Неугодные, или Особенности национального командообразования

— Это опасное место, — Оксана выглядела действительно напуганной, говоря это, и Николаю тотчас самому сделалось не по себе: если уж боится давно мёртвая мавка… — Проклятое. В былые времена люди приходили к этому колодцу, чтобы руки на себя наложить. Кровь их в землю впитывалась, в воде растворялась, и навечно их души к этому колодцу привязала. Так они и бродят вокруг, а, коли забредёт туда кто живой — поразит его мучительная болезнь, которую ничем не излечишь. Николай содрогнулся и посмотрел на Гуро. Тот пожал плечами: — Отравление трупным ядом, сказал бы Леопольд Леопольдович. Вещь малоприятная и действительно необратимая… Так где этот колодец находится, Оксаночка? — Я же сказала — нельзя туда ходить! — Там может скрываться человек, который похитил рабочие записи Николая Васильевича. Возможно, его подослал Всадник, а, возможно, это Всадник и есть. В любом случае, мы должны его найти — и найдём, с вашей помощью или нет. Оксана глянула на Гуро мрачно и закусила губу. — Пожалуйста, — тихо сказал Николай. — Скажи нам. — Он в пекло лезет и тебя за собой тащит, — буркнула Оксана. — А ты и рад… Ладно. Олеся звать не будете? — Он уже Олесь? — усмехнулся Гуро, в отличие от Николая явно поняв, о ком речь. — Не будем, у них с Тесаком своя задача. — Может, и к лучшему… Пошли, — она спрыгнула со стола, одёрнула сорочку и выскользнула из участка — Николай еле успел придержать дверь, чтоб для сторонних наблюдателей не выглядело, будто та сама распахнулась. Про Якова Петровича и так за глаза говорили всякое, про самого Николая тоже, ни к чему лишний раз людей нервировать… …но почему — Олесь?! Он хотел спросить, но, пока они вышли за околицу да пока он собрался с мыслями, Оксану уже занял разговором Гуро, продолжив расспрашивать про колодец. — …нет, нет там никакого дуба, березняк один. Да и в округе… А, может, это и не дуб был? А тополь вон тот? — она показала направо. — Данишевский? Николай аж споткнулся. — Почему… Данишевский?.. — Так графская жена под ним отдыхать любит. Вон, даже качели для неё там сделали. — Интересно… — протянул Гуро. — Ну-ка, Николай Васильевич, присмотритесь — похоже, нет? Николай честно посмотрел — и похолодел. Даже под другим ракурсом — дерево было узнаваемо, тройная развилка, одна ветвь ниже других наклонена и почти параллельна земле, а кругом чистое поле… Как во сне, он сделал шаг в сторону, ещё, ещё… пока не нашёл, наконец, точку, с которой смотрел в видении. Определённо — это было то самое дерево. — Господи… Белое от облаков небо просвечивало сквозь голую крону. Белое небо, белые саваны, белые лица повешенных девушек, ветер качает ветви, и мёртвые качаются вместе с ними, медленно поворачиваясь вокруг своей оси, только одна петля пуста и неподвижна, и человек в тёмной шапке целится в неё из ружья. Выстрел. Боль, бьющая в затылок. И темнота. — …Коля!!! — Николай Васильевич! Вы предупреждать научитесь когда-нибудь?! — И-извините, — выдохнул он, кое-как поднимаясь с земли; Гуро привычно уже подхватил его под локоть, и Николай даже не стал возражать — спонтанные прозрения по-прежнему выжимали его как старательная прачка хозяйское бельё. — Что видел-то? — нетерпеливо спросила Оксана. — Снова повешенных и того незнакомца. Он стрелял во что-то невидимое… и, кажется, попал. Оксана и Гуро переглянулись. — Может, во Всадника? — Всадник неуязвим, — напомнил Гуро неприятный факт, узнанный ими в ночь гибели Параски. — Если только наш инкогнито не знает чего-то, нам неизвестного… что возвращает нас к изначальной цели нашего путешествия! Николай Васильевич, идти можете? Тогда вперёд, молодые люди. — Ты где тут людей нашёл? — фыркнула Оксана, возвращаясь на тропинку. — Человек — это двуногое, лишённое перьев. Николай Васильевич, насколько мне известно, покуда не оперился… — Он скорее щупальца отрастит, — хихикнула Оксана. Обсуждаемый чуть снова не упал: — П-почему щупальца?! — А, ну да, тебе же не видно… Ты когда тёмный облик принимаешь — у тебя за спиной что-то такое виднеется. Расплывчато пока, но будут точно щупальца. — Какая прелесть, — восхитился Гуро. — Нечисть-осьминог, новое слово в мифологии! — Яков Петрович, не издевайтесь, ради Бога, — жалобно попросил Николай. — Я и так еле в голове уложил, что не совсем человек… — Вы, Николай Васильевич, — наставительно отозвались ему, — слишком серьёзно ко всему относитесь. На жизнь надо смотреть с юмором! Иначе и свихнуться недолго. Он вздохнул и опустил голову: — Иногда мне кажется, что это и произошло. И однажды я проснусь, а на мне смирительная рубашка и сестра несёт горькое лекарство. — Ерунду говоришь! — возмутилась Оксана. — Сумасшедшие не думают, что они сумасшедшие, они думают, что это все вокруг того! — Она права. Пока вы способны сомневаться в здравости своего рассудка — беспокоиться не о чем. Их единодушным порыв был таким редким и трогательным, что Николай не мог не улыбнуться, даже если сам чувствовал, какой слабой вышла эта улыбка. — Спасибо вам. Вы… настоящие друзья.