Неугодные, или Особенности национального командообразования

Утро наступало неохотно, и для Николая — особенно. Он и так-то никогда не был, как говорили иррационально нелюбимые Яковом Петровичем англичане, morning person, а уж когда за пробуждением неизбежно следовало осознание всей глубины трагедии… Лиза. Лизонька. Елизавета Андреевна. Всадник. Убийца. Проклятая. Веками своё проклятие исполняла, а теперь вдруг решила… Хуже или лучше по сравнению с адским пламенем провести всю оставшуюся вечность во тьме и холоде Нави? Жертва это, ради него, Николая, принесённая — или, напротив, выход, который он невольно подсказал ей? А что, если правы Александр Христофорович и Яков Петрович, и она вернётся, и убийства продолжатся? Нет, невозможно. Невозможно решать задачу, когда в ней половина условий неизвестна! — Оксана! — Чего орёшь? — мавка проявилась в зеркале не сразу и вид имела крайне недовольный. — И чего не спишь? Ещё даже Олесь глаза не продрал. — К-как? Утро ведь уже… С ним всё в порядке? — В порядке, умаялся просто. Они ж все думали, ты насовсем пропал, места себе не находили, и тут на тебе, являешься в ночи, как вурдалак какой… Так чего звал-то? — Мне нужно поговорить с Алексеем Данишевским. Проведи меня к нему, пожалуйста. — Вот-те здрасьте, — Оксана закрылась ладонью, тут же растопырила пальцы и сквозь них глянула свирепо. — Ты дохтура вчера слышал? Вредно тебе напрягаться. Спи и отдыхай, без тебя со всеми Данишевскими разберутся. — Да не разберутся, пробовали ведь уже! Оксана, пожалуйста. Это очень важно. Она тяжело вздохнула. — Да что ж вы все дураки такие упрямые на мою голову… Данишевский-то тебе на кой? Он же тоже, получается, преступник. На кой ему с тобой разговаривать? Николай покачал головой. — Просто поверь мне. Так надо. — Надо ему… вернёшься — тебе Олесь так задаст.! И прав будет! «Если вернусь», подумал Николай, но вслух не сказал ничего — просто начал собираться. Пока все спят… Но спали всё-таки не все. В момент, когда он уже держал Оксану за руку и набирал воздуха, чтоб перешагнуть грань между явью и навью, дверь отворилась, и через порог шагнул Яков Петрович — на удивление сонный и встрёпанный, будто тоже только-только встал, хотя в окна уже вовсю лился стылый солнечный свет. — Далеко собрались, Николай Васильевич? Оксана немедленно исчезла. Николаю очень хотелось бы сделать то же, но чёрный насмешливый взгляд словно пригвождал к полу, и не то что в навь — просто с места двинуться быть невозможно. — Голубчик, я задал вопрос, — в бархатном голосе рокотом отдалённой, но неумолимо надвигающейся грозы проступило недовольство. Николай опустил глаза и голову… И всё-таки провалился в навь. Какая-то его часть зашлась в ужасе — кто ж так делает, ну-ка вернись немедленно, извинись и во всём сознайся! Но… много ли Яков Петрович посвящал их всех в свои планы, чтобы иметь право теперь требовать ответа? И не важнее ли было сначала закончить дело, а потом уже тратить время на разговоры? Не его это были мысли. Слишком тёмные, слишком холодные для человека, которым он был… пытался быть. Но, вернись он сейчас, будет столько лишних разговоров… Он не хотел иметь с этим дело. Вот просто не. хо. тел. И поэтому — повернулся и шагнул прочь с постоялого двора — прямиком в поместье Данишевских. И вовсе, оказывается, не нужна была ему помощь Оксаны. Нужно было только захотеть справиться самому.