Загляни в бездну (Look into the Abyss)

      Книга должна была восстановить подавленные воспоминания, и они это знали. Воспоминания о встрече с Ужасными Докторами, которые, по заверениям Пустоты, они будут помнить вне зависимости от используемых трюков - в конце концов, трикстера не обманут и несколько человек, а Стайлза теперь едва ли можно считать таковым. Но вот о чем они не подумали, что им и в голову не пришло, так это то, что чтение об экспериментах, достойных желчи, может вытащить на свет другие подавленные воспоминания.             — Ты не видишь, как он на меня смотрит.        Стайлз застыл на месте, потрясенный, от него ускользает всякое ощущение времени и реальности, пока его родители шепчутся между собой на краю крыши. Все резко, слишком резко, даже онемение в груди, дрожь в челюсти и ноющая боль в легких.       Его мама, его мама, корчится и извивается в объятиях отца, неистовая, как в тот день, когда это случилось, как в тот день, когда это происходит - происходит ли? - Глаза полны ужаса, тело прикрыто только больничным халатом, волосы растрепаны от того, как она рвала пряди в эти дни - когда это было? - Сердце Стайлза бьется о ребра, кровь шумит в ушах и затыкает их ватой, но слова звучат четко, так четко, как...             — Клаудия, ему десять лет.        — Он пытается меня убить.        На каком-то очень далеком, очень далеком уровне Стайлз осознает, что это всего лишь воспоминание, которое он отталкивал, отталкивал и отталкивал с тех пор, как навсегда избавился от него; страх в янтарных глазах, дрожь в костлявых руках, бледность на омраченной коже. Но есть вещи, которые невозможно забыть, они выжигаются в психике с болезненной четкостью. И Стайлз помнит.       Бессонные ночи и слепящий свет больничных ламп, непреодолимую вонь антисептика и царапающие простыни под его маленькими руками, добрые улыбки и изматывающие рыдания и испуганные крики. Дни, когда мама проводила пальцами по его волосам, рассказывала истории, а глаза морщились в уголках, и дни, когда ногти впивались в его руки, голос плакал, а рот кривился в гримасе. Это были худшие дни. Когда он не мог сидеть с ней, если она нападала, крича о демонах, черной магии и о том, что он собирается убить меня! Он убьет всех нас! Глядя на него, как сейчас. Между пальцами - ужас и страх перед демоном под личиной маленького мальчика, а потом рычание и выпады, и слюна, как кислота, на его коже.       Это не реально...        Это не реально...       ...только воспоминания...        реальность затуманилась разбитыми воспоминаниями, такими яркими, несмотря на то, что они лежат в пыли на самых дальних уголках его сознания. Это только в его голове, но… но…       Она смотрит на него, как на чудовище, как будто верит, что он причинит ей боль, как будто ничего не изменилось, как будто они снова здесь, как будто она снова здесь, и неважно, сколько времени прошло. И это его мама. Это его мама почти восьмилетней давности смотрит на него, дрожит, поворачивается и рычит...             — Прекрати!        Что... что он должен прекратить...       Она набрасывается на него, лицо перекошено, голос сорван рыданиями, а острые когти бьют по рукам...             — Не смотри на меня!        А он не может ничего сделать, ничего, кроме как закрыться, свернуться калачиком, как тогда, и отчаянно кричать...             — Мама… Что ты делаешь?! МАМА!       ...как будто она услышит его, услышит боль, расцветающую, как свежие синяки, от того, как она впивается в него когтями, бьет, рычит и режет до глубины души, достигая самого мальчика, пытающегося исчезнуть в себе. Мальчик, который хнычет, принимая каждый удар, чувствуя, как она режет его плечи…        ...Стайлз...        …пытается умолять и рыдать, надеясь, что она остановится, что она увидит, что это ее сын, ее сын, а не демон, мальчик, напуганный и не понимающий, почему человек, который должен любить и защищать его, теперь обращается к нему с рычанием, кулаками и острыми ногтями. И вот он закрывается, сворачивается калачиком, не угроза, не угроза, просто мальчик; меньше, меньше, меньше…         ...Стайлз!        …пока ему снова не становится десять лет, и он в полном ужасе, желая исчезнуть, чтобы перестало быть больно, не понимая, почему мама так себя ведет, почему она рычит и бьет его - он пытается убежать, отступить, спастись от непонятной ему атаки, рыдания сотрясают все его дрожащее тело, он спотыкается, падает и молится, чтобы она не схватила его, пока когти рвут его поднятые руки...       СТАЙЛЗ!        Его разум возвращается к реальности. Галлюцинация, вызванная воспоминаниями, разлетается на куски, разрывается по швам, распадаясь на тысячи осколков, которые испаряются в ночи.       Это больше не его мама, надвигающаяся на него. Рычание не человеческое, а когти настоящие, не простые ногти. Искры озаряют крышу, вздымая в воздух опасный фонтан, а сверху на него надвигается парень с полным ртом зубов, убийственно целеустремленный в своей атаке. Стайлз цел и невредим благодаря татуировкам, которые вспыхивают на его коже, как языки пламени, магии, гудящей от страха, замешательства и нетерпения, которым нет выхода, потому что его мозг все еще не может разобраться в ситуации, шатаясь от образов, воспоминаний, бури чувств, от которых мороз пробегает по его легким.       Руна на его груди вспыхивает жаром, волна холода, устойчивости, срочности по связи, которая вытаскивает Стайлза обратно из-под поверхности воспоминаний.       Он задыхается, когда появляется кто-то еще и отрывает от него рычащего зверя, завязывается драка. Это дает Стайлзу драгоценные секунды, чтобы прийти в себя, впитать ощущения, которые нахлынули со всех сторон, когда он выныривает из оцепенения воспоминаний и замечает, в какой беспорядок он попал.       От электричества, плавающего в воздухе, и искр, летящих ввысь, и злобного гула в венах, и злобного жара его руны, и холодного, холодного, холодного присутствия прямо под кожей, требующего внимания, - и двух дерущихся прямо перед Стайлзом.       Когти, клыки и рычание. Запахи путаются, магия бушует, густое пламя лижет ребра, но один из них, должно быть, химера - не то, не то, не то кричит в его теле, - а другой...       Это Тео. Конечно, это гребаный Тео. Потому что кто еще может появиться из ниоткуда, чтобы спасти положение, как будто он ждал за углом, чтобы выскочить. И все же Стайлз слишком удивлен, чтобы просто наблюдать за происходящим, по его коже бегут мурашки, кровь гудит, и это не имеет значения, потому что все закончилось еще до того, как его мозг полностью осознал происходящее. Пустота - тихая, ледяная, но единственная надежная опора, удерживающая Стайлза на месте, и он уже начинает думать, не стоит ли ему вмешаться и сделать что-нибудь, помочь сдержать незнакомца, как вдруг...       Тео вырывает химере горло.       Агония прорезает воздух - острая, сладкая и горькая - кровь вытекает из раны и покрывает руку оборотня, скатываясь вниз, вниз, вниз, вниз, капли окрашивают крышу.       Химера падает на землю с глухим стуком. Мертв в одно мгновение.       Стайлз стоит и смотрит, как парень - подросток, другой подросток, парень едва ли его возраста - захлебывается собственной кровью, раз, два, и погружается в вечную тишину. Боль, тупая агония, окрашивающая воздух в медно-сладкий цвет, проникает сквозь его кожу и впивается в сердце, путешествуя по связям, но оцепенение от шока перекрывает любое удовольствие, которое он мог бы испытать в противном случае. К лучшему или к худшему. И даже не сам вид так потряс его, а все еще живые осколки воспоминаний, прилив собственной крови и осознание того, что он мог бы предотвратить это, но медлил, медлил, никогда не был достаточно...       Тео сдвигается с места, и это возвращает Стайлза к мысли о том, что он вообще здесь. Когда он поднимает глаза, черты лица Тео снова становятся человеческими, а когда их взгляды встречаются, адреналин, бурлящий вокруг, окрашивается чем-то горьким, кислым.             — Стайлз, — он смотрит испуганно, умоляюще, неправильно, — ты не должен никому говорить. Пожалуйста, никому не говори.       Широкие глаза, полные беспокойства, взгляд почти как у Скотта - щенячий, затравленный и испуганный, но почему-то кажется, что он скребет по нервам Стайлза.             — Почему бы и нет?       Что-то в Тео не так, что-то, чего Стайлз не может понять. Что-то неправильное, ползущее под кожей беспокойство, усмешка, спускающаяся с губ...            — Потому что я ничего не говорил о Доноване.       И Стайлз видит красный.       Не помогает и то, что он всегда был импульсивным, всегда давал волю своим словам и бросался на все, что привлекало его внимание. Он редко способен остановиться и обдумать ситуацию, прежде чем действовать, - так уж устроен Стайлз. И поэтому он не понимает - в ту долю секунды между тем, как слова покидают рот Тео и регистрируются в его мозгу, - что ему не следует реагировать так, как он реагирует. Нет, он должен остановиться, подумать, может быть, даже попытаться выкрутиться, но вот чего он точно не должен делать, так это попадаться в ловушку, которой это является. Но поскольку Стайлз такой, какой он есть, эта мысль не приходит ему в голову - и вспышка злобной ярости в его жилах вырывается наружу, и Стайлз набрасывается на него.             — Ты ничего не знаешь! — слова вырываются наполовину с криком, наполовину с рычанием, и он набрасывается на Тео прежде, чем тот успевает додумать мысль до конца.       Стайлз вцепился руками в толстовку на шее Тео и отбросил его к ограде, лишь отдаленно осознавая, что это далеко не то, на что способен человек, что он вливает магию в свои шаги, руки, силу и просто тащит Тео назад, не обращая внимания на его спотыкания и шок, и толкает его прямо в забор, а вокруг летят искры, маленькие щепотки на краю его сознания.       Кровь на коже Донована все время играет на веках Стайлза, а его пальцы впиваются в мягкую ткань и ключицы Тео почти до синяков. Всплеск силы, когда он отбросил его, волна облегчения, разочарованный взгляд, который он получит, если его отец когда-нибудь узнает, холодное, холодное, холодное волнение от дрожи под кожей...       Сосредоточься, рычит демон, и если бы не это, Стайлз не заметил бы блеска в глазах Тео - едва заметного изменения энергии, напряженности мышц.       Слишком легко догадаться, чего он хочет. А Стайлз устал быть тем, кого толкают в стены, кто бьется головой о стену, оставляя синяки и ядовитую злость в венах. Поэтому, когда Тео сворачивается и хватается за руки Стайлза с намерением, ясно ощущаемым в кислом запахе, Стайлз позволяет себе уступить дюйм - а затем впечатывает Тео обратно в ограждение. Шок, разносящийся в воздухе, достаточно восхитителен, чтобы затрепетать тенями в его груди – черт, Стайлз почти улыбается, но холодная хватка изнутри мешает ему, настолько сильная, что ему хочется вырваться, утонуть в ней и никогда не отпускать.       В этот момент его не волнует, что это не должно быть возможно. Что это сработает, только если Тео позволит себя подтолкнуть, что человек с небольшим запасом магии не сможет этого сделать. Но он уже споткнулся, отреагировав на Донована, у Тео это получилось, так почему бы не показать, что он с таким же успехом может пожалеть о том, что вообще пытался шантажировать Стайлза.       Однако Тео быстро приходит в себя, шок проходит и превращается в рассказ о встревоженной Малии, смс и о том, что Тео каким-то образом увидел тело после того, как строительные леса обрушились, и до того, как то, что забирает тела, сделало свое дело. И сквозь все это пробивается магия Стайлза, гнездо змей прямо под его грудиной, шипя не то, не то, не то на искреннее, со слезами на глазах выражение лица и дрожащий голос. Как будто Тео действительно, искренне волнуется. Как будто он беспокоится. Как будто Малия напишет Тео, а не Лидии, чтобы позвать его, как будто она не позвонит Стайлзу по крайней мере три раза, прежде чем попытаться сделать что-то еще. Как будто между ними было достаточно времени для всего.       Это не меняет того факта, что Тео каким-то образом знает. По какой-то причине он был там, наблюдая из тени, чтобы увидеть... но что увидеть? Убьют ли Стайлза? Будет ли он защищаться? Если он не был...       Стайлз ослабляет хватку, совсем чуть-чуть, достаточно, чтобы Тео мог легко развернуть их с помощью своей сверхъестественной силы, но он этого не делает. Очевидно, что Тео пытается завлечь его. Но Стайлза не проведешь, история не сходится, и это тихое что-то все еще зудит в его мозгу, неуютно колышется в его нутре, поверх свертывающейся магии.             — Ну, я тебе не верю, — говорит он искренне, немного довольный ноткой разочарования в голубых глазах.             — Я говорю правду! Я искал тебя, как и сейчас, потому что волновался…              — О, пожалуйста, — Стайлз не может удержаться от насмешки, он весь кипит от адреналина и злости, исходящей от него.             — Что еще ты хочешь от меня услышать? — Тео звучит наполовину раздраженно, наполовину взбешенно, но также любопытно, что он почти на грани отчаяния - интересно, - с усмешкой замечает демон - и повторяет попытку — Стайлз, я не вру, если бы ты не заметил, что я только что спас тебя, если бы я хотел…              — Меня не нужно спасать.       В голосе Стайлза появляется рычание, а холод, плывущий по венам вместе со жгучей магией, только подстегивает его. Опасно, очень опасно, но это приносит свои плоды - маска сползает, и руки Тео падают с локтей, голубые глаза пристально смотрят на него.             — Ясно.       Сказано просто, без обиняков, без прежних слез, и это в сочетании с выражением лица Тео заставляет гнев закипать еще сильнее, вспыхивая в теле до самых кончиков пальцев, вдавленных в мягкий материал.       Осторожно, лисенок, мысленно шепчет Пустота, ты действительно хочешь, чтобы он узнал?       И как бы ни было велико искушение, как бы ни требовала магия вырваться наружу, посеять вокруг хаос, Пустота прав - Стайлз не может показать слишком много, он и так уже показал слишком много. Это может так легко обернуться против него - гребаный Тео последний человек, который должен обладать такими знаниями о Стайлзе, никто не может обладать ими, пока - но показать только это, только блеск потенциала, было слишком хорошо и слишком правильно, чтобы упустить. А теплый след от связи, струйка горячего меда и обжигающего пламени, только усиливает это ощущение.       Но в конце концов Стайлз отступает. Разжимает пальцы и отводит их, встряхивая руками, словно избавляясь от затянувшихся искр. Затем он смотрит на тело, на кровь, заливающую крышу, на сирены, звучащие на заднем плане все ближе, и испускает долгий вздох. У их ног все еще лежит мертвая химера, а Лидия несколькими уровнями ниже гонится за отпечатком, который должна обнаружить ее банши. Нужно позаботиться об этом.       Есть шанс познакомиться с нашим маленьким похитителем тел? Пустота предлагает с медленным мурлыканьем - и легчайшее прикосновение к шее Стайлза становится огненным касанием, по коже пробегают мурашки, от которых встают дыбом крошечные волоски на его затылке. Ласка кажется почти похвалой, такой сильной после недель холодного безразличия.       Стайлз тихонько охает, но только в самом дальнем, самом темном уголке своего сознания, прежде чем признать, что эта идея - самая лучшая. И потому, что он раздражен и мелочен, говорит Тео:             — Ты убил его, тебе и таскай груз.       Следующий час, наверное, можно было бы назвать одним из самых напряженных в жизни Стайлза, если бы не злобное жужжание под кожей, возбужденная и беспокойная магия. Но благодаря ей пробираться по задним коридорам больницы и добираться до клиники для животных стало почти невыносимо. Стайлзу кажется, что он должен быть более взволнован, может быть, даже напуган, но в основном он просто расстроен, а подозрения не ослабевают и становятся еще сильнее после того, как Тео добровольно соглашается присмотреть за телом Джоша. Он не хочет оставлять его там одного, потому что вдруг это еще одна схема, какой-то план, но Скотту звонят, и у них на руках оказывается еще одна химера - и это еще хуже, потому что, конечно, это кто-то, кого они знают. Кто-то, к кому Лиам, похоже, испытывает чувства.       План, который Скотт разработал после этого, еще хуже, но у Стайлза тоже нет идей - и его неугомонная энергия ничуть не помогает.       Ему это не нравится, это никак не может сработать, но еще больше ему не нравится то, что не все об этом знают, что Лиам и Хейден не знают о второй части - о том, что Хейден выдавала себя за приманку под видом ее укрывания от опасности, не зная о своей цели. Это уже неминуемый беспорядок. Даже Пустота кажется сомневающимся, но демона никогда не впечатляли их планы - только слегка забавляли и в основном вызывали скуку. У Стайлза возникает соблазн остаться в стороне, помочь, если что-то не получится - а скорее всего, так и будет, - но тогда ему придется раскрыть себя, а это кажется еще более опасным. И пока внутри него бушует конфликт, Лидия останавливается рядом с ним, на достаточном расстоянии от остальных, и наклоняется к нему, чтобы прошептать.             — Ты думаешь о том, чтобы остаться, не так ли? — ее голос напряженный, как и тонкая линия рта.             — Мне кажется, я должен быть здесь, если что-то пойдет не так… — с каждой секундой все ближе и ближе ощущение неизбежного провала, но Лидия не почувствовала серьезной опасности, так что это слабое утешение. — Чтобы помочь, чем смогу.       Лидия легко уловила смысл его слов, и выражение ее лица еще больше напрягается.             — Именно поэтому я бы предпочла, чтобы ты была как можно дальше отсюда.             — Что? Почему?       Она многозначительно оглядывается по сторонам, прежде чем наклониться достаточно близко, чтобы это выглядело как приватный разговор, и Стайлз проверяет, не слышит ли их кто-нибудь - на всякий случай он ставит вокруг них невидимый щит, который гарантирует, что никто не услышит. Затем он кивает, давая ей понять, что все в порядке.       Лидия крепко сжимает челюсти, прежде чем заговорить.              — Ты же сам мне говорил, что опасно, чтобы кто-то знал, что ты владеешь магией, не так ли? Мы не можем допустить, чтобы они узнали. — Она скрещивает руки на груди и нервно переминается с ноги на ногу. — Кто знает, что тогда случится, что они сделают с такой информацией, с тобой? Ты не можешь быть здесь.       Стайлзу остается только смотреть на нее: слова звучат правдиво, оседая на плечах тяжелым грузом, и ему становится не по себе.       Банши права, лисенок, в голосе демона лишь намек на раздражение от того, что ему приходится с кем-то соглашаться, но в основном его перекрывает низкий, теплый гул, тебе нельзя здесь находиться. Каким бы могущественным ты ни был, это слишком опасно.       И как бы Стайлзу ни хотелось остаться, спорить до тех пор, пока все не станет на свои места, и он не добьется своего, они оба ведут себя слишком разумно. Если бы здесь был его отец, он сказал бы то же самое, но это ничуть не помогает. Поэтому Стайлз вздыхает со всей тяжестью своего нежелания и смиряется с тем, что на этот раз он будет слушать.             — Ладно, — он все еще может быть полезен где-то еще, даже если это вызывает у него раздражение, — полагаю, я буду следить за телом Джоша.             — С Тео? — удивление в ее голосе настолько очевидно, что Стайлз не может не улыбнуться - по крайней мере, Лидия воспринимает его подозрения и неприязнь всерьез, пусть и с долей здорового раздражения.             — Кто-то должен присматривать за ним.       Лидия пристально смотрит на него, что-то блестит в ее ореховых глазах и любопытный изгиб ее идеально очерченных бровей.             — Ты все еще не доверяешь ему, не так ли?             — Ни капельки.       Возможно, его певучий голос звучит слишком жизнерадостно, это его следующий фаворит после сарказма, потому что на секунду она выглядит слегка неуверенной, как будто думает, что он преувеличивает, но все равно кивает. Благослови ее и его за то, что у него есть такая подруга, как Лидия, которой он никоим образом не заслуживает.       К этому моменту уже пора начинать собираться, поэтому Стайлз сообщает остальным, куда он идет - Скотт даже кажется счастливым, кислое чувство пронзает Стайлза изнутри от выражения лица, которое он быстро игнорирует - а затем он еще раз ловит Лидию, прежде чем отправиться в путь. Зуд под кожей только усиливается, кажется, что это неправильно, неправильно, неправильно, неправильно, и он смотрит на нее своим самым серьезным взглядом.             — Дай мне знать, если все пойдет наперекосяк.       Неудивительно, что брови Лидии сошлись в недовольной гримасе.             — Разве мы не договорились, что тебя здесь быть не должно?             — Лидия, я серьезно. Если почувствуешь, что кто-то умрет, позвони мне. — Стайлз удерживает ее взгляд достаточно долго, чтобы она со вздохом согласилась, и он смог хоть немного расслабиться. — Будь осторожна, — добавляет он, сжимая ее руку, стараясь не показать, как он уже волнуется.             — И ты тоже. — она сжимает руку в ответ, слегка скривив губы, и это помогает.              — Я смогу справиться с этим засранцем в течение нескольких часов.       Лидия закатывает глаза, и Стайлз улыбается, несмотря на напряжение в его внутренностях. Затем он выходит, садится в свой джип и едет в клинику для животных, пытаясь всю дорогу рассуждать, что с ними хотя бы банши, и что Лидия узнает, если план окажется полным провалом. Кажется, этого достаточно, чтобы никто не умер. Это не слишком обнадеживает, но на первое время должно хватить. Особенно на те часы, когда он будет сидеть без дела, нервы будут натянуты, и он окажется в компании человека, которому ни капли не доверяет, пока остальные будут сражаться за Хейден.       Еще одна веселая ночь в роли "человека" в стае.       Оказывается, это не весело. Совсем не весело.       Это скучно и утомительно, и Стайлз хотел бы быть где угодно, только не здесь. Тео, похоже, намерен втянуть его в бесполезную беседу, дружелюбно улыбаясь и действуя ему на нервы. Почти так же, как и само место, осознание того, что находится внутри, за дверями и щитами, заставляет тени в его груди сжиматься в желании и предвкушении. Желание так сильно, так горячо, что Стайлзу приходится силой отталкивать его от себя, испытывая досаду, волнение и страх перед тем, что он готов сделать. Он должен был предвидеть это, но не мог и представить, насколько сильным окажется это чувство, это желание. Разрываясь между дрожащим желанием разорвать все разделяющие их заклятия и руны и необходимостью держать себя в руках, не признавать того, чего он так сильно жаждет, Стайлз пытается отвлечь себя всем, что у него есть.       В итоге он, конечно же, сосредоточился на Тео. Несмотря на ужасный зуд, ползущий по коже, и леденящий холод теней, пронизывающих узы, Стайлз потакает Тео в этом странном стремлении подружиться с ним, хотя он не хотел бы ничего меньшего. Но, по крайней мере, попытка разгадать истинные мотивы Тео - достаточное занятие для его ума. Этого недостаточно для того, чтобы не чувствовать горячего покалывания, которое пробегает по его телу, - это совершенно другой вид осознания, но совместное разочарование сдерживает худшие порывы. И он не знает, к лучшему или к худшему то, что Пустота игнорирует эту внутреннюю битву - демон определенно гораздо ближе, чем в последние недели, прохладное присутствие прямо под кожей, но в то же время, кажется, его отстраненно развлекают происходящие события, и он доволен тем, что наблюдает и ждет, несмотря на резкую холодную струйку, вытекающую из его веселого прикрытия.       Все это пробуждает в Стайлзе раздражение иного рода. И самое ужасное - Тео кажется совершенно искренним. Как будто он вкладывает смысл в свои слова. Поэтому, когда Стайлз слышит:             — Я все равно буду присматривать за тобой.       Смятение проникает в его душу и вступает в борьбу с его подозрениями, совершенно выбивая его из колеи. Стайлз просто не может понять этого парня.       В тот же самый момент Пустота решает, что с него хватит безделья. По связям пробегает дрожь - верный признак проявления призрачного тела, и вот он уже рядом - холодное присутствие, оседающее на плечах Стайлза, ощущение руки над его сердцем и захватывающее все его внимание до последней капли.       Знакомое и в то же время такое новое в своем свежем виде прикосновение пронзает Стайлза неистовой дрожью - распространяется под кожей, расплавляется и сворачивается у самой его сердцевины, кроваво-красная чакра жарко вспыхивает в интересе. Это удар болезненного экстаза после нескольких недель воздержания. Стайлз не может ничего поделать с тем, что его сковывает напряжение, точно настроенный инструмент, на котором демон может играть, как ему заблагорассудится, и единственным его спасением является вздох, который он успел уловить, прежде чем он смог вырваться наружу.       Затем гладкая, теплая щетка проходит прямо под его ухом, и Стайлз борется с желанием не закрыть глаза, когда в его голове раздается знакомый грубый голос.       Он лжет, говорит Пустота, обдавая горячим дыханием чувствительную кожу на шее Стайлза, но в его словах есть удивительная правда. Ты ведь тоже это чувствуешь, не так ли? Присутствие нарастает вокруг Стайлза, становится все сильнее и сильнее, почти физически ощущается вокруг него. Он хочет тебя, лисенок.       И тогда глаза Стайлза закрываются, всего на секунду, чтобы впитать в себя крепкое впечатление, прохладные объятия, горячее дыхание на коже и руку над руной его тени - нагретой и пульсирующей в такт с его собственным сердцем. То, как это заставляет Стайлза шататься, терять равновесие и парить, просто несправедливо, но в то же время он ничего не хочет так сильно, как утонуть в этом. И так легко представить себе Пустоту, почувствовать, как он впивается в его шею, под пятерней за ухом, как они так идеально подходят друг другу. Это так хорошо, слишком хорошо, слишком заманчиво - как легко было бы отстраниться, войти и сломать защиту, сделать это реальным, но это опасно.       Потерянный для мира за пределами их маленького пузыря, Стайлз почти не замечает, как Тео поворачивается к нему, в его глазах появляется что-то яркое и заинтересованное, а на губах играет ухмылка.             — Ты ведь знаешь, что я могу чувствовать химические сигналы?       И этого достаточно, чтобы вернуть Стайлза к реальности, потому что Тео, конечно же, чувствует запах, он такой чертовски глупый - но как раз в тот момент, когда Стайлз впадает в панику от разочарования, Пустота смеется.       О, как бы он хотел, чтобы это было для него, издевается он, в его голосе звучит злобный юмор, отягощенный чем-то горячим и сильным, скользнувшим по коже Стайлза.       Вслед за этим на его шее появляется острый намек, а по руке скользит прохладное прикосновение, и Стайлз стискивает зубы, борясь с ощущениями, захватывающими его тело, и гадая, что это вообще такое - правда это или Пустота просто издевается над ним.       Хватит, думает он, хотя теперь, когда демон вырвался наружу и снова прикоснулся к нему, Стайлз убит изнутри. Но Пустоту это только забавляет, и из горла Стайлза вырывается смешок. Вслух он говорит:              — О, не знал, я же не встречал в своей жизни по меньшей мере восемь оборотней. — сарказм капает из каждого слова, но его внимание полностью сосредоточено на том, чтобы скрыть все следы желания, возбуждения, даже удовольствия, и замаскировать их так, чтобы их было невозможно отследить, как и то, что бушует внутри него. — И что с того? — спрашивает Стайлз, поворачиваясь как раз вовремя, чтобы заметить мелькнувшую на лице Тео неуверенность.       Хорошо, пусть думает, что это ненастоящее.       Возможно, он слишком многого просит, чтобы полностью отказаться от него, но если это выбивает оборотня из колеи, то Стайлзу этого достаточно.             — Просто любопытно. — Тео пожимает плечами, как будто в этом нет ничего особенного, но блеск в его глазах говорит о другом - он, конечно, заметил, просто сейчас не хочет об этом говорить. — Видимо, ты действительно должен много знать, раз у тебя столько татуировок.       Стайлзу приходится бороться с желанием напрячься, его магия мгновенно приходит в боевую готовность - все это превратилось в такое минное поле, что он боится каждого шага. Даже Пустота стала внимательнее: по руне разбежались совершенно острые щепотки ощущений - ровно пять, как когти.              — Если ты ищешь информацию, ты ее не получишь, — фыркает Стайлз, скрывая панику, которая может прорваться наружу.             — Ладно, легко… — Тео хихикает, как придурок, поднимая руки в недвусмысленном жесте "не стреляй", который только еще больше действует Стайлзу на нервы. — Это просто наблюдение. Кстати, они очень милые.             — Да, я знаю, я их сделал.             — Правда?       Черт. В запахе Тео появился новый интерес, в голосе - звон, и Пустота прижимается к его спине, намек на настороженность, переходящую в связь, мгновенно возвращает Стайлза к сосредоточенности - вероятно, это слишком много информации, ценной информации. Неважно, что он уже наполовину раскрылся на крыше - без конкретных доказательств у Тео пока ничего нет.               — Дизайн, да.             — Никогда бы не подумал, что в тебе скрывается художник, — голос Тео становится дразнящим, как у друга, который только что подколол его, и Стайлз, невольно, фыркает, пусть и с раздражением. Будь проклят его рот, вечно убегающий от него без осознанной мысли.              — Да, не похоже, что ты много обо мне знаешь, — фыркает Стайлз в ответ, но это лишь полунамек, на его губах играет кривая ухмылка. Но он быстро улавливает, что Тео уже открывает рот, скорее всего, чтобы сказать что-то дружеское, проявить интерес, что-то, что, несомненно, только продвинет его цель, какой бы она ни была, поэтому он спешит добавить — Лидия - художник, она мне очень помогла, так что действительно, она должна получить хотя бы половину заслуг.       Что, и ни одной для меня? Пустота дышит ему в затылок, а затем издает негромкое, укоризненное цоканье, которое почти вызывает румянец на коже Стайлза. Ты обидел меня, лисенок. Я очень разочарован.        И это не должно, совершенно не должно превращать внутренности Стайлза в расплавленный жар, который он испытывает, напрягаясь и пульсируя низко, низко, низко, в яме желаний, к которым он сейчас не прикасается.             — Вы двое близки, не так ли?       Раздражающий голос Тео помогает ему вынырнуть из фантазий, по крайней мере, настолько, чтобы ответить.             — Мы хорошие друзья. А теперь не мог бы ты просто заткнуться на минутку?       Тео смеется, но, слава богу, ничего больше не комментирует, похоже, довольный тем, чего, по его мнению, он добился. Стайлза раздражает, что он понятия не имеет, что с ним происходит, но пока он не обращает на это внимания - пытается отдышаться и расслабиться настолько, чтобы пережить еще несколько часов.       После этого они затихают, наблюдая за телефонной связью и задним входом в клинику для животных. Удивительно, но Пустота остается прежним - прохладное присутствие на плечах Стайлза, легкое ощущение пальцев, проводящих по его груди, руке, кисти, ключице - как будто это самая нарочитая, казалось бы, пустая ласка, ласки, разработанные и отшлифованные, чтобы вызвать именно тот эффект, который нужен. По коже Стайлза пробегают мурашки, по позвоночнику пробегает мелкая дрожь, а внутри зарождается трепетный клубок напряжения, который вздрагивает от каждого прикосновения. И Стайлз слишком слаб, чтобы отказаться от комфорта, от поддразниваний - лишить себя того, что наконец-то ощущается как правильное.       В это время демон развлекает его пустой болтовней, рассказывая простые истории из своего обширного арсенала, собранного за годы существования. Его взгляд на события, известные Стайлзу по некоторым его исследованиям или даже по урокам истории, как всегда восхитителен, маленькие факты о жизни на Земле столетия назад поражают его. В такие моменты легко забыть об окружающем мире - клинике, теле, парне рядом с ним, - пока он слушает, позволяя себе наслаждаться. Насыщенный темный голос, фантомное впечатление, комфорт, струящийся по связи, тени внутри его груди - ровный пульс и слабый жара.       Он почти час наслаждался этим блаженством, легким, расслабленным и совершенным, прежде чем оно раскололось и рассыпалось на части. Потому что Тео снова заговаривает - как будто он каким-то образом почувствовал момент, когда разговор Стайлза с Пустотой затих, - и заставляет все раздражение вернуться с местью.       И конечно же, речь идет о Доноване. Как будто он просто не может удержаться от этой темы. Стайлз даже не удивлен - Тео имеет на него виды, так что вполне ожидаемо, что он будет поднимать эту тему как можно чаще. Стайлз все равно втягивается в разговор, хотя его сердце далеко от этой темы, оно парит где-то рядом с прикосновениями, скользящими по его коже. Но он все равно оспаривает точку зрения, о цвете глаз, о значении невинности, как будто может чувствовать что-то большее, чем уже знакомое разочарование, зная, что должен быть потрясен, разгневан и встать на защиту, пытаясь защитить моральные ценности - и он пытается, правда, пытается, но… Это всего лишь вспышка вместо того, чтобы превратиться в торнадо, и даже близко не такое сильное, как то, что на самом деле ощущалось тогда.       И тут Тео спрашивает.             — Какое наказание предусмотрено за убийство химеры?       Почти как бы невзначай, как будто этот вопрос Стайлз не задавал себе часто в последнее время. А может быть, он именно это и подозревает.             — Я знаю, какое наказание меня ждет, — признается он, вызывая в собеседнике нотку любопытства. — Я потеряю Скотта. Я потеряю своего лучшего друга.       Но это звучит пусто, не так весомо, как должно быть - Стайлз бросает взгляд на хрупкую и тонкую связь, думает о долгих периодах молчания, о пустых пространствах и мимолетных взглядах, и это возвращается унылым эхом, от которого Стайлз должен был бы отчаяться, но не может найти в себе силы даже притвориться.       Прохладное впечатление от крепких объятий вокруг него, прикосновения к его шее.       Он не заслуживает тебя, лисенок, никто из них не заслуживает тебя, повторяет Пустота, как и много раз до этого, и по позвоночнику Стайлза пробегает холодная дрожь.       Тео продолжает защищать Стайлза по какой-то причине - может, потому, что он тоже только что убил химеру, может, чтобы заручиться благосклонностью Стайлза, может, это шаг в его плане, неважно, но в его действиях и словах не чувствуется искренности, а глубоко укоренившаяся подозрительность и биение магии в крови Стайлза не дают ему поверить Тео. И тут возникает последний вопрос, которого он ждал, который должен был бы, но не может, растревожить его больше всего.             — Как ты себя чувствовал в тот момент?       Воспоминания возвращаются, яркие и в то же время словно из-за стекла. И Стайлз вспоминает - шок, абсолютный ужас, бешеное биение сердца, а потом - прилив сил, как она горела в его жилах, порочная, жаждущая и готовая угодить. Возможно, худшим и лучшим было облегчение - всеобъемлющее и настолько сильное, что оно живо и по сей день.       Через все это, с суровой ясностью - холодной и резкой, почти отстраненной - Стайлз понимает, что все довольно просто. В одном слове:             — Хорошо.       Он не смотрит на Тео, не хочет его видеть, какой бы ни была его реакция, но не в том смысле, что горячее, дрожащее чувство, живущее в бездне его груди и распространяющееся вниз, к нутру, трепещет от теплой гордости, наполняющей связь, от призрачного прикосновения Пустоты, прижимающегося ближе, от руки над сердцем, над чернильной руной, разогретой, пульсирующей восхитительными ощущениями.       Приятное ощущение, не так ли? Пустота размышляет, вдыхает прямо под ухом, протяжно и медленно, так медленно, словно гонится за самой сутью своего запаха - ощущение и звук его струятся по позвоночнику Стайлза жидким жаром. Сейчас тоже приятно, не так ли, лисенок? демон мурлычет, ощущаются прикосновение зубов, чего-то теплого, мягкого и влажного на коже Стайлза, как поцелуй. Прими это, Стайлз, прими это, я знаю, ты этого хочешь.       Он крепко вцепился в руль, слова пронеслись по его нервам и обожгли. Пустота так близка к тому, чтобы открыто сказать Стайлзу, чего он хочет, чего желает, искушая Стайлза поддаться, пойти на то, чего он не должен хотеть.       Осознание этого - такой же шок для его организма, как ведро холодной воды, и такой же всплеск горячего, неожиданного экстаза - желания и тоски, нужды, боли, горько-сладкого вкуса. Это слишком много, совершенно слишком много, удар хлыстом всех этих контрастных ощущений. Но как раз в тот момент, когда все это обрушивается на него, когда Стайлз задыхается, Тео шевелится рядом с ним, в воздухе витает нотка беспокойства, которая возвращает его к реальности во внезапном приливе паники и жужжания магии.             — Что? Что такое?       Тео принюхивается, хмуря брови.             — Запах. Как будто что-то горит.       Больше он ничего сказать не успевает. Как раз в тот момент, когда запах достигает чувств Стайлза, когда его магия вспыхивает, а руны жарко вспыхивают на коже, происходит сразу несколько вещей. Яркая вспышка света проникает в их зрение, рядом с Роско кто-то горит, он бьет Тео прямо в лицо, и от этого удара на Стайлза брызжет кровь жертвы. В следующий момент джип переворачивается, его сознание отключается, и кратчайшая вспышка паники захлестывает все остальное - затем он падает вниз, агония пронзает разум и тело, и Стайлз теряет сознание.       Он возвращается к дыму, заполняющему легкие, к магии, жужжащей под кожей, как разъяренный пчелиный улей, и к настойчивой тяге в глубине груди, под руной, холодной и настоятельной.       Проснись, Стайлз. Выбирайся оттуда. Проснись!       Задыхаясь от кашля, Стайлз поднимается и судорожно оглядывается по сторонам. Он лежит на спине, крыша Роско впивается ему в позвоночник, повсюду огонь. Когда до Стайлза доходит, что все это происходит, и он пытается выбраться наружу, удрать, он видит, как Тео выходит из-за джипа, уже держа в руках огнетушитель и заливая пламя.       Небрежно вытирая кровь с лица, Стайлз садится на тротуар, вдыхая свежий воздух, пока его магия исцеляет его изнутри. Все его тело гудит от неистовой силы, болит от только что полученного лечения и едва успокаивается от холодного, холодного присутствия под кожей и вокруг нее, а Стайлз всеми силами борется с невозможной тоской в своей груди. Боль гораздо сильнее, чем от ушибов; она перехватывает дыхание, щиплет веки и затуманивает зрение - но, может быть, это просто дым, наполняющий воздух вокруг них.       Пустота устраивается у него за спиной, полувздыхая-полурыча, прохладно прижимаясь к горящей коже Стайлза и медленно угасающему огню. Расстояние снова увеличивается, и Стайлз так плотно закрывает глаза, так яростно сжимает челюсти, что едва успевает заметить, как что-то влажное проскальзывает по изгибу его щеки.        Тихий писк телефона заставляет Стайлза сделать долгий, дрожащий вдох и выдох, а зыбкие осколки его самообладания рассыпаются вокруг него. Бесполезно пытаться собрать его обратно, тем более, когда он видит сообщение от Лидии. План не сработал - как и ожидалось.       Вздохнув, он убирает телефон и наблюдает за передвижениями Тео, инстинктивно понимая, что тело исчезло. Когда Тео говорит об этом, его это не удивляет, оборотень хмуро смотрит на него сверху вниз.             — В чем дело?       Стайлз не заметил, как он подошел ближе, но даже не вздрогнул. В нем не осталось ни унции силы, ни того, что сердце бьется в груди тяжело и вяло, а сам он слишком устал, чтобы о чем-то заботиться.             — Лиама и Хейден похитили.       В довершение ко всему в этот самый момент в джипе с треском разрывается радио, каким-то образом продолжая работать. И несмотря на все это, все, что Стайлз может сделать прямо сейчас, - это оставаться на месте, потому что если он двинется...        Задний вход в клинику для животных словно издевается над Стайлзом: маленький висячий замок заперт, внутри - слабая струйка, а потом... Бездна в его груди вздымается, пульсирует и кричит, когда Стайлз наконец встает, чтобы уйти, оставить позади то, о чем плачут тени под его руной, и пока ноющая тоска раздирает его легкие, Пустота молчит.