Неугодные, или Особенности национального командообразования

— Ну-с, Николай Васильевич, — Гуро вручил ему чашку с умопомрачительно пахнущим кофием и уселся напротив, глядя лукаво поблескивающими глазами, — как продвигаются ваши штудии с Оксаной? — Плохо, — вздохнул он. — Что ж так? Дар освоению сопротивляется? — Да, то есть нет, то есть… не в этом дело. — А в чём же? Втакие моменты Николаю казалось, что диканьский полицмейстер видит его насквозь, и это всё ещё немного пугало, но, в то же время, было облегчением — ведь, если тебя уже увидели, то можно не прятаться. Поэтому сейчас он собрался и ответил как есть: — Оксана неоднократно… и довольно… откровенно дала понять, что я ей нравлюсь… — он нервно сглотнул, — …не в платоническом смысле. — Так за чем же дело стало? — беззаботно отозвался Гуро. — Девушка она свободная, жениться не заставит, детей тоже опасаться не приходится… Денёк, конечно, потом придётся отлежаться, но насмерть не выпьет… — Но я не хочу! — вырвалось у Николая прежде, чем он успел осознать эту мысль и переформулировать как-нибудь попристойнее. — Чего не хотите, отлёживаться? — И это тоже, — буркнул Николай, обиженно сутуля плечи. И почему людям обязательно всё говорить открытым текстом, неужели не могут сами как-нибудь догадаться?.. Гуро всем видом подтверждал, что нет, не могут, а даже если и могут — то всё равно ждут, чтобы им сказали, так что давайте, Николай Васильевич, перешагивайте через себя, я на вас что, зря кофий и ватрушки перевожу? — Ну не нравится она мне! — сдался Николай. — Она… Она холодная и скользкая! Как… улитка! Гуро откинулся в кресле — и расхохотался: — Самая потрясающая аргументация против любви с мавкой, какую я слышал в своей жизни! Ну, Николай Васильевич… Тут было самое время обидеться, но веселье Гуро было таким ярким и непосредственным, что губы сами собой складывались в ответную улыбку, а, когда улыбаешься, обижаться уже как-то не получается. Поэтому Николай просто вздохнул и стал ждать, пока Гуро досмеётся и можно будет спросить, что делать. Вопрос, правда, оказался неудачным: — Дорогой мой, а какие здесь могут быть варианты кроме чистосердечного признания? Нет, про улитку, само собой, лучше не говорить, обидится и права будет — но «ты не мне нравишься» и без пояснений звучит вполне доходчиво. — А мне кажется, это звучит ужасно, — честно сказал Николай. — И… неблагодарно, что ли. Она ко мне по-хорошему, а я — не нравится! — Глупости, — отрезал Гуро, резко став серьёзным. — Никто не обязан нравиться в ответ. И лучше сразу узнать, что ловить тебе здесь нечего, нежели пребывать в сладостных заблуждениях, а потом всё равно треснуться лбом о суровую действительность. Уж поверьте опыту, Николай Васильевич. И так тяжело звучал его голос, таким каменным сделалось выразительное лицо, что Николаю сразу вспомнилась ночь, когда их с Александром Христофоровичем поднял грохот из комнаты Ганны. Желание продолжать спор отпало моментально; он кивнул и опустил взгляд в чашку, давая собеседнику время вернуться из воспоминаний. И тут в дверь постучали. Да что там — заколотили! И впрямь — даже из подпола услышишь… — Не заперто! — отозвался Гуро, даже не вздрогнув. Дверь распахнулась; ввалились Тесак и… — Отец Варфоломей, — Гуро удивлённо поднял брови, — и вам доброе утро… — Да какое оно доброе, Господи, прости, когда такое творится! Ох, грехи наши тяжкие… — Так. — Гуро резко отодвинулся с креслом от стола. — Отставить причитать, излагайте суть. Что стряслось? Перейти к сути что у отца Варфоломея, что у Тесака вышло не сразу, но после того, как Гуро прикрикнул на последнего, тот всё же совладал с собой и сумел изложить внятно, что прибыл в Диканьку некий Басаврюк, от которого год назад столько проблем было, а сколько ещё будет.! — Год назад? — перебил Гуро. — А я где был? — Так это… В Полтаву вас тогда вызвали… А, пока вы туда-сюда оборотились, он чёрное дело своё сделал и уехал, ирод! — И мне никто ничего не сказал? — А что говорить-то было, если уже случилось всё… — Всё — это что именно? — Заморочил трёх девок и одного хлопца, соблазнил золотыми реками, да и погубил, скотина такая! — А, ну это и впрямь не… Стоп. Погубил буквально или фигурально? Отец Варфоломей захлопал глазами, видимо, не поняв вопроса. — Погибли они все, — тихо сказал Тесак. — Только не сразу, а по одному, когда бес этот уехал уже. Одна дивчина утопла, другая в овраг свалилась — шею сломала, третья грибами отравилась, а хлопец в лесу пропал — помните, мы тогда всем селом искали… — А погибли они от того, — снова подал зычный голос отец Варфоломей, — что бес этот на души их лапу наложил! — То есть, — не выдержал Николай, — он правда бес? Ну, нечистая сила? — Как есть нечистая! — оба просителя спешно перекрестились. Гуро демонстративно-тяжело вздохнул. — А от меня-то вы что хотите, господа хорошие? — Так это… Надобно его — как там по-вашему — изолировать, чтоб не смущал христианские души! — То есть под арест посадить? Просители усердно закивали. — «И лучше выдумать не мог»… Во-первых, какого беса удержит решётка. Во-вторых, с юридической точки зрения, оснований для задержания я не вижу. — Но… — И в-третьих, — Гуро чуть повысил голос, намекая, что перебивать его было плохой идеей, — оберегать «души христианские» от смущения нечистой силой — это, отец Варфоломей, ВАША задача! Так и выполняйте её, а не валите с больной головы на здоровую! — Но, господин Гуро… — Яков Петрович, а если он опять кого-то… Гуро перевёл змеиный взгляд на Тесака, и тот явно пожалел, что открыл рот, но было поздно. — А вот чтоб не «опять», — задушевно сказал Гуро, — ты пойдёшь и за ним приглядишь. Отец Варфоломей, вы ещё здесь? Души ждут! Священник негодующе развернулся, хлестнув рукавами по воздуху, и вылетел в дверь. Тесак — следом. Гуро уронил голову на спинку кресла и скосил глаза на Николая: — И такая дребедень, Николай Васильевич, каждый день… Беса им изолировать! Я похож на экзорциста?! Николай задумчиво повозил ложечкой в чашке. — Яков Петрович, а, может, всё-таки поговорить с этим… Басаврюком? — Зачем? — А вдруг он что-то про Всадника знает? Если тот тоже нечистая сила… Гуро выпрямился; чёрные глаза зажглись азартным огнём: — А вот это, Николай Васильевич, конструктивное предложение… Но тут дверь грохнула снова — Бинх ворвался, даже не постучавшись. — Яков Петрович, какого чёрта вы посередь дня не на рабочем месте?! — Рабочее место там, где я. В чём дело? — А вот идите в участок, — Бинх почти шипел, — и узнаете! Гуро всмотрелся ему в глаза — и против обыкновения молча поднялся и подхватил трость. Кажется, всё было очень, очень плохо…