Желанная для Альф

Кирилл — Яр, хватит! — рычу на брата, когда Анюта выходит из ванной, а тот прямо бросается на неё, сметая с ног, обнимая и целуя нашу сладкую малышку. — Дай ей хотя бы поесть!       Нет, я так говорю не из-за ревности к Яру, ну или просто я так убеждаю и успокаиваю себя. По правде сказать, я прекрасно понимаю его. У самого ощущение, будто не видел её месяц, хоть она всего лишь и отсутствовала двадцать минут, моясь в душе. Желание всегда быть рядом просто съедает меня изнутри. Постоянно хочется тискать её и заниматься с ней любовью. Надо с этим что-то делать, иначе невозможно будет работать. Не таскать же её везде с нами, чтобы всегда была под боком и на глазах, а при каждом удобном случае трахать её, доказывая себе, ей и окружающим, что она только наша. Глупо, конечно, но хоть убей, мне это уже кажется прекрасной идеей. Я будто летаю сейчас. Меня накрыла с головой эта истинность, и мне это нравится. Нравится то, что я чувствую. Нравится её аромат, который кружит голову, от него я просто в восторге, твою мать! Нравится её ангельское личико, которое мне кажется невероятно красивым и нежным. Я уже представляю, как по дому бегают наши дети. Трое — минимум. Нет, пятеро. А лучше шестеро! Эта треклятая истинность вырабатывает постоянное чувство эйфории, которое контролируется со временем, а сейчас пока сводит меня с ума, притупляя здравый разум. Так говорят, по крайней мере. Сижу и улыбаюсь, как дебил.       А наша Ванилька вышла из душа, немного похмурнела, насупилась вся, укутываясь плотнее в большое махровое полотенце, чтобы не было видно её сладких прекрасных титичек. М-м-м, как вспомню вкус её вишенок, так сразу рот наполняется вязкой слюной, ствол тяжелеет от предвкушения, сердце колотится сильнее, и улыбка неконтролируемой радости рвёт мой рот до ушей. Анюта явно долго думала и готовилась, чтобы что-то нам сказать. Я чувствую её настроение и непонятное желание высказаться или отчитать нас. Интригующе! А видеть её такой решительной и дерзкой — очень забавно! Понимаю, что она ещё даст нам прикурить такого жару, от которого будут гореть наши распрекрасные накачанные сраки. И это ощущение, кажется, безумно веселит меня. — Что случилось? — спрашивает Ярик, разглядывая нашу девочку. Вот брат — совсем не весел. Он настроился на неё, и ему явно не понравилось то, что он почувствовал и сейчас услышит от Анютки. Мы совсем недавно зашли к ней сюда, пришлось по очереди мыться у Яра, так как моя ванная комната была занята ею. У него мы успели побрехаться, словно бешеные шавки, и всё из-за Ани. Оказалось, не так просто делить её даже между собой. Для Альфы — уму непостижимо подобное. Но мы оба чувствуем её: потребность в нас, желание к нам обоим. Странно, но зверь такую связь принял быстрее, чем моя человеческая сущность. От него я не ощущаю желания разорвать брата пополам из-за своей привязки. Наоборот, он поощряет наши отношения. Он довольно рыкает, когда мы все вместе и когда наша пара довольна и счастлива. И всё потому, что она — наша истинная. Действительно — наша. Хвала небесам и предкам, что послали её нам! — Я уже говорила тебе и Киру! — произносит Анна, расправив плечики и деловито проходя мимо нас, усаживается в кресло у окна. Айва права, нужно узнать о нашей крошке побольше. Она явно была какой-то начальницей на своей работе. Вон как держится перед нами. Или училкой, которая любила поучать своих нерадивых двоечников, явно пускавших по ней слюни. Мне настолько не нравится эта мысль, что мои ладони автоматически сжимаются в кулаки. Злюсь, думая о том, что она кому-то очень нравилась и кто-то её безумно хотел, представляя её ночью в своих фантазиях. Ревную её? А, то, твою мать! Безумно! К Ирке никакой ревности я не испытывал никогда в жизни. И не только, когда она была с нами двумя одновременно, вообще было плевать, перед кем она крутит своим пердаком, когда не с нами. А про бывшего мужика своей истинной или тех, кто у неё мог бы быть ещё, и думать не хочу! — И что же это? — не понял Яр. А я и сам не могу вспомнить, о чём же таком важном Анна просила нас. — Я пленница? — неожиданно спрашивает она. — Нет! Ну конечно же, нет! — быстро отзываюсь, подходя к ней, обнимая со спины, целуя девушку в макушку. — Никакая ты не пленница! Ты что там себе напридумывала?! А? Ты — наша пара. Наша Омега. Наша истинная.       Такого она точно нам не говорила. Я б запомнил. Яр, смотрю, совсем напрягся, сжимает кулаки, стоя рядом с нами. Чувствует, что мои убеждения не помогли ей принять её положение первой леди нашего клана. — Тогда отпустите меня, — выдает Анютка, а у меня отвисает челюсть. Понимаю, что даже она не верит своим собственным словам. Ярик не выдерживает первым, глухо и недовольно рычит, а я вслед за ним.       Раскатистый медвежий рык громогласит по всей комнате. А наша Омежка и не боится нас вовсе, только хмуро смотрит то на брата, то на меня, скидывая с себя мои руки, чуть не рыкая в ответ. Вот это пара у нас, мать её за ногу! Любая другая уже ластилась бы у наших ног, только чтобы угодить нам, лишь бы не нарываться на неприятности и не вызвать смертоносный гнев Альфы. А эта готова вцепиться нам с братом в недоумевающие морды, чтобы добиться своего. Все кишки нам вытрепала уже, а мы с ней всего ничего истинными ходим! Анна подскакивает с места, подбоченясь, мол, ща надаю по щам каждому, если не согласитесь. Мы и не согласны, чёрт её дери! А Яр тотчас же хватает её на руки, укладывая на кровать. — Не-е-ет! — верещит она, молотя его по рукам, а я не знаю, как сдержать свой истерический смех. — Видимо, только так тебя можно успокоить, — рыкает Яр, — когда ты стонешь под нами! — Не-е-ет! — снова орёт она, тренируя мои перепонки, и пиная брата своей маленькой ножкой в грудь. — Хватит меня трахать! Я вам не племенная кобыла! Точнее, самка! Я обычный человек! И у меня там уже всё стёрлось, к ебеней матери! — Вот и посмотрим, насколько сильно там всё стёрлось у тебя, заодно подлечу немножко, — скалится он, забираясь к ней под полотенце, облизав языком свои губы в преддверии своего «лечения». — Нет! — яростно произносит Анюта, хлобыстнув Яра по руке, которая уже по-хозяйски шурудила у неё между ног.       Я вдруг чётко уловил запах её вожделения. Сладкий, дурманящий аромат заполнил мои ноздри, и я непроизвольно протяжно рычу сквозь зубы, стараясь подавить своё желание. Анна не в настроении совсем, но снова нуждается в нас. Её тело не может противостоять нам, своей истинности, своим парам, а она всё равно отрицает своё положение. Это выше всего и над всеми. Скоро она сама всё поймёт. Иду к подносу, что оставил на журнальном столике, усаживаясь в кресло, наблюдая за братом и Аней. — Маленькая врушка! Только это занятие и выгоняет все дурные мысли из твоей прекрасной головки! — произносит Яр, всё же отступая. — Я не отрицала, что хочу вас! А после этих ваших «занятий» мыслей у меня вообще нет! Нам срочно нужно поговорить и всё обсудить, пока я в здравом уме и памяти! И раз я не пленница здесь, в чём проблема тогда? Отпустите меня! — повторяется наша Ванилька. — Не, детка, так не пойдёт! — хмыкает брат, наступая на неё. Чувствую, что надо вмешаться. Ярик, как истинный Альфа, вообще не воспринимает другого мнения. Есть только его и неправильное. Я, конечно, счастлив, что иногда он слушает меня, принимая и мои решения во внимание, не бракуя их и не дискредитируя при всех. Необходимо, чтобы он понял, что с Анной нужно учиться идти на компромиссы, по-другому никак. Она не будет ластиться перед нами и валяться у наших лап, несмотря на то, что является нашей парой. — Он прав, Ванилька! Нам нельзя друг без друга, — говорю я. — Как человек, возможно, ты ещё не в полной мере ощутила все прелести истинности. Но как оборотень и Альфа, могу с уверенностью утверждать, что даже полчаса в разлуке отдаются болью и потребностью быть рядом со своей парой. Глянь на Яра, он вообще не способен проявлять хоть толику своих эмоций перед кем-то, а совсем недавно я увидел, как он улыбается и трётся о тебя, словно мартовский кот. — Ну, спасибо, брат! — зыркает он на меня. — Всегда, пожалуйста, Яр! — быстро добавляю привычное словосочетание, когда закладываю его, сдавая с потрохами. — Что-то не заметно, — произносит Анюта, вставая с кровати и подходя к столику, возле которого я и сижу. Я тянусь к ней, перехватывая её руку, когда она протягивает её к кружке с кофе. Усаживаю её к себе на колени, подставляя ей поднос с едой. — Ты только не кипишуй раньше времени, Ань! — говорю ей прямо на ушко. А она томно выдыхает воздух, так и застыв, словно истукан, на моих коленях. — Всё хорошо. Ты скоро привыкнешь к такому раскладу, — хватаюсь губами за мочку и тяну немного вниз, облизывая ушко языком. Моя крошка стонет и упирается попкой о мой стояк в штанах. — Ничего хорошего! — вдруг подрывается она, как кипятком ошпаренная. — Это ненормально, Кирилл! Понимаешь? — аж трясёт её всю. Хватаю её за маленькую ладошку и снова усаживаю её себе на колени. — Что ненормально? М? Что тебя тянет к нам? — сжимаю её грудь, что так хорошо помещается в моих ладонях. — Что ты наша пара? Нас обоих? Тебя это смущает? — спрашиваю у неё, целуя её в метку, что оставил позавчера, проведя по ней языком. Вижу, что ранка от зубов затянулась и почти зажила, но розоватая отметина останется навсегда. Это знак для других оборотней, чтобы знали, что она наша. Что в случае чего их настигнет смертная кара. От Яра метка такая же на другом плече. Ощущаю, что уже другая дрожь пробегает по ней, как мой язык проходит по нежной коже. А Ярик так и стоит понурый у окна, будто караулит, боится, что девчонка сбежит от нас. — Именно! — соглашается она, снова пытаясь подняться с коленей. Не даю. Крепко держу её за талию. Нужна мне! Не могу отпустить! Хочу нюхать и целовать её вечно, погружаться в неё, чувствуя в руках её податливое тело! Боже, я сошёл с ума! Но как же мне нравится эта истинность! Хотя должен признать, она делает из меня похотливого медведя. — Не бойся нас, Ванилька, не обидим, поверь, — говорю, хмыкая, радуясь её реакции на свои действия. *** Ярослав       Так тяжело было оставлять нашу девочку одну, что внутри всё сжималось от боли и потребности быть рядом с истинной. Никогда и никого в жизни так не хотел! Реально так, до боли во всём теле, что аж ломало всего, до скрежета зубов. Физически ощущаю эту потребность, и меня просто распирает, готов не слезать с неё и постоянно трахать, помечая, делая своей навсегда. Это какое-то помутнение рассудка! Когда мысли только о ней, о чем бы ни говорил или чтобы ни делал, сердце и душа только с ней. Похер на всё и всех: на дела, обязанности Альфы, вообще на всё плевать! Только она одна в голове! Ещё вот, например, полчаса назад мне казалось, что мой одноглазый дракон просто лопнет к херам! Эта девушка меня безумно возбуждает! Так сильно прёт от неё, что аж колени дрожат. Один её взгляд, прикосновение — и всё, блядь, я поплыл. Стоило потискать её в кровати, так стояк просто разрывает мои штаны до сих пор! Бесит! Не она, конечно, бесит это постоянно возбуждённое удручающее и млявое состояние ёбаного «Ромео», когда не можешь контролировать свои мысли и желания, когда хочется постоянно быть рядом, трогать её, чувствовать в своих руках, ощущать её запах, к которому я уже пристрастился. Не по себе как-то чувствовать нужду в ком-то незнакомом, кто оказался так неожиданно дорог тебе. Хотя я безумно хотел этого, несмотря на то, что уже давно перестал ждать и надеяться заполучить свою пару. Я счастлив, несомненно. Счастлив оттого, что она теперь рядом, что обрел её, что мои мечты наконец сбылись. Тем более наша Аннушка оказалась Омежкой — это вообще подарок судьбы! И, кажется, уже совсем не важно, что она предначертана нам обоим: мне и брату — одна на двоих. Мы теперь одно целое. Как-то легко мой зверь принял это. Радует, что не окручу брату башку из-за неё.       Сказать по правде, понимаю её чувства. И от этого как-то не по себе. Оттого, что ощущаю её. Всем телом, всей душой чувствую. К этому нужно ещё привыкнуть. Мы трое — это теперь связь навеки. Случится если, не дай ты Бог, что-нибудь с одним из нас — пиздец всем будет. Может именно поэтому непонятная тревожность окутала меня сейчас? То ли дело в том, что наша малышка решила удрать от нас, заявив, что она должна привыкнуть к нам, то ли что-то ещё, что кроется в моём больном подсознании. Я так долго давил в себе потребность найти ту, в которой буду нуждаться и которая будет со мной навсегда, что кажется, когда нашёл её, ту, что будоражит меня, заставляя жить и дышать, я просто сошёл с ума. А, возможно, моя проблема в том, кто Анюта такая. Безумно боюсь притязаний других Альф на неё, боюсь потерять! Она моя! Моя и брата! Только наша! Я не смогу без неё! Знаю, что оборотни из нашего клана не полезут к Анне, учуяв наш запах на ней, а вот берсерки из других общин — вполне могут, ну, кроме Дымова и Ветрова. — Ты задолбал хмуриться, Яр! — говорит Кир, пихая меня плечом, когда мы подходим к зданию администрации нашего поселения. — Ведь всё ж хорошо! Мы нашли её! Оба! Радоваться нужно, а не с кислой рожей, как у тебя ходить, будто помер кто! — хмыкает брат, поднимаясь по лестнице. — Да я рад, Кирюх! — улыбаюсь ему, пихая его в ответ, что тот чуть не врезается в батю, который уже ждёт нас у входа. — Просто неспокойно как-то на душе. — Это всё истинность, — мгновенно серьёзнеет Кир, ощущая мои тревожные мысли, — я тоже боюсь потерять её. Но нас двое, и мы сможем защитить нашу Ванильку. — Точно! Ваниль! Вот чем она пахнет! — встревает в наш разговор отец. — Вы заперли её? — спрашивает он на полном серьёзе. — Может, ещё и кандалы на неё надеть, пап? — пытается пошутить Кирилл. — Если нужно будет, наденете! Она — Омега! — со знанием дела поясняет отец, поднимая указательный палец вверх. — Боюсь, что всем вокруг насрать, что она ваша! Каждый будет рад обрюхатить её! Вы метки сделали? Хорошенько её объездили и оставили на ней свой запах? — Па! — возмущаюсь я. — Что «па»? — огрызается он. — Я знаю, что говорю! Нужно побольше влить в неё своего добра, чтобы никто не смел зариться! А ещё лучше, если она залетит в ближайшее время! — Ты поменьше трепись о том, что она Омега, — шиплю на него, — может, никто и не узнает! — А то все вокруг прям такие дебилы?! — говорит батя, будто оправдываясь. Озирается, оглядывается по сторонам, боясь, что кто-то действительно мог подслушать наш разговор. — Идите-ка вы к своей девке! Первые недели очень нелегко даются в разлуке. Я сам тут со всем справлюсь, — предлагает он, заходя в свой бывший кабинет. — Пойдём, но чуть позже, — отзываюсь, проходя внутрь помещения, усаживаясь на кожаное кресло. — Мы решили дать ей прочувствовать в полной мере наше отсутствие. Анне необходимо понять, привыкнуть к мысли, что без нас она не сможет. Что нуждается в нас так же, как и мы в ней. — Ну да! Зато прекрасно сможет освоиться с другими, пока вас не будет! — всё равно не доволен отец. Знаю, он тоже беспокоится за нас. Это видно, как бы он ни скрывал это. Возможно, даже немного завидует, потому что истинной пары у него никогда не было. Но я знаю точно, что он очень рад за нас, потому что излишнее внимание к нам — ни в его характере. Он только последнее время заговорил о внуках, страшась собственного будущего. Постоянно намекает на продолжение рода, и что его детям, то есть нам, уже давно было больше двадцати, когда он был таким же, как и мы сейчас. Это естественно. Инстинкты требуют. Я сам чувствую это, особенно теперь, когда обрёл пару. Зверь внутри взъерепенился. Знает, что батя прав. — Успеем, пап! — говорит Кир. Он, как и я, почувствовал, что эта тема нервирует нашу малышку. Она сразу напряглась тогда, когда отец обмолвился об этом. Словно натянутая струна, что даже боится вздохнуть лишний раз. Это беспокоит нас. Нужно будет поговорить с ней об этом. Хотя мы и не торопимся, но истинность требует оставить своё семя в ней. С Иркой и остальными мы предохранялись, прерывали до излияния. Точно знаю, что ни один мой головастик не проскочил ни в одну. А с Анной хочется только одного — наполнить её до предела. Как со шланга с Киром заливаем в неё. — Успеют они… — не договаривает свою мысль отец, как в кабинет забегает встревоженная Ирка. Вся заплаканная, сама на себя не похожа. Даже не постучалась, значит, точно что-то произошло! Субординацию она знает, особенно при бате. Никогда не позволяла себе подобного. — Свали! Видишь, мы заняты? — рявкает на неё отец. Вижу тень страха в её глазах, но она остаётся стоять в кабинете, не шелохнувшись. Что-то серьёзное, раз ослушалась. — Там… там… — ревёт она, не в силах произнести ни слова. — Ну что «там»? — подскакиваем мы с братом к ней. Я трясу её за плечи, чтобы немного пришла в себя. А она, как болванчик, только болтает головой в разные стороны. — Ба-абу-ушка-а-а! — еле-еле выговаривает она, зарываясь носом мне в футболку, крепко обнимая, царапая своими ногтями мне спину. Сжимаю зубы до боли. Противны до ужаса её прикосновения. Пытаюсь отстранить её от себя, а она вцепилась в меня, словно клещ. — Что с Айвой? — спрашивает Кир, недобро глядя на нас. Отец уже выбежал из кабинета, не дожидаясь объяснений от Ирки. — Она захворала с ночи, а сейчас не приходит в себя! — говорит Иринка, и у самой в этот самый момент искажается лицо от злобы и ненависти. Она резко разворачивается в моих руках и смотрит на Кирилла. — Всё из-за твоей сучки! Это она во всём виновата! Она! Бабушка к ней ходила! Твоя, — смыкает зубы, гневно выцеживая каждое слово, — ПАРА ей что-то сделала!       Ей явно неприятна мысль, что Кирюха нашёл истинную. — Попридержи язык! — рявкаю на неё, а Кир весь ощетинился, готовый втащить этой ненормальной с длиннющим, как помело, языком. — От горя ты не ведаешь, что говоришь! Айва приходила ко мне, не к Анне! — Яр, миленький, прости! Мне так плохо! — хнычет она, снова обнимая меня. И вдруг поднимается на мысочки и целует мою шею. — Что ты, блин, делаешь? — гаркаю я, отпихивая наглую девку от себя, так что та чуть не падает, пятясь назад. — Где Айва? — Не оставляй меня, Ярочка! Я так безутешна! Помоги мне, милый, унять эту боль! Я знаю, что мы предначертаны друг другу! Я чувствую это! Ты — моя пара! — говорит она, подскакивая ко мне, снова пытаясь меня обнять. А мне смешно аж от её слов. Ирка резко впивается мне в прямо в губы, что я не успеваю ничего сообразить. Отпихиваю её, плююсь, вытирая рот тыльной стороной руки, стою и часто моргаю, как дебил, пытаясь сообразить, что здесь не так. — Яр, ты мне нужен! — снова кидается на меня. — Ир, мы не можем быть вместе, да и не были никогда! У меня тоже есть пара, я… — говорю я. — Что? — зашипела Ирка, перебивая. — Это она? Эта сука забрала у меня вас обоих? Не может этого быть! Почему и ты тоже? У Альф не может быть одной истинной на двоих! Это против природы! — возмущается, орёт на меня, яростно сжимая свои кулаки, впиваясь острыми коготками в ладони, разрезая их до крови, потому что я отчетливо чую этот запах, бьющий мне в нос. — Правда? Ты же тоже метила на нас обоих, а теперь говоришь, что этого не может быть, — впиваюсь в неё взглядом. — Поэтому бабушка целый месяц убеждала меня отстать от вас?! Эта старая ведьма видела её?! Видела и ничего мне не сказала?! Не бывать этому! Вы оба мои! Слышите? Не отдам! — орёт, игнорирует, будто не слышит меня, гнет свою линию. Я, конечно, знал, что она стерва, но чтобы совсем настолько больная на голову — даже не подозревал, правда. — Не допущу, чтобы у вас произошло слияние! — Ирка! Замолчи, дура! — рявкает на неё Кир, хватая её за руку, а я начинаю рычать, выпуская наружу своего Альфу. Никому не позволю плохо отзываться о своей паре. — Мы уже — одно целое! Тронешь — убью! — рявкаю на неё. Даже бровью не поведу, разорву, как шавку прямо на месте. — П-простите меня! — быстро тараторит Иринка, подчиняясь, склоняясь на колено. — Я не хотела обидеть вас, мои Альфы! Я сделаю всё, что захотите! Не оставляйте меня! Кирочка, Ярочка, нам ведь так хорошо было вместе! — Было! — отрезаю. — Да сплыло уже давно! Ты никогда нам не принадлежала! Всё было лишь по твоей прихоти, не нашей! Ты прекрасно знала, что ни одна из наших медвежьих сущностей не признала тебя своей истинной парой за столько времени. И не признает уж никогда! И теперь ты должна найти себе другого мужчину для удовлетворения своих потребностей. Ни я, ни Кир больше не прикоснёмся к тебе! Усекла?! А если попытаешься навредить нашей паре… — не договариваю, начинаю рычать на неё, давя силой. — Поняла-поняла, Ярчик! Не глупая! Простите меня! — произносит, поднимаясь в рост. Молчит, снова оглядывая нас. — Я ведь всегда принадлежала только вам! Это у нас должна была возникнуть такая связь! — в гневе поджимает свои алые пухлые губы. — А она кто? Обычный мелкий и никчемный человек! Даже не самка! — Заткни свой поганый рот! Последний раз предупреждаю! — рыкает Кирюха, угрожая ей, нависнув над этой ненормальной. Та снова склонила голову перед ним, но всё же вытянула свою руку вперёд, проведя ладонью по штанине брата. Тот резко дёрнул ногой, давая понять, что её прикосновения неприятны и непозволительны. Она снова пускает злобную слезу, поднимается и убегает прочь. — Слушай, Яр! Не верю ей! Нужно найти Айву! Эта ненормальная могла ей что-нибудь подсыпать от обиды, раз она говорит, что бабка предупреждала её, — говорит мне Кирилл. Киваю ему, соглашаясь, и мы бежим вслед за Иркой.       Подбегаем к дому, где жила ведьма, замечаю уже кучу народу. Все переглядываются, перешептываются, и у некоторых дебилов проскакивают слова: «знак», «новенькая», «проклятие», — и всякая другая хуета, от которой начинает корёжить всего. Меня и правда начинает трясти, я весь ощетинился, скалюсь на всех, даже не понимаю, как кости начинают трещать, перестраиваясь в обороте. — Яр! — громко рявкает отец, приводя меня в чувство, вовремя выйдя из дома Айвы. Кир хлопает меня по плечу, проверяя, вменяем ли я. Ещё как, сука, вменяем! Всех готов порвать! — Она без сознания, но жива. Все пошли вон заниматься своими делами! — выходит батя в центр широкого крыльца ведьминой халупы, громко произнося эти слова уже для всех, а нас с братом потом отводит в сторону. — Моя Ритка говорит, что, скорее всего, Айва хлебанула снотворного снадобья, которое дают при сильных ранениях, чтобы ввести оборотня в принудительный безмятежный сон. И слишком много этого варева у неё в организме.       Киваю. Нынешней девке отца я верю беспрекословно. И не меньше, чем самой Айве. Она такая же травница и лекарша в племени Дыма, как и наша ведьма. Там они и познакомились, кстати, когда батя поранил лапку недалеко от территории поселения Дымова, что явно было просто поводом для того, чтобы убедиться верны ли слухи, что ходят о красоте знахарки Серых. Вижу, что и Кир тоже верит отцу. Брат недовольно щурится, глядя, как Ирка бегает вокруг обездвиженной, умиротворённо спящей бабки, что-то причитая, периодически поднимая руки вверх. Херовая из неё актриска! Может, боится того, что переборщила с отваром? Или что её раскроют? Явно эта хитрая химера что-то задумала! Нужно держать с ней ухо востро. И ни за что не подпускать её к нашей Ванильке.