***
Питер ёжится. От Стайлза фонит тёмной, опасной силой, которая заставляет волка внутри щериться и бояться. Хейл усмехается. Со Стайлзом никогда нельзя было предугадать конечный результат. Обязательно что-то пойдёт не так. Разговор с шерифом выматывает его. Отец Стайлза не дурак, но Питер благодарен ему за то, что тот не задает лишних вопросов и в очередной раз скрывает странности внутри этого города. Питер не торопится домой. Окна в его квартире приводят в порядок, и снующие туда-сюда рабочие действуют на нервы. Поэтому он едет в ближайшее кафе и сидит там довольно долгое время. Это, должно быть, очередная насмешка судьбы. Ещё один пункт в списке совершённых ошибок. Впрочем, Питер знает — если бы была возможность отмотать время назад, он поступил бы точно так же, не думая ни секунды. Очень плохо, что истинная пара на два десятка лет моложе, просто отвратительно, что у них изначально складывались довольно трудные отношения, а то, в кого Стайлз обратился на самом деле, внушает настоящий ужас. Лисицы не дружат с волками. Тёмные, злые, мстительные лисицы, ослеплённые яростью, вообще сожрут любого волка в радиусе ста метров. Урча и чавкая, не преминув коварно поиздеваться напоследок. Выпотрошат душу и закопают тело в лесу. Питер — просто, мать вашу, любимчик Фортуны. Лисицы — хитрые, изворотливые, коварные и до безобразия живучие. Они быстро приспосабливаются, отличаются невероятной осторожностью и прекрасно заметают следы. Стайлз прекрасно вписывается в любую характеристику этого животного, потому удивляться особо нечему. А вот вид лисицы, которая спала внутри него долгое время, заставляет волосы на затылке встать дыбом. Эта тварь явила миру свое лицо всего один раз, и все они выхлебали тогда просто тонну говна. Скорый на расправу тёмный дух, который питается хаосом, болью и разрушениями. И даже в эту категорию Стайлз умудрился вписаться. Потому что Стайлз — просто фабрика по производству боли, которая работает круглосуточно триста шестьдесят пять дней в году. Он самозабвенно пожирает сам себя, щедро подпитывая сидящего внутри него демона. Ногицуне не появился из ниоткуда, он всегда был частью больного пацана. Питер с самого начала не верил, что они смогли победить так просто. Что у пронырливого противника не было запасного плана. Как оказалось, был. Как оказалось, они просчитались изначально, а теперь пришло время платить. Он всегда думал, что то, что тёмный дух устроил год назад, было всего-навсего фарсом. Высосаной из пальца проблемой, чтобы пустить побольше пыли в глаза. Гиперболизированной насмешкой над всем Бейкон-Хиллс. История с Ношико, конечно, впечатляющая, но какое дело могущественному и древнему существу до какой-то там любви? Нет, это с самого начала отдавало какой-то уловкой с двойным дном. Такую силу нельзя запереть в магической банке. Даже если закопать банку под корнями Неметона. Подобные сущности выбирают себе хозяев сами, пристально присматриваясь и руководствуясь какими-то им одним известными мотивами. Такую силу нельзя обмануть маскарадом, только если лисица сама не пожелает быть обманутой. Только если у неё не будет какой-то другой, более веской причины бросить все свои развлечения и скрыться в тени. Стайлз с его несносным характером, с юных лет потерявший слишком много, выросший в самом эпицентре сверхъестественной аномалии, просто обязан был вляпаться в подобное дерьмо, увязнув в нём по самые уши. Год назад Ногицуне просто освободил ту часть души Стайлза, которую тот боялся и сам. Питер забирает Лидию из больницы вечером и отвозит домой. Она молчит всю дорогу, погружённая в свои мысли, но Питер чувствует надвигающуюся бурю. Когда они подъезжают к её дому, Лидия выходит из машины и скрещивает руки на груди. — Ничего не хочешь мне объяснить? — спрашивает она тихо. — Почувствовала? — Питер даже не пытается увиливать. — Конечно почувствовала, Питер! Меня как будто холодной водой окатили! — Он был мёртв, Лидия. Уверен, на моем месте ты поступила бы так же, — просто отвечает Питер, доставая с заднего сиденья сумку с её вещами. Они молча направляются к дому, около двери Лидия опять останавливается. — Почему ты так спокоен? — подозрительно спрашивает она. — Уже забыл, что было в прошлый раз, когда эта тварь показалась? — Такое забудешь, — тянет Питер. — Нет, я просто уверен, что они со Стайлзом найдут общий язык. — Зачем тысячелетнему духу восемнадцатилетний пацан? — Лидия тоже не кажется удивленной. Скорее, возмущённой за такое безрассудство. — Может, дух просто слишком стар и ему скучно одному? — Питер ставит сумку на крыльцо. — Думаешь, Ногицуне не доставит нам проблем? — Лидия задумчиво переступает с ноги на ногу. — Ты тоже кажешься до ужаса спокойной, банши, — меняет тему Питер. Слишком много вопросов, ответов на которые у него пока что нет. — Я с самого начала знала, что это так просто не закончится, — фыркает Лидия, открывая дверь. — Спасибо, Питер. Присматривай за ним. — Ты тоже, — бросает он на прощание. Лидия Мартин умна не по годам. Всё же в итоге Стайлз собрал вокруг себя достойное окружение. Пусть и из одного человека.***
На следующий день Питер заезжает к шерифу, чтобы предоставить документы на дом, от которого, признаться честно, Хейл-старший уже давно бы избавился, если бы не сентиментальность племянника. Шерифа не оказывается на месте, и Питер думает, что ехать надо было всё же в офис. Но дома оказывается Стайлз, который, видимо, немного оклемался, раз сунулся разбираться в магии. И, естественно, Питер просто не может сдержаться. Лучше завязать какой-никакой контакт, чем уйти с пустыми руками. Фраза Стайлза “Я тебе верю” набатом стоит в ушах, когда Питер уходит. Он думает что это, пусть и небольшое, но всё же достижение. Стайлз пишет ему тем же вечером. Питер предпочитает не думать о том, откуда сын шерифа достал его номер. Стайлз сухо сообщает, что им надо поговорить, а Хейл уже предчувствует отнюдь не самый приятный разговор. Номер самого Стайлза забит в телефон Питера ещё с незапамятных времен. Питер уверен, что знает нужную комбинацию цифр наизусть. Когда Питер второй раз за день едет к дому шерифа, он готовится к чему угодно. Стайлз запускает его внутрь, они проходят в гостиную. Стайлз замирает посреди комнаты, скрестив руки на груди, Питер ждёт. Атмосфера стоит напряженная донельзя, это сильно нервирует. Волк внутри жалобно скулит. Наконец, Стайлз собирается с мыслями и отмирает. — Знаешь, я ведь должен был умереть. Я могу облажаться, Питер, но не настолько. Дозу я рассчитал идеально. Питер осторожно кивает, но продолжает молчать. — Утром я очнулся как ни в чём не бывало, и это — очень странно. По идее, даже если бы мне удалось выжить, интоксикация была бы просто невероятная. А потом ты появляешься на пороге и говоришь, что отвёз Лидию в больницу. Лидс, кстати, сказала, что она почувствовала мою смерть и это был ни разу не сервант. Знаешь, Питер, — Стайлз вскидывает голову, — слишком много совпадений. Просто скажи мне, что это не то, о чём я думаю. Потому что другого объяснения я не нахожу. — У тебя сердце не билось, Стайлз, — у Питера хватает сил выдержать разъярённый взгляд, но воздуха в комнате всё равно резко становится мало. Стайлз опасно сужает глаза и замолкает, обдумывая что-то свое. — Зачем ты вообще меня спас? И что теперь? Я — оборотень? Потому что это странно, Питер. Я прекрасно помню, что творилось со Скоттом. Со мной не происходит ничего похожего. — Не совсем, — сейчас начнется самое интересное. — Ты можешь объяснить, что, блядь, происходит? Потому что я нихрена не понимаю, Хейл! — раздражённо восклицает Стайлз, взмахивая рукой. Питер тяжело вздыхает, подходит ближе и хватает подростка за кисть. — Пойдём, — коротко говорит он и тащит его к выходу из гостиной. Стайлз затыкается, но ладонь не выдирает. Питер неосознанно вдыхает его запах, практически млея от такой короткой близости. Они переступают порог ванной, мир окрашивается красным, и альфа рычит. Он вкладывает в этот рык всю боль, бессилие и отчаяние, которые испытал за последние дни. Стайлз вжимает голову в плечи и пятится назад. Питер резко выдыхает, снова берёт звериную сущность под железный контроль и разворачивает Стайлза лицом к зеркалу. — Твою мать, — потрясённо выдыхает тот, глядя на своё отражение. Глазницы полностью заполонила тьма, Стайлз пару раз моргает, пытаясь отогнать морок, да только это не он. Через минуту всполохи уходят, возвращая глазам привычный, человеческий вид. — Почему он просто не оставит меня в покое, — обессиленно шепчет Стайлз. — Ему незачем, Стайлз. Это — часть тебя, как бы паршиво ни звучала такая очевидная истина, — Питер чувствует себя безмерно уставшим. Стайлз тяжело сглатывает, Питер слышит, как его сердце бешено колотится о ребра. — Он пытался меня защитить. Знаешь, когда я… Во время всего этого, — от обречённости и тоски в чужом голосе становится дурно. — Он не доставит тебе проблем, лапушка. Просто у древних существ формируется своё мировоззрение, которое они находят бесполезным объяснять. Всё равно не поймут. Не удивлюсь, если кошмар, устроенный год назад, тоже был своеобразной защитой. — Скотт тогда носился с Эллисон как потерпевший, при этом врал Кире, Лидия меня просто кинула, а школа. О, Боже... — Стайлз оседает на пол, закрыв лицо руками. Питер всем своим естеством чувствует, как его пара проваливается в очередную пучину самобичевания. Он думает о том, что со Стайлза хватит этого дерьма. — Как там твои руны? — спрашивает Питер как ни в чем не бывало. Стайлз что-то невнятно стонет, Питер качает головой. — Пойдем, объясню, в чем ошибка, — говорит Питер, выходя из ванной. Стайлз шмыгает носом, но с места не двигается. Питер не особо надеется на успех, но попробовать стоит. Волк внутри скребётся, требуя у глупого человека контроля над телом, чтобы защитить свою пару. Хейл пинком загоняет вторую натуру назад. Через несколько минут в ванной слышится невнятное бормотание, потом Стайлз пулей взлетает по лестнице и вскоре возвращается в гостиную, где его ждёт Питер. В руке пацан сжимает кучу листов бумаги и всякие ручки-карандаши. Дышать становится легче.***
Они видятся часто. Но ещё чаще переписываются. Стайлз заваливает Питера тысячей вопросов, на которые тот терпеливо отвечает. Тактика оказывается верной — жадный до знаний пацан мгновенно выныривает из своего панциря отчужденности. Но, конечно, с некоторыми оговорками. Стайлз может зависнуть посреди разговора, смотря куда-то в пустоту и ссутулив плечи. От него в такие моменты тянет болью и отчаянием, а у Питера разрывается сердце. Питер прекрасно понимает — это тот путь, который Стайлз должен преодолеть единолично. Вмешиваться не стоит, можно только аккуратно направлять и контролировать, предотвращая очередной прыжок в бездну. Стайлз должен понять какие-то важные вещи для себя самостоятельно, пройти эту дорогу в одного. Стайлза периодически выдергивает Лидия, которая навешивает на него срочные и неотложные дела. Вроде: съездить с ней в магазин. Помочь украсить дом к приезду матери. Объяснить: “Как ты готовишь свою лазанью, Стайлз? Она потрясающе вкусная, мне нужен мастер-класс, немедленно!” Но большую часть времени Стайлз проводит дома. В первые недели две он относился к Питеру настороженно, предпочитая общение в интернете, но потом Питер стал частым гостем в доме шерифа. Ноа Стилински отнёсся ко всему философски. Но, конечно же, с парой нюансов. Где-то через неделю, когда Стайлза в очередной раз забирает Лидия, а Питер готовится уходить, шериф останавливает его. — Скажи мне, есть какая-то особая причина такого повышенного внимания? — Вам не понравится ответ, шериф, — Питер ждал этого вопроса. Ноа молчит, устало потирая пальцами переносицу. — Мне есть, о чём волноваться? — задает он следующий вопрос. Питер качает головой. — Нет, не думаю, — максимально честный ответ, на который он сейчас способен. — Он оживает в вашем присутствии. В твоём и Лидии, — тихо замечает шериф. От его слов на душе становится по-настоящему тепло. Возможно, Питер действительно делает правильно хоть что-то. — До встречи, Питер. — До встречи, шериф, — вежливо отвечает альфа.***
В каждую годовщину смерти Талии стоит просто отвратительная погода. Дождь лупит по асфальту, небо затянуто серыми тучами, атмосфера мрачная. Питер не сентиментальный человек, просто бывают дни, когда он сильно скучает о сестре. Как, например, сегодня. Он пишет Стайлзу с утра, что не сможет приехать, а сам находится на грани истерики. Стайлз же перезванивает буквально через минуту. — Сегодня годовщина пожара, так? — Да, — сам голос Стайлза вселяет какую-то робкую надежду. Теперь уже будущее не кажется таким предрешённым. — Поедешь на кладбище? — Думаю об этом. Питер не хочет разговаривать с людьми сегодня. Не хочет думать о них, вспоминать о них, слышать их. Люди сожгли его семью в доме стаи много лет назад. Стайлз — исключение из всех возможных правил. Именно поэтому Питер не может ему отказать, когда Стайлз предлагает свою компанию. Именно поэтому Питер заезжает за ним в обед. Именно поэтому он отводит Стайлза к могиле матери, а сам сейчас оглаживает надпись на надгробии Талии. Питер думает о том, что, как альфа, Талия была бы в ярости, узнав, что сын шерифа, который ему в дети годится, является его истинной парой. Как сестра Талия была бы более снисходительна. Скорее всего, она сочувствовала бы ему всем сердцем. Питер вспоминает своих племянников, ещё детей, жизни которых так несправедливо оборвались. Он вспоминает то, каким сейчас стал Дерек, после всего пережитого. Когда память подкидывает образ Лоры, Питер болезненно морщится. Мерзко. Стайлз подходит со спины, зябко поводя плечами и натягивая капюшон сильнее на голову. — Часто её вспоминаешь? — Бывает, не думаю вообще, а бывает, что каждый день, — просто отвечает Питер, выныривая из своих мыслей. — Я часто вспоминаю маму, — голос Стайлза звучит глухо. — Её, знаешь, не хватает. Мне, отцу. Когда её не стало, всё сильно изменилось. — Мёртвых не вернуть, Стайлз. Цепляться нужно за тех, кто остался рядом. Стайлз кивает, они ещё недолго стоят и идут обратно до машины. Капает мелкий дождь. В тот день они много гуляют и ещё больше говорят. Стайлз рассказывает о своей жизни, как они с отцом приходили в норму после смерти Клаудии. Питер внимательно слушает, не перебивая, ведь Стайлзу надо наконец выговориться. Может, впервые за долгое время.***
Через три недели Стайлз психует. Питер приносит старые книги, которые уцелели в хранилище Хейлов, должно быть чудом. Они сидят в гостиной, Стайлз пытается перевести письмена, которые напичканы латынью, альфа ему помогает. Стайлз отталкивает справочник и раздражённо срывается с места. — У меня нихрена не получается, Питер. Я даже какие-то азы освоить не могу, куда мне до уровня того же Дитона, например. Мой максимум — это круги из рябинового пепла да защитные знаки, которые, как выяснилось, работают через раз. Питер усмехается. Стайлз хочет научиться всему и сразу, но категорически отказывается признавать тот факт, что на всё нужно время. И практика. — У тебя внутри, лапушка, сидит лучший учитель. Почему бы не обратиться за помощью к нему? Стайлз сверлит Питера разъярённым взглядом, Хейл насмешливо приподнимает бровь. — Этот “учитель”, — Стайлз жестом показывает кавычки, — советует сходить к Неметону. Причем очень настойчиво. У меня нет никакого желания снова связываться с сумасшедшим пнём, понимаешь? — Сказал тот, кто слушает голос Ногицуне у себя в голове, — Питер поднимается на ноги, его ухмылка становится шире. Питер уверен, что Стайлз ему сейчас врежет. Происходит не совсем так. Стайлз замирает на месте, а потом Питера сбивает с ног внезапным порывом ветра. Он встаёт с пола, смеясь в голос, даже не пытаясь сдержаться. — Ты в норме? — Стайлз моментально оказывается рядом. — Господи, ну и дурдом. Питер продолжает заливаться хохотом, Стайлз робко улыбается в ответ. — А говоришь, что до уровня Дитона далеко, — у Стайлза очень красивые радужка. Каряя с гипнотическими вкраплениями желтого. Питер смотрел бы вечно. Стайлз фыркает и отходит к столу, Питер наблюдает за ним, щуря уголки глаз. — Съездишь со мной к Неметону? — внезапно спрашивает Стайлз. — Конечно, лапушка, — “куда угодно, Стайлз, куда угодно”. — Прекрати меня так называть, — закатывает тот глаза. — Всенепременно, лапушка. Стайлз тяжело вздыхает и поднимается наверх. Питер не может прекратить улыбаться. Рядом со Стайлзом тепло и спокойно. По крайней мере, в те моменты, когда Питер может быть уверен, что любопытное недоразумение сидит на заднице ровно, не пытаясь ввязаться в очередное дерьмо. Когда Стайлз подрастёт — это будет очаровательное зрелище. Он окрепнет, движения станут более плавными, голос станет более глубоким. Глаза, наверное, останутся прежними, только добавится дьявольский прищур, Питер почему-то уверен в этом. Когда Стайлз прекратит напоминать оголённый провод, который без конца коротит — это будет захватывающе. Он останется таким же хитрым, изворотливым и любопытным. Но станет по-настоящему опасным. Питер многое бы отдал, чтобы на это посмотреть. Стайлз постепенно приходил в себя, становился всё более оживленным. Его без устали страховали Лидия, Питер и отец, периодически сталкиваясь, периодически меняясь ролями, но никогда не оставляя его одного. Не то, чтобы они втроём облепили пацана, лишая его личного пространства и полностью контролируя его жизнь. Вовсе нет. Но они постоянно напоминали ему, что он — важен, что он — нужен, что без него всё будет зря. Не словами, но поступками. Питер проводил со Стайлзом много времени, шериф ел приготовленную сыном полезную пищу, ворча для проформы, Лидия постоянно придумывала какие-то занятия, где участие Стайлза было невероятно важным и обязательным. Они со Стайлзом как раз решили заехать в магазин после похода в кино, куда Стайлз потащил их втроем. Лидия, правда, категорически отказалась идти, так что Стайлз и Питер были предоставлены самим себе. Удивлённые глаза Стайлза определенно стоили того, чтобы согласиться на эту сомнительную авантюру. Питер не был фанатом супергеройской тематики, но порой находил некоторые экранизации весьма интересными. Смотреть со Стайлзом фильмы — то ещё удовольствие, потому что пацан тарахтел, не затыкаясь, комментируя любимые моменты и сопереживая персонажам. Питер в такие минуты обычно чувствовал какую-то странную, болезненную нежность. В кинотеатре Стайлза будто подменили. За два часа он не произнес ни звука, напряженно всматриваясь в происходящее, подавшись вперед всем телом. Он жадно впитывал каждую деталь, каждую реплику и диалог, беззвучно шевеля губами. Они выходят из кинотеатра, глаза Стайлза горят, сердце возбужденно скачет, а Питер улыбается. Они садятся в машину, и Стайлза прорывает. Он делится с Питером всем, что ему понравилось, что выбило его из колеи, моментами, где он не согласен. Питер слушает, вставляет свои комментарии и не может, просто не может унять теплоту внутри, которая, кажется, с каждым днём разрастается только сильнее. Стайлз активно жестикулирует, машина пропахла им полностью, а голос Стайлза кажется самым прекрасным, что Питер когда-либо слышал. Они заходят в магазин, Стайлз сметает с полок кучу вредной еды, продолжая искать пасхалки и отсылки в просмотренном фильме, а Питер откровенно им любуется. Живым блеском в недавно таких потерянных глазах, азартом, который плещет через край и такой родной фигурой в неизменной худи. Внезапно Стайлз замолкает и вперивается глазами куда-то в толпу покупателей. Питер чувствует, что у него изменилось настроение, ощущает злость, обиду и страх. Альфа разворачивается и видит парня, который смеривает Стайлза насмешливым взглядом. Волк внутри чувствует что-то сверхъестественное, Питер обнимает Стайлза инстинктивно, практически не отдавая себе отчета в том, что делает. Прижимает его к себе одной рукой невероятно сильно, Стайлз подозрительно затихает, его сердце оглушительно стучит. Он шепчет Стайлзу в ухо какую-то чушь, а сам смотрит на постороннюю тварь в упор, полыхнув алой радужкой. Незнакомец замирает на месте, потом смешивается с толпой, напряжение уходит, но не отпускает до конца. Стайлзу нужно только сказать “фас”, и Питер разорвет проклятого выродка в клочья. Стайлз в итоге отмирает, Питер скидывает руку с его плеча и улыбается. — Старый знакомый? — невинно спрашивает он, когда они подходят к кассе. — Я надеялся, что он сдох, — бесцветным голосом отвечает Стайлз, выкладывая покупки на транспортёрную ленту. — Это можно устроить, — усмехается Питер. Стайлз задумчиво молчит. Питер замечает, как тёмные всполохи ненадолго затапливают карюю радужку, всего на долю секунды. Однако это говорит достаточно.