Неугодные, или Особенности национального командообразования

Если бы Александр Христофорович Бинх знал заранее, что его ждёт в Диканьке, он бы, наверное, первый раз в жизни отказался от дела. Или даже так: знай он заранее, к чему его приведёт знакомство с Гоголем — ни за что бы не повёлся на уговоры взять под крыло молодого писаря, за полгода не ужившегося к шестью дознавателями по причине тонкости душевной организации (а зачем тогда шёл в Третье Отделение?) и хрупкости здоровья (тот же вопрос, да сверху ещё один — на кой вообще было ехать в Петербург?). Но нет же. Согласился. Дрогнуло что-то при виде скорбно опущенной головы и нервно сцепленных рук, однажды уже виденных — в коридоре, где спешащий по очередному поручению мальчишка чуть не сбил его с ног, а потом извинялся дольше чем Бинх в своей жизни извинений слышал вообще. И того, как на требование представиться мальчишка глянул из-под лохматой чёлки как ворона на веник, назвался тихо, а потом добавил: «да вы не запоминайте, через месяц же всё равно…». И такая злость взяла его в тот момент.! Да не на этого… Гоголя… а на тех, с кем тот прежде дело имел! Сразу вспомнилось, как самого с место на место кидали, пока в низких чинах ходил, будто не человека, а мяч в заморской игре… Посмотрел он тогда на Гоголя, и велел не нести ерунды и приступать к делу. Тот под этим взглядом весь аж уменьшился и чуть не опрокинул чернильницу, но за перо схватился, и следующий час они вполне себе работали. Почерк у юнца оказался приличный, усидчивость с внимательностью в наличии были… одну деталь он так даже подсказал — с его угла видно оказалось лучше. И никаких жалоб. Ни на что. Недоумевал Бинх ещё неделю. А потом на них свалился политический труп. Гоголь начал бледнеть ещё на подходе, но вроде с собой совладал, сел с конторкой, взял перо… и через пару минут свалился в странном припадке, по выходу из которого уверенно заявил, что к политике сие убийство касательства не имеет. На резонный вопрос, с чего он это взял, внятного ответа дать не мог, бормотал что-то про пиковую даму, и вид имел… в гроб — и то краше кладут. Но это были цветочки. Ягодки пошли, когда оказалось, что политика здесь действительно ни при чём, банальное преступление на почве страсти. Шерше ля фам, чтоб их..! …Вспоминая это сейчас, Бинх легко выстраивает цепочку ассоциаций: шерше ля фам — фам фаталь — роковая дама — пиковая дама. Но в ту пору он подобными категориям не мыслил и списал всё на совпадение. И на второй раз списал. Хоть и со скрипом. На третий — сдался и спросил Гоголя прямо. И долго укладывал в голову то, что ему поведали. В итоге принял. Как факт. Непонятный, иррациональный, но имеющий место быть, и изредка даже полезный в работе — очень, очень редко, потому что расшифровать видения Гоголя без поллитры было невозможно, а пить на работе Бинх полагал моветоном, даже если иногда очень хотелось. Перед тем, как им всу… поручили диканьские убийства, у Гоголя тоже было видение, но об этом он, зараза такая, поведал уже в дороге. В видении были некая дева на белом коне и некое чудище на чёрном, а ещё рукопись, написанная огненными буквами (долго Бинх отбивал чело дланью, узнав, что это горе ещё и писатель), и узел из трёх красных нитей. С первой половиной видения всё было как будто ясно: и Гоголь, и Бинх сошлись на том, что деву от чудища надобно будет спасать, как положено честным героям. Но вот со второй… сломав все головы, они решили бросить это неблагодарное дело: в конце концов, рано или поздно сбудется, вот тогда и узнают. А потом они приехали в Диканьку. И началось… Нет, честное слово — знай Бинх раньше, отказался бы, ко всем чертям, которых не существует! Пусть бы ехал один Гоголь, и напару с местным полицмейстером совал бы дурную голову во все места, где её недолго сложить — в лес, в омут, к чёрту на рога, к Всаднику в гости..! На здоровье — без меня! Но, увы, история не терпит сослагательного наклонения, и, будучи в эпицентре событий, игнорировать их Александр Христофорович никак не мог, даже если события, лукаво поблёскивая бесовскими чёрными глазами, сами предлагали оставить Гоголя им и идти спокойно спать. Особенно если! — Нет уж, — сказал Бинх, смерив взглядом обоих полуночников. — Николай Васильевич, если вы не забыли, всё ещё мой подчинённый, и я за него отвечаю. Так что либо мы идём все, либо не идёт никто. Гоголь потупился. Гуро пожал плечами: — Что ж, воля ваша. Только не жалуйтесь потом, что ваша картина мира была в очередной раз перекошена… — Яков Петрович.! — Да-да? — Ещё одна шуточка на тему моего мировоззрения, и я вызову вас на дуэль. — А я возьму и приму вызов, — невозмутимо отозвался этот невыносимый ни в какие двери человек, которого ссылка, похоже, вообще ничем не научила, и пошёл прочь. Гоголь было дёрнулся за ним, но в последний момент всё же спохватился и обернулся к Бинху. Тот кивнул. Что уж тут, слово сказано… — Вы мне только одно объясните, Николай Васильевич. Почему к этой загадочной «даме, которая может помочь» обязательно идти ночью? — Потому что она… ну… нечисть. — Что. — Точнее, мавка. — О, Господи. …нет, точно бы отказался!!