***
Шериф пребывает в состоянии шока и парализующего ужаса, когда видит сына в комнате. Точнее, то, что осталось от его сына. Ноа Стилински думает о том, что найдет и убьёт тварь, изувечившую его ребёнка, лично. Бессилие растекается по венам. Он не знает, как нужно себя вести и что нужно сделать, чтобы помочь собственному ребёнку. И это, на самом деле, очень смешно — шериф города оказался абсолютно бессилен, когда несчастье коснулось его самого. Собраться с мыслями выходит не сразу. Стайлз ни капли не облегчает задачу, продолжая самоотверженно его защищать даже после того, как от него ничего не осталось. Шериф думает, что это — самая большая его ошибка в воспитании. Дети должны оставаться детьми. Родители должны оставаться родителями. У его ребёнка должны быть нормальное детство и радужная юность. Стайлз оказался этого лишен, и Ноа Стилински — ужасный отец, который позволил подобному случиться. Отмывая сына в ванной, шериф цепенеет, осознавая, что Стайлза не просто избили. Красноречивые следы украшают все его тело, а сын слишком раздавлен произошедшим, чтобы понимать, как много видно. Рассечённая губа. Сломанное запястье. Характерное засохшее пятно на ягодице. Следы зубов около ключиц и на ногах. Наливающиеся синяки по всему телу. Застывшая кровь в носогубной области и на заднице. Ноа Стилински считывает это на профессиональном уровне, ощущая, как всё внутри стынет от злости. Только вот ответ на вопрос, кому именно эта злость адресована, не желает находиться. Шериф впервые в жизни радуется, что Клаудия уже мертва. Он застилает сыну постель, укладывает спать и выходит из комнаты. Идет на кухню, наливает себе виски на два пальца и набирает номер Мелиссы. Медсестра не отвечает на звонок, шериф сидит на кухне до утра, медленно приговаривая бутылку. Утром он идёт в душ и заглядывает в комнату сына. Стайлз сидит на кровати, глядя в пустоту и прижимая к груди правую руку. Ноа аккуратно заходит внутрь. — Сынок, надо в больницу. Кости могут срастись неправильно, давай тебя осмотрят врачи? — аккуратно пробует он, опасаясь повторения истерики. Стайлз не подаёт признаков жизни ещё какое-то время. Спустя несколько мгновений он заторможенно кивает и поднимается с постели. Его шатает, шериф тут же подлетает к сыну и придерживает его, не позволяя упасть. — Надо одеться, сынок. Ты присядь, я все достану, — тихо говорит Ноа, чувствуя, как всё внутри болезненно сжимается. Он усаживает сына на кровать и отходит к комоду. Поворачивается и видит, что Стайлз сдавленно дышит и прикрывает глаза, беззвучно шевеля губами. Шериф стискивает зубы. Он считывает по губам, что сын бесконечно считает до десяти, видит его трясущиеся пальцы и ненавидит весь чертов мир за то, что судьба настолько несправедливо к его светлому когда-то ребёнку. Ноа роется в комоде, находит нужные вещи и подходит к кровати. Стайлз продолжает считать до десяти, пытаясь делать мерные вдохи и выдохи, но его безобразно трясёт, и дыхательное упражнение не помогает от слова совсем. Он аккуратно берёт сына за здоровое запястье. Стайлз открывает мутные глаза и расфокусировано на него смотрит. — Одежда, сынок. Ноа чувствует себя идиотом. Он напоминает себе вчерашнего Стайлза, который растерял все слова за раз и не мог остановиться, без конца повторяя одно и то же. Взгляд сына проясняется, он снова кивает и начинает натягивать на себя футболку. Шипит сквозь стиснутые зубы, когда пытается протолкнуть в рукав больную руку. — Можно оставить, Стайлз, в больнице на это не обратят внимания. Стайлз мотает головой и упрямо воюет с одеждой. В определённый момент шериф не выдерживает, и помогает сыну надеть джинсы и застёгивает их дрожащими пальцами. Стайлз, видя это, отшатывается. В глазах — немой укор. Шериф только качает головой и спрашивает: — Завтракать будешь? Стайлз отрицательно качает головой и поднимается на ноги. Ноа успевает подхватить его под руки прежде, чем тот упадёт. Они спускаются с лестницы долго. Стайлзу с трудом удаётся передвигать ногами, он жмурится и рвано выдыхает на каждый шаг. Шериф ни на минуту не выпускает сына из рук, направляя и придерживая. На пороге они останавливаются. Стайлз затравленно смотрит на обувь, шериф понимает все с полуслова. Он усаживает сына на тумбу около входа и помогает обуться, бережно завязывая шнурки на изношенных кедах. Первым человеком, которого они встречают в больнице, оказывается Лидия. Стайлз снова начинает рвано дышать и бледнеет, Лидия нервно закусывает губу. Ноа видит застывшие слёзы в её глазах, но ничего не говорит. Шериф заполняет нужные бумаги, отводит сына в рентген-кабинет и выходит в приёмный покой. Лидия сидит на стуле, гипнотизируя взглядом информационный стенд напротив. — Ты знаешь, кто это сделал? — спрашивает шериф, усаживаясь рядом. Та отрицательно качает головой, а Ноа устало закрывает глаза. Он знает, что Лидия врёт, но слишком выбит из колеи произошедшим, чтобы устраивать допрос. Они сидят в тишине какое-то время, Лидия нервно стучит ногтями по подлокотнику, и шериф не выдерживает: — Если ты что-то знаешь, то просто обязана мне сообщить. — Я не могу, — тихо отвечает Лидия, болезненно сжимаясь. Ноа накрывает своей ладонью её руку. Стук прекращается. Стайлз выходит от врача через какое-то время, размахивая снимком. Лидия с шерифом синхронно срываются с места, Стайлз раздражённо передергивает плечами и быстрым шагом направляется в другой кабинет. — Он не сказал сегодня ни слова, — тихо замечает шериф, усаживаясь обратно. Лидия застывает на месте, как изваяние, и, Ноа уверен, она не слышала ничего из того, что он только что сказал. Девушка сжимает пальцами переносицу и возвращается к шерифу. Они сидят в тишине до того момента, пока Стайлз снова не появляется в холле. Ему наложили гипс, рука безвольно болтается в повязке. Стайлз кривит губы и мажет по присутствующим ничего не выражающим взглядом. В этот раз не выдерживает Лидия. Она подходит к Стайлзу вплотную, ласково сжимает его руку и что-то шепчет на ухо. Отстраняется. Стайлз смотрит на неё какое-то время, потом разворачивается и направляется к выходу. Вздохнув, шериф следует за ним. На выходе Стайлза начинает кренить набок, Ноа в очередной раз его подхватывает и помогает дойти до машины. Они садятся в автомобиль, шериф поворачивает ключ зажигания и пробует ещё раз: — Ты скажешь мне, кто это сделал? Стайлз в очередной раз мотает головой, морщась от слишком резкого движения. Машина, взвизгнув, срывается с места.***
Банши просыпается ночью в холодном поту и кричит так, что стёкла во всем доме идут неровными трещинами. Это не предчувствие смерти, но чего-то другого, не менее ужасного. Придя в себя, Лидия начинает звонить Стайлзу, но трубку никто не снимает. Всё внутри буквально вопит о надвигающейся катастрофе, Лидии с трудом удаётся взять себя в руки. Она трясущимися руками набирает другой номер, и нужный ей человек отвечает сразу. Через полчаса Лидия уже стоит около ветеринарной клиники. — Поисковое заклятье, — коротко говорит она, складывая руки на груди. Дитон хмурится, пропуская её внутрь. — На это потребуется время, — тихо отвечает друид, раскладывая нужные предметы на столе. Лидия кивает и называет имена. Ей требуется время, чтобы взять себя в руки, но в итоге Лидия набирает последний, самый важный номер.***
Лидии больно. Лидия прекрасно держит себя в руках и не позволяет ни одной мимической морщинке выдать её состояние в эту самую минуту. Сердце разрывается на части, когда она видит потерянного шерифа. Лидия понимает, что вмешивать в это отца Стайлза опасно. И рада бы помочь и сказать, да не может. Стайлз бы не одобрил. Стайлз бы убил, если бы узнал, что она проболталась и втянула в это шерифа. Поэтому Лидия сжимает зубы и молчит. Когда Стайлз выходит из кабинета, и смеривает её фигуру равнодушным взглядом, внутри что-то обрывается. Падает со скалы и расшибается в кровавую кашу. Она подходит ближе, просит его обо всем сказать отцу. Знает, что тот откажет, но не может не попытаться. Ноа Стилински выглядит просто убитым, и от этого на сердце не менее гадко, чем от вида сломанного Стайлза. Стайлз выглядит как человек, прошедший через мясорубку, и это выворачивает её нутром наизнанку. Лидия выходит из больницы и идёт к машине, припаркованной около чёрного входа. Она садится в салон, хлопнув дверью сильнее, чем положено. Лидия молчит и затравленно смотрит на своего собеседника. — Как он? Банши чувствует его состояние и то, как он держит себя в руках, вызывает восхищение. Мелкие детали незначительны, этот человек владеет собой безупречно. Даже несмотря на то, что Питер Хейл выглядит паршиво. Даже несмотря на то, что его радужка горит красным, ослепляя. Вопреки тому, что руки Хейла на руле мелко дрожат, а когти едва заметно скребут по обшивке. Лидия поражается его выдержке. Её собственная дала сбой в тот момент, когда она увидела Стайлза. Когда она заметила его безжизненные глаза и сжатые губы шерифа. Когда она наблюдала, как шериф тащит сына на выход словно тряпичную куклу. Лидия не может ничего ответить. Она всхлипывает и рукой дергает Питера на себя, вжимается в грудь оборотня лицом и сдавленно воет. Слёзы катятся по щекам, размазывая тушь и не желая останавливаться. Лидии очень больно.