Неугодные, или Особенности национального командообразования

Что ж, следовало признать: от столичных гостей оказались и толк, и радость уму и сердцу. Якова и сейчас разбирал смех, стоило только вспомнить выражение лица Александра Христофоровича, у которого прямо из-под носа, при свете дня и свидетелях, исчез особо опасный преступник! Хотя в самом факте исчезновения, конечно, ничего хорошего и не было: Яков и раньше подозревал, что Всадник это умеет, а теперь вот получил наглядное доказательство. И как прикажете такого арестовывать? А как-то всё равно ведь надо. Не то чтобы Яков испытывал особо тёплые чувства к диканьским жителям, особенно теперь, но и спустить с рук какой-то потусторонней ерунде их целенаправленное изничтожение не мог и не желал. Ладно, с божьей помощью и этими двумя казусами, один в треуголке, другой в крылатке... Только чёрта помяни – в дверь постучали. Вернее сказать – робко поскреблись. – И снова здравствуйте, Николай Васильевич. – Яков открыл дверь и посторонился, впуская позднего гостя. Гоголь глянул ясными своими глазами из-под вороных лохм (сказать по правде, Якову обоих столичных с первого момента хотелось изловить и причесать с особой жестокостью) и робко полюбопытствовал: – Как вы поняли, что это я?.. – Местные приучены стучать так, чтоб я даже из подпола услышал, а Александр Христофорович церемониться тем более не стал бы. С этими словами Яков здоровой рукой отконвоировал гостя к столу, не дав запротестовать, усадил, достал вторую чашку и только после спросил: – Так чем обязан? – Я... Хотел поговорить. Если можно. – Отчего же нельзя, – ласково улыбнулся Яков, снимая с самовара чайник. – А начальство ваше знает, куда вас на ночь глядя унесло? – Д-да, конечно... Врать юноше было ещё учиться и учиться, но Яков был сыт, а потому великодушен, и от немедленного разоблачения воздержался. – Что ж, тогда я весь внимание, – он поставил перед Гоголем чашку и опустился в своё кресло, выжидательно глядя на гостя, который немедленно потупился, нахохлился и вообще попытался слиться с местностью, но, тем не менее, начал: – Вы спрашивали, верю ли я нечисть. Тогда я ещё сомневался, но теперь точно знаю, что верю. А ещё... – он вздохнул, собрался, поднял на Якова прозрачный взгляд и тихо договорил: – Кажется, она меня боится. Вот это было последним, что Яков ожидал услышать! А следовало бы, между прочим, Ганна ведь тоже говорила, что боится, а ему всё недосуг было над её словами подумать. ...ладно, не «недосуг» – он просто не хотел думать о ней вообще. Но сейчас важнее было другое: – На основании чего такой вывод? – Вчера в лесу мы задержались, потому что встретили... не знаю, наверное, это был дух Хавроньи. Она была бледная как мертвец, глаза как у кошки жёлтые, а рот чёрный. Она сказала, что живым дальше хода нет; Александр Христофорович, конечно, слушать не стал... Якову снова стало весело: ещё бы дражайший Александр Христофорович стал слушать то, чего не существует! Как он в Третьем отделении-то служит, с такой зашоренностью мышления... Гоголь тем временем добрался до конца повествования о Хавронье и добавил: – ...а потом и Всадник – вы же видели, вмешательство Александра Христофоровича его ничуть не смутило, но, стоило ему заметить меня... – Между прочим, Николай Васильевич, вы зачем под клинки сунулись? Головы лишиться хотели? – Н-нет, я... – Гоголь снова уткнулся взглядом в стол. – Я испугался за вас. Однако. Юношу можно было поздравить – лишить Якова дара речи удавалось не каждому… – Из-за этого, что ли? – наконец предположил он и кивнул на перевязанное плечо. – Да ведь это царапина. – Не только. Я... Мне было видение. Во сне. Там вы так же сражались со Всадником, и он вас... – Убил? – мягко договорил Яков, выждав пару секунд, но продолжения не дождавшись. Гоголь отрывисто кивнул. – М-да... Выходит, вы видите и прошлое, и варианты будущего... и нечисть одним видом распугиваете... Как интересно жить! Но что вы хотите услышать от меня? – Не знаю, – Гоголь снова посмотрел на него – с такой печалью, что и камень бы дрогнул. – Просто... Извините, я зря вас побеспокоил, у вас и без меня проблем... – От-ставить! – отрубил Яков, и было попытавшийся вылезти из-за стола гость рухнул обратно на лавку как подкошенный, испуганно тараща глаза. – Начал – так доводи до конца, золотое правило дознавателя, Александр Христофорович вас этому что – не учил? – Учил, но... – Так слушайте, что старшие говорят! – Простите… – и Гоголь совсем сник, у Якова аж заныло там, где давным-давно отсутствовали сердце и совесть – накинулся на мальчишку, старый дурак... Только вот этот мальчишка – помощник дознавателя Третьего Отделения. И, чем скорее он поймёт, что в жизни почём, тем для него же лучше. – Полно вам, Николай Васильевич, – тон Яков всё-таки сбавил. – Успокойтесь, выпейте чаю, варенье вот попробуйте, а потом подумайте и скажите конкретно, что я могу для вас сделать. Судя по выражению лица Гоголя – послать его к мавкам в купальскую неделю и то было бы милосерднее, но тут уж Яков отступать не собирался. Хочет быть дознавателем – пусть учится ставить задачи. И даже если не хочет, всё равно пусть учится. Оно полезно.