Сотни записок

— Я... я не буду мешать тебе! Истерически высокий голос. — Я, я, я-я-я могу быть полезным! Бесполезные рефлекторные попытки закрыть голову руками. (Какие могут быть рефлексы у мертвого тела?) — Я могу помочь тебе! О, они не сомневаются. Он может помочь им – если умрет. Он, похоже, только сейчас понимает это – и пятится, дальше от нее, шаг за шагом, глядя на нее широко распахнутыми глазами, бормоча своим высоким, раздражающим голосом что-то непонятное. Детский лепет. Некоторые вещи не меняются. — Пожалуйста... Он... всхлипывает? Они видят в его глазах слезы – это даже забавно. Слезы. Как много лет назад. Воистину, некоторые вещи не меняются. — П-пожалуйста, Чара, не убивай меня! – истошно вопит он, сцепив руки замком и выставив перед собой, словно в молитве. Они замирают. Чара? Он хочет поговорить с Чарой? Будет ему Чара. Пустая, разбитая, мертвая Чара. Смирившаяся со своей ролью Чара. Чара, которой было... весело. — Нет, – коротко и четко отвечает она чужим (своим?) голосом. Она не скажет, что любит его. Она не скажет, что скучала. (Хотя бы потому, что в ней уже не осталось никаких чувств) (Ничего, никакой любви) — Я проплакала слишком много слез на твоей могиле, – честно, без стеснения отвечает она. Раньше Чара стеснялась слез. Теперь... ей даже забавно вспоминать, как она рыдала, уткнувшись в коробку с игрушками. Она? Разве они – одно и то же? — Так что ты действительно должен умереть, – просто, сухо, словно о погоде, заканчивает она и заносит нож.