Наруто:Брошенное дитя

ПРОДОЛЖЕНИЕ ВОСПОМИНАНИЙ Конохагакуре-но Сато Солнце только начало заглядывать за горизонт, когда Кушина подъехала к воротам Конохи. Они выглядели гораздо лучше, чем четыре года назад, и даже повреждения, нанесенные Кьюби той ночью, были полностью устранены, и от них не осталось и следа. Она зарегистрировалась у Стражей Ворот, которые действительно ожидали ее прибытия, хотя и не так рано, и дождалась сопровождения ANBU в кабинет Хокаге. Она прождала всего несколько минут, удивляясь тому, что Сарутоби проснулся и находится на рабочем месте так рано. Было только что шесть часов, а вся деревня еще спала. АНБУ взял ее за плечо и без лишних слов с помощью Шуншина доставил себя и ее в башню Хокаге. Хокаге-сама, провожу Кушину-сама в ваш кабинет, как было приказано, - сказал он. Кивнув Хирузену в знак благодарности, АНБУ исчезли. Глаза Хирузена ожесточились, когда они сфокусировались на Кушине. Он холодно спросил: "По какому делу вы здесь, Узумаки-сан?" "Хокаге-сама, - Кушина поприветствовала его формальным поклоном, удивив мужчину, - я поняла, как сильно я облажалась, когда бросила своего малыша все эти годы назад. Я прошу... - она опустилась на колени и склонила руки и голову к полу, - нет, господин, я умоляю вас: пожалуйста, позвольте мне увидеть моего Наруто-тяна, чтобы я могла вернуть его домой". Рычание, вырвавшееся из горла Сарутоби, заставило Кушину поднять голову. Несмотря на слезы, которые начали катиться по лицу Кушины, глаза Хокаге оставались непоколебимо ледяными: "После того, что ты натворила, как в ту ночь, так и весь последующий год, ты думаешь, что я вдруг поверю, что ты "прозрела" и теперь хочешь исправить свои ошибки?" "Я понимаю ваши сомнения, Хокаге-сама. Я не виню вас за то, что они у вас есть. Но Джирайя показал мне печать, которую Минато наложил на Наруто - он заставил меня изучить ее досконально - и я увидел, что у демона нет ни единого шанса взять верх. Пожалуйста, Хокаге-сама, позвольте мне вернуть его домой, или хотя бы разрешите привезти сюда моих дочерей, чтобы мы могли жить с ним вместе в деревне?" "Нет, Узумаки-сан. Я не могу этого сделать. Более того, я и не собираюсь этого делать", - сказал он. Она вздрогнула от его тона, а затем отчаянно закричала. "Пожалуйста, верните мне сына, умоляю вас! Пожалуйста, Хирузен... - он посмотрел на нее, когда она произнесла его имя, но она не остановилась, - он нужен мне так же, как и я ему! Пожалуйста, я умоляю тебя на коленях! Поверьте мне, когда я говорю, что люблю своего сына", - сказала она со слезами на глазах. Он вздохнул, потирая виски, так как его воля ослабла. "Даже если я поверю вам, Узумаки-сан, все не так просто. В последнее время в его жизни произошло несколько травмирующих событий, и я не могу с чистой совестью нагружать его правдой о вашем уходе. Это может окончательно сломить его в том состоянии, в котором он сейчас находится. Нет, Узумаки-сан, я не подпущу вас к нему - ради его же безопасности. Я умоляла вас перед отъездом и еще целый год в письмах, что ему нужна мать, но вы и слышать об этом не хотели. Почему же теперь твои мольбы должны меня тронуть? По правде говоря, я даже не уверен, что хочу позволить ему узнать о твоем существовании до того, как придет время открыть ему его наследие и выполнить обещание, данное Минато", - сказал он, и она посмотрела на него, ее слезы стали еще сильнее. "Что ты имеешь в виду под "травматическими инцидентами"? Скажи мне! Что случилось с моим сыном?!" спросила она, и его глаза ожесточились. "То, что с ним случилось, - прямой результат того, что вы отказались от него и оставили его здесь! Теперь я услышал и сказал достаточно. Разговор окончен. Уходите, Узумаки-сан, наше дело закончено. Тори, Нэко, - сказал он, когда она попыталась еще что-то просить, но он снял печати конфиденциальности и пустил чакру, когда в комнату вошли два АНБУ, стоящие на коленях. "Проводите Узумаки-сан до ворот и отправьте ее в путь", - приказал он им. Однако прежде чем он и АНБУ успели начать действовать, Кушина поднялась на ноги, впечаталась в пол четырьмя цепями чакры и еще несколькими цепями чакры, которые защищали ее, и залила комнату необычайно мощным убийственным намерением, заставив АНБУ вздрогнуть, а Хокаге даже слегка вспотеть. "ХИРУЗЕН САРУТОБИ, Я НЕ БУДУ УВОЛЕН ТАК ЛЕГКО И ПРОСТО! ЕСЛИ ВЫ ХОТИТЕ ОТПРАВИТЬ МЕНЯ В ИБИКИ МОРИНО, КОГДА МЫ ЗАКОНЧИМ ЗДЕСЬ, ТО Я ПОЙДУ БЕЗ СОПРОТИВЛЕНИЯ, НО Я НЕ УЙДУ И НЕ СДВИНУСЬ С МЕСТА, ПОКА ВЫ НЕ ДАДИТЕ МНЕ ВРЕМЯ, КОТОРОЕ Я ЗАСЛУЖИЛ ЗА ЭТО ПУТЕШЕСТВИЕ, ВЫ МЕНЯ ПОНИМАЕТЕ?!" Кушина вопила во всю мощь своих легких сквозь слезы страдания и разочарования, шокируя его своей яростной решимостью. Хирузен использовал часть своего убийственного намерения, чтобы парировать давление Кушины. Он поднялся на ноги и уставился на нее с такой же непреклонной решимостью, как и она сама. Изучая ее и понимая, что никакие его слова и действия не убедят ее уйти, не дав ей того, чего она хотела, или не устроив драку, в которую не стоит ввязываться из-за нехватки времени, он покорно вздохнул. "Тори, Нэко", - обратился он к своим агентам, - "Отставить и вернуться на свои посты". "Господин, вы уверены?" Тори спросил своего командира ровным тоном, хотя в его вопросе слышались сомнения в безопасности Каге. "Я обещаю вам, что не буду нападать на него и не желаю ему зла", - попыталась заверить Кушина двух АНБУ, слезы на глазах которой начали стихать. "Я уверен, Тори", - ответил Сарутоби на вопрос АНБУ, - "Вы можете отступить". Тори и Неко кивнули, отсалютовали Хокаге и исчезли из виду. Сарутоби тоже вернулся на свое место и сцепил руки перед собой: "Ты тоже можешь отступить, Кушина, - фыркнула она, когда он впервые за четыре года использовал ее имя, - я выслушаю тебя, но ты, конечно, должна знать, что я не могу позволить тебе опекать Наруто". Кушина заскрипела зубами от страха, слезы начали наворачиваться. Она позволила цепям чакры раствориться и вернуться в тело. Она снова упала на колени и склонила голову и руки к полу. "Пожалуйста, Хирузен, - умоляла Кушина, - скажи мне, что делать. Я знаю, ты не доверяешь мне и считаешь меня злобным монстром, и это более чем оправданно, учитывая все, что я сделала. Но скажи мне, что я могу сделать, чтобы вернуть твое доверие! Скажи мне, что я могу сделать, чтобы показать тебе, что я изменилась, что я действительно осознаю свои грехи и злодеяния и хочу искупить их и искупить свою вину! Пожалуйста!" - выкрикнула она, когда ее голос снова прорвался сквозь рыдания, - "Скажи мне, что я должна сделать, чтобы вернуть моего сына, чтобы ему больше не пришлось страдать!" Несмотря на гнев и враждебность, которые испытывал Хирузен к женщине, стоявшей сейчас перед ним на коленях, он не мог отрицать, что ее желания были искренними и неподдельными. Может ли он устроить ей своеобразное испытание? Может ли он сейчас не дать ей повода для сомнений? Но в то же время, мог ли он позволить себе это? И как это отразится на бедном Наруто? "Кушина, пожалуйста, подними голову", - примирительным тоном попросил Хирузен. Когда она сделала это, он жестом руки, обращенной ладонью вверх, велел ей подняться с колен и встать перед ним. Когда она встала во весь рост, Хирузен начал: "Кушина, ты ставишь меня в очень сложное положение... - она кивнула в знак понимания, когда он продолжил, - ...в котором нет простого и легкого ответа. Мне очень жаль, но я не могу сделать и сказать вам больше ничего, что касается Наруто..." "Это неприемлемо!" Кушина прервала его: "Я не уйду отсюда, пока не получу хотя бы больше того, с чем пришла сюда! Если ты хочешь, чтобы я ушла, ты должен мне что-то дать!" "А почему я вообще должен вам что-то давать, Узумаки-сан?!" требовательно спросил Хирузен. "Я понимаю, что вы не можете позволить мне забрать Наруто, и я знаю и понимаю, почему. Но могу ли я хотя бы встретиться с ним, даже если не буду открываться ему как мать? Могу ли я попытаться начать строить с ним что-то - ЛЮБОЕ - хоть что-то, пусть даже на расстоянии?! Пожалуйста, Хирузен, дай мне хоть немного надежды!" Хирузен на несколько мгновений опустил взгляд в раздумье, затем закрыл глаза и вздохнул. Он не знал, что делать в данный момент. Он совершенно не хотел доверять Кушине благополучие Наруто. Она бросила его и хотела убить; она не заслуживала шанса сделать что-либо с Наруто или для него, насколько ему было известно. Но все же... он узнавал отчаявшегося родителя, когда видел его, и такой родитель определенно стоял перед ним в этот момент. Хирузен сделал еще один глубокий вдох и медленно выдохнул: "На его жизнь было совершено покушение...", - она потрясенно задыхалась, и Хирузен обвиняюще сузил глаза, на что она лишь стыдливо опустила взгляд, продолжая, - "...и из-за этого покушения он попал в больницу на неделю. Это случилось в день его рождения, когда вы, без сомнения, праздновали со своими дочерьми, не обращая внимания ни на что на свете!" Кушина захрипела и зашипела от суровой правды, прозвучавшей в словах Сарутоби: "Мы с Какаши успели вовремя добраться до него, и я казнил всех, кто был причастен к этому..." "Спасибо, - благодарно перебила она, прежде чем он снова сузил глаза. Хирузен продолжил: "...но, учитывая то, что с ним произошло, как, по-твоему, он отреагирует на то, что у него есть мать, которая бросила его на произвол судьбы? Как вы думаете, он воспримет это нормально? Неужели вы думаете, что он сможет доверять вам или вообще испытывать к вам какую-то привязанность? Он захочет узнать, почему вы оставили его умирать - как, по-вашему, он отреагирует на новость, что вы не только оставили его умирать, но и сами хотели его убить?!" Кушина начинала всхлипывать с каждым обвинением, которое предъявлял ей Хирузен. Это была правда - она совершила эти поступки, и ей не было оправдания. Но даже если бы и было, она не позволила бы себе никаких оправданий. "Я понимаю... и вы правы. Я больше не хочу делать ничего, что могло бы навредить ему, даже если это означает, что мне нужно держаться на расстоянии. По крайней мере..." Кушина снова начала умолять, на этот раз более тихо: "...по крайней мере, ты можешь рассказать мне о нем? Можете ли вы помочь мне хотя бы начать узнавать моего мальчика?" Хирузен несколько секунд грустно смотрел на нее, а затем медленно кивнул: "Он довольно одинокий мальчик. Он очень старается сохранять оптимизм и видеть в людях только самое лучшее..." Кушина начала проливать беззвучные слезы, слушая его объяснения: "...он прирожденный сенсор, и уже довольно давно". Глаза Кушины расширились от удивления и благоговения перед этим откровением. Пробуждение сенсорных способностей в столь раннем возрасте?! Это было неслыханно! Неужели Наруто был прирожденным вундеркиндом?! "И то, что я собираюсь тебе рассказать..." Хирузен предупредил: "...это то, что ты не должен рассказывать никому и ни при каких обстоятельствах. Ни своим дочерям, ни Джирайе, никому. Вы поняли?" Кушина решительно кивнула, показывая, что понимает, насколько серьезной является информация, которую ей предстоит получить. "Когда на него напали, Наруто пробудил свой Шаринган...", - сказал он ей совершенно искренне, - "...самый молодой из всех, кто когда-либо делал это". "Значит, в нем сильны гены Минато. Вы... вы, должно быть, гордитесь им. Я... я не могу не гордиться им сейчас, хотя и не заслуживаю этого". "Да, я горжусь им, но в то же время безмерно огорчен за него. Единственный способ пробудить Шаринган - это либо интенсивные тренировки, либо прямая угроза жизни того, кто его носит. Он не должен был пробуждать его до сих пор!" Его твердость напомнила Кушине, что она ни в коем случае не в фаворе у этого человека. Она закрыла глаза и позволила нескольким слезам вытечь из протоков, после чего снова открыла их и стала смотреть дальше, внимая рассказу Хирузена о своем сыне. Он... - с губ Сарутоби сорвался печальный, но тоскливый вздох, - он почти копия своего отца. И я имею в виду не только его внешность. Он также обладает отцовским гением - научился читать в два года, способен изучать и понимать концепции, намного превосходящие его возраст, даже сейчас я уже начал изучать теорию чакры..." Сарутоби наклонился вперед, позволяя небольшой горделивой улыбке пересечь его черты: "...и он понимает, что читает, если вы можете в это поверить". Кушина скривилась от боли в сердце. Думать о том, что в то время как ее дочери берут пример с нее, Наруто берет пример с отца... Ей было приятно думать об этом, но так больно думать, что она никогда не была там, чтобы увидеть это своими глазами. "Наруто боготворит своего отца, Кушина, - тихо признался ей Хирузен, доведя ее до новых слез, - Он даже случайно наткнулся на твою фотографию, когда ты была беременна им...", - это вырвалось из ее горла, и она поднесла руку ко рту, - "...и он не мог перестать говорить о прекрасной рыжеволосой женщине, на которой женат его кумир, и что у нее должны быть прекрасные дочери...". Ноги Кушины подкосились, и она рухнула на колени, переполненная сожалением, душевной болью и ненавистью к себе. Ее рыдания перешли в стоны. У нее были такие отвратительные и неправильные мысли о нем, а у него - только чудесные мысли о ней и сестрах, о которых он даже не подозревал. Она упала на пол, всхлипывая и плача, бормоча сквозь слезы о том, какая она злая и как не заслуживает жизни. Она не знала, сколько прошло времени, прежде чем почувствовала руку на своем плече. Она подняла глаза и увидела Хирузена, стоящего на коленях с печальным, но холодным выражением лица, как будто он действительно был опечален ее судьбой, но не мог заставить себя утешить ее или почувствовать хоть малейшую жалость к ней. "Могу я..." начала Кушина, - "...могу ли я начать посылать письма и подарки, чтобы вы передали ему от меня?" "Подарки, конечно, - ответил Хирузен, - а письма...?" "Я могу писать их так, чтобы не сообщать ему слишком много информации. Я хочу сказать ему, что я его мать и что я сожалею о том, что сделала с ним, но я могу не упоминать свое имя, а также не говорить ему, что именно я сделала - по крайней мере, пока он не будет готов узнать. Пожалуйста?" Хирузен закрыл глаза и вздохнул: "Можешь послать их. Я подумаю, готов ли он к этому". "Спасибо, Хирузен, - предложила Кушина, - я... я доверюсь тебе, что ты знаешь, когда он будет готов услышать правду обо мне. Но, пожалуйста, мне нужно знать, смогу ли я снова заслужить ваше доверие. Я не хочу ждать, пока он станет подростком, чтобы встретиться с ним и познакомить его с сестрами. Я хочу привезти его домой". "Время покажет", - прямо сказал ей Хирузен, - "Сейчас он должен быть дома. Я недавно купил ему собственную квартиру. Я позволю вам взглянуть на него с крыши дома напротив, прежде чем отведу вас обратно к воротам. Это лучшее, что я могу дать вам сейчас". "Спасибо, - с благодарностью сказала она, порывисто обнимая его, - ты не представляешь, как много это для меня значит!" Огненная столица Кушина мчалась обратно домой, жалея, что не взяла с собой Наруто, но благодарная за то, что Хирузен пошел ей на уступки. Старик сделал то, что обещал, позволив Кушине впервые увидеть своего пятилетнего сына - и, как и должно было быть в ночь его рождения, она сразу же влюбилась. Один только взгляд на него и наблюдение за тем, как он читает, учится и готовит себе еду, снова довел ее до слез. Как же ей хотелось спуститься в эту квартиру и заключить его в свои объятия. Как ей хотелось обнять его и расцеловать во все лицо, говоря ему, как ей жаль и как сильно она его любит. Как ей хотелось взять его с собой домой и окружить любовью своей семьи. Но не тут-то было: Хирузен вернул ее к реальности, завершив ее пребывание в Конохе и лично проводив до ворот, чтобы проводить. К позднему вечеру она вернулась в Столицу Огня и уже вошла в поместье Узумаки. Как только она вошла, Джирайя поднялся, чтобы поприветствовать ее, но увидел залитое слезами лицо и отсутствие маленького мальчика в руках, хотя она грустно, но с надеждой улыбалась. Он видел, что, хотя она и не получила того, чего хотела, ей удалось уйти, поскольку Хирузен дал ей что-то. Она умылась, улыбнулась своим девочкам, которых Джирайя привел поприветствовать мать, и принялась готовить ужин для своей семьи, благодарная за близких, но желая, чтобы она могла готовить и для своего сына. Джирайя знал, что не стоит настаивать на своем, и девочки были так же несведущи, как и раньше, за что она была им очень благодарна. На следующее утро, перед тем как разбудить девочек к завтраку, Джирайя подошел к Кушине и спросил о ее встрече с Хокаге. Она рассказала ему обо всем, что произошло: об отказе Хирузена подпустить ее к Наруто, о покушении на жизнь Наруто, что заставило Джирайю вздрогнуть - хотя то, что Хирузен просил оставить при себе, она оставила. Она также рассказала ему о том, как впервые увидела его с момента рождения, и о том, что она собиралась сделать для Наруто с этого дня. Когда она закончила, Джирайя спросил ее: "Кушина, когда ты собираешься рассказать о нем девочкам? И что именно ты собираешься им рассказать?" "Я расскажу им, когда посчитаю, что они готовы...", - ответила она, - "...и я расскажу им все. Я ничего не упущу". "Ты уверена, что это разумно?" Джирайя настороженно спросил: "Ведь ты не знаешь, как они отреагируют на то, в чем ты им признаешься". "Они заслуживают того, чтобы знать. Важно не то, как они отреагируют на меня. Но я верю, что они примут все как есть". "Ну... тогда ладно. Если ты этого хочешь, я не стану тебя останавливать, когда придет время. Только... только будь осторожна, хорошо?" Она грустно улыбнулась ему и кивнула. Перед тем как приготовить завтрак, ей нужно было написать письмо сыну. Оставалось надеяться, что Хирузен сочтет нужным передать его ему. Это было еще одно письмо, которое она могла процитировать по памяти после того, как написала его... Наруто, сын мой, Я могу только представить, как ты растерялся, прочитав письмо, которое тебе пишет человек, называющий тебя своим сыном. Но это правда, милый. Я - твоя мать. Я знаю, что это должно вызвать у тебя множество вопросов, и я постараюсь ответить на те из них, которые смогу предугадать, хорошо? Но я могу рассказать тебе только некоторые фрагменты своей истории из-за сделки, которую мне пришлось заключить с Хокаге. Пожалуйста, не вини его за это, детка - он всего лишь присматривает за тобой, он действительно любит тебя и преследует твои интересы. Несмотря на то, что мы с ним больше не близки и не в хороших отношениях, я полностью доверяю ему в вопросах твоей безопасности, и не думаю, что кто-то сможет обеспечить твою безопасность лучше, чем он. Я пока не могу назвать вам свое имя. Ты узнаешь, когда мы однажды встретимся, и будь уверен, мы обязательно встретимся. У тебя даже есть братья и сестры, с которыми ты познакомишься, когда встретишь меня. Я ожидаю, что мне разрешат вернуться в деревню примерно в то время, когда ты будешь заканчивать Академию. Причина, по которой меня нет рядом с тобой, и ты не живешь с нами, заключается в том, что я совершил несколько очень, очень плохих поступков, и все они касались тебя. Я пока не могу сказать тебе, в чем они заключаются, но хочу, чтобы ты знала: я сожалею обо всем и мне глубоко стыдно за то, что я даже думал о них, не говоря уже о том, чтобы совершить их. Когда мы встретимся, я признаюсь в каждом своем неверном поступке, который касался тебя, и буду умолять тебя простить меня за них, один за другим. Я не буду просить у тебя прощения до этого, потому что считаю, что человек должен знать, за что он прощает человека, прежде чем он сможет его простить. Я также хочу, чтобы вы знали, что я не буду оправдываться перед вами за свои проступки. Я должен был знать лучше, и в глубине души я действительно знал лучше. Несмотря на все это, несмотря на боль, которую ты сейчас испытываешь, я хочу, чтобы ты знала, милая, что, хотя я еще не знаю тебя, я люблю тебя всем сердцем, моя Нару-тян. Я плачу от сожаления и стыда даже сейчас, когда пишу это, жалея, что не сделал этого, и зная, что виноват лишь в собственной глупости и ошибочных чувствах. Мое отсутствие ни в коей мере не является твоей виной, пожалуйста, знай и верь в это. Ты не сделала ничего плохого и не заслужила того, чтобы у тебя не было любящей матери, которая бы хранила и воспитывала тебя. Я не знаю, как сложилась твоя жизнь в Конохе - знаю только, что Хокаге рассказала мне о каком-то инциденте, в котором ты участвовал. Я могу только догадываться, что ты пострадал, возможно, очень сильно, и за это мне тоже очень жаль. Это моя вина, потому что все это можно было предотвратить, если бы я просто сделала все правильно в ту ночь, когда ты родился. Но даже несмотря на это, как твоя мать, я всегда буду сожалеть о том, что не увидела твоих первых шагов и не услышала твоих первых слов. Я всегда буду сожалеть о том, что пропустила все твои дни рождения и даже те события, которые тебе еще предстоит совершить, но я не смогу быть рядом. Но я хочу, чтобы ты знал: отныне ты будешь получать от меня горы подарков на день рождения! Я также буду посылать тебе подарки и вещи за все те великие дела, которые, как я знаю, ты совершишь. Хотя Хирузен (это имя Хокаге, если ты не знал) запретил мне найти тебя, когда я был в деревне в последний раз, он рассказал мне о тебе кое-что - то, что заставило мое сердце прыгать от радости и раздуваться от гордости, но в то же время разбило его, потому что напомнило мне о том, как сильно я с тобой облажался. Он сказал мне, что ты похож на своего отца, и это меня очень радует. Ты действительно очень на него похожа, дорогая. А еще Хирузен сказал мне, что ты такой же гений, как и твой отец, а может, даже еще больше! Если это правда, то у меня есть много свитков с великими дзюцу и другими инструментами шиноби, которые тебе пригодятся, и я обязательно отправлю их Хирузену, чтобы он передал их тебе. Твои братья и сестры, к сожалению, берут с меня пример - они больше физические существа и обучаемы, и хотя они не глупы, но и не слишком умны. Они не могут научиться многим вещам, которым я хочу научить их. Но ты сможешь, милая! Я жду не дождусь того дня, когда смогу действительно научить тебя этим вещам: запечатыванию, владению мечом, специализированным техникам чакры нашей семьи... Я не могу сказать больше, потому что боюсь, что ты достаточно умна, чтобы понять, кто я такой, если я дам тебе больше информации, а Хирузен считает, что ты еще не готова узнать мою личность. Нару-чан, что бы тебе ни говорили, знай и верь, что Каа-чан любит тебя. И твой отец любил тебя больше всех на свете. Мне не терпится узнать о тебе побольше, и я могу только надеяться, что мне разрешат вернуться раньше, чем наступит дата твоего выпуска. Обещаю, что сделаю все возможное, чтобы показать тебе свою любовь на расстоянии, которое мне пока приходится сохранять. Пожалуйста, милая, будь сильной. Убедись, что ты ешь много здоровой пищи, даже овощи. Принимай ванну каждый день и ложись спать вовремя, чтобы выспаться на весь день вперед. Заведите друзей - их не нужно много, достаточно нескольких. Обязательно изучайте ниндзюцу, хорошо? И самое главное - никогда не забывай, что у тебя есть Каа-тян, которая очень-очень тебя любит. Я люблю тебя, сынок, Каа-тян Покончив с этим, она спросила одну из служанок, можно ли ей приступить к завтраку, пока она занимается делами в столице. Отправив письмо через посыльного ястреба, она вернулась домой и стала долго размышлять над тем, какие подарки купить сыну, чтобы отправить ему. КОНЕЦ ФЛЭШБЭКА Кушина продолжала собирать вещи на кухне, вспоминая время, проведенное там, - время, когда она скучала по детству Наруто, но улыбалась тому, что узнала о нем благодаря постоянной переписке с Хирузеном. Она думала о своем разочаровании в обучении девочек на протяжении многих лет, и не могла не сравнить его с эйфорией от того, что узнала о вещах, которым могла бы научить Наруто, когда у нее появится такая возможность. К сожалению, радость, которую она испытывала при мысли об обучении Наруто, иногда омрачалась новостями о том, что на Наруто снова напали, особенно в его шестой день рождения. FLASHBACK Огненная столица Джирайя и Кушина тренировали близнецов уже год, и становилось все очевиднее, что они больше похожи на мать, чем на отца, что одновременно пугало Кушину и заставляло ее испытывать стыд. Она начала бояться, что они отреагируют на Наруто так же, как и она, - просто следуя своим импульсам и не тратя времени на то, чтобы все хорошенько обдумать. Ее страх усугублялся тем, что ни одна из девочек не была такой умной, как она, и к тому же была более импульсивной. Она пыталась научить их стратегии боя и обману в мире шиноби, но им не хватало внимания, чтобы изучить такие тонкости. Они оба были такими же упрямцами, как и она сама: "Сначала бей их, а потом задавай вопросы". Они также унаследовали ее вспыльчивый и дерзкий характер, а также плотную чакру, которой она обладала. Но если их чакра была довольно плотной, то контроль над ней был просто ужасен - дилемма, которую она не могла понять. Не удивительно, что джинчурики плохо контролируют чакру из-за своих резервов, но их контроль был почти ничтожным, и ничто из того, что пробовали Джирайя и Кушина, не могло улучшить их контроль. Помимо плотной чакры, смешение Инь и Ян чакры Кюуби в их спиралях создавало свои проблемы. Контроль, необходимый для того, чтобы не дать демонической чакре вырваться наружу, отсутствовал из-за отсутствия тысячелетней души, запечатанной в их брате, которая должна была фильтровать и регулировать такую мощную и опасную чакру - чакру, которая им не принадлежала. Кушина и Джирайя пытались научить их всем известным им упражнениям по контролю чакры, даже тем, которые, по их мнению, были более продвинутыми, чем те, которые должны были практиковать люди их возраста: упражнение с листьями, прилипание к поверхности, хождение по воде - ничего не помогало, и все, что они делали, это рвали листья в клочья, делали выбоины на стенах и деревьях, и много одежды, залитой водой. Девочки не знали, что такое "сдержанность", и их вспыльчивость им тоже не помогала. Кушина понимала, что ей предстоит долгий и утомительный путь к овладению даже основами. Они с Джирайей стали применять другой подход и начали обучать их тайдзюцу в стиле своего клана: "Вихревой кулак Узумаки", который основывался на том, чтобы сначала ослабить противника с помощью печатей или других дальних атак, таких как ниндзюцу водного стиля или адамантиновые цепи, а затем уже идти на поражение. В основе этой техники лежала сила и мощь, и она была призвана уничтожить противника, перейдя в наступление и нанося яростные удары. Недостатком было то, что в "Вихревом кулаке" почти не было защитных техник, что было главной слабостью стиля. Однако для большинства Узумаки эта слабость была несущественной, так как их мастерство запечатывания обеспечивало необходимую защиту. И в этом заключалась еще одна серьезная проблема. Она пыталась научить девочек запечатыванию, но у них ничего не вышло. Ни у одной из них не было терпения, необходимого для изучения тонкостей этого сложного искусства, как и для развития необходимых навыков каллиграфии. Хуже всего было то, что никто из них не унаследовал природный талант клана Узумаки к этому искусству. Им было всё равно - на их вкус, это было недостаточно броско, что не могло не огорчать Кушину. Она пыталась убедить их в силе печатей, показывала им некоторые из них, но их интересовали только взрывающиеся метки и печати хранения, но даже их им было трудно понять. Кушина провела день, когда поняла, что дальше этих двух основ они не продвинутся, в виртуальном трауре. Джирайя начал обучать их основам ниндзюцу и был их личным спарринг-партнером по тайдзюцу. Сам он не имел особого стиля тайдзюцу, будучи немного драчуном, за исключением лягушачьего кумитэ, которому его научили жабы - теперь он был бесполезен из-за изгнания из клана жаб и потери режима мудреца. Он взял кусочки многих стилей, которым Хирузен пытался научить его в молодые годы, и объединил их в стиль, который работал на него. Единственным его преимуществом было то, что он был очень непредсказуем, хотя любой мастер тайдзюцу, скорее всего, разорвал бы его в клочья, а тот, у кого был опыт борьбы с его стилем, доставил бы ему немало хлопот. Кушина не оставляла попыток связаться с Наруто через Хирузена - почти еженедельно она посылала Хирузену письма с просьбой сообщить любые новости о Наруто, которые он готов был ей сообщить, и время от времени просила его пересмотреть свое решение о том, чтобы позволить ей встретиться с Наруто и привести его домой. Он всегда отвечал "нет", но чем чаще они переписывались, тем сердечнее становились письма Хирузена, и тем больше надежд она испытывала. Прошло два дня после шестого дня рождения детей, когда она получила особенно тревожное письмо от Хирузена: Наруто снова подвергся нападению, и на этот раз напавшие на него больные монстры пытались сексуально домогаться его! Он предупредил её, чтобы она не возвращалась в деревню, так как они с Какаши предотвратили любой вред, причинённый Наруто, и её присутствие там снова не принесёт Наруто ничего хорошего. Но он также сообщил ей, что Наруто был травмирован нападением до такой степени, что даже не смог отличить Хирузена от нападавших. Он даже умолял отпустить его, чтобы покончить с жизнью, просто потому, что не хотел, чтобы кто-то причинял ему боль! Джирайе пришлось силой остановить Кушину, чтобы она не проигнорировала предупреждение Хирузена и не помчалась в Коноху, решив увезти оттуда своего малыша. Джирайе пришлось изрядно поколотить ее, чтобы успокоить и привести в чувство, а потом сказать, что его сенсей все равно казнит ее, если она окажется в Конохе без разрешения! Она ушла в свою комнату, выплакалась и вернулась к письму, чтобы дочитать его до конца, с ужасом думая о его содержании. Но она хотела узнать о своем сыне все, что только можно, и эти письма были единственным способом сделать это. К ее облегчению, остальная часть письма, хотя и вызывала беспокойство, оказалась не столь тревожной. Она узнала, что почти все кланы Конохи в тот или иной момент напали на Наруто - только Учиха не напал! Надо будет как следует поблагодарить клан Учиха, когда она вернется в Коноху. А другие кланы? Она нанесет их главам личный визит - и будет жаждать крови! Остальная часть письма была гораздо более позитивной. Наруто недавно познакомился с печатями и был совершенно очарован ими! Он уже занимался каллиграфией и даже мог делать рабочие метки для взрывчатки и печати для хранения! А ведь ему было всего шесть лет! Он унаследовал талант к печатям и от неё, и от Минато! Как же ей не терпелось научить его всему, что знала сама! Ей также рассказали о его первой неделе в Академии - она была для него тяжёлой, ведь большинству детей родители говорили, что он никчёмный неудачник из клана, которого бросили ОБА родителя. Это очень и очень злило её, и она решила нанести несколько личных визитов родителям одноклассников Наруто, как только вернётся в Коноху. Она была уверена, что сможет получить список бывших одноклассников Наруто после того, как он закончит школу. И если кто-то из родителей окажется из того же клана, что и она, то они не уйдут от нее ни за что на свете. А вот с Сацуки Учиха, дочерью ее старого друга Микото, он быстро подружился! Судя по всему, она ему очень понравилась, да и он ей, насколько мог судить старик, тоже. Такая мысль вызвала улыбку и одновременно защитные материнские инстинкты - она еще не успела пообщаться со своим сыном, и никакая маленькая шлюшка не сможет украсть его у нее, черт возьми, дочь лучшей подруги или кто-то еще! Но независимо от их возможного совместного будущего, она была благодарна и рада, что у Наруто есть друг его возраста, который будет рядом с ним. Она уже отправила ему утяжелители чакры, боккен, чтобы он мог начать тренироваться в кендзюцу, если пожелает, и пять тысяч рё Хирузену, чтобы он мог купить Наруто новую одежду и любую его любимую еду на день рождения, а также любые подарки, которые, по его мнению, могут понравиться Наруто. Она также отправила ему письмо с пожеланиями счастливого дня рождения и сообщила, что думает о нём каждый день. Ночью, пока девочки спали, она испекла для Наруто праздничный торт и, запечатав его в свиток, отправила Хирузену, чтобы он передал его Наруто, чтобы они могли насладиться им вместе - она сделала пометку, что попросит его насладиться тортом от её имени, так как не сможет быть рядом с ним. Она отправит ему все необходимые учебные материалы, как только узнает, в чем он больше всего нуждается. КОНЕЦ ФЛЭШБЭКА Так проходили годы, а Кушина не оставляла попыток добиться возвращения в Коноху, чтобы жить с дочерьми и вернуть Наруто домой, ведь она не хотела разлучать его с теми немногими, кому он был по-настоящему дорог. Она уже достаточно натерпелась - она не посмеет разлучить его с теми, кто любит его, и с теми, кого любит он в свою очередь. Подарки, которые она посылала, тоже не уменьшались. Крупные суммы денег, принадлежности для запечатывания и те подарки, которые она считала самой большой наградой: тома запечатывания Узумаки! Девочки никогда не смогут ими воспользоваться, и она знала, что Наруто поглотит их содержимое и извлечет из них огромную пользу. Тринадцать лет, а он уже на пути к званию мастера печатей! В этом возрасте она все еще с трудом овладевала каллиграфией, а ведь она была лучше, чем большинство Узумаки! Даже Минато в возрасте Наруто не был так хорош в запечатывании! Помимо подарков на день рождения, она прислала ему подарок на выпускной: катану с чакрой Узумаки, которую она выковала сама! И всегда были письма - письма о том, как сильно она его любит, как гордится им и тем, что узнала от Хирузена, как ждет не дождется новой встречи с ним и зальет его такой любовью, что он устанет от нее! Кроме того, он в совершенстве овладел тайдзюцу Намикадзе: "Колибри" - стиль, основанный на скорости, ловкости, великолепной защите и контратаках, акробатике и точности, чудесный стиль, в котором в полной мере использовались генетические способности Намикадзе, особенно их рефлексы, скорость и координация. Мысль о том, что Наруто изучает стиль тайдзюцу своего отца, заставляла её улыбаться от гордости, но в то же время сердце щемило от мысли, что её не было рядом, чтобы помочь ему освоить азы. Одна за другой возникали причины, по которым она не могла вернуться. Если на Наруто не нападали, то иногда случались психические срывы, как тогда, когда он хотел покончить с жизнью на свой шестой день рождения. Если это было не так, то это была нестабильность другого рода - то ярость, то депрессия. А если проблемы возникали не у Наруто, а у нее, например, Джирайя сообщал, что группа Акацуки ищет силу Хвостатых зверей и непременно придет за девочками, чтобы забрать их силу, поэтому им нужны дополнительные тренировки в относительной безопасности Столицы. Но какова бы ни была причина её неспособности вернуться, известие о матери, бросившей его и желавшей убить в младенчестве, несомненно, ухудшит положение Наруто - она понимала это, но это не мешало ей пытаться получить разрешение на встречу со своим малышом. Хирузен также присылал ей фотографии Наруто в разные периоды его жизни - фотографии, которыми она дорожила как ничем другим. Он был на руках у Хирузена, маленький, хихикающий и дергающий за шапку, когда Хирузен ворковал с ним; он был трехлетним ребенком, бегающим по коридорам башни Хокаге, за которым игриво гонялся Хирузен со своей шапкой, трубкой и книгой, из-за которой ей хотелось его кастрировать; он был с Хару и семьей Ичираку, с Аяме, держащей его на руках, он сидит на памятнике Хокаге на голове своего отца, а Хирузен стоит сзади, держась за голову, его фотографии на разных этапах обучения в Академии, и, наконец, самая последняя фотография, на которой он, Хирузен, Хару, Аяме и его любимый учитель Ирука-сенсей в раменном ларьке Ичираку, а Наруто носит повязку Конохи, показывая, что он генин Конохи! Слезы текли по ее лицу, когда она впервые увидела его выпускную фотографию. Она восхищалась своим сыном и тем, как сильно он похож на Минато. Несмотря на все письма, которые она ему посылала, она никогда не говорила ему ни своего имени, ни того, чем именно она провинилась перед ним, и она часто думала и переживала, как будет говорить с ним и извиняться, что будет говорить, и будет ли он вообще её слушать. Но как бы часто ни приходили эти мысли, она выкидывала их из головы и вновь принимала решение: что бы он ни решил, она заслужила это после того, что сделала с ним, и она примет это. В страхе перед его реакцией на ее поступок она никому не признавалась, что иногда ей в голову приходили мысли о сеппуку. Но она так и не решилась на это - в конце концов, она не могла бросить девочек так же, как бросила Наруто, и не могла покинуть этот мир, не отдав ему всего себя, чтобы искупить свои грехи против Наруто. И уж точно она не смогла бы встретиться с Минато в загробном мире с такими неразрешенными грехами. Кушина и Джирайя закончили собирать вещи и были готовы к отъезду. Девочки тоже скоро закончат, но было уже поздно, так что сегодня они выспятся, а завтра утром первым делом отправятся в Коноху. Кушина готовила своих дочерей как могла, и хотя она рассчитывала, что ей понадобится еще год после окончания Наруто, и написала Хирузену письмо, чтобы он сообщил об этом, их обучение закончилось раньше, чем ей было нужно, и она решила, что пора возвращаться. Джирайя согласился, сказав, что теперь он может отдохнуть от шпионской сети, поскольку деревня вновь обрела силу и репутацию. Готовясь ко сну, Кушина стала размышлять о том, как продвинулись девочки в обучении за эти годы. Приходилось постоянно вдалбливать им основы, поскольку обе они были довольно медлительными ученицами. Однако она не удивилась, заметив их склонность к ниндзюцу, требующим большого количества чакры, - у обеих в репертуаре было приличное количество техник. Они оба в совершенстве владели фундаментальными техниками Свирепого Кулака, но продвинутые ката все еще оставались за пределами их текущих возможностей. Настоящего мастерства в этом стиле они никогда не достигнут из-за отсутствия желания и способностей к изучению запечатывающих искусств, но Кушина, по крайней мере, позаботится о том, чтобы они могли использовать этот стиль в достаточной степени, чтобы быть в состоянии справиться с любым противником, не являющимся Узумаки. На мгновение ее мысли вернулись к Наруто. Она с нетерпением ждала, когда сможет научить его "Вихревому кулаку", ведь, в отличие от девочек, Наруто мог овладеть им в полной мере, если верить его навыкам запечатывания. Кушина надеялась, что, возможно, то, что Наруто овладел этим стилем в такой степени, в какой они не могли, внушит девочкам, что запечатывание - это навык, которому стоит уделить время, ведь настоящий мастер Завихряющегося Кулака может противостоять любому пользователю ниндзюцу, не используя ниндзюцу - Завихряющийся Кулак действительно был настолько страшен, если использовать его так, как было задумано. Кушина все больше нервничала по поводу возвращения в Коноху и представления Наруто своей семье. Девочки знали о существовании брата с семи лет и, к счастью, простили мать, когда она во всем призналась. Обе плакали из-за того, что так и не узнали своего брата, но поверили Кушине, когда она сказала, что делает буквально все возможное, чтобы вернуть Наруто домой и быть с ними. На каждой фотографии, которую присылал Хирузен, она показывала девочек и Джирайю. Хотя Джирайя никогда не казался ей слишком впечатляющим, девочки не могли не восхищаться своим братом, как будто он был самым лучшим мальчиком на свете. Наруми даже попросила Кушину сделать для нее копии его последних фотографий... Кушина улыбалась и хихикала, вспоминая, как Наруми влюбилась в ее брата за последние пару лет, когда она заставала ее за разглядыванием фотографий и краснеющей, когда мать не смотрела на нее. Она не сомневалась в их любви к брату, но ее беспокоила их гордость, граничащая с высокомерием, из-за того, что все достается им безвозмездно. Она знала, что Наруто не знает таких привилегий, и если девочки скажут ему что-то не то, это может привести к катастрофическим последствиям и, возможно, уничтожит их шансы на создание какой-либо семейной связи с братом. Наруто страдал - он страдал больше, чем должен был страдать любой человек, и уж точно больше, чем кто-либо другой имел право причинить ему. Все, что девочки пережили в детстве, - это издевательства в парке. Им было по семь лет. Кушина привела девочек в парк, как обычно, чтобы поощрить их после долгой недели тренировок. Когда она ненадолго отлучилась, несколько старших детей родственников даймё загнали их в угол в укромном уголке парка, прижав к деревьям, и все вместе смеялись над их испуганным выражением лица. Они начали принижать их, говоря, что они не принцессы и что их волосы делают их похожими на помидоры. Один из них начал тянуть Наруми за волосы, заставляя ее кричать и хныкать от страха и боли. Мито заступился за нее, но дрожал от страха, не в силах заставить их остановиться. Когда за ними пришла мать, все мальчики убежали. Кушина прижала девочек к себе, и они плакали у нее на груди. Вдруг Наруми запричитала, что, кроме нее и Мито, ее некому защитить, если их не будет рядом, отчего она заплакала еще сильнее. Но Кушина сказала им, что в деревне у них есть брат, на которого можно положиться, и что он очень сильный. Наруми перестала плакать и улыбнулась, представив, как ее старший брат спасает ее и бережно ведет домой. Мито не была уверена, что ее брат когда-нибудь рискнет своей жизнью ради них, и пообещала себе, что станет сильнее, чтобы защитить себя и Наруми, если что-то подобное случится. Она тоже хотела, чтобы брат спас ее, но хотела быть достаточно сильной, чтобы ни на кого не надеяться, и Наруми пообещала Кушине, что станет сильнее, чтобы защитить себя и показать брату, что она тоже сильная. Сила и мастерство Мито были выше, чем у Наруми, и они были сильнейшими в столице в их возрасте, что, опять же, привело к тому, что Мито стал довольно высокомерным, а Наруми - менее, хотя она все еще сохраняла свой кипучий характер, в отличие от Мито, которая считала себя выше всех. Кушина могла только надеяться, что девочки скоро научатся смирению, и это не будет болезненным уроком, как это часто случалось. Она позволила своим мыслям улетучиться, ложась спать. Завтра будет важный день, и она не видела конца, который не был бы трудным или болезненным, так что им всем понадобится вся энергия, которую они смогут получить. Рано утром следующего дня они вышли к деревьям, Джирайя отправился вперед, чтобы доложить обстановку и подготовить Хирузена к их прибытию. Когда они удалились на несколько миль, Кушина и девушки сошли с деревьев и вышли на дорогу, двигаясь более обычным шагом. "Каа-чан, - спросила Наруми с румянцем на лице, - как ты думаешь, каким будет Наруто-ни-чан? Как думаешь, я ему понравлюсь?" Кушина хихикнула над вопросом Наруми, но ответила честно: "Наруми-чан, я думаю, Нару-чан понравится такая кипучая и милая сестренка, как ты. И ты тоже, Мито-чан...", - ее лицо и голос стали мрачными, когда она продолжила, - "...меня беспокоит, как он отреагирует на меня". Мито попыталась подбодрить мать, решительно ухмыляясь: "Не волнуйся, Каа-чан! Наруто-нии обязательно простит тебя за то, как сильно ты его любишь. А если нет, то я буду бить его до потери сознания, пока он не простит!" Кушина вдруг в гневе повернулась к Мито, её волосы вздыбились и развевались, как девять хвостов ярости: "ТЫ НЕ СДЕЛАЕШЬ НИЧЕГО ТАКОГО, ТЫ ПОНИМАЕШЬ?!" И Мито, и Наруми были ошеломлены этим. Редко когда их мать сердилась на них, и никогда - до такой степени. Кушина объяснила: "Девочки, послушайте меня! Наруто многое пережил в своей жизни. Он пережил такое, что вы двое даже не можете понять, а он переживал это всю свою жизнь! В деревне к нему не очень-то хорошо относились, и именно поэтому я все эти годы так упорно боролся за то, чтобы вернуть его домой! Я вовсе не ожидаю, что он примет нас радушно! На самом деле я готовлюсь к худшему, и если он взорвется или даже нападет на меня, я не стану мстить или отвечать негативно! И вы оба тоже не будете, понятно?! Мито, не смей больше даже шутить о подобном!" Обе девочки просто смотрели то на мать, то друг на друга, не зная, что сказать. Остаток пути они проделали в тишине, настроение было мрачным и гнетущим. Страхи Кушины по мере приближения к воротам Конохи становились все более явными, и девочки, казалось, тоже начали их испытывать: в горле у обеих поднимался ком, и они нервничали из-за того, что может произойти, когда они встретятся с братом через пару часов.