боль
4 апреля 2024 г. в 16:15
Самое отвратительное в этой ситуации было то, что Стайлза обложили со всех сторон. Наверное, если бы события не наворачивались по спирали, а происходили постепенно, он смог бы последовательно решать одну проблему за другой.
К сожалению, это так не работает. Не бывает такого, что случается сначала одна плохая вещь, потом — другая, после неё — третья. Нет, проблемы накапливаются в огромный снежный ком, который сбивает с ног.
После симбиоза с Ногицуне в голове не было даже подобия порядка. Именно Стайлз был виновен в смерти Эллисон, как бы там ни складывались обстоятельства. После подобного люди никогда не посмотрят на тебя как прежде.
Трещина в отношениях со Скоттом начала появляться именно тогда. Стайлз догадывался, что бро сублимирует их дружбу, сближаясь с Айзеком. Иллюзия была шита белыми нитками, но давала потрясающий эффект.
Стайлз постепенно оставался в стороне, и это бесило, раздражало, злило, но в глубине души он был уверен, что заслужил. Элиссон мерещилась Стайлзу повсюду, реалистичные сны про преждевременную кончину подруги сводили с ума.
Кровь Эллисон Арджент была на его руках.
С другой стороны, после пережитого кошмара никому из них нельзя было оставаться с внутренними демонами один на один. Стайлз был безмерно благодарен Лидии за то, что она от него не отказалась.
Лидс поддерживала его, как могла и умела. Она ни разу ни в чём его не упрекнула и пресекала на корню любые попытки обвинить себя во всех смертных грехах. У Лидии хватило сил остаться с ним даже после того, что произошло.
Стайлз восхищался ей. Он пожизненно причислил Лидию Мартин к лику святых и был готов основывать собственную религию, устанавливать тотем в своей комнате и молиться ему каждую ночь. Потому что нельзя быть такой. Нельзя быть настолько рассудительной и всецело понимающей.
Нельзя оправдывать убийцу подруги. Нельзя говорить, что Скотт не имел права так с ним поступать. Это недопустимо, это кощунственно, в конце концов. Слишком хорошо, чтобы быть правдой, чтобы верить в подобного рода чушь.
Но Лидс верила. Верила и раз за разом повторяла ему, что Стайлз сделал в этой ситуации всё, что было в его силах. Он оказался разменной монетой в грязной игре тысячелетнего духа, обстоятельства изначально работали против него.
Стайлз — всего лишь человек.
Люди не всесильны. Люди могут совершать ошибки. Это не значит, что можно натворить кучу говна и оправдывать себя этим. На деле, ты сам себе и судья, и палач. Приговор не подлежит обжалованию и приводится в исполнение немедленно.
И именно поэтому важно, невероятно важно, чтобы рядом были близкие. Чтобы они не дали сорваться в пучину самобичевания и саморазрушения. Чтобы был человек со стороны, которому ты доверяешь, и который поможет тебе открыть глаза.
И дружба — это нечто большее. Это — самое сокровенное, основанное на всепоглощающей взаимности и безоговорочном принятии. Можно явственно видеть недостатки другого человека и всё равно оставаться с ним рядом.
Своими людьми разбрасываться нельзя. Нельзя отказываться от тех, с кем вы вместе прошли огонь, воду и медные трубы. Побывали на том свете. Сражались вместе против стаи альф. Потеряли что-то невероятно значимое. Выжили, в конце концов.
Очень плохо, когда перевес идет в одни ворота. Когда ты, сломя голову, несёшься спасать своего человека, вытаскивать его из очередной переделки. А если помощь нужна тебе, всегда находятся другие, более важные дела.
Стайлз имеет полное право злиться на Скотта.
Он убеждается в этом именно тогда, когда Скотт легко ведется на представление, разыгранное химерой. Тео идеально всё спланировал, воспользовался слабостью и шатким положением вещей. А Стайлз — дурак, который позволил этому случиться.
— Серьёзно? Ты веришь в этот бред? — Стайлз вскидывает брови и оторопело смотрит на Скотта.
— Я не знаю, во что верить, Стайлз. Ты убил человека.
— Химеру. И я его не убивал, это был несчастный случай.
Скотт качает головой, Стайлз не верит своим глазам.
Тео ухмыляется, всего на мгновение, но Стайлз успевает это заметить.
— То есть ты веришь ему, — он даже не спрашивает.
Скотт молчит, Стайлз криво усмехается. Ну конечно. В этом весь Скотт Маккол — в способности проглотить любую истину, кажущуюся ему ужасной, и совершенно не почувствовать при этом двойного дна.
Стайлз раздражённо передергивает плечами и выходит из дома своего бро, надеясь больше никогда сюда не вернуться. Спину прожигает внимательный взгляд Тео, но Стайлзу плевать. Он очень сильно устал.
Стайлз не хочет рассуждать про неблагодарность, про эгоистичность и прочие очевидные вещи. Всё, чего он хочет — чтобы в жизни появилась хоть какая-то стабильность. Желательно, без налета говна и наебалова.
— Серьёзно? Скотт даже не попытался разобраться? — Лидия фыркает в трубку.
Стайлз буквально видит, как она выразительно выгибает одну бровь.
— А зачем разбираться? — он выдыхает дым в окно. — Всё ведь очевидно, Лидс.
— Мы оба знаем, что это был несчастный случай, — резко отвечает она.
— Что бы я без тебя делал, — бормочет Стайлз, зажимая плечом телефон.
— Стайлз, — внезапно зовет Лидия. — Будь осторожен.
— Как и всегда, Лидс. Как и всегда.
Лидия скидывает звонок, Стайлз заканчивает выводить на раме защитные знаки.
Он мог бы обратиться к Дитону, но боится, что друид непременно доложит обо всем истинному альфе. Стайлзу не нужно внимание со стороны Скотта, а вот Тео Рейкэн, который ведёт какую-то свою игру, его действительно настораживает.
Поэтому Стайлз отныне проводит много времени в интернете, пытаясь найти мало-мальские годные ритуалы, заговоры, руны. Что-нибудь, чтобы обезопасить отца и себя от постороннего вмешательства.
Когда Тео впервые пробирается к нему в дом, Стайлз понимает, что, может быть, руны и защищают от оборотней и кого-нибудь ещё. Но против химеры они абсолютно бессильны. Стайлз раздражённо скрипит зубами и думает, думает, думает.
Он впервые жалеет о том, что Питера и Дерека нет в городе. После истории с Ногицуне Хейлы как сквозь землю провалились. Стайлз часто ловит себя на мысли о том, что оставлять город с Неметоном на Скотта было весьма опрометчиво.
То, что Дюкалион снова появляется на горизонте, на самом деле, просто отвратительно хуёвый знак. Стайлз напуган до усрачки и понятия не имеет, что ему делать. Как защитить, в первую очередь, отца. На себя ему давно плевать.
— Я не знаю, что тебе надо, — Стайлз смотрит в насмешливые глаза с вкраплением серого, — но, ради всего святого, ты не думал, что можно приходить в гости через дверь? Как любой нормальный человек, понимаешь?
— Можно подумать, ты меня впустишь, — тянет Тео, в очередной раз поднимаясь с пола.
Руки противно дрожат, Стайлз понимает, что его надолго не хватит. Вся ситуация кажется воспалённым бредом сумасшедшего.
Только вот нихрена не кажется. Химера не даёт ему прохода, ломает любые личные границы и не позволяет нормально уже даже не жить, но просто существовать. Это накладывается на непрекращающуюся бессонницу.
Эллисон снится ему каждую чёртову ночь. В крови, с застывшими глазами. Стайлз сжимает хрупкое тело и не верит в происходящее. Он просыпается, захлёбываясь беззвучным криком и содрогаясь всем телом от непрекращающегося кошмара.
Погружённый в свои мысли, он не замечает, что Тео уже давно стоит на ногах и подходит к нему слишком близко. Руки отработанным движением наносят ещё пару ударов, химера свистяще смеется. Стайлза передёргивает.
— Сын, ты в порядке? — спрашивает отец однажды вечером.
Стайлз ощущает, как капкан вокруг шеи сдавливается. Он не чувствует себя в безопасности, он не спит, практически не ест и постоянно ожидает нападения. Мысли лихорадочно носятся по кругу, пытаясь найти оптимальный выход.
За последнюю неделю он выжрал аддералла столько, сколько не жрал всю свою жизнь. Это помогало оставаться в более-менее бодром состоянии, мозг прекращал напоминать трясущееся без конца желе, организм получал какие-никакие силы.
Стайлз без конца прокручивает в голове то, что Скотт так легко выкинул его взашей. Он боится себя потому, что он не испытывает угрызений совести после того, как послал Скотта нахуй с его извинениями и мировой.
Стайлз чувствует, что Тео дышит ему в спину, и, что бы он там ни задумал, в покое его Рэйкен не оставит. Стайлз слишком слабый, чтобы суметь дать отпор. Вместо того, чтобы нанести предупреждающий удар, Стайлз ждёт непонятно чего.
И боится. Он очень сильно боится. Страх стал чем-то вроде второй натуры, и Стайлза неимоверно злит то, что он не понимает, почему ему так страшно. Ужас сковывает конечности и мешает нормально соображать.
Эллисон всё ещё ему снится, зовет с собой и говорит, что там ей намного лучше. Сны настолько реалистичные, что теперь после пробуждения Стайлзу далеко не сразу удается отличить действительность и кошмар.
— Да, пап, все в порядке, — легко улыбается он, раскладывая еду по тарелкам.
Шериф хмурится, но ничего не говорит, усаживаясь за стол. Стайлз думает, что рано или поздно он прекратит врать отцу.
Помешательство Тео — единственное, чего он достоин в этой жизни.
В принципе, могло быть и хуже. "Могло быть и хуже". Стайлз без конца повторяет про себя эту мантру, прижимая к груди сломанное запястье и пытаясь собраться с мыслями. Каждую мышцу в теле безобразно ломит. "Могло быть и хуже".
Правда в том, что хуже просто некуда. Стайлз слышит, как его зовёт отец, но просто не может найти в себе силы ответить. В горле отвратительно першит, в голове нет ни одного достойного плана, который мог бы спасти положение.
"Могло быть и хуже". Стайлз слышит звук шагов на лестнице, сердце предательски замирает. До него только сейчас доходит, что дверь открыта. Что дверь открыта, а кровать, блядь, прекрасно видно с порога.
Стайлз успевает замотаться в одеяло прежде, чем шериф заглядывает в комнату. Отупевший мозг просто не успевает придумать ничего оригинальнее, какая ирония. Запястье болезненно пульсирует, голова раскалывается на части. "Могло быть и хуже".
Ноа замирает на пороге, Стайлз закрывает глаза и молится о том, чтобы отец ничего не заметил.
— Стайлз, что случилось?
Вот этого он и боялся. Вот это, блядь, и есть кошмар наяву. Когда не можешь защитить отца. Когда ты не можешь защитить отца от самого себя.
— Всё в порядке, пап.
Шериф не верит. Конечно, не верит, Стайлз даже боится представить, какое месиво отец сейчас видит напротив.
— Стайлз, — спустя пару мгновений произносит тот.
— Я в порядке. Я просто. Просто лягу спать, пап, ладно? Всё хорошо.
Голос срывается. Как это всё не вовремя, как это всё некстати. Его начинает трясти, сердце барабанит о ребра как сумасшедшее.
— Кто это сделал? — голос отца оказывается слишком близко.
— Я в порядке, пап, правда, со мной всё хорошо, — Стайлз просто не может остановиться.
Будто кто-то вставил кассету в магнитофон, и её зажевало на повторе. В ушах отвратительно шумит. Его буквально колошматит под этим внимательным взглядом, слёзы сами катятся по щекам.
— Стайлз, кто это сделал? — продолжает шериф настойчиво, пальцем очерчивая разбитую губу.
Стайлз приподнимается на кровати, продолжая под одеялом держать сломанную руку около груди.
— Со мной всё в хорошо, пап, — невпопад отвечает он.
Слёзы застилают глаза, картинка становится мутной и расплывчатой. Воцаряется гнетущая тишина.
Ноа Стилински заслуживает сына получше.
— Я помогу тебе дойти до душа, — мягко говорит отец и встаёт на ноги.
Стайлз знает эту интонацию. Так шериф города Бейкон-Хиллс общается на работе. Стайлз мотает головой так, что, того и гляди, она отвалится сейчас нахрен.
— Я сам. Со мной всё хорошо, пап, — снова начинает он, пытаясь подняться.
Колени дрожат, он падает прямо в объятия отца, цепляясь за него здоровой рукой и продолжая кутаться в одеяло.
Шериф помогает ему дойти до душа и включает воду. Стайлз стоит, прислонившись к стене, когда Ноа разворачивается и вопросительно на него смотрит. Ноздри отца гневно раздуваются, желваки играют на скулах.
— Пап, перестань, со мной всё хорошо, — Стайлз будто растерял все слова за раз.
— Тебе надо в больницу, — негромко говорит отец, а Стайлза прорывает.
— Нет, чёрт возьми, не надо, нет! — орёт он не своим голосом.
Отец потрясённо молчит, Стайлз затыкается так же резко, как начал верещать. Вода оглушительно стучит о ванну. Фонтан красноречия иссяк, осталась лишь пережёванная пластинка.
Стайлза продоложает колотить, когда отец подозрительно легко вытряхивает его из одеяла. Шериф рвано выдыхает, видя его состояние. Но ничего не говорит. Стайлз мечтает провалиться под землю. Он отводит глаза, не в силах смотреть на отца.
Он заставляет себя залезть в ванну, с трудом передвигая ногами и опираясь на руки шерифа. Отец аккуратными движениями растирает ему тело, бережно смывает мыльную пену и сильно хмурится. Его одежда намокла, но шериф не обращает на это никакого внимания.
Водные процедуры занимают время. Стайлз шипит, когда вода попадает на кожу, закусывает губу и продолжает баюкать сломанную руку. Отец, конечно, замечает, что с запястьем что-то не так, но молчит. Выключает воду и заворачивает Стайлза в полотенце.
Они идут в комнату. Стайлз понимает, что его больше не колошматит, когда отец начинает перестилать постель. Шериф достаёт из шкафа чистые вещи и помогает сыну одеться. Слёзы всё ещё катятся по щекам, искажая действительность.
Отец укладывает его в кровать, подворачивает одеяло и садится рядом. Стайлз вымученно закрывает глаза и поворачивается на бок, шериф гладит его по голове и продолжает молчать. Через какое-то время Ноа Стилински выходит из комнаты, аккуратно закрыв за собой дверь.
Ты заслужил всё, что произошло сегодня. Ты заслужил намного больше.
Мать в гробу перевернулась от стыда. Ты жалок.
Прекрати наслаждаться самобичеванием. Возьми себя в руки.
Скотт правильно сделал, что отказался от тебя. Худшие монстры ходят среди людей.
Ты противен Лидии. Ты не достоин даже дышать рядом с ней.
Всё могло быть намного хуже. Крепись, Стилински, это ещё не конец.
Ты — паршивый сын. Отец наглотался с тобой столько дерьма, что врагу не пожелаешь.
Ты отвратителен. Вы с Тео — идеальная пара.
Хватит страдать хернёй. Соберись, Стайлз.
На следующее утро отец везёт его в больницу, а Стайлз не может выдавить из себя ни звука. Отец рассуждает о том, что нападение на сына шерифа в собственном доме — это невероятное преступление, и виновного надо поймать как можно скорее. Стайлз молчит.