Обгоняя дождь

Следующий цикл она начала раньше. Стоило ей открыть глаза, как древний механизм с чудовищным скрипом начал раскрывать свою пасть, услужливо выпуская её из клетки. Она лениво потянулась, скребнув когтями по полу, и отошла в угол, чтобы не потерять равновесие и не свалиться вниз. Всё-таки тот, кто сотворил подобное убежище, совершенно не думал о его удобстве, ведь спросонья можно было запросто провалиться и переломать себе все кости. Привыкнув ко мраку, она смогла рассмотреть, как из противоположного угла на неё смотрели пустые глазницы прислонённого к стене черепа дождевого оленя. Ей не особо хотелось задумываться о его происхождении, поскольку было очевидно, что череп абсолютно точно принадлежал невзрослой особи. Мусорщики, грязные детоубийцы, никогда не отмоются от всех тех преступлений, что совершил весь их проклятый род. Она путешествовала на запад и видела тех оленей своими собственными глазами. Их размеры были исполинскими, и одна их голова была в два раза больше всего её тела. Скорее всего, череп такого размера она не смогла бы даже поднять, не то что носить. Осторожно обойдя дыру в полу, она взяла череп в руки и погладила испещрённую царапинами поверхность. Его необходимо было оставить здесь. Несмотря на то что это был уникальный аксессуар — подобной работы она в жизни не видела, — был он не особо практичен, и носила она его больше из принципа, чтобы напоминать гнилым дикарям, кто был на вершине пищевой цепи. Его рога часто застревали и бились в узких проходах, а объёмные глазницы значительно ограничивали боковой обзор. Не стоило и говорить о том, что добрая половина нитей с жемчужинами оторвалась во время её обходов. Пожалуй, ей стоило подумать об изготовлении подобной маски, но сделанной из черепа мусорщика, — такое украшение было бы куда компактнее и больше соответствовало её стилю жизни. В конце концов не она пускала черепа чужих отпрысков на бессмысленные побрякушки. Однако сейчас было совсем не до этого, ведь ей надо было собраться в далёкий путь. Может, она смастерит что-нибудь на тему, когда вернётся. Она вылезла из убежища, осторожно спускаясь про прутьям вниз. Ещё одно гениальное решение — расположить место для гибернации высоко над землёй так, что любой не соблюдавший осторожности зверь легко разобьётся. Свисая вниз головой и обвивая хвостом стальную арматуру, она мягко спрыгнула на выступ у окна, из которого лился ослепительный утренний свет, а с выступа — на землю. Рядом росли попкорновые растения, которые ещё не дали своих плодов, потому что она раскрывала их несколько циклов назад, когда совсем уж не хотелось бодрствовать. Такие циклы у неё случались нередко. Особенно участились они в последнее время, знаменуя разрастание разъедающей тоски в груди. Не то чтобы в сновидениях было лучше — наоборот, у неё они были наполнены пугающими кошмарами, возвращающими её в ужасы прошедших циклов. И вся буря эмоций, вся ярость, гнев, печаль и страх в них были настолько реальными, что можно было подумать, что всё это было её наказанием за совершённые грехи. Что она могла сделать? Она не могла изменить своего прошлого, не могла отключить свои чувства — она не была божественной сущностью, как хозяин этой конструкции, она была всего лишь одной из миллионов подобных ей смертных, застрявших в бесконечном цикле. И неотъемлемой частью её цикла были кошмары. Взобравшись по своеобразной лестнице из шестов, она вышла на пустырь, окружённый изрисованными зданиями, — это была работа мусорщиков. Её всегда удивляла преданность искусству у таких невежд, даже если их рисунки носили неведомые ей значения. Раньше в любое время дня и ночи здесь сновали целые толпы — впрочем, в городе мусорщиков было полно повсюду, это место они облюбовали, к досаде хозяина конструкции. Сейчас же все они словно испарились в ближайшей к воротам округе, и это было не только из-за прецикла. Их отсутствие объяснялось очень просто: в этом убежище она ночевала чаще всего, и они не желали лишний раз попадаться ей на глаз. Она прошла в следующую комнату, где её встретил один единственный паук. К своему несчастью, ночная тварь ещё не забралась в своё убежище, чтобы переждать день, а потому его ожидала участь стать лёгким завтраком безоружной леди. Отсутствие копья в лапе не делало её менее смертоносной, ведь с собой у неё всегда были верные зубы и когти. Незаметно подкравшись, она окатила насекомое взрывной волной и впилась зубами в его мягкое тело. В отличие от многоножек, у пауков не было прочного панциря, который мог ей хоть как-то помешать. Первый укус не прикончил жертву, и она оглушила судорожно махающим лапками паука вновь, следующим укусом кончая его страдания. Пока она с хрустом отрывала от него куски и поедала плоть, рядом хлюпали липкие черви. Они могли бы стать закуской, если бы не были столь же отвратительны на вкус, как и летающие внутри сооружения светящиеся частицы. Если тех портило кислое послевкусие, — и, очевидно, нелицеприятные последствия — то черви же были отвратительно резиновыми и склизкими, поэтому она предпочитала их больше не трогать. Она поднялась наверх и перепрыгнула с платформы на платформу. Она ухватилась за шест и шмыгнула в неприметную для незнающего глаза трубу. Она знала каждую лазейку этих крыс, и эта была одной из них. Сокровищница, ныне уже заброшенная, в которой хранилось оружие и жемчуг. Она потихоньку опустошала её, и этот цикл не станет исключением. Когда-нибудь нетронутым останется только жемчуг — ей он был ни к чему. Она подняла с земли тепло-жёлтый фонарик и повертела его в лапах. Согласно её расчётам, им предстояло пройти через земли кромешной тьмы, а потому им нужен источник света. Вспомнив что-то, она негромко усмехнулась — точно, она же сама теперь была ходячим фонарём, поэтому эта лампа пригодилась бы разве что только её компаньону. Забрав из тайника взрывающееся копьё и пару бомб, одну из которых она проглотила, она направилась к заставе мусорщиков. Она бы не стала себе портить себе настроение и хотя бы на шаг подходить к этим отродьям, но ей было необходимо вернуться к корпусу через ворота. Творцы этого механического мира подумали, что было бы отличной идеей пропускать через ворота только существ, которые соответствовали невидимым критериям, наверное, ратуя за ведомые только им идеалы мира и души. Да, она осознавала, что была далеко не идеальной, но не понимала, чем безмозглые детоубийцы были лучше неё в понятии тех самых древних созданий. Сомнительные нормы морали, ведь мусорщиков — и их трупы в том числе — ворота всегда принимали беспрекословно, чем она и пользовалась. Не были ли в таком случае преступниками и сами архитекторы, а она — лишь пленницей их предубеждений? Когда-то, разнося заставы мусорщиков, она чувствовала огненный раж, который лавой растекался по её венам. Чувство небывалой силы, превосходства — теперь она не была беспомощной, она больше никогда не будет беспомощной. Стоя посреди погрома, словно вождь мертвецов, она чувствовала себя по-настоящему живой. Со временем даже это перестало приносить ей удовольствие, превратившись в утомляющую необходимость. Дежурно перебирать труп за трупом из кучи, в надежде найти мусорщика с уровнем кармы, достаточным для пересечения ворот, чтобы тут же выкинуть его словно — иронично — мусор, достигнув цели. Вот и сейчас она несла свою тяжёлую ношу, в материальном и мысленном смысле, протягивая за собой очередной кровавый след, который так и засохнет — дождя-то здесь никогда не шло. Её шаги отдавались гулким эхом по длинному пустому коридору, а ушки то и дело задевали свисающие с потолка лианы. Труп весил немало, и её плечи уже порядком устали тащить мусорщика несколько комнат с заставы. Не говоря уже о том, как сводило челюсти, крепко сжимающие бомбу, чтобы ненароком не выронить её во время очередного взрывного прыжка, когда мир на секунду переворачивается на все триста шестьдесят градусов. Она не выдержала и остановилась, вытащила бомбу изо рта, потерев лапкой болевшую челюсть, и присела, грузно выдохнув. Лишь бы чужестранец не стал своевольничать и не ушёл, не дожидаясь её. Хотя даже так, зная примерное его направление, она могла бы нагнать и надрать ему хвост — она ненавидела, когда её обманывают. А с его дурным характером это было вполне возможно. Небо, ну почему первый слизнекот, который ей попался за эти циклы, настолько отчуждённый?! Она с раздражённым рычанием закрыла лицо лапками. Конечно, она попытается вновь разбить его неприступную маску. Она лишь надеялась, что эта маска не окажется прочнее, чем у стервятников. Она поднялась и прошла в помещение с воротами, оставив труп мусорщика на полу, — благо, оставалось совсем немного. Это были всё те же врата, что и всегда, и, кажется, на другой стороне не было никого. Она подошла ближе, на платформу, за которой обычно закрывался механизм, и глянула на стену — вдруг? Однако знак в круге как всегда начал мигать красным, молчаливо осуждая. Как всегда. Она прислонилась лбом к ледяному металлу и зажмурилась, опустив ушки. Она просто не могла поверить, что была хуже мусорщиков. Если бы только этот бездушный механизм мог поведать, что ей необходимо сделать, чтобы стать лучше. Может, и тот слизнекот вовсе не имел скверный характер, а просто тоже чувствовал, что она ужасна. Но он хотя бы мог с ней поговорить. Она развернулась и пошла обратно. Пропускают ли врата его? Если да — что ж, им обоим меньше мороки, и будет лучше, если он так и не узнает её позорный секрет. Если нет, то их можно было считать друзьями по несчастью. Интерес в таком случае представлял вопрос: как он досюда добрался? Был ли у него особый способ, или же он был таким же нечестным вором чужих душ? Это ей и предстояло вскоре выяснить. С этими мыслями она вновь ухватилась обеими лапами за шкирку мусорщика и потащила к воротам.

***

Она стояла в оговорённом месте под попкорновым деревом, раскрытым в прошлом цикле. Ещё на подходе сюда она кусала губы и нервно переминалась с лапки на лапку, пока створки ворот чертовски медленно опускались сзади неё, но, увидев, что вход в убежище закрыт, немного успокоилась и спустя время скучающе стала царапать копьём по земле. Её ушки дёрнулись, и она оторвалась от своего занятия, когда проход трубы раскрылся и спустя пару секунд оттуда вылез слизнекот, слегка скривившийся от встретившего его противного скрежета металла о металл. — Здравствуй. Хорошо ли отдохнул? — поинтересовалась она. — Вполне, — по своему обыкновению односложно ответил он и потянулся, разминая затёкшее после гибернации тело. Она кивнула. — Тогда в путь, — она забрала бомбу и развернулась. — Снедь сыщем по дороге, живности тут много. Идя бок о бок по крыше, она не могла не заметить, как он ёжится от холода. Здесь, в сотне тысяч метров над землёй, и правда было холодно. К тому же здесь всегда дул ветер, игриво колыша их шёрстку и впиваясь в кожу ледяными иглами. После сна в тёплом убежище эти ощущения наверняка обострялись в стократ. Ей стоило подумать о компаньоне и всё же взять фонарик мусорщиков с собой, однако легко забыть о такой детали, когда ты сама никогда не мёрзнешь. Впрочем, на холод он не жаловался. По нему в принципе можно было судить, что он тот ещё стоик и не будет жаловаться, даже если ему оторвёт лапу стриж. Кажется, сам хозяин конструкции отметил, что он болен. По нему такового сказать было нельзя, хотя полубог, извлекавший истории из жемчужин, ведал всяко побольше неё. Потому она решила всё же быть внимательнее к своему спутнику, при необходимости предлагая привалы, раз уж тот предпочитал молчать о своём недуге. Спускаясь, они собрали всех ящеров с корпуса, которые, увидев свою любимую хозяйку, радостно последовали за ней, отчего её спутнику пришлось буквально бороться с толпой упорных рептилий, чтобы урвать хотя бы кусочек от подвернувшихся спусковёртки и яичного жука. — Зачем мы возвращаемся? Сказано было идти на восток, — угрюмо спросил он, когда они подходили к трубе, ведущей к воротам в дымоход. — Раньше на востоке была воздушная переправа, но совсем недавно она разрушилась, поэтому придётся идти в обход, — пояснила она, поглаживая своих питомцев по их чешуйчатым телам. Они тыкались мордами ей в лапы, прося ещё ласки. — Не волнуйтесь, я скоро вернусь. Ждите меня, — она улыбнулась, обращаясь к ящерам. Смотря на этих милых увольней, что были больше неё, она невольно начинала нежничать. Она не знала, как, но каждый раз, когда она собиралась уходить, они это понимали и смотрели на неё огромными и жалобными, словно у фонарной мыши, глазами. И каждый раз, когда она возвращалась, они чуть ли не сбивали её с ног своим весом и лезли лизать её мордочку. Всё-таки у них имелось больше интеллекта, чем было принято считать. Он с подозрением на неё покосился, но в трубу всё же залез, и она поняла, что ей следует пройти за ним, иначе он уйдёт без неё. Он явно ей не доверял. Разумно — они были знакомы даже меньше цикла. Со вздохом она всё-таки присоединилась к нему, и они ступили на платформу ворот. Когда они остановились, механизм сразу же начал одну работу — это были одни из тех ворот, которые выпускали её без проблем. А вот для того чтобы проникнуть сюда с той стороны, приходилось потрудиться, и это всегда было одной из самых тяжёлых частей её странствий, учитывая, что большую часть времени приходилось проводить над пропастью. Тащить труп мусорщика было сплошным мучением. Они кучковались намного ближе к земле, и покуда она добиралась с трупом до моста, аккуратно взбираясь по шестам наверх, она могла ненароком его выронить, и туша тут же безвозвратно улетала в бездну. Её это раздражало, но она никогда этого не избегала — чем утомительнее путешествие, тем блаженнее было наконец уснуть в пристанище. Гигантские цепи и трубы свисали вниз, стараясь утащить оставшиеся на месте части старого полуразрушенного моста. Уцелевшая пара подвесов, идущих от конструкции, всё ещё отчаянно удерживала мост от падения. Рано или поздно и им было суждено сдаться — и тогда бетонная переправа, ровно как и та, что на востоке, обрушится смертоносной лавиной на землю. Произойдёт ли это прямо на следующий цикл или же через тысячу было вопросом времени. Может быть, мост сможет продержаться даже вплоть до падения всей конструкции. Согласно хозяину, его постройка медленно разлагается изнутри, с чем ему, однако, пока что удаётся успешно справляться — и она, ища славных боёв на свой хвост, ненароком ему помогает. Она видела воочию силу гниения — если внизу идёт дождь, размывающий все нечистоты, то на крыше все оставленные ею трупы мусорщиков начинали разлагаться, разнося невыносимую вонь по всей округе и привлекая насекомых. Это было ещё одной причиной, по которой она стала скармливать их трупы ящерам. Поверить же в то, что такое происходит и с хозяином конструкции, хоть и намного медленнее, было сложно — в конце концов, он был полубогом. Видимо, даже полубоги не застрахованы от неумолимого натиска времени. Они ступали по поросшему мягким мхом бетону. Она сразу предложила подняться наверх, так как подозревала, что пропасть с нижней позиции её напарник может попросту не перепрыгнуть, сверху было намного безопаснее — больше пространства для манёвра. Также там росло ещё одно попкорновое дерево, которое могло насытить её компаньона. Самой ей пришлось вновь отказаться от лакомства, так как она уже наелась плотью мусорщиков с заставы. Отсюда было видно, как над их головами летают полчища стервятников. Огромные птицы со скудным оперением, скрывающие свои головы за масками, кружили в воздухе, шумно выпуская газ из крыльев. Почему-то именно этот регион был их излюбленным, и здесь их было больше всего. Возможно, просто потому что где-то рядом находилось их гнездо, но сама она никогда его не видела. Пока что стая их не заметила, но рано или поздно они всё равно нападут. Один стервятник не был проблемой, но, когда их прилетало несколько, бой сразу же становилось тяжелее контролировать. Впрочем, и она в этот раз была не одна. — Скажи, ты знаешь, что это за штука? — спросила она, чтобы как-то начать диалог. — О чём ты? — не поворачиваясь ответил он. — Та, что несёшь ты с собой, — она кивнула в сторону зелёной светящейся штуки. — Ведомо мне, что это называется «нейрон». — Нейрон, — задумчиво повторила она, пробуя незнакомое слово на вкус. — Зачем несём мы его на восток? — Он должен помочь существу. И правда, полубог ведь что-то говорил про спасательную операцию. Она склонила голову, рассматривая нейрон внимательнее. Как он должен был помочь кому-то? Однако, если учесть, что внутри постройки летали тысячи таких же и все они являлись частью того создания, то, вероятно, подразумевалось, что они должны были совершить своеобразную пересадку органов. Они добрались до вертикального спуска вниз, состоящего из отдельных выступающих платформ, кое-как соединёнными между собой оставшимися кусками арматуры. На некоторых из них красовались огромные шестерни, более не функционирующие. Одинокая жемчужина скромно лежала под свисающими синими фруктами — и как только мусорщики не прикарманили её к себе до сих пор? Вполне вероятно, что они попросту не рискуют забираться сюда в страхе упасть. Потому что сейчас под ними была лишь пустота. Один неверный шаг, не успеешь зацепиться за шест — и пиши пропало, шансов спастись от хищной пасти всепоглощающей бездны не было. Лишь только взгляд вниз мог вызвать сильное головокружение, но, по-видимому, её компаньон не боялся высоты или же был опытным скалолазом. — В последний раз, когда я была на востоке, упёрлась лишь в тупик. Всё было завалено, — её передёрнуло от осознания, что их путь в конце концов занесёт их в затопленные земли. Она ненавидела воду и старалась лишний раз не казать свой нос в той местности. — Получатель ждёт, — он ответил непреклонно. Притаившийся белый ящер раскрыл свою маскировку и снайперским выстрелом захватил языком красного слизнекота. Тот среагировал спустя пару секунд замешательства и в ответ пронзил хищника копьём. От удара он потерял равновесие и упал, отправляясь на съедение бездной. Она замерла, наблюдая, как белый ящер летит вниз, то и дело переворачиваясь в воздухе и постепенно превращаясь всё в меньшую точку, пока совсем не исчез. — Откуда тебе известно? — продолжила расспрос она, ловко балансируя на арматуре. — Так сказал мой создатель. — Твой создатель? — она удивилась. В семьях слизнекотов мать с отцом так называть было не принято. — Такой же полубог, как и тот, с которым живёшь ты, — он недовольно дёрнул ушком. Кажется, его порядком достали её расспросы. — Ты странствовал из далёких земель? — Да, — этим коротким и острым как кинжал словом он поставил точку в разговоре, пресекая кучу вопросов, половина из которых не были её делом. Пройдя через трубу, она легко спрыгнула на землю: перед ними оказалось ещё два прохода, помимо того, из которого они только что вышли. Она остановилась и закрыла глаза, рисуя в памяти карту округи. Пока она находилась в своеобразном трансе, он боковым зрением заметил, как прут справа от них пошевелился, слегка раскрывая алые лепестки. Хитрый шестовик ждал свою жертву, хотя, по его мнению, место тот выбрал не совсем удачное — вряд ли у кого возникло бы желание вскарабкаться по шесту просто так, в никуда. Разве что у какого торопыги-паникёра вроде яичного жука. — Отсюда в средний проход, и чуть дальше будет убежище, — наконец огласила она, указывая на нужную трубу. — Есть ли пристанище ближе к другим землям? — бесстрастно спросил он, не двигаясь. — Да, но скоро цикл кончится, ближе будет заночевать в этом, — она уже вскарабкивалась на средний шест. — У нас мало времени, — настойчиво процедил он, своим голосом притягивая её к себе. Она остановилась. Вот именно, у них было мало времени до дождя. Её биологические часы подсказывали, что оставалась чуть меньше, чем половина цикла — они потратили много времени на спуск по стене конструкции. Одна бы она, конечно, успела, но имея с собой компаньона-тихохода… — Мы не успеем, — покачала она головой. — К чему такая спешка? Её компаньон замялся, явно не решаясь, что сказать. — Тебя это не касается. Если не будем медлить, то успеем, — он нахмурился в ответ, не двигаясь с места. Напряжение между ними росло в геометрической прогрессии. Она молча спрыгнула, угрожающе смотря на него исподлобья и распушив хвост. Шёрстка на загривке невольно вздыбилась. Её терпение кончалось. Это она-то здесь медлила? Хорошо, она может не медлить — вот только тогда её спутник упустит её из виду и больше никогда не найдёт. — Кончай строить из себя самого умного и внемли мне, — она крепче ухватилась за копьё. — Не я за тобой увязался, — он одарил её высокомерным взглядом. Это полностью обезоружило её. Его глаза. Он смотрел на неё как на лишнюю конечность. Но она всего лишь хочет помочь. Это вмиг остудило её, разливаясь больной раной в груди. — По твоей воле идём, помни же, — наконец буркнула она, опуская копьё. — На конце этой трубы обитает племя мусорщиков. Будь начеку. Он прошёл мимо неё и молча исчез в проходе. Она прорычала в пустоту. Подняла с земли камень и со всей силы швырнула в стену. Взревела и проткнула копьём шестовика, попавшегося под лапу, а затем пусто уставилась в землю единственным глазом. Ей потребовалось время, чтобы проглотить горькую обиду, комком образовавшуюся в горле. Благими намерениями выстлана дорога в ад, да? Она поняла это уже давно, с тех пор, как начала геноцид мерзких мусорщиков. С тех пор, как её перестали пускать ворота. Теперь и он ненавидел её просто за то, что она пыталась помочь. Она была навязчивой. Она была вспыльчивой. Она была плохой матерью. Но она никогда никого не бросит. Всё-таки она вызвалась его сопровождать. А договорённости она не нарушает. Выскользнув из трубы, она оказалась на возвышающейся платформе. Снизу шёл оживлённый бой: мусорщики зажали его в угол, когда он высоким прыжком перепрыгнул через них, отобрал у одного из них копьё, убил его и спрятался за выступом. Когда она поднялась во весь рост и метнула камень, все взгляды были прикованы к ней. Их зрачки в ужасе расширились: мусорщики остановились, опустили копья и испуганно поджали хвосты, готовясь к отступлению, но было поздно — потасовка уже началась, и они покусились на её спутника, а потому должны были заплатить. Спрыгнув прямо в гущу толпы, она создала взрывную волну, оглушая всех поблизости. Пару невезучих доходяг сразу же отбросило с платформы в пропасть. Слизнекоты не стали терять время и в эти короткие мгновения убили нескольких из мусорщиков. Один из трупов она использовала как живой щит против их очнувшегося соплеменника, медленно подкрадываясь к нему: она была бывалым бойцом, и поэтому не брезговала пользоваться и такой тактикой. Мусорщики хоть и были глупыми, но копья бросали они метко и наверняка, и она знала это на собственной шкуре. Защита, однако, не понадобилась, поскольку её напарник убил того ударом в спину. Запоздалый член племени высунулся из убежища. Его зрачки расширились от ужаса созерцаемой картины: двое слизнекотов, стоящих в лужах крови его товарищей. Он промычал от ужаса и в попытке защититься выхватил оружие, покоящееся на его спине, тут же став прицеливаться в неё, когда он зарядил мусорщику копьём точно меж глаз. Подкрепления не последовало — по крайней мере, пока что. Всё-таки вдали от застав племена мусорщиков были не такими большими, да и им незачем было таковыми быть: кочевнический образ жизни куда легче было вести малыми группами, так было намного легче кормиться. Заставы же нужно было как следовало охранять от «нарушителей» и хищников, поэтому там ценилось количество. — Не останавливаемся, — выговорила она, видя, как небо понемногу начинают затягивать тучи. В спешке лапы путались, то и дело норовя сорваться с шеста. Она волновалась даже не за себя, нет, она волновалась за спутника и его миссию. Было бы глупо умереть вот так, из-за того, что упрямец не желал её слушать. Таким образом они бы загубили сразу двух существ: его и того, кому требовался этот нейрон. До убежища оставалась всего пара комнат, но, когда они спешили к очередной трубе, её загородил король стервятников, стремительно спикировавший вниз и грозно расправивший куцые крылья. По-видимому, в последние минуты цикла он решил воспользоваться отсутствием солнца и, соответственно, отсутствием выдающей его с потрохами тенью. Она резко затормозила, лапы заскользили по мшистому металлу, по инерции прокатив её ещё пару метров навстречу смерти. Она успела заметить, как уже моргают его лазеры, готовые пронзить её тело выстрелом смертоносных шипов, прежде чем инстинктивно подпрыгнула, избегая удара, и взрывной волной оглушила его. — Бей! — крикнула она, но ему и не нужно было напоминать. Стервятники не представляли собой проблемы, но им требовался далеко не один удар, чтобы умереть. Прежде чем птица успевала опомниться, она оглушала её вновь и вновь, не давая поднять головы. Она тяжело дышала, чувствуя, как перегревается её тело, а рассудок угасает. К ним присоединился второй стервятник, на этот раз обычный. Не услышать взмахов его могучих крыльев и шипение газа было нельзя, и он не остался незамеченным даже подлетая к ним сзади. Он схватился за копьё, попытавшись вытащить оружие из трупа и ударить, но оно не поддавалось. Оно крепко застряло — по-видимому, где-то между рёбер, — и эта мысль кричала в его голове оглушительной сиреной, когда он пытался приложить всю свою силу. Он попытался дотянуться до копья своей спутницы, но клюв уже впился ему в спину, унося в сторону. Стервятник поднялся в воздух и тут же грузно и неуклюже упал, ударив его головой об пол. Он отчаянно заскрёб по земле лапами, стараясь найти хотя бы маленький камень, но лишь забивал внутрь когтей грязь. Обычно она не рисковала использовать больше трёх взрывных волн подряд, потому что уже на третий она ощущала, как внутри неё кипела кровь, небо путалось с землёй, а единственный глаз готов был лопнуть от напряжения, но сейчас ситуация была патовая. Мысли, словно яркие вспышки, возникали, мешались в непонятную цветовую кашу и тут же расплывались в разные стороны из поля зрения проворными рыбками. Думать было тяжело, поэтому она поднялась, схватившись за голову, которая, казалось, вот-вот расколется надвое, и прыгнула на стервятника, создавая взрывную волну в четвёртый раз. Она рухнула на пол вместе с хищником и компаньоном. Зрение исчезло, остались только мутные серые пятна, и лишь одно из них было пастельным красным. Звон в ушах. В висках в бешеном ритме стучала звонкими молоточками кровь, а всё, о чём она сейчас лихорадочно думала, было: она ослепла. Она бы соврала, если бы сказала, что не боялась потерять свой второй глаз. Ещё потеря первого ощущалась критично, и ей пришлось долго привыкать, чтобы начать передвигаться с той же уверенностью, что и прежде. И всё-таки его отсутствие сказалось на её жизни, так как даже спустя много циклов ей было тяжело определять дальность предметов, что невероятно мешало в бою. Слепота же ставила её в полностью уязвимое положение. Да, у неё был острый слух, но, когда у тебя отнимают одно из твоих шести чувств, ты всё равно что-то, да теряешь. Стоило бы мусорщикам догадаться, что рядом с ней положено красться, а не греметь копьями, — и она станет для них лёгкой мишенью. Ей всегда было забавно наблюдать за тем, как серые ящеры не могут обнаружить её буквально у себя под носом, а теперь и она станет такой. Карма. Наверное, в понятии древних это и было справедливостью. Она попыталась подняться. Голова кружилась, и она не понимала, где находится. Зрение всё же начало к ней возвращаться. Она проморгалась, смахнув слезу, и увидела лежавших птицу и слизнекота. Каким-то чудом, она очнулась первая. Шатаясь, она подошла к последнему и схватила того за лапу, отчего он тут же очнулся и прошипел, вырывая лапу. — Бегом, — одними губами пролепетала она. В голове всё ещё шумело, и она не сразу догадалась, что это был шум наступающего дождя. — В укрытие, — она прохрипела, судорожно отодвигая тяжёлую тушу короля стервятников от прохода. Заслышав падающие капли, она не дала пройти своему компаньону дальше, несмотря на то, что убежище было уже в соседнем помещении. Она остановила его молча, медленным жестом лапы. И в этот момент первый шквал разрушительного дождя рухнул на землю с сокрушительной силой, чудовищным давлением размазывая по земле всех, кто не успел скрыться. Они стояли под железным подвесом, по которому барабанили капли, а перед ними не было ничего. Лишь непроницаемая завеса дождя, поглощавшая всё на своём пути. Все цвета и звуки полностью растворились в дожде — его гул был настолько оглушительным, что уши закладывало. Пахнуло свежестью, и это немного развеяло томную дымку в её голове, давая минуту на отдых перед последним рывком. Дождь перестал, но лишь чтобы через пару минут вернуться с новой силой, на этот раз не давая шанса на спасение. Они спрыгнули на шест в попытках подняться по нему на платформу. Пару раз он соскользнул вниз — задача оказалась труднее, учитывая, что шест покрывали капли воды. Но всё же, справившись с последним препятствием и шлёпая по лужам всеми четырьмя лапами, они добрались до трубы в помещение. Внутри было сухо и тепло, однако ещё несколько секунд — и вода, попадая сюда через трубу, затопит всё и здесь, поэтому они не стали медлить и просто прошли в убежище мимо личинок стервятников, одна из которых была, очевидно, ещё живой, потому что ползала из стороны в сторону. Проход за ними закрылся с шумными стонами. — Тебе пиявки весь ум высосали? Ты нас чуть не угробил, — в её голосе не было ни возмущения, ни злости. Сейчас она слишком устала, чтобы испытывать хоть какие-то эмоции. — Но мы всё-таки успели, — пожал плечами он, вылизывая лапу. Она присмотрелась. Изначально она подумала, что он так прошипел просто потому, что был недотрогой. Всё оказалось гораздо проще: он прошипел от боли, а сейчас на его лапе пузырящимися язвами красовался ожог. Она поджала ушки. Это она его так?.. — Извини. Очень больно? — теперь она чувствовала себя виноватой. В начале следующего цикла надо будет обязательно перевязать ему лапу. Как она и полагала, он просто промолчал и лёг на пол, отвернувшись от неё. — В следующий раз внемли же мне, — нахмурилась она, укладываясь спать. Убежище было тесным, поэтому им пришлось лежать спина к спине, к их общему неудовольствию. Несмотря на это, оно было не самым тесным — по пути им встретятся помещения ещё меньше. — Покойной ночи, — всё же выдохнула она, уткнувшись носом в свой хвост. Ответа она так и не дождалась.