Сотни записок

— Ты знаешь, – Чара не уверена, что ее хоть кто-нибудь услышит, но все равно обращается к пустоте Нового Дома, – Я так давно не была дома... Она не знает, кому говорит все это. Фриск? Игрок? Может, где-то здесь притаился Флауи? Или Санс до сих пор наблюдает за ней? Девочка подходит к лестнице, ведущей в подвал – перегорожено, заперто на замок. Ключа нет. Девочка, разумеется, знает, что там прячет отец. Она давно говорила ему, что этим все и закончится, что только так и можно выбраться из этой ловушки. Неужели нужно умереть, чтобы взрослые начали слушать? Тишина и пустота, в Доме пыльно. Чара даже не может сказать, что хуже: если бы она была здесь одна или если бы рядом оказался папа. Она не хочет убивать его, бормочет девочка под нос, чувствуя, как глазах щиплет. Она никогда ничего из этого не хотела, но если уж такова ее обязанность... Она замирает у календаря. Сегодняшняя дата обведена красным. Сегодня ровно двести лет с того дня, как она (впервые) упала. — С дне-ом рождения меня-я, – фальшиво затянула Чара, гуляя по пустым коридорам Нового Дома. День, когда она попала в Подземелье, стал ее настоящим днём рождения. На Поверхности она не жила, просто существовала. Не больше чем пустая оболочка. Почему она обязана разрушать то, что любила? Почему ничего не чувствует по этому поводу? Бесцельно шагая по коридору, Чара вышла на кухню. Все такое серое, бесцветное... она не чувствовала ничего, ни-че-го-шень-ки. Только... неправильность? И обиду, горячую колючую обиду: почему же, за что с ней так получилось? Она заглянула в холодильник. Мышь повесилась. Очевидно, что здесь уже давно никто не живёт. Неужели папа все время проводит в тронном зале? И спит там же? Шоколада нет. Она голодная. Девочка повернулась к кухонному столу. Раковина, плита... не работает, жаль. Все равно раньше ей редко пользовались: мама прекрасно управлялась со своей огненной магией, так зачем ей были бы нужны инструменты? О, а вот посуда! Чара выдвинула ящик. Четыре вилки, четыре ложки. Ножей нет. Какая жалость. Интересно, куда их унесли? Может, кто-то боялся, что отец, оставшись один, покончит с собой? Или "кое-кто", ожидающий ее для Суда, решил лишить ее потенциального оружия? В таком случае это просто глупо. У нее уже есть игрушечный нож. Девочка вышла из кухни и заглянула в детскую комнату. Уже много лет она пустовала, но ничего страшного, маленькая хозяйка вернулась в свое игрушечное королевство. Ящик с пыльными игрушками. Вот, значит, над чем родители распылили прах Азриэля! Это правильно, брат всегда любил свои игрушки. Правда, Чара бы хотела, чтобы ее тело похоронили где-то поблизости, а не в такой глуши, но ничего страшного. Она смогла вернуться сюда, чтобы поиграть с братишкой в последний раз. Его кровать. Чара отвела взгляд от аккуратно заправленной кровати. В ту ночь она осталась не заправленной, да и Азриэль никогда не был таким уж чистюлей. Моя кровать. А вот Чара всегда была аккуратной. Это выглядело уже не так абсурдно, как идеальный порядок на половине Азриэля. Внезапно взгляд девочки упал на что-то на письменном столе. Ее медальон! Как всегда, на месте. Ей так его не хватало. Девочка осторожно, как хрустальное, подняла украшение и надела. Пусть этот медальон заменит ей сердце. О, а вот и подарочная коробка. Она совсем забыла, сегодня ее двухсот тринадцатый день рождения! Чара аккуратно развязала бантик и сняла крышку. Внутри картонной подарочной коробки блестел красивый, ручной работы кинжал. Как раз вовремя.