Наруто:Брошенное дитя

Кушина Узумаки и ее дочери сейчас находились в вихре предвкушения и нервной энергии. Все они собирали вещи, чтобы покинуть столицу и вернуться в деревню, где родились ее дети. Девочки были ясноглазыми и полными надежд, с нетерпением ожидая первой встречи со старшим братом, но Кушина была напугана, как никогда в жизни. Сможет ли Нару-чан принять меня и простить? Я так боюсь, что не сможет..." - с тревогой думала она про себя. Пока она запечатывала свои вещи, ее мысли были предоставлены самой себе, и она задумалась о последних тринадцати годах. Тринадцать лет... Пять лет ужасных, непростительных ошибок и восемь долгих, разочаровывающих лет, когда она делала все возможное, чтобы стать частью жизни своего сына, но почти на каждом шагу ей мешал очень решительный и непреклонный Хирузен Сарутоби... FLASHBACK Кушина с рассветом прошла через оставшиеся от деревни ворота к карете, которая должна была отвезти ее и ее новую семью в столицу с новорожденными дочерьми на руках. Уже собираясь войти в карету, она оглянулась и увидела Хирузена, стоящего у разгромленного входа в деревню со спящим Наруто на руках. Отвращение, которое она увидела в его глазах, когда он посмотрел на нее, а затем повернулся к ней спиной и пошел в сторону башни Хокаге, причинило ей огромную боль. Он был человеком, которого Минато уважал больше всех остальных, и видеть, как он смотрит на неё с таким ужасным разочарованием... Она могла только надеяться, что однажды он поймёт правду, стоящую за её словами. Она забыла о своей боли, с тоской глядя на двух рыжеволосых младенцев, которые крепко спали у нее на руках, ни о ком из них не заботясь. Она с любовью улыбнулась им и поблагодарила за то, что, несмотря на ужасное нападение Кюуби прошлой ночью или любую другую трагедию, которая могла бы постигнуть ее, ее семью, ее деревню или даже ее страну, в мире еще так много чистоты и невинности. Эту чистоту и невинность нужно было беречь и сохранять как можно дольше. По крайней мере, сейчас они могли не беспокоиться об этом, поскольку, несмотря на гнев Хирузена, он все же позаботился о том, чтобы выделить отряд ANBU для сопровождения ее и ее детей в столицу. Поездка заняла два полных дня при той скорости, с которой двигалась карета. За это время АНБУ ни разу не заговорили с ней, да она и не стремилась к этому, догадываясь, что они, скорее всего, относятся к ней так же, как и Хирузен. Она не могла винить их за это - в конце концов, они не знали ничего лучшего. Когда они прибыли в столицу и остановились во внутреннем дворе дворца даймё, она поблагодарила своих сопровождающих, которые просто исчезли, не сказав ни слова благодарности, и вышла из кареты. К ее удивлению, сам даймё был на месте и лично приветствовал ее. Почувствовав себя польщенной личным приветствием даймё, она поблагодарила своего феодального лорда и позволила ему провести ее на территорию поместья Узумаки в самой столице. За территорией и домом по-прежнему присматривал внушительный штат смотрителей, многих из которых Кушина знала еще в детстве, и все они тепло встретили ее и приветствовали в доме. Все они восхищались двумя малышками на ее руках, говорили о том, как они прекрасны, и выражали свои чувства по поводу того, как Кушина гордится ими. Она вошла в главный дом, положила девочек в приготовленную для них двойную кроватку и отправилась устраиваться в гостиной. Она позволила себе улыбнуться, несмотря на то что была опечалена и кончиной Минато, и разочарованием Хирузена. Все, что имело значение в данный момент, - это то, что она и ее девочки дома, в целости и сохранности, и здесь их ждет счастливая жизнь и детство. Первый день рождения близнецов наступил и прошел гораздо быстрее, чем Кушина могла себе представить. Кушина встретила этот день со смешанными чувствами. Этот день навсегда останется для нее горько-сладким, и хотя она будет помнить о потере дорогого мужа и гибели сына от рук Кюуби, она была очень рада отпраздновать начало второго года жизни девочек! Она и девочки были очень довольны роскошной, безопасной и спокойной жизнью, которой они могли наслаждаться в Столице Огня. Она написала Хирузену ежегодный отчет, в котором обещала каждый год сообщать о своем здоровье и здоровье девочек, а когда начнет их обучать, сообщит ему, как продвигается дело. Письмо, которое она написала ему, было по большей части забывчивым, хотя она и спросила, разобрался ли он с демоном и отомстил ли за смерть Минато, или же он хочет, чтобы она сделала это сама. Она была удивлена, когда на следующий день в ее дверь постучали, и она открыла ее ниндзя-курьеру. У курьера было официальное заверенное письмо от Хокаге на ее имя - письмо, за которое она должна была расписаться! Что бы это ни было, Хирузен отправлял его ей как Хокаге, а не как старый друг семьи, и ему нужна была гарантия, что она его получит. Расписавшись в получении письма и отстранив ниндзя-курьера, она закрыла дверь, отнесла письмо на кухонный стол и раскрыла его. Открыв свиток, она прочитала его содержимое: в отличие от письма, которое она отправила Хирузену, его слова навсегда впечатались в ее психику: Узумаки-сан, Хотя я с большим облегчением узнал, что вы и ваши дочери здоровы и что вы пользуетесь защитой даймё, Двенадцати ниндзя-хранителей и самурайских сил Страны Огня, ваша просьба убить вашего невинного годовалого сына не вызывает у меня одобрения. Как я уже сообщал вам в прошлом году, ваши намерения в отношении сына были замечены даже вашим мужем в последние минуты его жизни, и он принял меры, чтобы защитить юного Наруто от вас. Вы позорите Минато своим злобным, извращенным желанием причинить вред невинному человеку - вашему собственному сыну, не меньше! Он, должно быть, катается в могиле от отвращения и ярости от того, как далеко ты пал, и я нисколько не сомневаюсь, что он бы плюнул тебе в лицо, если бы увидел тебя сейчас! Мне самому очень стыдно и противно, что когда-то я считал тебя дочерью - больше нет. С этого дня ты - моя подчиненная, а я - твой Хокаге, и ничего больше. Как Хокаге, я запрещаю вам возвращаться в Конохагакуре-но Сато до предполагаемой даты выпуска вашего сына и дочерей из Академии Шиноби. Исключения из этого приказа будут следующими: 1. Если я вызову вас обратно, вы должны ответить на мой вызов и немедленно прибыть в Коноху, где вас проводят прямо в мой кабинет по прибытии к воротам. Во время визита вам не разрешается передвигаться по территории деревни без сопровождения. По завершении дела, ради которого я вас вызвал, вас немедленно проводят обратно к воротам и отправят в путь, вновь запретив вход в деревню. 2. Если вы заранее сообщите мне по официальной связи о своем намерении прибыть в деревню и дату своего прибытия, вы можете подойти к воротам Конохи, но будете задержаны на посту охраны, пока АНБУ не сопроводит вас в мой офис, чтобы вы могли провести все необходимые дела со мной, после чего вас снова сопроводят обратно к воротам и отправят в путь, вновь запретив въезд без официального вызова от меня или предварительного уведомления о вашем прибытии. Если вы будете обнаружены на подходе к воротам Конохи или в стенах Конохи без соблюдения условий одного из этих исключений, мне ничего не останется, как предположить, что вы пришли причинить вред юному Наруто или покончить с его жизнью, и я прикажу казнить вас на месте по обвинению в измене Конохагакуре-но Сато и заговоре с целью убийства наследника клана Намикадзе. После казни ваши дочери будут возвращены в Конохагакуре-но Сато и помещены в сиротский приют, где их смогут воспитать и обучить, чтобы они стали шиноби Конохи. Также предупреждаем вас, Узумаки-сан: любые ваши попытки причинить вред сыну Минато или убить его косвенными методами, такими как покушение, также приведут к вашей казни и передаче ваших дочерей в сиротский приют Конохи. В соответствии со стандартным протоколом, данный указ был официально скреплен печатью Хокаге и передан Даймё для ознакомления. Приказываю, Хирузен Сарутоби, Сандайме Хокаге, Конохагакуре-но Сато Кушина была ошеломлена тем, что ей только что прислали. То, что профессор, который всегда был так добр к ней, написал такие холодные слова, повергло ее в шок! Хуже того, он не только написал это письмо, чтобы сообщить ей, что она больше не считается его другом, но и как приказ Хокаге, которому нужно подчиниться, иначе она понесёт юридические, а возможно, и телесные наказания! В письме он даже использовал её фамилию вместо имени! Она знала, что основания, по которым он заявил о немедленной казни, были вполне правдоподобны. Будь то чакра биджуу или нет, но демон, подходящий под описание Наруто, по букве закона классифицировался как джинчурики, а кроме того, он был законным наследником клана Намикадзе, и даже она не могла законно защитить себя от обвинений в измене и заговоре против наследника клана. Несмотря на праведность ее чувств и справедливость ее пути, руки у нее были связаны, и как бы она ни ненавидела этого демона в шкуре ее сына, своих дочерей она любила гораздо сильнее. Она стиснула зубы от досады, из ее глаз вырвалось несколько слезинок, но она смогла их сдержать. Она написала ответ, в котором сообщила о своем намерении посетить Коноху завтра и поговорить с ним напрямую. После этого она сообщила ближайшей служанке, что у нее есть дела в столице, и попросила ее присмотреть за дочерьми до ее возвращения. Через три часа она получила официальное подтверждение от Хирузена через ястреба-посыльного, в котором говорилось, что стража ворот будет ожидать ее прибытия завтра и что ей будет предоставлен эскорт до его офиса. Рано утром следующего дня она отправилась в Коноху, снова оставив детей на попечение Узумаки, а сама села на деревья, чтобы ехать побыстрее, и добралась до места через три часа. Как и было сказано, она задержалась у ворот, чтобы дождаться АНБУ, который должен был проводить ее в кабинет Хокаге. Сопровождать ее к Хокаге прибыл АНБУ в ястребиной маске, который доставил ее к нему через шуншин. Даже тон его письма не подготовил ее к холодной ярости и почти ненависти, с которой Хирузен обрушился на нее. Встреча прошла быстро, и Хирузену удалось донести до нее, что она не получит от Хокаге никаких особых услуг из-за родственных чувств. Он недвусмысленно заявил ей, что, хотя он не может официально объявить ее врагом Конохи, он лично теперь считает ее таковым. Ее проводили до ворот, и она покинула деревню очень недовольной. Неделю спустя Джирайя появился у ее двери. После того как он лишился контракта с Жабой, ему теперь приходилось самому управлять своей шпионской сетью, путешествуя и встречаясь со связными. Для этого он покинул Коноху, сообщив Кушине, что визит к ней и девочкам будет приятной остановкой по пути. Конечно, ему нужно было путешествовать по миру и проводить исследования, о чем он без зазрения совести сообщил ей, заставив ее погрозить ему пальцем. Именно во время этого визита он заметил, что Кушина не в себе. "Кушина, в чем дело? С тех пор как я приехал, ты ведешь себя не так, как обычно", - обеспокоенно произнес он. Вздохнув, Кушина ответила: "Сандайме-сама запретил мне возвращаться в Коноху до того, как девочкам придет время становиться генинами, если только меня не вызовет он сам или если у меня не будет там дел, о которых я должна буду сообщить ему заранее. Он...", - печально продолжила она, - "...по сути, прекратил нашу дружбу и говорит, что теперь считает меня своим врагом из-за того демона". "Понятно, - вздохнул Джирайя, - но я не собираюсь в это вмешиваться. Я знаю, как вы оба относитесь к этой ситуации, поэтому просто оставлю ее в покое". "Спасибо, Джирайя. Я очень ценю это". По случайному совпадению, на третий день визита Джирайи в поместье Узумаки заглянули Цунаде и Шизуне. Сарутоби сообщил Цунаде о переезде Кушины на время, и она решила навестить своих троих крестных детей. Кушина уже собиралась высказаться по поводу того, что Наруто больше не является ее крестником, но Джирайя остановил ее, крепко сжав плечо и сурово взглянув на нее, и отрицательно покачал головой. "Так, девочек я видела, а где же Наруто?" - радостно спросила Цунаде. радостно спросила Цунаде. "Ну, Цунаде, - ответил Джирайя, - сенсей хотел, чтобы мальчик остался в деревне, чтобы он мог привязаться к ней так же, как его старик. Это было предсмертное желание Минато". Цунаде была озадачена таким объяснением, но решила принять его как есть и больше не поднимать этот вопрос. Все они просто наслаждались совместным времяпрепровождением и общением с рыжеволосыми малышами Кушины, которые удивили всех, сделав первые шаги в их присутствии! Прошла еще неделя, и Джирайя, Цунаде и Шизуне собрались уезжать: Джирайя - по своим делам, а Цунаде и Шизуне - по своим. Джирайя обещал Кушине вернуться к пятилетию девочек, чтобы вместе с ней начать их обучение. "Погоди-ка, Джирайя. А как же тренировки Наруто?" невинно спросила Цунаде, не замечая ни потемнения глаз Кушины, ни ледяного хмурого взгляда на ее лице. "Не беспокойся о мальчике, - ответил Джирайя со свойственной ему грубостью, - за ним присматривает старик и обучает его. Все будет хорошо, я ему не понадоблюсь!" Цунаде, в очередной раз озадаченная отношением Джирайи к Наруто, которое так отличалось от его отношения к девушкам, только кивнула, но, взяв Шизуне, недоверчиво сузила глаза. Как только она скрылась из виду, Джирайя повернулся к Кушине: "Я солгал ей только для того, чтобы помочь тебе сохранить лицо, Кушина. Ты ведь понимаешь, что Цунаде, как и Сарутоби-сенсей, разорвет с тобой все связи, если узнает правду о том, что ты бросила мальчика, не так ли?" "Этот демон - не Наруто! Он - Кьюуби!" - закричала она в отчаянии. "Ты действительно думаешь, что она купится на это?! Нет, и я могу точно сказать, что она тоже не купится! Больше я тебя покрывать не буду. Запомни это, Кушина". Кушина просто зашипела от злости, но предпочла ничего не говорить. Джирайя взвалил свиток на спину и попрощался: "Увидимся через четыре года". С этими словами он покинул поместье Узумаки и отправился из столицы в места, известные только ему. КОНЕЦ ФЛЭШБЭКА Прошло двенадцать лет с того последнего визита Цунаде, восемь лет с тех пор, как Кушина осознала свои грубые ошибки и промахи, а она всё ещё гневно спрашивала себя, как она могла быть не только настолько глупой, чтобы сделать вывод, что Наруто - Кьюуби, не проверив как следует его печать, но и настолько злобной, чтобы не желать даже надеяться на то, что Наруто всё ещё жив и здоров. Что на неё нашло за всё это время? Она и по сей день не могла найти ответа на этот вопрос. Она знала только, что этому нет оправдания. Она продолжала собирать вещи, которые собиралась взять с собой в Коноху, совершенно не замечая, что некий Хокаге тоже размышляет о тех бурных днях. Конохагакуре но Сато Кушина вернется сюда через несколько месяцев со своими дочерьми, когда их обучение будет завершено в соответствии с их с Джирайей пожеланиями. Что, черт возьми, я должен сказать Наруто обо всем этом? Хирузен совершил немало ошибок и сомнительных суждений относительно Наруто - суждений и ошибок по поводу того, что говорить ему, чего не говорить, как поступить со знаниями, которые он скрывал от Наруто все эти годы, - все ради собственной безопасности и ради того, чтобы сохранить его стабильность, насколько это было возможно, учитывая обстоятельства бедного мальчика. Мысли о Кушине заставили его вспомнить тот день, когда он отдал Джирайе фотографию младенца Наруто с открытой печатью - день, который ознаменовал начало его собственных ошибок в отношении мальчика и его матери... FLASHBACK Хирузен сидел в своем кабинете и просматривал обычную бумажную работу. До пятого дня рождения Наруто оставался месяц, и он все еще пытался выкроить время, чтобы отпраздновать его вместе с ним. Его мысли прервал вошедший через окно Джирайя. Сарутоби быстро взглянул на него и кивнул, даже не улыбнувшись. Было видно, что Джирайя недоумевает. Обычно он улыбался при виде своего бывшего ученика, но после последней разочаровывающей встречи с ним в ночь рождения Наруто не мог заставить себя сделать это. Конечно, он знал, что Джирайя, скорее всего, объяснит это тем, что на него давит работа в деревне. Но правда заключалась в том, что Хирузен потерял почти всякое уважение к своему ученику и в конце концов понял, что, хотя он и обучил трех великих шиноби, они были паршивыми людьми. Из них троих только Джирайя подавал Хирузену хоть какую-то надежду, да и та рухнула в ночь рождения детей его преемника. Теперь он считал всех троих не более чем неудачниками и разочарованиями. "Привет, старина, как дела?" весело спросил Джирайя. "Все отлично, Джирайя", - почти монотонно ответил тот и спросил "Как дела?", не поднимая глаз от своих бумаг и не замечая ухмылки Джирайи. "У меня все отлично! Мои исследования идут полным ходом, и мне не терпится заняться обучением близнецов после их дня рождения, когда я вернусь в Кушину. К сожалению, я не успею вернуться на праздник и пропущу всех этих прекрасных аристократок", - проворчал Хирузен и лишь покачал головой в знак покорности. Джирайя ничуть не изменился за прошедшие годы. "Эй, как поживает этот парень... как его зовут?" - спросил он, приложив палец к подбородку. Хирузен при этом перестал двигать кистью для каллиграфии. С раздраженной и разочарованной гримасой он медленно поднял глаза на Джирайю и ответил с тихим недоверием: "Серьезно, Джирайя? 'Как его звали'? Неужели ты хочешь сказать, что семья твоего покойного ученика так мало для тебя значит, что ты даже не можешь вспомнить имя собственного крестника?" "А?" Дзирайя не понял, о чем идет речь, а затем возмущенно ответил: "Что ты имеешь в виду? Я забочусь о семье Минато. Я всегда следил за Мито и Наруми!" "Правда? А если бы они не были связаны с твоим Всемогущим Пророчеством, ты бы так же сильно переживал?" Джирайя мрачно нахмурился и негромко спросил: "И что же это значит, сенсей?" Хирузен продолжил упрекать своего ученика: "Джирайя, семья твоего покойного ученика значит для тебя гораздо меньше, чем это пророчество, которое породило в тебе непомерно раздутое чувство собственной значимости! Ты помнишь имена Мито и Наруми только потому, что убежден, что они - дети этого пророчества, а я знаю это только потому, что ты постоянно говоришь только об их обучении и их связи с пророчеством!" Хирузен с сарказмом добавил: "Минато, должно быть, смотрит на тебя из загробного мира с такой гордостью, особенно учитывая, как ты заботишься о его сыне, "Как его звали"". Мрачный хмурый взгляд Джирайи покинул его лицо, сменившись гримасой стыда. Прежде чем он успел сказать что-то еще, Хирузен заговорил: "Но, отвечая на ваш вопрос, у Наруто все хорошо, хотя он очень одинокий мальчик. У него нет друзей, потому что взрослые в деревне держат своих детей подальше от него". "О... что ж, я рад слышать, что с ним все в порядке. Полагаю, со временем у него появятся друзья..." предложил Джирайя, хотя в его тоне слышались стыд и сомнение. "Он очень похож на своего отца, - сказал Хирузен, опечаленно глядя на Джирайю, - и не только внешне. Он также унаследовал гениальный интеллект Минато. Более того, я бы осмелился сказать, что он даже больший гений, чем Минато. Если бы я мог, я бы взял его себе в ученики, - глаза Хирузена сузились в унынии, - видит Бог, было бы здорово иметь ученика, который не стал бы неудачником и полным разочарованием, как вы трое". Хирузену стало обидно, что его грусть сменилась обидой. Впрочем, он уже видел это выражение на лице своего сенсея. Хирузен практически отказался от своих бывших учеников. Джирайя начал оглядывать комнату в поисках чего-нибудь, за что можно было бы зацепиться взглядом и мыслями. На столе он увидел фотографию Наруто, когда тот был еще младенцем на руках у Хирузена, и взял ее в руки. Наруто был в пеленках, и на его животе отчетливо виднелась печать. Джирайя, заинтригованный, сузил глаза и принялся изучать печать на фотографии. Сложность печати превосходила все, что он когда-либо видел. Минато превзошел даже величайшего из мастеров печати Узумаки, соединив две такие сильные печати с несколькими второстепенными и синхронизировав их до совершенства. В свои последние мгновения Минато Намикадзе действительно создал свой шедевр. "Эй, старик, я делаю этот снимок. Я бы хотел изучить печать на Наруто. Ты не против?" - спросил он, и Хирузен кивнул. "Забирай. У меня есть копии. Я положу еще одну сюда", - сказал он. Джирайя кивнул и ушел через окно, даже не попрощавшись. Хирузен закрыл глаза и вздохнул еще раз. Для всех людей, когда-то связанных с Минато Намикадзе, подходило только одно слово - разочарование. И эти сумеречные годы его жизни, похоже, были наполнены лишь разочарованием, а Наруто был единственным светлым пятном в ней. КОНЕЦ ФЛЭШБЭКА Как бы Хирузен ни ненавидел бумажную работу, он находил в ней приятное отвлечение от надвигающейся дилеммы, которая взорвется ему в лицо, если он не предпримет шаги к ее разрешению. Огненная столица Кушина закончила укладывать вещи в спальне и теперь собирала кухонные принадлежности. Чугунная сковорода была все такой же красивой и черной, как в тот день, когда она ее только приобрела. Она очень бережно относилась к нему и готовила на нем бесчисленные блюда для себя и своих девочек. Но при этой мысли она начала вспоминать все те блюда, которые никогда не готовила для своего сына. Именно тогда, когда она готовила эту кастрюлю к использованию, ей открылась ужасная правда... FLASHBACK Прошел месяц с тех пор, как Кушина отпраздновала пятый день рождения близнецов и приступила к их обучению. Она пыталась научить их раскрывать свою чакру, и даже под ее руководством близнецам это удалось только сегодня утром. Это должно было стать своего рода рекордом. В данный момент она приступила к приготовлению ужина, только что включив плиту и разогрев чугунную сковороду, чтобы приготовить жаркое. Как раз в этот момент она услышала, как Джирайя ворвался через входную дверь и прокричал приветствие. Кушина выключила плиту и выбежала из кухни, чтобы поприветствовать его, и улыбнулась, увидев его впервые за почти четыре года. Она заключила его в объятия, а он обнял ее и закружил по кругу. "Как хорошо, что я снова здесь!" воскликнул Джирайя. "Я рада, что ты здесь, Джирайя, - предложила Кушина, - я как раз готовлю ужин, и я уверена, что ты голоден!" "Ты даже не представляешь." Кушина позвала Мито и Наруми, представив им их "дедушку Джирайю". Они оба легко заняли место в его сердце: он сел с ними на пол и играл с ними, пока не был готов обед. Трапеза была приятной, и Джирайя поближе познакомился с двумя возбужденными рыжеволосыми сорванцами. Вскоре после окончания трапезы Кушина объявила, что девочкам пора спать. Обе застонали, но подчинились, зная, что спорить со страшной матерью не стоит. Как только они улеглись в постели и уснули, Кушина заговорила с Джирайей, который, улыбаясь, вспоминал время, проведенное с девочками: "Мне было чертовски трудно учить девочек. Они обе немного медлительны - больше физически, чем умственно, если вы меня понимаете". Улыбка Джирайи быстро угасла, когда он услышал это, сменившись меланхоличным хмурым взглядом, словно ему напомнили о чем-то болезненном. "В чем дело?" обеспокоенно спросила Кушина. "Привет, Кушина, мне нужно, чтобы ты взглянула на кое-что", - ответил он, доставая из кармана несколько фотографий и протягивая ей одну из них. Кушина рассмотрела протянутую ей фотографию: это было увеличенное изображение очень сложной печати. Она критически осмотрела ее, не понимая, чего он от нее хочет. "Внимательно изучи эту печать, Кушина..." приказал Джирайя, - "...и скажи мне, что ты видишь". Кушина сделала то, о чем ее просили, и стала внимательно изучать печать. Ей потребовалось почти полчаса, чтобы определить все возможности этой печати. Ей даже пришлось достать бумагу и ручку, чтобы делать заметки и не упустить некоторые функции. Это была не просто печать, а великолепное произведение искусства! Даже печати на животах девушек не шли ни в какое сравнение с тем, на что она смотрела. Это было далеко за пределами ее возможностей - она осмелилась бы сказать, что ни один Узумаки никогда не делал столь сложных и совершенных печатей. Она видела работы клана Узумаки, посвященные печатям, и ни одна из них не описывала ничего столь сложного, как печать на картине Джирайи. "Удивительно, как синхронизированы все печати в этом массиве, даже две мощные базовые печати. Здесь можно запечатать все, что захочет мастер печатей, и это сработает идеально. Не думаю, что я смогу повторить это!" - взволнованно воскликнула она. "А каковы, по-твоему, пределы действия этой печати?" спросил Джирайя. Не думаю, что у нее есть какие-то пределы!" Кушина воскликнула: "Глядя на нее, я думаю, что она может запечатать все девять биджуу в одном носителе, и у него еще хватит сил на большее!" "Значит, этой печати ты доверяешь без сомнений?" "Я бы доверил этой печати свою жизнь! Если бы..." голос Кушины опечалился и слегка надломился, - "...если бы эта печать была использована с Наруто - у меня бы остался мой сын". "Кушина, - грустно начал Джирайя, тяжело вздохнув и протягивая ей вторую фотографию, - это печать Наруто". Ее глаза расширились в ошеломлении и страхе: "Что... что ты только что сказал?" "Эта печать была последней работой Минато - его шедевром", - объяснил Джирайя, указывая на вторую картину - изображение Наруто в младенчестве с открытой печатью, на которой Хирузен воркует с ним, а тот, похоже, счастливо хихикает, - "Он надел ее на Наруто, чтобы полностью запечатать душу и тело Кьюуби, убедившись, что у него нет шансов когда-либо захватить его собственного сына. Я и сам был удивлен, когда увидел эту картину в кабинете сенсея, но... Минато действительно превзошел себя в этом деле. Черт, да он превзошел всех мастеров печати, о которых я когда-либо слышал, когда создавал это". Она в ужасе встала и сделала шаг назад, но через мгновение рухнула, ноги отказались держать ее. На глаза навернулись слезы ужаса, страдания и мучительного раскаяния. Как она могла не заметить сложности печати в ту ночь, когда проверяла тройняшек? Она вспомнила ночь их рождения, вырывание биджу из её тела и душевные терзания Минато, осознавшего, что он делает предсмертные вздохи. Она даже не удосужилась подробно изучить печати, пока не добралась сюда. Она не замечала тонкостей печатей с первого взгляда; она просто стабилизировала их своей чакрой так быстро, как это было возможно. "Нет... - в ужасе прошептала она, и у нее потекли слезы. Пять лет! Пять лет, в течение которых с ней мог быть ее сын! Пять лет драгоценных моментов и воспоминаний - выброшены на ветер! "Нет..." - снова прошептала она, прижимая руки ко рту. Она никогда не вспомнит его первых шагов! "Нет", - простонала она. Она никогда не вспомнит, как услышала его первые слова! "Нет!" - повысила она голос, когда рыдания начали вырываться из ее горла. Пять лет пропущенных дней рождения, пропущенных подарков, пропущенных шансов уложить его в постель и поцеловать на ночь! Она даже не знала, как он живет, здоров ли он, счастлив ли, заботится ли о нем! "НОООООООООООООО!" - кричала она, зажмурив глаза, и голос её совсем сорвался, когда рыдания перешли в плач. Она прижимала к груди фотографию Наруто, повесив голову, и чуть не рухнула на пол, если бы не Джирайя, успевший достаточно быстро поймать ее и прижать к себе, пока она безудержно рыдала. "Прости меня, Кушина, - сказал он. У него просто не хватало духу напомнить ей, что он и Сарутоби рассказали ей о том, что она только сейчас признала - что Наруто на самом деле ее сын, что он жив и здоров, и что в него никогда не вселялся Кьюби за всю его короткую жизнь. "Боже мой, что я наделала?!" - причитала она, - "Мой малыш, мой Нару-чан! Я оставила его одного, я бросила его! Я..." - она зарыдала еще громче, - "...я даже угрожала убить его! Что я наделала?!" Ее крики стали настолько сильными, что она потеряла способность составлять слова. Ее причитания и рыдания были такими, что ее тело вздымалось и опускалось с каждым вырвавшимся наружу всхлипом. Так продолжалось почти полчаса, пока Кушина не охрипла. Джирайя удивился тому, что девочки остались в своей комнате и крепко спали - должно быть, Кушина поставила в комнатах глушители, чтобы их покой не нарушали никакие посторонние звуки. "О Боже... - прошептала она с новым ужасом, - что бы подумал обо мне Минато, если бы увидел меня сейчас? Что бы он мне сказал?!" "Кушина, Минато уже знал, что это случится", - объяснил Джирайя, - "Сенсей сказал мне, что Минато видел, как ты смотрела на Наруто, и он принял меры на случай, если случится то, чего он боялся." "И..." Кушина фыркнула: "...так и случилось. Я сделала самое худшее, что только можно себе представить. Я бросила его сына... МОЕГО сына". В порыве решимости она смахнула слезы и встала, направившись к двери, за которой в замешательстве наблюдал Джирайя. "Куда ты идешь, Кушина?" - спросил он. Не останавливаясь, она ответила: "Мне нужно отправить сообщение в Коноху с помощью ястреба-посыльного. Я скажу Сандайме-сама, чтобы она ждала меня завтра утром!" "Ты собираешься ЧТО?!" "Я привезу своего малыша домой!" - ответила она, открывая и закрывая входную дверь и уходя через нее. Через несколько минут она вернулась, а Джирайя уже ждал ее возвращения в гостиной. "Кушина, ты уверена, что знаешь, что делаешь?" предостерегающе спросил Джирайя. "Неважно, знаю я или нет, я возвращаю Нару-тян домой! Я извинюсь за то, что меня не было рядом, и сделаю все, чтобы загладить свою вину перед ним! Я больше не позволю ему оставаться одному! Как только я получу сообщение, я отправлюсь в Коноху!" Они оба не спали всю ночь. Только за пару часов до рассвета ястреб-посыльный доставил ответ от Сарутоби, в котором были изложены обычные условия. Кушина встала и приготовилась покинуть дом: "Я ухожу, Джирайя. Позаботься о Наруми и Мито за меня. Я вернусь, как только смогу". Она покинула дом прежде, чем он успел сказать что-то еще, и помчалась в Коноху так быстро, как только позволяли ноги и верхушки деревьев. ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ...