Узы

      Когда они прощались, тучи уже сгущались на небе, закрывая слабое свечение солнца. Приближалась холодная осень: пахло сыростью, и неприятный ветер колол не скрытые под накидками части тела.       Они стояли у ворот замка. Запряжённые лошади недовольно ржали из-за затянувшегося ожидания, будто больше всех желая отправиться в путь. Одетт больше с принятой учтивостью, пускай и довольно механически кланяется королеве, а затем принцу, избегая его взгляда. — Манеры, — тихо шепчет с укоризной Вильям дочери, недовольно на неё посматривая. Та мгновение смотрит на него, однако сразу же вновь отворачивается, вновь отправляясь в своих мыслях куда-то далеко отсюда. Затем король обращается сам к Юберте, беря её за руку. — Мы старались, Юберта, — произносит он ласково. — Никто не скажет, что мы не старались.       Юберта, прикрывая лицо свободной рукой, чтобы скрыть своё состояние, тихо шмыгает носом. — Жизнь полна разочарований, — дрожащим голосом произносит Юберта и, убирая руку, бросает недовольный взгляд в сторону сына.       «Это ты во всём виноват» — говорил её взгляд. Своей неправоты видеть королева была не готова. — Всё к лучшему, Юберта, — лишь говорит Вильям, отпуская руку женщины и недовольно покачивая головой. — Столько лет, столько планов... — продолжает Её Величество, и её голос всё больше срывается на плач. — Наших планов, — подчёркивает Вильям, обрывая её, а затем подходит к рядом стоящему Дереку. Тот и не обращает внимания ни на матушку, ни на разговор, происходящий вокруг. На лице принца всё то же потерянное выражение, и королю даже кажется, что молодой человек бледен. От тех красок, виденных во время бала, когда они танцевали, не осталось ни следа ни на лице одного, ни другой. «Отчего ж?» — думалось Его Величеству, но он не считал, что имеет право лезть в душу обоим и, уж тем более, налаживать их отношения, когда никто об этом не просил.       Вильям пожимает руку молодому человеку, и только тогда он смотрит на короля. — Всего хорошего, принц, — без всяких оттенков произносит Вильям. Принц лишь кивает, а затем скрещивает руки, вновь отворачиваясь. — Дерек! — шипит Юберта на сына, не довольствуясь его ответом. — До свидания, Ваше Величество, — принц разводит руки, стараясь улыбнуться, но получается как-то вяло, а затем смотрит на принцессу, стоящую уже рядом с лошадьми. В этот момент в его глазах появляется вновь блеск, но принц всё ещё, ощущая собственную неловкость и, будто стараясь испортить всё ещё больше, лишь усмехается, а затем произносит никому не нужную, кроме как для соблюдения приличий, фразу. — До свидания, принцесса.       В этот момент девушка тоже оборачивается на него: во взгляде вновь промелькает надежда на что-то. Она выжидательно смотрит на него и, не услышав ничего больше, кроме прощания, тихо проговаривает: — До свидания. — До свидания... — повторяет Вильям, желая того, чтобы Одетт продолжила фразу. — До свидания, Ваше Высочество.       Любезности соблюдены — король облегчённо вздыхает и теперь уже подходит к дочери, чтобы они направились к карете. Отъезд, происходящий намного раньше, чем кто-либо мог предположить, однако ж не огорчал старика. Из всех людей он казался менее огорчённым и обеспокоенным разрушением строившихся долгое время планов. Ему, в принципе, было не так важно, что ничего не произошло. И нет, не отказом дочери был поражён старый король. Только переменой, произошедшей с Одетт после заявления принца Дерека.

***

      После того, как карета въехала в лес, Вильям, движимый лишь беспокойством, решил поговорить обо всём с дочерью. На улице уже лил неспеша дождик, застилая вид из окна осадками капель. — Ты ведь была готова согласиться, не так ли? — начал Вильям, не сильно заморачиваясь с выражениями, но всё-таки желая сохранять в голосе мягкость и доброжелательность, а также избегая искаженного понимания его слов. Одетт же бросает на него испуганный взгляд. Глаза округляются, губы начинают дрожать, и она спешит закрыть ладонями лицо. — Ох, папа! — её голос тоже начинает дрожать, но принцесса всё равно старается говорить ровнее, чем может, удерживаясь от рыданий. — Я знаю, что должна была согласиться.       Вильям хмуро глядит на неё, пытаясь вспомнить, когда он такое говорил, но не желая обрывать дочь. — И как важен этот брак, и как много это значит. И я сама думала, что соглашусь, но... — на слове "соглашусь" девушка даже издала смешок, словно думая о нелепости своих мыслей. И тут принцесса вновь взглянула на отца, и её глаза были полны слёз, отчаяния и печали, но также и такого яростного желания, чтобы её поняли. — Разве я не могу быть любимой?       И Одетт, отводя взгляд, вновь начинает истерично смеяться, прикладывая ладонь ко лбу, и восклицает: — Ах, какая я эгоистка! — С чего ты решила, что я считаю тебя эгоисткой или в чём-то виню? — удивляется Вильям, беря руки Одетт в свои, и вновь встречается с её красными глазами. — И какой я дипломат, если даже для дочери не умею подобрать слов?       Она слегка улыбается на последнюю реплику отца, сказанную с таким тоном, будто и действительно во всём виновата лишь его неспособность подбирать слова. — Одетт, я и не думал на тебя сердиться, — негромко произносит Вильям, успокаивающе поглаживая дочь по руке. — И конечно ты можешь быть любимой, ведь этого я всегда и хотел: только твоего счастья.       Девушка шмыгает носом: слёзы вновь начинают течь по лицу, однако теперь скорее от той трогательной нежности, с какой отец говорит с ней. В улыбке, озарившей опухшее лицо принцессы, видна благодарность. — Да и сделано это всё было лишь с надеждой на то, что вы полюбите друг друга. — Вильям задумался, вспомнив о Юберте, в бескорыстных действиях которой он с недавних пор очень сомневался. — По крайней мере, с моей стороны. И мне показалось, что что-то подобное и произошло, разве нет?       Принцесса кивнула, чуть покраснев: ничего не скроешь от наблюдательного отца. — Поэтому мне и хотелось тебя спросить: что ещё он должен был сказать? — Мне хотелось услышать, что он любит меня такой, какая я есть, — с каждой фразой голос девушки приобретал всё большую твёрдость. — Что он принимает меня всю, как я его принимаю. — глаза высохли и заблестели. — Что нам не нужно будет притворяться и что мы сможем не переживать о том, что сказать или сделать в присутствии друг друга. Что когда мы будем наедине, вдалеке от всех, — она улыбнулась от того, насколько приятная ей была собственная мысль. — То будем свободными друг с другом. Понимаешь?       И её горящие от собственных мечтаний глаза вновь обратились к отцу за поддержкой. И он не смог не улыбнуться этим лучистым глазам, полным простых, искренних и каждому понятных мыслей. — А если дело только в красоте, во внешности... — огонь потух вновь и на лице появилась слабая усмешка. — Если любовь обращена к сказочной принцессе, которой я уж точно не являюсь, то разве существует шанс на это? — Ты и есть из сказки, Одетт, и дело тут не во внешности, а.… — начал свою реплику Вильям, однако карета резко дёрнулась, и пришлось прерваться. Послышалось ржание лошадей, и дверь кареты открылась: это был сэр Родерик, один из рыцарей, входящих в личную охрану Его Величества. — Что случилось? — спрашивает Вильям, смотря на обеспокоенного чем-то Родерика. — Ничего серьёзного, Ваше Величество, — говорит Родерик, но скорее для Одетт, чем для Вильяма. А затем, приблизившись к королю, шёпотом добавляет. — Там мужчина. — Мужчина? — Тот колдун, сир, — шепчет рыцарь. — Вам лучше оставаться здесь.       Вильяму потребовалось пять секунд, чтобы осознать, про кого говорит Родерик и чуть больше, чтобы понять, с какой целью колдун здесь. Сердце сжалось от страха за дочь, однако, сделав глубокий вдох, натянул на себя улыбку и посмотрел на дочь. — Я скоро вернусь, Одетт. Оставайся здесь, хорошо? — он заботливо погладил её по голове, а затем вновь обернулся к рыцарю. — Он ждёт именно меня.       Одетт было несложно ощутить возникшую атмосферу, однако девушка лишь молча проводила отца взглядом, когда он выходил, лишь кивнув на его слова и так же натянуто улыбнувшись.       За время их поездки дождь усилился: с неба падали крупные, тяжёлые капли с такой скоростью, что застилали вид. Земля была рыхлая и мягкая, из-за чего король при спуске вниз чуть не поскользнулся, спасшись от падения лишь тем, что Родерик удержал его. — Мы ещё недалеко от замка королевы, верно? — спрашивает Вильям. — Да, сир, — отвечает рыцарь. — Минут пятнадцать езды. — Отлично, — король кладёт руку на плечо рыцарю. Брови сдвинуты к переносице. — Отправляйся сейчас же и приведи солдат. — Как же... — Если это Ротбарт, — перебивает король. — Ты ничем мне не поможешь. Сейчас главное спасти Одетт. — Но я должен... — Ты знаешь, что я не потерплю возражений, — последняя фраза проговаривается громко и угрожающе, и Родерик сдаётся. — Слушаюсь, — произносит он тихо. Ему хочется сказать что-то ещё, но, вновь встречаясь с глазами короля, лишь бежит к лошади, привязанной сзади кареты.       Фигура Родерика исчезает, и лицо короля сразу же теряет и строгость, и властность. Черты размягчаются, и губы начинают чуть дрожать. У него нет с собой никакого оружия, и он ощущает себя таким ничтожным и слабым перед тем, с чем ему предстоит столкнуться дальше.       У него не было сомнений в том, что он не выживет после этой ночи, однако, увидев рыжую бороду колдуна и его хищные зелёные глаза, отчётливо светящиеся вдали, короля вновь начинает охватывать страх смерти. Но несмотря на это, он твёрдым шагом идёт напрямую к магу, стараясь сохранить внешнее величие до конца. — Здравствуйте, — пропевает рыжебородый, посмеиваясь. — Как приятно видеть вас, Ваше Королевского Величество. Не думал, что вы сами выйдите на свет. Смело.       Ротбарт кланяется в «шутовской манере»: выставляет правую ногу вперед, уперевшись пяткой и оттянув носок ботинка на себя, разводит руками и чуть наклоняет голову. — Как ты посмел заявиться сюда? — выговаривая фразу, Вильям старается придать ей большей грозности, но сохранять в голосе твёрдость становится всё тяжелее. — Я изгнал тебя. — Так ты ещё и дерзить можешь? Надо исправлять, — с той же весёлостью, смеясь, переходит с «вы» на «ты» колдун, а затем в секунду оказывается возле короля и хватает его за горло, прижимая к ближайшему дереву. Король начинает кряхтеть, задыхаясь. Он пытается ослабить хватку, но всё бесполезно: руки всё плотнее сжимают толстую шею. — Веди себя хорошо: мы же не хотим, чтобы твои мучения так быстро закончились, не так ли?       Хватка ослабляется, и Вильям падает мешком на землю и жадно начинает хватать ртом воздух, заходясь в диком кашле. Ротбарт же, опустившись на одно колено, самодовольно продолжает речь: — Слышал о провале чудной идеи. Как жаль! — зелёные глаза сверкают напротив лица короля. — Но не расстраивайтесь, Ваше Величество, — он по-товарищески хлопает Вильяма по щеке, в то время как в голосе издевательски звучат нотки заботы. — У меня как раз есть идейка почуднее.       Ротбарт бросает взгляд в сторону кареты. — Ты не посмеешь, Ротбарт... — О, ты помнишь моё имя. — перебивает Ротбарт, смахивая с глаз несуществующие слёзы. — Я так тронут! — Не смей, — продолжает Вильям, с трудом проговаривая фразы всё ещё из-за недостатка воздуха. — Помни: я пощадил тебя тогда! — Отправив в позорное изгнание, — шипит колдун, с прищуром смотря на короля: зелёные глаза вновь зловеще блестят.       Однако в одно мгновение тон радушия снова возникает в голосе, взгляд светлеет от чувства собственного превосходства, и уже с улыбкой Ротбарт продолжает: — И я правда оценил твоё благородство, милый король! — он легонько хлопает Вильяма по седой макушке. — Я тоже тебя пощажу. Клятву даю, что ни тебя, ни её не убью... — колдун прищурился, и змеиная улыбка снова появилась на его лице. — Своими руками. — Но она же... — Вильям делает последнюю попытку, но рыжебородый пинает того ногой. — Ты бы знал, дорогой король, — он делает паузу, добавляя значимости собственным словам. — Как мне плевать!       Наслаждаясь отчаянием короля, Ротбарт усмехается, а затем, вновь пнув Вильяма снова, идёт в сторону Одетт. Пытаясь превозмочь боль, король пытается упереться руками о землю или дерево и подняться, однако части тела, будто прилипшие к земле, не слушаются. Силы медленно покидают его, и он вновь ощущает свою никчёмность. «Я так слаб» — звучит в мыслях, и слёзы брызжут из глаз, сливаясь с каплями дождя. — «Я даже не могу защитить то, что мне дорого». Но, даже ощущая бесполезность своих действий, король вновь и вновь делает попытки хоть как-то зашевелиться и встать с земли, чтобы хоть что-то сделать. Но слабость и отчаяние одолевают его всё сильнее, и королю всё тяжелее даже повернуть голову в ту сторону, куда ушёл колдун.

......услышанный крик уничтожает его окончательно.