Лето 2006-го. 22:47.
Дверь с глухим стуком отодвинулась в сторону, и свет проник в пыльный полумрак просторной комнаты. Сугуру Гето криво да косо тащил на себе краснючего Годжо. — Сатору, какой же ты дегенерат. Как ты вообще умудрился опьянеть от шампанского? Он был детским! — Су-сугуру… мои ноги… их нет, дружище, — гогот заполонил бумажные стены, отчего бедолага-помощник, мягко говоря, потерял слуховую чувствительность. — Соберись уже, не подобает сильнейшему пьянеть от одного бокала дешёвого шампанского. — Н-но ты говорил… говорил, что я всегда буду… — Говорил, говорил, — он бережно уложил Годжо на расстеленный футон. В уме Гето похвалил себя за предусмотрительность и, немного пошатываясь, взял со стола бутылёк. — Пей давай. — Яд суешь? Вот насколько… я тебе надоел. — Это против сильнейшего похмелья, сильнейший шаман, — не дожидаясь ответа, Гето нагло впихнул пузырёк невменяемому в полураскрытый рот и залил жидкость. — Ну ты даёшь, Сатору. Спасибо хоть на том, что разгромил зал без своей Безграничности. — Кха-кха, да понял я уже. Хорош мне тыкать этим идиотским прозвищем. А за разгром я уже заплатил, что бубнить-то. — Ты как всегда… — Гето хотел было сказать «налегке», но тут же себя оборвал. Сегодняшний день для Сатору точно не назовёшь «лёгким». — Какой я всегда? — мимо ушей Годжо не пропустил обрывок фразы. Голубые блики любопытства так и слепили смутившегося Гето. — Такой… ты такой… — вспомнив недавний инцидент, Гето даже сам не ожидал, что буркнет обиженным тоном: — Закрытый. — Закрытый? Мы точно сейчас об одном человеке говорим? — Вечно угарать с идиотских шуток и легкомысленно относится просто ко всему — это не значит быть открытой книгой, гений. — А, вот каким ты меня видишь… — Да нет же, я не то… — А сегодня? Что ты увидел, когда я был у двери, Сугуру? — окончательно вернув себе трезвый вид, Годжо с лёгким румянцем на щеках пытливо оглядывал засуетившегося друга. Было видно, как Гето в уме вспоминает, как вообще говорить и выстраивать слова в предложения. — Ты знаешь меня лучше всех, Сугуру. И сегодня ты это доказал. Никто, даже Шёко или сэнсэй не смогли бы понять и уж тем более остановить меня. — Но… — Гето как-то странно усмехнулся и прикрыл глаза ладонью то ли от стыда, то ли от другого не менее отвратительного чувства. — Но я ведь тебя правда не понимаю. — Ты смог меня утешить, помог открыть глаза, — нервозный вид его друга почему-то уколол в груди длиннющей иглой, пропитанной ядом. Годжо убрал руку с его лица и досадливо посмотрел в недоверчивые чёрные глаза. Он сейчас не особо хотел что-то объяснять, но вид Сугуру заставил почувствовать его себя некомфортно. — Ладно, я понял свой кретинизм. Могу ли я рассказать тебе? Сильнейший шаман современности отвёл взгляд в сторону, в страхе ожидая вердикт. Годжо специально не уточнил о чём он хочет поведать своему другу, потому что решил открыть ему всё, отдать всего себя и вверить свою испорченную душу. Он боялся увидеть презрение и разочарование в глазах чернее бездны. А может, Годжо боялся увидеть жалость к себе. Это было бы самым худшим сценарием, поэтому он так и не осмелился посмотреть на своего друга. — Конечно, чёрт тебя дери, — шёпот Гето отворил последний замок, который удерживал их отношения на относительной дистанции. Этот судорожный выдох в конце фразы, словно он задыхался, вынудил Годжо посмотреть на его лицо и обомлеть. Его губы, подбородок, даже чёртовы брови источали такую боль. А глаза… глаза неотрывно разглядывали Годжо, будто тот его видел впервые. В них отображалась сильнейшая боль, но эта боль была по близкому человеку. От такого видения Годжо забыл как дышать, в ушах звенело от осознания чего-то потаённого и важного. Его руки потянулись к этому великолепию, полное горечи и волнения. Пальцы слегка коснулись вены на виске, но Гето не отстранился и даже не удивился такому действию. Вторая рука потянулась к потрёпанной чёлке, и губы Годжо оказались на его губах. Они оба сидели абсолютно неподвижно, как и их уста. Но сердца этих двоих набирали скорость и бились в аритмичный унисон, из-за чего дыхание становилось всё более частым. Казалось, будто мгновение превратилось в тягучие минуты, а минуты — в мгновение. В какой-то момент они оба отстранились, и Годжо расплылся в глупой улыбке. — Сугуру, мне кажется, я тебя люблю, — он рассмеялся самым заливистым смехом, который у него был в арсенале эмоций и чувств. Сейчас Годжо ощущал себя самым счастливым человеком на земле. — Кажется, говоришь? — Гето не смог не рассмеяться в ответ на такой искренний смех. Сейчас его улыбка была такой широкой и такой красивой, что даже в приступе внезапного хохота Годжо наслаждался им. — По… подожди, — немного успокоившись, Годжо с неким вызовом посмотрел на весёлого друга. — А что насчёт тебя? — Очевидно же, что я тебя тоже люблю, Сатору. — Как у тебя всё просто. Даже отрицать не будешь? Любой другой сказал бы, что это неправильно, — он самым наглым образом провёл рукой по открытой шее Гето и притянул к себе. — Но я же не любой другой, — на его губах заиграла самая сексуальная ухмылка, которую встречал когда-либо Сатору Годжо. — Ха, а я люблю тебя больше, понял? — Чего? — он картинно прыснул от такого идиотского утверждения и тут же поцеловал приоткрытые губы. — Очевидно же, что я люблю тебя в тысячу раз больше. Уже не слушая, что его друг там говорит, Годжо продолжил целовать его, всё агрессивнее беря инициативу в свои руки. Буквально в свои руки, ибо ими он уже нахальным образом изучал открытые участки неизведанного тела, потихоньку залезая на территорию под халатом. Поцелуй прекратился, и Годжо принялся покусывать кожу на шее и покрасневшее ухо. — Сатору… Ах, чёрт, — его пальцы прокрались под тонкую ткань и обдали холодом его чувствительную поясницу. — Постой. Давай сначала ко мне домой, и я тебе позволю меня слопать, как персиковый мочи. — Не надо лгать, — как ни странно, он тут же прекратил оставлять отметины своими зубами на коже и с игриво вздёрнутым подбородком посмотрел на не менее возбуждённого Гето. — Ты послаще будешь. И как бы подтверждая свои слова, Годжо провёл языком по верхней губе, которая успела покраснеть из-за недавних агрессивных действий. От такого зрелища Гето невольно сглотнул, но всё же виду не подал. — Твои пикапы — это отдельный вид пыток. — А если мы сейчас не поедем к тебе, то пытка станет просто невыносимой, — Годжо красноречиво опустил глаза вниз — на их пах. И также многозначительно им в ответ топорщилась ткань белого халата у обоих. — Ну тут ситуация патовая. Пойду ловить такси. — Зачем? Возьмём машину сэнсэя и поедем, — голубизна в глазах Годжо на секунду исказилась, будто в них сверкнул красный блик безнравственности и генератора ужасных идей. — Ты, конечно, бессмертный, но не настолько, Сатору. — Да он же напился в хламину, а ключи у тебя. И плюс, ты кроме Колы ничего не выпил. — Да пошёл ты, придурок…Лето 2006-го. 23:49.
— Чёрт, мне плевать, что я люблю тебя в тысячу раз больше. Я тебя сдам при первом же случае, идиот, — Гето буквально упал на дверь в попытке найти свои ключи. Ситуацию не облегчили напористые поцелуи этого идиота. Годжо всё не прекращал наступать даже после того, как дверь перед ними распахнулась, и они оказались лежащими на холодном полу. Гето что-то пробубнил о проблемном темпераменте друга, но он в скором времени забылся под его натиском. А Годжо всё продолжал покусывать припухлые губы, водил рукой по бёдрам вверх и самозабвенно гладил зауженную талию. Он явно был от неё без ума. Его язык грубо проникал в глотку, хаотично двигался, не имея какой-то чёткий цели. И эта неконтролируемая импульсивность так возбуждала Гето, что его нутро распалялось, и стоны вырывались помимо воли. Но манипулятор проклятий не мог быть пассивным, ведь он тоже хотел показать свою силу. Его рука потянулась к Годжо и провела по его открывшемуся из-под ткани члену. — Ах, твою же… — от неожиданного прикосновения он потерял свою роль доминанта, чем Гето сиюминутно воспользовался, сменив позиции. Теперь же он смотрел сверху на разлежавшегося возбуждённого Сатору. — Какой настырный. — Кто бы говорил, — его глаза бессовестно начали разглядывать оголившуюся грудь под ним. Вечно саркастичное выражение лица сменилось помутнённым желанием. Он медленно опустился на четвереньки и, не отрывая взгляд от наблюдающего за ним Годжо, принялся облизывать затвердевшие соски и пространство между ними. Пальцы поглаживали выступающие ключицы, обводили розоватые ареолы и не сильно царапали влажную кожу. — Ха-а, ах, боже… — Годжо прикрыл лицо от накатившего стыда. До него только сейчас дошло, чем они тут занимаются. Ужасно неловко и так пошло, что это не укладывалось в голове. Но когда Сатору ощутил, как его член обхватили прохладные пальцы и начали рвано двигаться, все мысли о стыде улетучились. — Сугуру… — его голос, когда он произнёс это заветное имя, звучал так томно и бархатно. Годжо почувствовал, как о его член тёрся такой же возбуждённый орган. Услышав собственное имя, Гето быстрее стал водить рукой, принося наслаждение обоим. — Сугуру, поцелуй меня. Капли пота с лица Гето падали на его грудь, на которой и живого места не осталось из-за острых зубов этого животного. Его чёлка приятно щекотала шею, а полураскрытые губы, из которых выходили тихие вздохи, так и просились на глубокий поцелуй. В какой-то момент они растянулись в усмешке и накрыли искусанные губы Сатору. Они в быстром темпе то отстранялись, то продолжали поцелуй, из-за чего были слышны характерные причмокивания. Годжо обвил руками его плечи и непроизвольно выгнулся в пояснице. Из груди слышались сдавленные стоны, а от невыносимого жара внизу Годжо невольно вырывался и царапал кожу под ногтями. — Я сейчас… не могу больше, — его колени всё норовили свестись, но торс Гето, который удобно устроился между ног друга, не давал этого сделать. Поэтому его длинные ступни скользили по полу, словно в припадке. — Я тоже, Сатору, — Гето специально провёл указательным пальцем по их раскрывшейся уретре, чем он выбил из Годжо хриплый стон. — А-ах… м-хм, кончаю! — надрывно закричав, он буквально вцепился в расцарапанные им плечи и услышал, как над его ухом постанывал Гето. — Чёрт, чего разорался? Никогда не дрочил в душе? — Сугуру почувствовал, как руки, что его крепко схватили, ослабели. Спустя буквально секунду эти же руки шлёпнулись о пол в полном бессилии. — Как же мне хорошо, — его глаза прикрывали подрагиващие ресницы, а изо рта слышались глубокие вдохи с характерной хрипотцой. На вздымающемся накаченном животе стекали белесые струйки, от которых невозможно было оторваться. Гето не удержался их размазать пальцем по белоснежной коже, определённо наслаждаясь видом своего друга. — Если тебе было хорошо, Сатору, то мне в тысячу раз лучше, — Гето разлёгся рядом с ним и бережно притянул голову Годжо к своей груди. — Ха-ха, опять ты за своё, — он обнял его за талию и тихонько рассмеялся. — Теперь я точно знаю, что могу рассказать тебе всё, Сугуру.