земли, и не подозревая, что где-то есть другие аллоды, вице-король Умойра (ныне в Кании считается, что он был близким родственником тогдашнего императора) объявил себя королём. От него и пошёл род умойрских королей, позже признанных Канией (восстановленная через много лет после Раскола империя была слишком слаба, чтобы думать о возвращении себе колоний). С самого начала колонизации Умойр славился как богатейшая земля. Обширные, не тронутые топором леса, горы, полные руд и драгоценных камней, плодородные равнины, реки, кишащие рыбой – всё это делало Умойр раем для людей, имеющих голову на плечах и руки, вставленные тем концом. Жители Умойра всегда были себе на уме, за несколько поколений привыкнув обходиться без особенной опеки властей – и потому, что сами обеспечивали себя почти всем необходимым, и потому, что властям просто трудно было уследить за деревнями, хуторами и лесными избушками, разбросанными по необозримым просторам алло-да. Ко времени наложения Печати Тайны (около двух веков назад) король окончательно превратился в простой символ, не имеющий почти никакой реальной власти; так что, когда последний из династии погиб в сражении с орками, никакой борьбы за престол не возникло. Королевская власть на Умойре тихо приказала долго жить, а так как на других аллодах об этом узнать не могли (из-за той же Печати), то и вне Умойра претендентов на трон не оказалось. Власть перешла к Совету Магистратов, уже давно неофициально регулировавшему все торговые и гражданские дела на аллоде. Какое-то время считалось, что Умойр – по-прежнему королевство, только трон его пока не занят; но когда после снятия Печати император Валир IV изъявил желание возложить на себя регалии королевской власти Умойра, он встретил та-кое сопротивление местных жителей, что почёл за благо пока отказаться от этой идеи. Завоевать отвыкших «подчиняться властям только потому, что они – власти» умойрцев можно только «огнём и мечом», железной рукой подавляя всякие попытки уклонения от исполнения повелений, да и то – лишь с помощью действительно огромной армии, способной контролировать каждый уголок острова. Кания на это просто неспособна – не столько из-за нехватки людей и средств, сколько из-за того, что это будет означать «потерю лица», забвение всех принципов, на которых столько веков строилась вся канийская государственность – в противоположность хадаганской. Приобретя (возможно) богатую колонию, император потеряет (наверняка!) доверие и уважение подданных, а плодить недовольных во время постоянной военной угрозы со стороны Хадагана – глупо. У Хадагана подобных проблем нет. Мнение о себе собственных подданных интересует Незеба Блистательнейшего чрезвычайно мало, а мнение жителей Умойра – не интересует вовсе, так как ему нужны не они, а их земля. Военные экспедиции на Умойр предпринимаются Хадаганом регулярно, но закрепиться на нём хадаганцам ещё ни разу не удавалось – благодаря совместным усилиям умойрского ополчения и канийской армии, неизменно призываемой Магистратами. Во всяком случае, полностью Умойр никогда не был оккупирован. Население Умойра разнообразно. Есть предположение, что когда-то эти места были центром (или находились близко к центру) государства джунов, так что в аборигенах недостатка нет, и уровень их развития достаточно высок. В отличие, скажем, от гипатских троллей или огров, представляющих собой практически животных, их умойрские родичи вполне разумны (особенно огры) и даже образуют некое подобие примитивного общества. Ещё во времена Печати Тайны была известна по крайней мере одна деревня огров, живших с людьми вполне по-соседски. Тролли менее цивилизованы, но известен клан троллей, живущий в окрестностях Рахл-Умойра (клан Хыхдуна). Что же касается гоблинов и орков, то они немногим отличаются от тех, что живут на Гипате. Орки разве что знакомы с обработкой металлов, а гоблины гораздо лучше изъясняются на человеческом языке (хотя и на самом примитивном его варианте: там, где гипатский гоблин скажет «Моя не понимай», умойрский – «А чё в натуре?» :)). [Попросту говоря, если гипатские гоблины говорят языком анекдотных чукчей, умойрские стоят на следующей стадии развития – анекдотных же «новых русских». Во всяком случае, единственный гоблин, с которым нам когда-то удалось поговорить на Умойре, сказал про битву с Демоном: «Это не наши разборки».] Есть на Умойре и эльфы, хотя и немного (собственно, их везде немного). В основном их общение с людьми сводится к торговле оружием и доспехами, в изготовлении которых эльфы считаются искусными мастерами (возможно, потому лишь, что извечные соперники эльфов – гномы – на Умойре пока не обнаружены). В данный момент (787 год эры Аллодов) ситуация на Умойре следующая. Большая его часть оккупирована хадаганской экспедиционной армией (в тылу которой действует несколько партизанских отрядов), но Плагат и Рахл-Умойр прочно удерживаются канийским «корпусом миротворцев», присланным Валиром VII на помощь братскому народу Умойра. О порталах. Искусством телепортации овладеть не так уж трудно, но когда разговор идёт о перемещениях не на сто-двести шагов, а на другой континент, одного искусства недостаточно: нужна ещё и сила. В наше время переместить человека с аллода на аллод способны, скорее всего, только Великие Маги, черпающие энергию из самой земли. К счастью, ещё во времена, предшествовавшие летописной истории, Древними (т. е. джунами) был изобретён способ заключить и силу, и технику телепортации в материальный предмет. К сожалению, до сих пор магами не раскрыта хитрость, позволявшая Древним сконцентрировать столь огромную энергию в столь маленьком предмете, как амулет – но правды ради стоит сказать, что и сами Древние умели делать такие амулеты только одноразовыми (после первого же использования амулет ломался – точнее, само высвобождение энергии происходило в процессе ломания амулета). Но в предметы большего размера вложить заклинание телепортации уже гораздо проще, и именно на этом основан принцип действия порталов. После исчезновения Древних от них осталось множество порталов, с помощью которых они перемещались со своего континента на земли, позже названные Старым Светом. Большинство из них оказалось то ли испорчено, то ли заблокировано, так что большой роли в жизни новых королевств они не играли – до Ночи Беды, когда оказалось, что порталы – практически единственный путь восстановления связей между аллодами. Постичь в точности принцип действия старых порталов так и не удалось, но этого и не потребовалось – некий учёный (в Хадагане его с гордостью называют хадаганцем, в Кании же привыкли скромно умалчивать о его подданстве) разработал собственный способ создания долгодействующих порталов между произвольными точками. За прошедшие с тех пор века способ этот был многократно улучшен и доработан, но от главного своего неудобства так и не избавился: для создания портала необходимо одновременно сотворить соответствующий ритуал у обоих его выходов. Это означает как минимум то, что до постройки портала на другой его «конец» уже должен каким-то образом попасть маг. Кроме того, процесс открытия портала чрезвычайно долог, дорогостоящ и утомителен, но при этом требует предельной сосредоточенности и скрупулёзности; поэтому вряд ли стоит удивляться тому, что, если под рукой оказывается действующий портал, оставшийся от Древних, люди предпочитают пользоваться именно им, а не строить рядом свой. Персонажи Фархад. Бывший студент-алхимик столичного медресе. Типичный «мальчик из хоро-шей семьи», поехавший на Суслангер на что-то вроде практики: он собирался изучать алхимическое наследие джунов, а на Суслангере, как известно, самое богатое собрание джуновских реликвий. Было. Прибыв в город, он угодил под самую «раздачу»: как раз перед ним на Суслангере началась тотальная ловля беглых и всех, кто с ними связан, так что хватали всех, кого ни попадя. К тому же, как известно, человек, сообщивший страже о государственном преступнике, после его поимки получает долю от его имущества – так что хватали ¬более чем «кого ни попадя». Очень быстро богатые столичные пожитки Фархада приглянулись духанщику, у которого он столовался; а уж «накопать» в его разговорах пяток-другой крамольных фраз было и вовсе элементарно (легкомысленный студент просто вёл себя так, как он привык у себя дома – в богатых столичных кварталах, где лёгкое и бесплодное вольнодумство издавна уживалось с верной службой престолу). Однако чего у студента не отнять, так это ловкости. От стражников, явившихся в ду-хан забирать его, он ускользнул, как привык скрываться от надзирателей в медресе; но что делать дальше – не знал. Кое-как выбравшись из города, он побрёл по пустыне, обходя по-дальше жильё и бойкие дороги, надеясь добраться до «столичного» портала, через который он сюда прибыл; но кончилось всё тем, что его, совершенно обессиленного, подобрали люди из Укрытия. Фархаду предстоит пройти долгий путь, узнав жизнь с разных сторон. К концу сюжета он станет уже совсем другим человеком… Минвар. Полковник гвардии императора Незеба. Мужчина в полном расцвете сил. После убийства начальника суслангерской стражи назначен на его место из двоякого соображения: в качестве наказания за какую-то мелкую провинность (кажется, что-то возражал против военной стратегии хадаганской армии на Умойре) и для стимуляции слишком вялой борьбы суслангерского наместника со смутьянами из Укрытия. Настоящий хадаганский военный аристократ: штатских (в том числе и «полуштатских» провинциальных офицеров) презирает, на «подлое сословие» смотрит, как на неодушевлённые вещи. Суслангерское захолустье ненавидит и всячески это демонстрирует; всеми силами старается поскорее расправиться со своей миссией и навсегда покинуть Суслангер. Забегая вперёд, замечу, что первое ему не очень удастся, зато второе – вполне. Наместник Суслангера. Местный уроженец, когда-то начавший службу писарем в канцелярии наместника и сумевший к шестому десятку лет жизни добиться высшего поста на Суслангере. До недавних пор пользовался умеренной благосклонностью Императора (в те редкие минуты, когда Блистательнейший вспоминал, что на свете есть такая дыра, как Суслангер). Однако, когда ему пришлось писать на высочайшее имя прошение о назначении нового начальника стражи провинции, кто-то из чиновников-завистников ухитрился составить письмо так, что у Императора сложилось впечатление чуть ли не о целой армии смутьянов, терроризирующей аллод. Теперь Его Величество требует, чтобы наместник как можно скорее ликвидировал этот рассадник заразы – Укрытие, а иначе… Словом, «в противном случае случится очень противное» :). Внешне проявляя горячее рвение к поимке и ликвидации злодеев, наместник в глубине души более всего хочет доказать Императору, что на самом деле никаких злодеев нет и никогда не было, разговоры же – не более чем интриги подлых завистников (он даже, когда становится совсем солоно, попытается предложить Братьям сотрудничество). Доказать это ему в конце концов удастся, но ему это не поможет… Брат Хатуль. Об этом человеке очень мало известно. В молодости он был наивным идеалистом, мечтавшим о возвышенных идеалах… и все его идеалы были растоптаны «слабо оборудованной» для них хадаганской жизнью. В студенческие годы он прочёл множество мудрых древних книг – но для преуспеяния в Хадагане требовалась совсем другая мудрость. Кончилось всё тем, что его, рассуждавшего в компании приятелей о том, что люди должны относиться друг к другу с бОльшим участием, обвинили в покушении на основы государственности и заговоре против престола – и отправили в каторжную тюрьму, на Суслангер. О том, как ему удалось бежать оттуда, он не рассказывает. Оказавшись среди беглых рабов и каторжников – людей, потерявших всякую связь с «официальным» хадаганским обществом, Хатуль загорелся идеей построить с ними новое общество – то, о котором он когда-то мечтал, то, в котором люди ощущают себя братьями и сёстрами. Должно было пройти много лет, чтобы он убедился – братства не получилось. В Укрытии процветали те же зависть и подлость, право сильного и презрение к слабым, что и «на воле», лишь для формы прикрытые словами «Брат» и «Братство»; сам же Хатуль для того, чтобы поддерживать хотя бы эту видимость, вынужден был постепенно превращаться в диктатора, в Старшего Брата. Долгие годы Хатуль гнал от себя эти мысли, «смотрел, но не желал видеть». Но когда за Укрытие взялись всерьёз, когда его обложили со всех сторон, и замаячила уже не «угроза гибели», но неизбежная гибель – почти никто не вспомнил о Братстве, каждый принялся спасать свою шкуру (благо сам Наместник предложил простить прежние грехи тем, кто согласится с ним сотрудничать!). В финале суслангерской части сюжета Хатуль разбит и подавлен, но так и не разочарован в своих идеалах: «Задумав изваять прекрасную статую, я выбрал негодный камень. Люди, с которыми я начал строить Братство, не были свободны от общества – они были всего лишь его противоположностью, как каньон – противоположность горы. Но если ты хочешь построить что-то, каньон будет для тебя не меньшим препятствием, чем гора. Может быть, кому-то посчастливится найти более удобное место для стройки…» Ат-Зако и прочие джуны. Не все, не все джуны были когда-то уничтожены Проклятием. Остались жалкие кучки детей и подростков, не успевшие ещё приобщиться к величию своей расы. Забившись в глушь, в пещеры и буреломы, жили они и их потомки в тех краях, где когда-то процветали их предки, и становилось их всё меньше и меньше… …Нищая деревушка Чепульпан в глубине умойрских лесов почти ничем не выделялась среди себе подобных. Жители её понемногу пахали землю на росчистях, сеяли кукурузу и картошку, охотились на белок… Никто из них, как правило, не отходил далеко от родных мест, разве что иногда ездил на ярмарку в соседнее большое (по местным меркам) село Каргаллас. Плагат представлялся никогда не бывавшим в нём жителям Чепульпана чем-то совсем уж недостижимым, а о других землях и вовсе никто не думал. Правда, было у чепульпанских крестьян две вещи, всё же отличавшие их от соседей. Во-первых, это была их кожа – странного красноватого цвета (соседи на полном серьёзе утверждали, что это оттого, что чепульпанские «белкам сродни»). Во вторых – пересказываемые дедами внукам туманные легенды о том, что когда-то «мы были не то, что нынче – сильнее, богаче, могущественнее! Но потом пришло проклятие – и мы стали такими, какие мы есть». Мало кто воспринимал эти россказни всерьёз – какой же нищий неудачник не любит рассказывать о своих былых достижениях! Но однажды проклятие вернулось… А виной всему был обычный деревенский парень Ат-Зако (только никто, кроме него самого, об этом не знал – да и он не знал, пока хадаганские джуноведы ему не объяснили). Нравилась ему девушка по имени Лу-а-Джалла – но, как водится, до поры до времени она его в упор не видела. Много раз пытался он произвести на неё впечатление – но всё без толку. И тогда он решился на безрассудный поступок. Приближался день его совершеннолетия, на котором, в числе прочей сельской молодёжи, должна была быть и Лу-а. И Ат-Зако решил щегольнуть перед ней. У деревенского старосты он давно уже заприметил ритуальный нож – древней работы, ещё тех времён, когда «мы были велики». Висел этот нож на стене в доме старосты, и никто к нему не притрагивался; вот Ат-Зако и решил стащить его (только на время праздника!), прицепить себе на пояс и в таком "мужественном" виде предстать перед Лу-а-Джаллой. Любой учёный, знающий историю джунов, скажет, что именно такие «священные» ножи полагалось брать в руки джуновским юношам во время обряда «инициации» – посвящения в полноправные джуны, в день своего совершеннолетия. Молодой джун должен был оцарапать себя этим ножом – чтобы «духи предков освятили джуновскую кровь». «Но в последние несколько столетий – прочтём мы дальше в известном труде Джагеддина аль-Язес «История Джун», – этот обряд почему-то совершенно перестал проводиться». Ат-Зако, конечно, этого не знал (да и вряд ли кто-то из чепульпанцев помнил об этом), так что оцарапался он совершенно случайно… …Никто не знает, откуда взялось Проклятие. Долгие века оно парило в астрале от аллода к аллоду, ища чудом выживших джунов. Но ниоткуда не доносился до него запах джуновской крови, освящённой духами предков – крови полноправного джуна. И вдруг оно услышало этот зов… Что было дальше, представить нетрудно. Большинство жителей Чепульппана погибло сразу же, и лишь немногие успели попрятаться в лесах. Но и их жизнь была смертельно опасной – всюду Проклятие настигало и убивало их. Долго длились метания обезумевших джунов по Умойру, а потом и по другим аллодам (куда они отправились в надежде, что там оно их не найдёт), пока кто-то не догадался, что Проклятие целенаправленно преследует лишь ту группу людей, в которой находится Ат-Зако. На самом деле других оно просто не чуяло, но сами джуны об этом не знали. Кто-то сгоряча предложил убить «проклятого», чтобы изба-вить от гибели остальных, но Ат-Зако сам решил уйти – в одиночку. К сожалению, слишком поздно – Проклятие уже «засекло» их и на этот раз истребило всех – кроме Ат-Зако, который ещё до его атаки успел телепортироваться на Суслангер, и Лу-а-Джаллы, к тому времени немного выучившейся магии и успевшей в последний момент стать невидимой.