Неугодные, или Особенности национального командообразования

За год работы с Бинхом Николай видел его всяким – злым, раздражённым, спокойным, азартным, вымотанным, весёлым, мрачным, сонным, один раз даже счастливым, но таким разъярённым – никогда. Маленькое пространство участка будто стало ещё меньше, когда он вошёл – влетел – внутрь, каждым шагом будто выбивая искры, седая шевелюра стояла дыбом точно у взъерошившегося к драке кота и это было вообще не смешно – ощущалось, что этот кот может запросто перегрызть горло даже превосходящему противнику. Когда, коротко и зло изложив суть дела, Бинх навис над бедолагой пастухом, всё стонущим про какого-то зверя, Николай более чем хорошо понимал, отчего тот сжался и закрылся руками – сам бы рад был сбежать подальше! Но сбегать было нельзя, нужно было работать, а как работать, когда такое творится?! – Я думаю, на них с Даринкой напал какой-то страшный зверь... – он попытался сказать это как можно тише и мягче, но не помогло – Бинх вызверился только хуже: – А я думаю, что он, собачий сын, себя самого имеет в виду! – и стремительно повернулся, и, схватив со стола кнут, сунул пастуху под нос. – Отвечай – какой зверь?! Говори, не то... Позади Бинха неожиданно выросла тень; Николай аж отшатнулся – он напрочь забыл о присутствии Гуро! А тот с непроницаемым лицом шагнул к Бинху вплотную – и взял за плечо. – Александр Христофорович, – он тоже говорил тихо – но в этой тишине звучала сталь, какую Николай ни за что не смог бы повторить. Чтобы говорить так, нужно быть абсолютно, совершенно уверенным, что тебе подчинятся. – Уймитесь. Фёдор очевидно не в себе, пока не успокоится, вы от него ничего не добьётесь. Направьте лучше ваш пыл на поиски девочки. Бинх застыл всем собой, включая обычно подвижное лицо и говорящие глаза. – Руку, – процедил сквозь зубы, – уберите... Яков Петрович. – Сперва успокойтесь, – отозвался тот, а потом наклонился – Бинх было дёрнулся, но Гуро сжал пальцы на его плече ещё крепче и с полминуты ещё что-то говорил ему на ухо – Николай разобрал только "отставить" и "слышишь?". Бинх слушал, снова закаменев – а потом так же разом весь обмяк, точно марионетка, у которой перерезали нити. – Вот и славно. – Гуро отпустил его и отшагнул назад. – Пойду соберу людей. – Поднимать казаков ради одной крестьянки? – буркнул Бинх, поводя плечами, будто от холода. – Зачем же? В моём распоряжении вся деревня и вы с Николаем Васильевичем. Фёдора заприте, ради его же безопасности... И он вышел. Бинх молча положил кнут, открыл камеру и самолично оттащил Фёдора туда; запер замок, вернул ключи на место, глянул на Николая... Вот этот взгляд уже был знаком. Этот взгляд означал "я был неправ, осознаю это и пытаюсь заставить себя извиниться". Николай качнул головой – и без извинений проживёт, первый раз, что ли, – и сказал: – Идёмте, Александр Христофорович. А то опять всё пропустим. Бинх смешно наморщил нос на это "опять", но кивнул. В молчании они вышли из участка и прошли так большую часть пути до леса. – Я видел такое раньше, – внезапно сказал Бинх, когда они углубились в зелёную сень. Николай сбился с шага; его привычно поймали под руку, не глядя – смотрел Бинх по сторонам, и можно было не сомневаться, что ни одна тень не ускользнёт от его внимания. – Что именно? – осторожно уточнил Николай. – Человека в таком виде... и состоянии. Понимание продрало холодом по позвоночнику: – На войне? – Да. Надеялся, больше такое не увижу. – Мы найдём того, кто это сделал, – Николай попытался сказать это как можно убедительнее. – И Дарину найдём тоже. – Найдём. Вопрос, как. – Живой, – а вот здесь и пытаться не пришлось – уверенность, что так и будет, пришла откуда-то изнутри, из той холодной тёмной глубины, куда он ночь за ночью нырял вместе с Оксаной. – Обещаю, Александр Христофорович, мы найдём её живой. Тот криво усмехнулся, но не сказал ничего, лишь снова придержал Николая за локоть, хотя особых неровностей рельефа пока не наблюдалось. Николай спрятал улыбку в воротнике крылатки и тоже принялся разглядывать лес.