А что, если...

Лето 2006-го. 15:15.

      Окровавленные лицо, рубашка, маниакальная улыбка и удивление крупного мужчины с червём на плече. Буквально пара минут безумного танца с жертвой, и половина торса устрашающего человека, как и часть здания, просто испарились.       — Куда ты подевал тело Аманаи? — взгляд его буквально источал безмерную силу и такое равнодушие.       — Спроси у своего манипулятора проклятиями. Деваху он забрал.       — Вот как. Значит, ты её не убил, — он прикрыл на секунду глаза и облегчённо выдохнул. Единственная хорошая новость за сегодняшний день. — Твои последние слова?       — Да никаких… — голос того, кто боялся весь Зенин, оборвался. На его лице заиграла болезненная улыбка, а глаза блуждали по потрёпанному виду противника. Вот-вот они даже этого не смогут увидеть. — Моего сына через три года продадут клану Зенин. Делай с этим, что хочешь.       Последний вздох и веки закрылись навсегда.       — Вот… как.       Между небом и землёй…       Мысли крутились вокруг недавнего боя. Очевидно, он многое пережил за этот день. Но самое главное, Аманаи и Сугуру живы, а значит — всё в порядке.       Между небом и землёй…       Обратная проклятая техника, обратная техника Безграничности: Красный. И высшая форма управления Безграничностью при помощи Шести глаз: Фиолетовый. Невероятное могущество растекалось по венам и моментами так сильно ударяло по вискам, что казалось, будто мир вокруг ненастоящий, состоит из одного только муляжа.       Лишь я один…       Так хочется проверить, правда ли это. Его глаза лениво оглядывали округу на предмет чего-то поддельного. Могущество растекалось, разносилось по артериям, доходя до сердца и мозга. А вместе с могуществом пришло такое равнодушие.       Между небом и землёй…       Полностью осознавая свои действия, он подошёл к стеклянным дверям подвала. Оттуда слышались возгласы негодования и некоторые повторяющиеся фразы: «Как убийца шаманов мог облажаться?» и «Из-за этой девчонки Тэнген-сама не станет высшим существом». Эти слова, из которых сочилась гадкая желчь, разожгли у него в груди нечто, что так хорошо скрывалось под могуществом и равнодушием.       Лишь я один…       Пальцы потянулись к ручке. Сегодня свершится судьба. Жизни кого важнее будут для этого человека: жалких идиотов, которые не умеют ничего контролировать, или сильных шаманов? Ответ очевиден. И этой рукой свершится судьба страны, нет… всего мира.       Лишь я один — сильнейший.       — Сатору!       Дверь не захотела поддаваться его руке. Но проблема была не в двери, а в отворяющем её. Он замер, неспособный оторвать взгляд от гравия. Его лицо выражало равнодушие. Вены на шее и руках вздулись — это всё от накатившего могущества.       — Ты жив… жив! Боже, я думал ты… — подбежав к своему воскресшему другу, Гето понял, что что-то с ним не так. Равнодушие. Могущество. Так можно было назвать стену, что незримым образом выросла перед Гето. — Сатору, ты в порядке?       — Сугуру, — он поднял голову и посмотрел непроницаемым вглядом на самого близкого человека в своей жизни. — Давай убьём этих обезьян.       Равнодушие и могущество. В чистых глазах самого небосвода надоедливыми бликами виднелись эти самые определения. Гето осторожно приблизился, не промолвив и слова, вгляделся в эти пугающие глаза. Это правда равнодушие?       — Сугуру, ответь мне.       Лишь я один…       — Постой, ты не в себе, Сатору.       — Не переводи стрелки.       Один…       — Сатору, ты…       — Тогда убирайся прочь. А то тебя обвинят в соучастии, — он снова попытался отворить дверь, но ему помешал Гето, что мёртвым хватом обнял и не отпускал.       В его глазах было не равнодушие, а мольба.       — Ты не один, понял меня? Я всегда буду с тобой, всегда буду за тебя. Только прошу, не отдаляйся, дай мне понять тебя, умоляю, — горячие слёзы предательски выбились из глаз, падая на окровавленную рубашку.       — Я один сильнейший, Сугуру.       — Не один. У тебя есть сэнсэй, Шёко и я. Ты же знаешь.       — Я не об этом. И ты меня прекрасно понял.       — «Ты сильнейший, потому что ты Годжо Сатору, или ты Годжо Сатору, потому что сильнейший?», это сейчас у тебя крутится в голове? — услышав давно мучавший вопрос, сильнейший шаман явно почувствовал себя некомфортно и попытался вырваться из объятий. — Я вот что скажу. Ты студент технического колледжа; придурок, который не понимает намёков самых горячих женщин; и мой лучший друг. Ты — это ты. Плевать, что ты сильнейший, ты всегда будешь самым близким мне человеком, Сатору.       Годжо постепенно сбавлял обороты, пока совсем не утихомирился. Внезапно его глаза наполнились слезами, и он также начал пачкать рубашку своему другу.       — Ты правда так считаешь?       — Ну а как иначе, идиот.       Наконец Сатору ответил на его объятия, крепко прижимаясь к подставленному плечу.       — Какой же я кретин. Прости меня, прости, Сугуру.       — Всё в порядке. На пороге смерти и не такое…       В широких штанах Гето прозвучал однозначно противный попсовый рингтон. Он хотел тактично отключить звук и продолжить свой исцеляющий монолог, но Годжо резко отстранился и кивнул головой в сторону источника ужасной песни.       — Отвечай.       Секунду поколебавшись, он всё же послушался и поднял трубку.       — Ах, сэнсэй, добрый день… С нами всё в порядке… Да, было бы неплохо… Постойте, вы не злитесь за наш поступок?.. Спасибо…       — Что сказал сэнсэй? — как бы невзначай Годжо принялся вытирать покрасневшие глаза, предварительно отвернувшись.       — Он предложил сходить на горячие источники. За его счёт.       — И даже ничего не сказал о нашем провале?       — Может, скажет уже на месте. Но сэнсэй явно не выглядел разозлённым, — Гето засунул раскладушку в карман и по-деловому протянул:       — Так ты пойдёшь? Нам бы не помешал отдых, особенно за чужой счёт.       Удовлетворённо хмыкнув, Годжо повторил манерность друга:       — Звучит заманчиво. Только нужно развести сэнсэя на алкоголь и персиковый мочи.