Драконы последнего шанса

      

...и несмотря на все мои старанья       ты вновь меня ведешь в поля цикуты крутой дорогой горького познанья. Ф.Г. Лорка

      Пыль кружилась в свете полуденного солнца, заливавшего всю библиотеку. Даламар поднял её, когда доставал тяжеленный том с верхней полки, и теперь она никак не хотела улечься. Эльф улыбнулся, наблюдая за танцем пылинок. Слова нового заклинания выстраивались в голове, слегка светясь и посылая мурашки вдоль позвоночника.       Шалафи, вероятно, не слишком жаждал его видеть, поэтому утром, когда эльф зашёл к нему с завтраком и лекарствами, Рейстлин резко поинтересовался, кто разрешил ему забросить учёбу. Даламар хотел бы ехидно ответить, кто занимает всё его время, но, конечно, не стал. Себе дороже. Поэтому вот уже пару дней, как он вернулся к самостоятельным занятиям, снова в одиночку корпя над книгами. Маджере пока не мог активно участвовать в занятиях, но неукоснительно выдавал задания и великодушно отвечал на вопросы, если таковые возникали. Правда, тон его голоса при этом не обещал ничего хорошего, поэтому Даламар предпочитал посидеть подольше, но разобраться без помощи учителя. И вообще всячески избегал попадаться ему на глаза. Заходил утром – снова приучив себя стучать, – с едой и отварами, потом приносил книги, которые Рейстлин просил. И вечером отчитывался о пройденном, делал перевязки и снова пытался заставить Маджере что-нибудь съесть.       И можно было бы решить, что всё вернулось на круги своя, но липкий страх, скребущийся в глубине, словно подпитывался от тех тёплых чувств, что поселились в нём. Он всегда боялся Маджере – только дурак бы не боялся, – но к этой боязни присоединился другой её родич – страх смерти. Глупо. Он через столько прошёл, столько раз рисковал жизнью… Но теперь Даламару отчаянно не хотелось умирать. Его шалафи вернулся к нему из самой Бездны. Так не хочется терять снова подаренный шанс.       Эльф перевернул тонкую пергаментную страницу, и в этот момент в библиотеке возник Рейстлин. Маг пошатнулся и тяжело опёрся ладонью о стол – благо пальцы уже срослись.       Даламар поспешно вскочил со стула, но учитель остановил его повелительным взмахом руки.       – Проваливай, – хрипло выдохнул он, восстанавливая равновесие. Переход отнял много сил, истощил его и так невеликие пока запасы, и Рейстлин снова почувствовал себя слабым. Проклятье.       Медлить Даламар побоялся, склонил голову в поклоне и растворился в воздухе. Оставалось надеяться, что его прогнали только из библиотеки, а не из Башни. Но стоило ему вечером заглянуть в учительскую спальню, как Рейстлин снова одарил его недовольным взглядом. Даламар, конечно, привык, что его шалафи частенько бывает не в настроении, но такое завидное постоянство… Это было больно. Каждый взгляд, как игла под ногти, впивался прямо в мягкое сердце, и оно нелепо, тревожно ныло, безрассудно тянулось к шалафи вопреки велениям разума. Эльф старался вести себя ещё тише, ещё незаметнее, чем обычно – лучше никакого внимания, чем эта немилость. Но он скучал. Маджере был прямо здесь, в Башне, и вместе с тем – так далеко, что не дотянуться.       Дни проходили за днями, долго и муторно отсчитывая оставшиеся Даламару часы. Его уверенность иногда колебалась, и в иные мгновения ему почти удавалось убедить себя, что он надумал лишнего. Просто Рейстлин не в духе, боль допекает его, и он срывается на ученика. За что убивать его? Эльф не сделал ничего недозволенного, послушно выполнял всё, что требовал учитель. Звучит убедительно, а? Но Даламар считал, что успел неплохо узнать Рейстлина Маджере, поэтому слабо верил в то, что обычная логика подходит его великому магу.       Долгими одинокими ночами Арджент смотрел в окно на то, как три луны двигались по небосклону, и ему казалось, что всё это лишь сон, шалафи так и не вернулся. Он всё ещё один в Башне Палантаса, и только немёртвые души составляют ему компанию. Возможно, он и сам уже стал одним из них. Это просто продолжительный кошмар, воспроизводимый замученным надеждой разумом.       Эльф устало потёр глаза и потряс головой, вытряхивая дурные мысли. Так он точно сведёт себя с ума. Ему нужно поговорить с шалафи, вот и всё. Прекратить эти бессмысленные терзания в ожидании казни, эту действующую на нервы отсрочку. Рейстлин уже достаточно оправился, чтобы справляться самому, и эльф ему теперь без нужды. И если хочет от него избавиться, то самое время. Даламар всегда умел убегать и прятаться, но сейчас он просто хотел перестать ждать.       Решимость почти покинула его, пока он поднимался по лестнице. Рейстлина не было в спальне – неудивительно, проведя взаперти почти три недели, он уже не горел желанием туда возвращаться. Дверь в главную лабораторию была приоткрыта, и на лестницу падал тёплый свет. Эльф потоптался на верхних ступенях, собираясь с духом, давая себе последний миг передышки, и приложил кончики пальцев к полотну двери, хотя прекрасно понимал, что Рейстлин уже давно в курсе его присутствия.       – Войди.       Голос шалафи, тихий и шипящий, звучал почти нормально – нормально для Рейстлина, конечно. Даламар скользнул в комнату и застыл, не потревожив даже тени. Маг сидел за столом, склонившись над бумагами, хмурился, высчитывая что-то. Рядом с ним на каменной столешнице горой высилась куча самых разнообразных предметов, Даламар разглядел и узнал лишь некоторые из них – артефакты поиска, защитные амулеты, компоненты заклинаний. Шалафи над чем-то работал, и эльф молча ждал. Наконец Рейстлин раздражённо выругался и поднял на него глаза. Оглядел бесстрастно, словно успел забыть о его присутствии, потом буркнул: «иди сюда» и уступил ему кресло. Даламар осторожно занял предложенное место и тут же получил в руки перо. Рейстлин подтолкнул ему пергамент и без предупреждения начал диктовать, оперевшись бедром на край стола и глядя куда-то в глубину своего разума. Даламар выдохнул с облегчением – на этот раз не он вызвал гнев учителя, Рейстлина бесила невозможность записывать свои мысли – сломанная рука всё ещё беспокоила его. Арджент торопливо обмакнул перо в чернила и начал писать, с трудом поспевая за голосом мага, и понимая едва ли половину. Сложные расчёты выстраивались столбиками, обрастали дополнительными аргументами и атрибутами, схемами и формулами. У Даламара уже начало болеть запястье, когда Маджере замолчал, всё так же уставившись куда-то в пространство. Эльф с ужасом и восхищением оглядел написанное – как его шалафи мог провести все эти вычисления в своей голове?! Он окинул его худую, переломанную фигуру восторженным взглядом – воистину, он не прогадал с учителем. Работать с Рейстлином стоило любого риска.       Маг очнулся от раздумий, склонился над столом, вглядываясь в бумаги, кивнул самому себе и шевельнул пальцами, отпуская ученика. Даламар выскользнул из кресла, но уходить не спешил, замер в почтительном ожидании. От его концентрации мало что осталось, но он знал – если не решится сейчас, момент будет упущен.       Рейстлин перевёл на него взгляд своих проклятых глаз со страшными зрачками в форме песочных часов и вопросительно изогнул бровь. Лёгкое раздражение, которым от него веяло, почти выбило Даламара из колеи, и эльф прикусил губу, уставившись в пол.       – Что тебе нужно?       Вопреки ожиданиям, в его голосе сквозила нотка любопытства, и это слегка приободрило Даламара.       – Я бы хотел узнать, что меня ждёт.       Маджере удивлённо склонил голову набок и ехидно усмехнулся:       – Я что, похож на предсказателя будущего? Для этого тебе стоит сходить на ярмарку, там этих провидцев пруд пруди. Или напиши своим друзьям из Вайрета, они наверняка помогут, – последние слова так и сочились ядом.       Укол достиг цели, и Даламар нахмурился. Он надеялся больше не слышать упрёков по поводу его службы Конклаву, но видно для этого Рейстлин был слишком злопамятным. Или считал, что постоянное напоминание о вине сделает Даламара более лояльным.       – Я о том, что ты собираешься со мной сделать.       Брови Рейстлина поползли вверх, и эльф почувствовал, как начинают гореть кончики ушей. И вот здесь Даламар понял, что немного просчитался – что сказать ему? Говорить о своих опасениях – значит сознаться в трусости. Тоже так себе аргумент в его пользу. Проявить понимание – это как ткнуть пальцем в чужую боль, оголить чужие страхи. Разделить их, но вряд ли шалафи этого хочет.       Ладони вспотели от волнения. Маджере ждал продолжения, и Даламар начал осторожно, взвешивая каждое слово и следя за реакцией:       – Я чувствую некоторую напряжённость между нами и хотел бы прояснить ситуацию. В прошедшей войне мы были… мм, не совсем на одной стороне…       – Насколько я помню, ты собирался остановить меня, если я пройду Врата, – без улыбки уточнил Рейстлин, и Даламар поёжился – воспоминания были не из приятных. Но он правда был готов и даже верил, что сможет убить.       – Так и есть. Но ты сам знаешь, почему, – он помолчал, обдумывая дальнейшие слова. – Я понимаю, для чего ты взял ученика – с моей помощью ты водил за нос Пар-Салиана. Но сейчас даже самый ограниченный волшебник Конклава уже наверняка догадался, что мои приоритеты изменились, мои… симпатии больше не на их стороне. Теперь они не будут мне доверять. К тому же, в этом нет необходимости – для всего мира ты мёртв, и этот мир не сможет ничем тебе помешать. А значит, у тебя нет причин терпеть моё присутствие. К тому же, я вижу, что ты злишься. Вероятно, я чем-то невольно тебя разочаровал. Это не даёт мне покоя.       Маджере молчал, и по его виду невозможно было понять, о чём он думает. Даламар мучительно искал слова. Не нашёл.       – Боишься, что я скормлю тебя Роще? – прозорливо усмехнулся Рейстлин. – Или хочешь уйти?       – Нет! – тёмные глаза эльфа широко распахнулись. – Конечно нет. Я ведь… ждал тебя.       – Правда? – наигранно удивился маг, самодовольно растягивая губы в ухмылке. – Я думал, ты просто решил стать хозяином Башни и всего что в ней находится.       Даламар уловил упрёк в голосе – намек на то, как он хозяйничал в вещах шалафи, – и смущённо потупился.       – Тогда чего ты хочешь? Ради чего тратишь моё время? – вопреки словам, Рейстлин не выглядел раздражённым. Даламар решительно выпрямился:       – Я хочу учиться у тебя. Хочу помогать тебе… – он бросил взгляд на стол учителя, – что бы ты ни делал.       Маджере кивнул уверенно:       – Хочешь, конечно хочешь, – проговорил он тихо, скорее для самого себя. Он перенёс вес с края стола, на который опирался всё это время, на ноги и поморщился. Медленно, прихрамывая, обошёл вокруг Даламара, оценивающе разглядывая его со всех сторон, будто видел впервые. Эльф сжал зубы, напряжённо прислушиваясь к шагам за спиной. Он кожей чувствовал взгляд страшных глаз, и это его нервировало. – Допустим, ты во всём прав. Ты предавал меня в прошлом и бесполезен в нынешнем, потому что я тебе не доверяю. И что самое интересное – ты знаешь слишком многое о Башне и обо мне, – от его вкрадчивого голоса по спине побежали мурашки. Рейстлин замер перед Даламаром, скрестив руки на груди. – И наверняка найдётся кто-то, кто захочет эти сведения купить. Так скажи мне, ученик, почему я не должен от тебя избавиться? Убеди меня.       Эльф с трудом сглотнул, в горле внезапно стало сухо, как на Пыльных равнинах. Пасть на колени и целовать руки, непрошено всплыло в голове, и Даламар мысленно отвесил себе оплеуху. Позже.       – Потому что то, что ты можешь мне дать, не купишь ни за какие деньги. Ты говоришь, что я знаю о тебе многое, а я убеждён, что такой цепкий ум как твой давно уже сложил своё мнение обо мне. Я думаю, что ты видишь меня насквозь, а значит понимаешь, на что я готов ради магии. К тому же, ты уже провёл большую работу над тем, чтобы воспитать во мне верность, – он позволил себе слегка усмехнуться. – Я буду верен тебе, шалафи. Что до пользы – я способный ученик и умелый слуга, в этом ты тоже уже успел убедиться, – голос Даламара звучал спокойно, но Рейстлин заметил, как сжались его кулаки, когда он произносил эти слова. Его гордый ученик ненавидел своё происхождение, но принимал судьбу.       Эльф замолчал, и тишина повисла между ними. Рейстлин слышал, что ему ещё есть что сказать, а потому молчал тоже. Даламар встретил его взгляд, и тут же отвёл глаза, продолжив негромко:       – А ещё… прости меня, шалафи, но я не думаю, что теперь ты запрёшься в Башне и посвятишь свою жизнь одним лишь книгам. А значит, тебе пригодится хотя бы один союзник.       Теперь уже Маджере недовольно нахмурился – упоминание его натянутых отношений со всеми существами мира неприятно осело в душе. Он оттолкнул от себя всех, кто мог бы быть его другом. Пожалуй, иногда он даже слегка сожалел об этом.       – Что же, неплохо – щепотка лести, капля обещаний… – протянул Рейстлин, снова опираясь о стол, и Даламару вдруг показалось, что учитель выглядит уставшим. Маджере прищурился, поймав взгляд эльфа и не отпуская, пытливо всматриваясь в самую глубину, выискивая потайные мысли в самых укромных уголках разума. – Это всё? Или ты хочешь что-то ещё сказать мне?       О, Даламар хотел бы. Хотел бы сказать – или даже показать, но здравый смысл вопил: не нужно, это опасно, возможно даже смертельно опасно.       – Это всё, шалафи, – поспешно выговорил эльф и застыл, сам услышав, какой жалкой вышла ложь.       Нужно было лучше следить за выражением лица, не позволять лишним мыслям отражаться в глубине зрачков. Даламар почувствовал себя подопытным зверем под скальпелем вивисектора, проклятые глаза жгли его насквозь, заглядывали, казалось, в самую душу. Что это? Что за страшную магию использует шалафи, не прибегая даже к заклинаниям? О, Нуитари, помоги мне, – молил Даламар, пытаясь успокоить нежданную панику. Он ведь такой хороший лжец! Сколько раз он врал Конклаву, не моргнув глазом обманывал сильнейших магов Кринна! Да даже и Рейстлину… нет, прямо лгать Рейстлину он никогда не осмеливался, талантливо юлил, обходил острые вопросы, недоговаривал. Вот и сейчас стоило бы быть спокойнее, выдержать взгляд, не торопиться. Но не получается, напряжение последних дней – недель, лет – вдруг сковало всё сознание, затопило страхом. Он боялся Рейстлина, боялся за Рейстлина. И осознание того, что он на самом деле не замыслил ничего плохого, не утаивает ничего из того, в чём его сейчас наверняка подозревает Маджере, делало только хуже.       Эльф не мог отвести распахнутых в испуге глаз. Так кролик смотрит в вертикальные зрачки змея, загипнотизированный, не способный сдвинуться с места. Обречённый.       – Лжёшь, Даламар, – сладко улыбнулся Рейстлин. – Что ты пытаешься утаить? – выражение лица мага едва уловимо изменилось, и всё его существо начало ощутимо выражать угрозу. Он видел, как действует на ученика, как тот окоченел в испуге, и в глубине души не желал знать ответа. Он устал и больше не хотел быть преданным. – Говори, ученик. И лучше бы тебе больше не пытаться мне врать.       Плечи мага утомлённо поникли, эльф видел это так же ясно, как три луны в высоком безоблачном небе ранней осени. Сколько он провёл тут за своими исследованиями? Но не стоит думать, что это поможет, что позволит сбежать от неприятного разговора. Даламар сам попался в эту ловушку. Так глупо вышло, как в самых идиотских человеческих сказках, в никчёмных драматических историях о безответной любви.       – Ты разозлил меня, Даламар, – прошипел Маджере, явно выходя из себя. Он вскинул руку, сжимая костлявые пальцы, и слова заклинания зацвели у него на губах. Эльф дёрнулся, обожжённый вспыхнувшим в кармане амулетом – зачарованный им давным-давно корешок, скрывавший его мысли от нежелательного внимания, истлел в одно мгновение, выжженный силой могущественнейшего мага. Защита треснула и сломалась, карябая мозг острыми осколками, вызывая резкую боль – Рейстлин действовал намеренно грубо, не стараясь скрыть своё вторжение в его голову.       – Нет! Нет, шалафи, не надо! – отчаянно вскрикнул Даламар, сжимая раскалывающийся череп ладонями, упал на колени, судорожно протягивая руку и вцепляясь в мягкую чёрную ткань мантии учителя.       Но Маджере глух к мольбам.       Это сладко. Подчинить себе самого сильного чародея Кринна, того, о ком слагают легенды, того, чьё имя маги Конклава боятся произносить вслух. Заставить его стонать и скулить в твоих руках, выгибаться навстречу. Это сладко – слизывать капельки пота с его живота, с его многочисленных шрамов; тянуть его за волосы, чтобы до крови терзать зубами его губы. Ласкать его, пока он не начнёт просить пощады.       Так сладко – отдаваться ему, подчиняясь движениям его длинных чутких пальцев, повинуясь каждому его слову. Ты бы всё для него сделал, всё, что он надумал бы попросить, и даже немного больше.       Ты на всё готов ради него. После всех этих одиноких дней, что ты думал о нём; после ночей, когда он тебе снился. Ты давно смирился со своей ролью, но какая-то часть тебя всё равно жаждет иного – чтобы тебе позволяли немного больше, жаждет быть чуточку ближе. Ты уже подарил ему своё сердце, и оно слушает его голос, замирает от его взглядов, несётся вскачь от его случайных прикосновений. Это так сладко, чувствовать его рядом.       Даже сейчас, когда он в твоей голове.       Даламар всхлипнул, съёживаясь, выныривая из одуряющего омута магии и боли. В мозгу сосуще пульсировала затухающая резь, но череп уже не грозил развалиться на части. Он проиграл – как ни старался скрыть сокровенные мысли, они слишком ярки, их не пропустит внимательный взор. Эльф смотрел в пол, собирая себя по кускам – уже не было страшно, его вина раскрыта и осталось только выслушать приговор. И хорошо бы сохранить остатки чести.        Он поднял голову, стараясь расправить плечи. Нервно дрогнул уголок губ – кривое подобие улыбки. Теперь Рейстлин знает, какое он ничтожество. Никакой паники. Даламар решительно нашёл его взгляд и заставил голос не дрожать, вымаливая последнюю милость:       – Если решишь убить, сделай это своими руками.       Если Маджере и был шокирован, то с виду этого никак нельзя было сказать – архимаг владел своими эмоциями намного лучше ученика. Даже злость пропала, и только усталость читалась в линии плеч. Он безразлично смотрел на Даламара сверху вниз, как будто вообще не слышал его слов, как будто не вывернул только что наизнанку всё его сознание. Потом всё-таки снизошёл до ответа:       – Это было бы бесполезной тратой ресурсов, – его лицо прорезала самодовольная улыбка. Рейстлин высоко поднял подбородок и неторопливо вышел, более не глядя на эльфа.       Когда дверь за шалафи захлопнулась, Даламар наконец вспомнил, как дышать. Больной и уставший разум отказывался анализировать произошедшее. Единственное, что он знал точно – теперь Рейстлин не только крепко держал его за ошейник, но и знал об этом. По хребту прошла дрожь, и Даламар потерянно улыбнулся.              ***       «Даламар».       Голос раздался сразу внутри головы, не утруждая себя преодолением физической части пространства. Эльф распахнул глаза, уставившись в потолок. Старинные, покрытые трещинами деревянные балки тонули в утренних сумерках – за окном едва начало светать.       «Я жду тебя в кабинете».       Даламар удручённо застонал и снова опустил веки. Ещё хотя бы одну минуту. Но это непозволительная роскошь – тёмный эльф прикусил губу, стараясь взбодриться, и поднялся с постели. Рубашка здорово помялась – вчера он не нашёл в себе сил раздеться, едва смог скинуть сапоги. Вчера, как же – скорее пару часов назад. Он вздохнул – нужно прекращать себя жалеть, – и на скорую руку занялся утренним туалетом. Сменив рубашку и умывшись, попытался на ходу пригладить волосы, но растрепавшиеся косички никак не хотели лежать прилично. Что ж, невелика беда, вряд ли Рейстлин вообще заметит, а больше здесь некому оценить его убогий внешний вид.       В уютном кабинете архимага горел камин и свечи, и, если бы Даламар сам не видел, как Рейстлин вчера уходил спать, можно было бы усомниться в том, спал ли он вообще. Впрочем, на нём сложно было заметить печать сонливости, чего не скажешь о его ученике. Огромный стол чёрного дерева был по обыкновению завален книгами и свитками, но сейчас даже он казался Даламару подходящей поверхностью для отдыха. Эльф неслышно вздохнул и попытался сфокусироваться на учительском голосе – Маджере уже диктовал задания на сегодня. Проанализировать пока не выходило, и ученик просто запоминал.       Учитель явно над ним издевался. Он день за днём заваливал его делами, не оставляя ни минуты на отдых, чередовал физический труд с учёбой, не давая расслабиться. Столь резкий переход от вынужденного безделья к постоянной занятости не мог быть обусловлен ничем, кроме некоего замысла Рейстлина, ибо никогда раньше Даламару столько работать в Башне не приходилось. Казалось, что Маджере ждал неких важных гостей – иначе чем ещё объяснить то, что его ученику приходилось круглые сутки драить даже самые отдалённые уголки древней постройки, о которых он ранее и представления не имел? А так как это было маловероятно, оставалось только предположить, что шалафи испытывает его терпение и выносливость. Впрочем, Даламар не жаловался, ведь он был жив, и Рейстлин всё ещё звал его учеником. А усталость – это преходящее, ему доводилось оказываться и в более тяжёлых условиях, выполнять работу более грязную. Так что он безропотно мыл полы, вытирал пыль, перебирал магические компоненты и травы, сортировал книги и документы. И учил, учил новые и новые заклятия под неукоснительным надзором архимага, словно те самые пресловутые гости собирались на них напасть.       – Я закончил, шалафи, – не слишком почтительно буркнул Даламар, возвращаясь в кабинет ближе к вечеру. Его живот требовательно урчал, а сапоги, колени и рукава накидки были измазаны слизью. В Келье Всевидения стало немного чище, но эльф сильно сомневался, что это надолго – живцы не слыли чистоплотными существами.       – Найди мне схему защиты восьмого круга, – тут же отозвался Рейстлин, не отрываясь от свитка, – я забыл, где видел её.       Подавив тяжёлый вздох, Даламар направился к ближайшему стеллажу с книгами. Интересно, он правда забыл? – подумал он, даже не опасаясь, что учитель услышит эту непочтительную мысль. Ему предстояло много часов монотонных поисков.       Так и вышло. Когда он наконец протянул Рейстлину нужный том, Солинари уже давно заливала кабинет серебристым светом. За своим занятием Даламар не заметил, когда Маджере успел отложить рукописи и заварить себе травяной настой – после своего возвращения он уже не кашлял так ужасно, но всё равно пил эту вонючую дрянь, то ли для профилактики, то ли в силу привычки, – и переместился в кресло у камина, знаменуя этим окончание трудов на сегодня. Толстенная книга с вожделенной схемой отправилась на изящный столик рядом, а тонкие пальцы снова обхватили кружку, собирая тепло. Маг смотрел на огонь, раздумывая о чём-то, спокойное лицо не выражало эмоций. Тёмный эльф замер рядом, терпеливо ожидая новых приказов, уже даже не смея надеяться, что его отпустят восвояси. Его мысли спотыкались и скакали с одного на другое: голод, грязная одежда, блики огня на коже шалафи, догоревшая свеча, снова голод, воспоминание о том, как он заплетал в косу эти седые волнистые волосы. Он отвлёкся и едва не проворонил момент, когда Рейстлин опустил руку на подлокотник мягкого кресла и повелительно шевельнул пальцами. Эльф послушно осел на пол рядом с шалафи, ничуть не удивлённый: маг частенько подзывал его ближе, если желал говорить. Даламар любил эти долгие ночи, когда Маджере рассказывал волнующие воображение истории: о героях Копья, о богах, о мире. О магии. О событиях, изменивших историю, в которых учитель принимал самое непосредственное участие.       Маг молчал, и Даламар отвернулся к огню, давая шалафи собраться с мыслями и радуясь мгновениям покоя, столь редким в эти трудные дни, что тёмный эльф почёл их за награду. Если это была проверка, прошёл ли он её? Или учитель надеется, что он устанет и сбежит, избавив его от проблем? Даламар потянул за завязки рубашки у горла, растягивая их – в кабинете жарко натоплено, он давно уже избавился от накидки. Интересно, почему шалафи всё время мёрзнет, учитывая постоянный жар его тела?       Горячая ладонь опустилась ему на макушку, зарываясь пальцами в волосы, и эльф вздрогнул. Он замер под этой ладонью, боясь пошевелиться, боясь повернуться и посмотреть на мага. Рейстлин слегка потянул его за волосы, на пробу царапнул ногтями кожу, ощупал косичку и легко пощекотал острое ухо. Даламар тяжело сглотнул – в горле тут же пересохло, и усилием воли заставил себя поднять на Маджере распахнутые в замешательстве глаза.       – Шалафи? – голос внезапно стал хриплым и вообще не хотел звучать в тишине комнаты. Рейстлин ядовито улыбнулся, прищуривая жёлтые змеиные глаза и не переставая поглаживать его по волосам. Эта его улыбка пугала многих, и эльф тоже почувствовал, как его сковывает холодом, несмотря на тепло камина.       – Разве так ты теперь должен ко мне обращаться? – насмешливо протянул Маджере и пояснил, приметив появившееся в растерянных глазах собеседника непонимание: – Я слышал однажды, как эльфы называют своих возлюбленных.       Миндалевидные глаза эльфа расширились ещё больше, хотя казалось, что больше уже некуда. Он не был готов к подобному, даже в своих мыслях самыми тёмными ночами или в беспокойных снах он не дерзал называть Рейстлина никак иначе, нежели «шалафи». Даже обратиться по имени казалось слишком дерзким. И уж точно Даламар не думал о нём как о возлюбленном. Вот и сейчас эти размышления тут же вогнали его в краску. Ещё и пальцы Рейстлина продолжали ласково скользить по волосам, такие нежные в сравнении с его едкой улыбкой, и под колючим взглядом учителя Даламар поспешно опустил глаза в пол, чувствуя жар внутри.       – Не издевайся надо мной, шалафи, – едва слышно попросил он.       За эти несколько недель, прошедших с того момента, как Рейстлин узнал о его… помешательстве, наполненных постоянными делами и заботами, Даламар успел смириться со своим положением. Он заново научился держать себя в руках, соблюдать дистанцию, не докучать учителю своей привязанностью. А учитывая количество свалившейся на него работы, это было довольно легко – ему было просто некогда глазеть на мага. И эльф наивно решил, что выстроил стену, что сможет держать чувства в узде и не дать им испортить себе жизнь. Но Маджере сильнее него не только в магическом искусстве – он разрушил эту стену одним лишь прикосновением и парой небрежно брошенных слов.       Рейстлин глумливо фыркнул:       – С каких пор ты нарушаешь мои приказы?       Даламар почувствовал, как задрожали руки и поспешно сжал их.       – Я… прости, шалори, – через силу выдавил он из себя, отчаянно краснея и внутренне содрогаясь.       – М-мм, – Рейстлин самодовольно улыбался. Он отпил из своей чашки, как бы раздумывая, а потом притянул эльфа за волосы, полностью разворачивая к себе и заставляя подвинуться ближе. – Ты был прав, Даламар, мне нужен союзник. Мне нужен кто-то рядом. Я всегда думал, что мне будет лучше одному, но люди – стадные животные, и оказалось, что я, к моему большому разочарованию, не исключение, – он говорил неторопливо и размеренно, словно объясняя очередной урок. Его лицо стало серьёзным. – Я не могу обещать тебе любви и не собираюсь менять своё к тебе отношение, но мне приятно твоё тепло. Готов ли ты любить меня, получая взамен лишь мою признательность? Или тебя интересуют только желания плоти?       Его губы дёрнулись в лёгкой насмешке, и Даламар покраснел ещё сильнее, мгновенно припомнив, какие сюжеты видел Маджере в его разуме.       – Я согласен на всё, что ты готов мне дать, – ответил он, упрямо глядя в лицо учителя и пряча за ровным голосом свой ужас, и недоверие, и восторг. Сейчас он не имел ни сил, ни желания просчитывать, к чему приведёт этот разговор, но готов был рискнуть.       Маджере медленно кивнул и подался вперёд, внимательно исследуя взглядом его лицо. Потом снова откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза, более не интересуясь собеседником:       – Ступай, ты голоден и тебе нужно выспаться. В последние дни ты слишком рассеян, – он взмахнул рукой, отсылая его прочь.       Эльф нахмурился раздражённо, но промолчал – эта шпилька не достигла цели, не стоила гнева. Он поднялся и на нетвёрдых ногах покинул комнату, предвкушая ночь, что вряд ли принесёт ему сон.              ***       Даламар проснулся утром, и вместе с ним проснулась внезапная решимость. Он был твёрдо намерен перестать бояться. Сколько можно дрожать и просчитывать наперёд каждый свой шаг? Рейстлин уже знает все его самые страшные тайны, самые скверные секреты. И тёмный эльф всё ещё топчет коридоры Башни, как это ни странно. Ночью он пялился в потолок и слушал завывания ветра за окном своей спальни, пытаясь собраться с мыслями, выработать стратегию поведения и не свихнуться. Что ему теперь позволено? Ждёт ли шалафи от него каких-либо действий или его устраивает то, что есть? Его маленьких эльфьих мозгов явно не хватит, чтобы понять Маджере. А значит, единственное, что остаётся – метод проб и ошибок. И надежда, что Рейстлин не превратит его в ужа за эти самые ошибки.       Когда Даламар привычно поставил на стол поднос с завтраком, шалафи едва заметно кивнул, не отрываясь от книги. Его взгляд бегал по строчкам, он перелистнул страницу и только тогда осознал, что чужое присутствие всё ещё тяготеет над ним. Рейстлин посмотрел на Даламара, вопросительно нахмурившись, но эльф заблаговременно принял самый невинный вид, улыбаясь и пряча руки в рукава мантии, как и подобает ученику. Неверяще изогнув бровь, Маджере медленно потянулся к тарелке, безразлично нащупал пальцами ломоть свежего, ещё тёплого хлеба. Даламар не отводил взгляда, сдерживая улыбку, но глаза его выдавали. Он терпеливо дождался, когда зубы шалафи сомкнутся на еде, и только тогда отошёл с театральным поклоном. Архимаг недовольно покачал головой, но предпочёл поскорее забыть об этом, вернувшись к своим книгам.       Однако Даламар принял это за хороший знак и останавливаться не собирался. Более того, он решил начать играть по-крупному. И, когда судьба подкинула шанс, сразу принялся за навязчивые идеи.       Магический огонь плясал прямо на гладко отполированной каменной поверхности лабораторного стола, не нуждаясь в топливе и не угасая. Над ним на треноге в небольшом котелке кипело и булькало, а поднимающийся вверх пар имел лёгкий зеленоватый оттенок. Даламар, нагло разместившийся прямо на краю стола, терпеливо ждал, теребя в пальцах гусиное перо и беззастенчиво разглядывая учителя. Рейстлину было плевать – и на непочтительную позу, и на шарящие по нему взгляды, он давно привык к периодически просыпающемуся нахальству ученика, и такая ерунда не могла отвлечь его от любопытного рецепта. Тонкая книжка в кожаной обложке с тиснением, найденная утром в одной из дальних комнат, лежала тут же, и её потрёпанные страницы обещали мгновенное и абсолютное купирование любой боли.       Маджере вздохнул – жаль, что он не знал этого рецепта раньше, вся его жизнь могла бы стать намного лучше. Или нет – абзац о побочных эффектах туманно намекал на наличие оных, но конкретики не давал. Что ж, тем интереснее.       Не отрывая глаз от ровных строчек, выведенных чьим-то витиеватым почерком, маг щедрой рукой сыпанул в варево перламутровой пыли, и зелье тут же среагировало – взявшийся из ниоткуда порыв ветра метнулся во все стороны, прижимая огонь к столу, разметал бумаги и длинные волосы магов; с дробным стуком скатились со стола несколько крупных ягод вороньего глаза. Рейстлин хмыкнул и вытянул из рук ученика перо – каждый момент эксперимента должен быть законспектирован и изучен. Даламар слез со своего места, и опустился на корточки, собирая раскатившиеся ягодки, предугадывая приказ шалафи. Рейстлин тут же требовательно протянул руку, не глядя на эльфа, не отрываясь от своих заметок. А Даламара словно дёрнуло – он качнулся вперёд, упираясь коленями в пол, и не успел подумать, как уже обхватил тонкие пальцы шалафи своими, переворачивая, и приложился губами к костяшкам. Горячая кожа пахла дубовой корой и чем-то сладким, обжигала губы. Он замер всего на мгновение, смакуя ощущение, столь давно терзавшее его воображение, и отстранился, вкладывая в ладонь учителя горсть блестящих ядовитых ягод.       – Даламар, – укоризненно протянул Маджере, одаривая ученика холодным взглядом, но бесстыжий эльф только блаженно ухмыльнулся в ответ. Хотел подняться, но голос шалафи опередил его намерение: – Сиди.       И его тон эльфу не слишком понравился.       Чёрный маг с силой сжал пальцы, и глянцево-блестящие ягодки лопнули, изливаясь ядовитым соком. Рейстлин бросил мякоть в котелок, и варево тотчас же изменило цвет, став почти прозрачным, с чернильным оттенком. Он ещё раз размешал эликсир, и отложил ложку в сторону. Осталось только дать немного настояться, и начнётся самая интересная часть эксперимента. Впрочем, и ожидание можно скрасить.       Маджере перевёл взгляд на эльфа и растянул губы в подобии улыбки. Перед лицом Даламара снова возникли его длинные притягательные пальцы, и он недоумённо взглянул на шалафи. Блестящие зеркальные глаза учителя не выражали ничего хорошего.       – Оближи.       Даламар моргнул.       Само по себе такое предложение сводило с ума своей соблазнительностью. Прикоснуться губами, провести языком по тонким пальцам, слегка прикусить – о таком Даламар мог только мечтать. Но едкий прозрачный сок уже заставил кожу начать слегка краснеть – ещё не полноценный ожог, но обещание. И эльф прекрасно представлял, что случится, когда он попадёт к нему в организм – об опасности этих ягод знал каждый ребёнок. Он снова посмотрел на учителя, но помилования не дождался. И Рейстлин больше не улыбался – сок раздражал кожу ладони, жёг всё сильнее.       Даламар осторожно взял тонкую руку в свои и постарался отрешиться от ситуации. Маджере почти наверняка не даст ему умереть. Можно насладиться моментом, пока не пришла боль. Он снова коснулся губами, целуя подушечки, в очередной раз удивляясь жару, что бился под золотой кожей, лизнул на пробу – горечь кольнула рецепторы. Терпимо. Силой воли отодвинув страх, принялся жадно, медленно вылизывать, как дорвавшаяся до угощения собака, наплевав на то, что подумает о нём Рейстлин, и на то, через сколько минут наступит интоксикация. Шалея от восторга, вобрал палец в рот, и вскинул на учителя хитрый взгляд чуть раскосых глаз, успев заметить мелькнувшее на его лице изумление, тут же спрятанное под маску вечной холодности. Слегка посасывая и прикусывая, прошёлся по всем изящным пальцам, вкладывая в дело весь свой немалый пыл и не забывая кидать на шалафи коварные взгляды.       Чувство жжения на слизистой появилось через несколько десятков секунд, и поначалу его было довольно легко игнорировать, тем более что было на что отвлечься. Но потом учитель всё-таки отобрал у него свою ладонь; Даламар довольно облизнулся и усмехнулся. Что-то неясное во взгляде Рейстлина напомнило эльфу Китиару – иногда в брате и сестре всё же было что-то похожее. И Даламар надеялся, что не ошибся, по аналогии с Повелительницей Драконов приняв заворожённое выражение шалафи за сдерживаемое влечение. Заполучить в свою постель Китиару было любопытно, волнующе. Опасно, но занятно. Заполучить Рейстлина – невозможно. Божественно. Смертельно.       И сладко.       В горле запершило, и тёмный эльф поперхнулся, вырываемый из своих мыслей. Язык и гортань горели, он попытался сглотнуть, но не смог, горечь расползлась по рту, высушивая слизистую. Рейстлин перестал обращать на него внимание, занятый своими заметками и остывающим отваром, и Даламар попытался подняться на ноги, но пол внезапно дёрнулся под ногами, заставив чувствительно приложиться боком о стол. Он ухватился за столешницу, пытаясь зафиксировать тело в вертикальном положении; голова закружилась, и эльф упёрся лбом в ладони.       – Уже? – раздался рядом бесстрастный голос учителя. – Я думал, ты продержишься дольше.       Даламар поднял голову, прикрывая веки – свет усиливал тошноту.       – Что чувствуешь? – Маджере положил перед собой чистый пергаментный лист.       – Боль… усиливается, – слова требовалось проталкивать сквозь сухое горло. – В желудке и в голове. Тошнота, светобоязнь, воздуха не хватает, – диктовал эльф, стараясь сконцентрироваться. Чем более полезным он будет – тем больше у него шансов. Рейстлин записывал, поглядывая на ученика, подмечая внешние симптомы отравления и добавляя их в перечень. От него не укрылись ни расширившиеся зрачки, ни тремор – предвестник полноценных судорог. Впрочем, до этой стадии лучше не доводить, как бы ни было интересно – остановившееся сердце будет трудновато запустить вновь.       Рука с пером дёрнулась, оставляя на листе некрасивую чернильную полосу – ученик с грохотом рухнул на пол, не удержавшись на слабых ногах.       – Прости, шалафи, – прохрипел Даламар, сдерживая рвотные позывы. Рейстлин вздохнул и протянул ему пустую миску; эльфа вырвало, он с трудом удерживал посуду в руках. Перед глазами ученика тёмного мага всё плыло, и учителю пришлось прижать кружку с эликсиром к самым губам эльфа.       – Пей.       Вкуса Даламар не почувствовал, но боль прошла мгновенно: унялась пульсация в голове, пропала, как и не было, резь в желудке. Без тумана страданий мыслилось легче, хоть тошнота и слабость остались. Он поднял глаза на учителя.       – Не расслабляйся, ты всё ещё умираешь, – непреклонно отрезал Маджере. – Поторопись. Что ты чувствуешь? Боль прошла?       Даламар хотел ответить, но голос не слушался. Он кивнул, надеясь, что этого будет достаточно.       – Что-то новое появилось?       Эльф прислушался к себе, пытаясь отделить ощущения. Горло перехватывало, дышать становилось всё труднее – теперь он понял, что Рейстлин имел ввиду, говоря об опутанных паутиной лёгких. Голова кружилась, и его ощутимо трясло. Все эти ощущения он ненавидел, в этом они с учителем были похожи. Быть слабым, быть ни на что не способным – хуже не придумаешь. Боль – гораздо лучше. Её можно терпеть, её можно подчинить, можно даже использовать. Старая подруга, она была для Даламара гораздо более желанна, чем эти отвратительные симптомы слабости. Слабость – это смерть. А боль… совсем нет. Даламар с силой прикусил губу, желая почувствовать себя живым, но ощутил только соль и железо, и как капля крови потекла по подбородку. Он умер?       – Даламар!       Он умирает.       – Проклятье.       Он должен рассказать Рейстлину. Эльф умён, и даже сейчас способен мыслить логически, думать о деле. Маджере должен знать, что он чувствует. Нужно сказать. Прийти в себя, побыть живым ещё немного. Заученным движением Даламар тряхнул запястьем, и в правой ладони очутился небольшой кинжал. Он сжал пальцы – на лезвии, не на рукояти. Кровь потекла, но живее он не стал. Этого мало.       Рейстлин видел кровь, но разбираться с этим было некогда. Он наконец отыскал в ящике стола неприметный мешочек и торопливо высыпал себе на ладонь одну круглую, ровную белую жемчужину. Движением профессионального анатома он разжал ученику челюсти и вложил бусину в рот.       – Держи под языком, – приказал маг, но эльф никак не отреагировал. – Даламар! – он повысил голос, и ученик, помедлив, моргнул – услышал.       Потом маг забрал у него покрытый горячей кровью кинжал.       И оставил на полу, дрожать в муках исцеления. Даламар не знал, сколько это продолжалось – пару минут или пару часов. Рубашка была мокрой от пота и мерзко холодила плечи, когда сознание окончательно вернулось. Эльф обнаружил себя съёжившимся на полу, тут же принял вертикальное положение и нашёл глазами Рейстлина, расположившегося на своем месте за столом. Маг не смотрел на него, но совершенно точно следил за его состоянием – Даламар был уверен. Эльф хотел позвать, но едва не поперхнулся и достал изо рта тёмную, мутную бусину жемчуга.       – Не потеряй, – тут же проинструктировал маг, всё так же не поднимая взгляда от свитка, что держал в руках, – пригодится. Она так же легко отдаст яд, как и вобрала его.       Ученик спрятал жемчужину в один из потайных кармашков, не задумываясь о том, кого бы он мог пожелать отравить. Если только сам захочет, наконец, сдохнуть.       Даламар поднялся на ноги, чувствуя себя вполне сносно – лёгкая слабость в ногах легко поддавалась контролю, заправил за уши влажные волосы. Со стороны наверняка похож на пугало, но плевать, от его эльфийской гордости вообще мало что осталось. Эльф замер рядом со своим мастером.       Маджере бросил на него косой взгляд снизу вверх и внезапно усмехнулся:       – Ты такой упрямый. Мне нравится.       В этот раз эльфу удалось удержать лицо, выдержать взгляд. Он только сглотнул тяжело, сухое горло отозвалось резью.       – Что там с побочными эффектами? – тон архимага снова стал серьёзен. Маг отложил свиток и достал свои записи, пододвинул к себе перо.       – Это желание почувствовать боль.       Рейстлин кивнул:       – Зачем?       – Чтобы ощутить себя живым, восстановить связь с телом, – Даламар пожал плечами. – Мне показалось, что оно уже мертво. Что не моё более, бесполезный кусок мяса. Я хотел вернуть его к жизни, чтобы…       Рука с пером остановилась в ожидании продолжения.       – Чтобы успеть рассказать тебе об этом.       Маг моргнул, принимая этот ответ и задумался. Эта интересная задачка, пожалуй, сможет его развлечь. Состав наверняка можно улучшить, избавить эликсир от побочки или хотя бы ослабить её влияние, сейчас наверняка убийственное для кого-то, чей дух окажется слабее, чем воля Даламара. А ведь и эльф поддался ей, и неизвестно, как далеко это могло зайти.       – Шалафи, – голос ученика вырвал его из раздумий.       – М-м?       – Почему ты хотел убить меня? – Рейстлин поднял недоумённый взгляд, и Даламар тут же уточнил: – Не сейчас, когда вернулся. Я видел, что ты думал об этом.       Он знал, что Рейстлин всё равно не скажет ему всей правды. Пусть оставит себе эту горечь, этот яд поражения. Чтобы они оба были отравлены.       – Я считал, что ты доложишь Конклаву о моём возвращении и состоянии, – отмахнулся Маджере, возвращаясь к запискам, не собираясь делиться самым болезненным. Сейчас эта мысль казалась ему откровенной глупостью, но месяц назад он и вправду считал, что ученик, предавший однажды, тут же кинется к своим бывшим хозяевам. – От меня было довольно легко избавить этот мир, пока я валялся в постели, – уголки губ дёрнулись, изображая улыбку. Он заметил, что эльф хочет что-то возразить, и тут же вернул ему его же слова: – Я видел, что ты думал об этом.       Ученик потупился. Нуитари свидетель – он жалел об этих мыслях.       – Но ты передумал, – он знал, почему. Но хотелось услышать это от Рейстлина.       – Да. В твоей голове довольно много интересного и помимо похотливых картинок, хоть ты и был поглощён только ими, – Маджере откровенно потешался над эльфом, прекрасно заметив, как покраснели кончики длинных ушей. – А теперь, если позволишь, давай вернёмся к работе. Здесь есть над чем подумать.       И архимаг приглашающе хлопнул ладонью по столешнице рядом со своими бумагами. Даламар удовлетворённо улыбнулся, влезая на своё излюбленное место.