Крысиный король

— Бруно! Бруно, черт тебя подери, а ну иди сюда! — У Крацвега всё ещё не хватало сил на столь длительные догонялки, и он запыхался в попытках догнать рыжего идиота. Закашлявшись, молодой человек остановился, оглядываясь. Бруно куда-то исчез. — Всё равно поймаю и убью. — Кого поймаешь и убьешь? — Будто из воздуха возник Элайотт. — Двойника твоего, Бруно. — Огрызнулся Рео и провел рукой по волосам, пытаясь отдышаться. А потом решил, что всё же не справедливо срывать злость на других, и пояснил, — Он испортил мою рубашку. Достал где-то, блять, красную помаду и расцеловал всю! Это не отмывается, Эл! В доказательство молодой человек расстегнул верхнюю пуговицу пиджака и показал пальцем на мокрое красное пятно в виде отпечатка губ у самого воротника. А затем едва заметно покраснел и отвернулся, заворачиваясь обратно в пиджак. — Каким образом Бруно это удалось? Прям серьезно, полностью расцеловал? Ты же дикий, тебя даже тронуть нельзя. — И вовсе я не дикий! — Разозлился Крацвег и поджал губы. — Извини. Я нормальный. Бруно вообще многое удается из того, что для других давно окончилось бы смертью… — Вот видишь, это значит, что ты меня любишь! — Из-за угла резко выскочил только что упомянутый Бруно и ослепительно улыбнулся. — И ты ненормальный! Но я всё равно обещал быть рядом с тобой, поэтому пойдем, я уже помыл виноград и положил его на золотую тарелку! И нечего рубашку прятать, тебе так очень идет, сразу видно, Крацвег и-иде-Альби! Не надо! Каюсь, виноват, я тебе новую куплю! Не надо! И Элайотт остался один в коридоре, слушая, как эхом раздается испуганный крик Бруно, а затем звонкий удар. Рео перестал пытаться контролировать себя. Тем же вечером в комнате вновь проходило собрание свиты, облегченно вздохнувшей от того, что их звездного мальчика не было – тот начал пугать своим «господин» в сторону Тодда и абсолютным послушанием, хотя и казалось, что это простая насмешка. Было что-то в чужом голосе, что заставляло поежиться. Разговор уже медленно переходил на более спокойные темы, когда в дверь постучали, и зашел Виктор с Крацвегом, которого едва не нес за шкирку. Виктора не было в комнате весь день, а когда он пришел, то застал Бруно и Рео, допивающих уже неизвестно какую по счету бутылку вина прямо с горла. Комната не выглядела разоренной, но рыжий толкал явно очень вдохновляющую речь и периодически разглаживал складки на рубашке второго. Рубашке со следами помады. А затем попытался поцеловать Крацвега со словами: «Я знаю, что ты сказал, что бросишь меня, как Шарлотту! Ну, один раз! Просто так! Ну ты же зашибенно целуешься! Ал, ты же знаешь, что я никому и ни за что!», едва не получив затрещину от неудавшегося любовника. И Виктор вспылил. — Хитклифф! Это ваше, забирайте. И вообще-то мы в ответе за тех, кого приручили. — Это что? — Первым отмер Невада, наблюдая, как тело пытается выпутаться из чужой хватки и бессильно бьет по руке, которая и держала его за воротник, как котенка. — Это Ал. — А какое отношение он имеет к Тодду? — Подключился Элайотт, и Невада рядом передернулся от этого тона-я-жду-сплетен. — Прямое. Я пошел, у меня ещё Бруно в приблизительно таком же состоянии. Рео, неожиданно оказавшись без поддержки, едва не упал, но удержал равновесие и проводил Виктора обиженным взглядом, бросив напоследок: «Ну и иди к черту! Кидалово!». И тут же споткнулся, сделав шаг в сторону и налетев головой на шкаф. В возникшей тишине молодой человек невозмутимо отряхнулся, с отвращением смотря на следы помады, которые даже не стерлись за вечер, и кинул мятый пиджак на спинку кровати. — Чего смотрим, чего ждем? Время видели? Тихий час давно, всем спать. — Скрестив руки на груди и прислонившись плечом к шкафу, вскинул бровь парень. В ответ Элайотт удивленно присвистнул, подскочил с места и подошел, принюхиваясь. — Ты напился! Офигеть! Ни разу не слышал сплетен о том, что ты так можешь! — Да будет тебе известно, Вуд, что я не напиваюсь. — Отчеканил Крацвег, как будто пять минут назад кого-то другого притащили сюда, как последнюю пьянь. — Я человек, воспитанный в высших кругах, и я имею представление о том, сколько можно пить, чтобы не свихнуться и не начать вести себя, как некоторые вроде-… Ты что делаешь? — Сколько пальцев показываю? — Помахал перед ним рукой Элайотт и тихо пискнул, когда её схватили, сильно сжав запястье. — Понял, понял! Сколько скажешь, столько и будет! Хочешь шесть? Я могу отрезать у кого-нибудь и приклеить! — Не драматизируй, идиот. — Фыркнул парень, отпуская чужую руку – на которой остались красные следы от силы хватки. И повернулся, вытаскивая из шкафа домашнюю одежду и затем ногой открывая дверь в ванную. — Можете сидеть хоть до утра, только освободите мою кровать. В повисшей тишине отчетливо раздался треск поломанного карандаша. Все, как один, обернулись на Тодда, выкинувшего сломанную деревяшку в мусорку и тихо процедившего: «Я его прибью». И в ответ из не закрытой до конца ванной раздалось довольное: «Я тоже тебя люблю, дорогой! Но эти ваши сатанинские посиделки явно до добра не доведут!», а затем выскочил взъерошенный Рео с криво застегнутой черной рубашкой, кинул брюки к пиджаку на кровать и подлетел к Хаяти. Ему было необъяснимо весело и хотелось сделать какую-то пакость старосте, но сначала нужно было разобраться с рубашкой. — Я видел у тебя похожую помаду. Как это исправить? Если ты скажешь, что никак, я прямо сейчас пойду и придушу ею Бруно, обещаю. — Крацвег! — Рявкнул Хитклифф, сделал два крупных шага, оттащил молодого человека за воротник, не обращая внимания на задушенный писк, и выдрал рубашку из чужих рук. — Сядь сейчас же и сиди тихо! Господи, лучше бы ты и дальше изображал умирающего… — Хорошо, хорошо. — Тут же согласился тот, падая на стул со стороны Тодда, к которому его притащили, и хитро улыбнулся, щуря глаза в сторону короля. — А дышать можно? — Я тебя сейчас придушу, и тебе не придется размениваться на это мирское действие. — Пообещал в ответ староста, угрожающе сжимая чужое плечо. Но эффект оказался абсолютно обратным, потому что Рео согласно курлыкнул и наклонил голову, потираясь о чужую ладонь щекой и будто совсем не замечая, как пальцы продавливают кожу под ключицей. — Хаяти, его рубашку как-то можно отстирать? Если нет, то просто забудь. — Думаю, можно. Давайте её мне, я попробую. Не знаю, что это за помада, но похожа на водостойкую. В целом это можно сделать. — Медленно произнесла мусульманка, будто боялась спугнуть опасного зверя. Судя по всему, так оно и было. И было непонятно, то ли бояться разозленного Тодда, то ли бесстрашного пьяного Крацвега. — А я говорила, что вы сойдетесь! Это то имя, да, Ал? — Неожиданно высказалась Ванесса. Парень даже не поднял голову, жмурясь с мазохистским удовольствием от того, как чужие пальцы перебирают по ключице и вдавливают её куда-то. Единственная проскочившая мысль о том, что он всё же действительно съехал с катушек, была принята как данность. Хитклифф знал о нем куда больше, чем остальные. Он понимал и видел куда больше, чем остальные. Маниакальное желание навредить кому-либо, сдерживаемое только силой воли, беспричинную агрессию, которая миновала только самого Тодда. Он не лез в душу, но он не делал вид, что ничего не замечает – староста помогал по мере возможностей. И Рео было всё равно, в чем причина. Король выиграл в той сделке – король получает свою награду и полный контроль над ним. В конце концов, он свихнулся уже в тот момент, когда согласился пить таблетки, зная, что ничего хорошего в этом не будет. Какая теперь разница, кто будет его контролировать? Молодой человек был даже благодарен этому откровенному вниманию, не позволяющему ему окончательно сойти с ума. Хитклифф сделал ставку на него, проявил интерес, и Рео тоже, наконец, увидел что-то кроме бесконечной пустоты. Это что-то имело только два оттенка: алый и синий. — Ванесса, мне глубоко безразлично, о чем ты сейчас думаешь, но если будешь слишком много болтать, я задумаюсь о том, что на дереве перед голубятней должны висеть два языка. Из них можно сплести фенечку, знаешь? Голуби, может, и не оценят, но сюда прилетают лесные птицы. Вороны, например. Замечательные создания. — Лениво произнес Крацвег и улыбнулся, когда хватка на плече усилилась ещё больше. Явно останутся синяки. Тодд, кажется, почувствовал движение губ, потому что перестал давить и медленно вздохнул. С пьяным телом это не поможет. — Эм… А ты всегда был таким…пугающим? — В этот момент Ванесса точно определилась с тем, кто для неё опаснее. Король, по крайней мере, не угрожает так открыто из-за шуток и верит её предсказаниям. — Это всё твой повешенный. Что он означает? Безвыходную ситуацию? Смерть? Вечные муки за главный грех? Вот теперь я отрабатываю у дьявола за это. Очевидно, под дьяволом Рео имел в виду Тодда. И тот тоже это понял, едва различимо фыркнув. Промелькнувшего отчаяния в словах все предпочли не замечать – всё же едва ли половина из присутствующих точно знала о том, что Крацвег действительно умер. И действительно почти добровольно, как суицидник. Предсказания Ванессы исполнились даже слишком буквально. — С этого момента я усилю контроль над проносом алкоголя. Уделять двойное внимание людям из окружения Альбирео. — Отчеканил неожиданно Невада и сделал пометку в блокноте. А затем чиркнул что-то ещё и добавил, — И тройное Бруно. — Эй, не трогай Бруно! Он вообще божий одуванчик! — Тут же взъелся Элайотт. — Такой же одуванчик, как и ты. Возобновить круглосуточную слежку за Вудом. Исполнитель…я. — Да ты чокнулся! — Кажется, именно об этом говорила карта? — Неуверенно произнесла Хаяти, наблюдая за тем, как Вуд полез драться к Неваде. — Да… Прогноз этой встречи – абсолютная неудача. — Мрачно заключила обиженная Ванесса, отводя взгляд от Рео, который умудрился уснуть за минуту на стуле. И никто не обратил внимания на Тодда, с кислым лицом наклоняющегося, чтобы расстегнуть криво застегнутые пуговицы на груди молодого человека и вернуть их в верные петли. Или предпочли делать вид, что не заметили, – свое поведение король не смог бы объяснить. Утром Крацвега разбудила плеснувшаяся в лицо вода. Староста с искренним возмущением процедил, какая беспросветная пьянь Альбирео, и едва заметно смягчился после пяти извинений – последнее из которых было уже на коленях. Рео слабо помнил, как оказался в комнате, и совершенно точно не помнил, чтобы ложился на кровать. И это говорило об одном – он был целиком и полностью виноват перед Тоддом и должен ему. И даже вспыхнувшее раздражение и злость на то, что его облили, не перевесила рациональную часть. *** Гром грянул, когда этого ждали меньше всего. С самого утра Рео чувствовал, что что-то с ним не так. Сначала с утра выпал снег. Он ненавидел снег так же сильно, как ненавидел свой день рождения зимой. И тот факт, что за окном уже середина ноября, разозлил ещё сильнее. Затем рубашка не застегивалась, пуговицы в дрожащих пальцах так и норовили оторваться, и в итоге парень, психанув, надел черную водолазку. Пиджак с последней попойки оказался мятым, и Крацвег решил и вовсе не надевать его. И это ему аукнулось во время случайной встречи с директрисой, которая смерила его недовольным взглядом, как последний оплот всемирного зла, от которого всё никак не получается избавиться. За завтраком разобрали весь кофе, а в обед были пережаренные зерна. Ванесса с бухты-барахты нагадала ему волшебную ночь, и молодой человек сардонически отметил, что проведет он ее как минимум в гробу. Потому что озвучивать, что Тодд не согласится с ним переспать даже из-за слов цыганки, было нельзя. Хотя это было бы как минимум волшебно. Как максимум – смахивало на приступ галлюцинаций под сильнейшим наркотиком. И совершенно точно не нужно было думать о том, в какой вообще момент он начал испытывать влечение к королю. Когда тот касался его волос, останавливая кровь из носа? Когда перетащил его пьяного на кровать? Когда признал, что Рео интересен ему? Или ещё раньше – когда коснулся его подбородка, с исследовательским интересом рассматривая следы от удушья? Молодой человек не знал, что в голове Тодда, но тот стал необъяснимо ближе. И этот факт заставлял что-то внутри сжиматься и натягиваться, как пружина – ещё немного, и прогремит взрыв. Занятия Рео отсидел с трудом. Хотя бы на них его не трогали, но Хитклифф постоянно оборачивался и бросал странные взгляды, как будто что-то хотел спросить, но не решался. Это было бы похоже на правду, если бы парень не знал, что крысиный король просто мнительный идиот с обостренным чувством контроля, и вероятнее всего Ванесса нагадала «опасность», которая с недавних пор прочно ассоциируется у Тодда с ним. И это раздражало ещё больше. Он больше не хотел терпеть эту фазу знакомых со сложной историей – то животное чувство, которое он когда-то испытывал к Виктору, стало чем-то большим по отношению к старосте. И Крацвег даже пытался наладить их общение. Хитклифф наблюдал за ним со странным весельем, провоцировал на агрессию и часто спрашивал о том, как всё устроено в высшем свете. Молодой человек, очевидно, понимал, что это не просто попытка в диалог – это желание узнать все самые грязные подробности от самой богатой семьи. Испытывал ли Тодд от этого какое-то удовольствие? Или собирался свергнуть власть и устроить революцию? Во второе верилось больше. Ещё больше начали раздражать Дастин и Невада. Первый постоянно мешал, пытался поставить подножку, толкнуть – делал всё, чтобы усложнить ему жизнь. Рео пытался понять, почему тот это делает, но не мог. Невада же с равнодушной вежливостью слишком напоминал аристократию. Парень был уверен, что тот с таким же безразличием убил бы, если бы захотел. Он был опасен, и это раздражало. Крацвег был в шоке, как с таким количеством «раздражает» за день он всё ещё не сорвался. Свой отпечаток накладывала и застарелая злость. Злость на мир, на родителей, на «друзей», которым его судьба оказалась в итоге совершенно безразлична. Настолько, что через год лечения он даже не мог вспомнить их имени. И на Шарлотту. Она ему так и не написала. Через Виктора молодой человек узнал, что они приехали, и всё у них хорошо, и это бесило. Да, они оба знали, что эта переписка не продлилась бы долго, это была наглая ложь. Но Рео не выносил того, как она исступленно целовала его, обещала писать, билеты на концерт, а затем уехала и исчезла из жизни. Чувство, что тебя использовали, ужасно разъедало изнутри. И заставляло думать, что все вокруг тоже тебя используют, но даже боятся признаться в этом. И было ещё что-то…какое-то чувство, название которому парень дать не мог, как и определить, к чему оно относится. И поэтому Крацвег просто мысленно запихнул его куда подальше, не обращая внимания на ноющую боль где-то внутри. *** — Тодд! У девочек проблема, кто-то потерял учебник. — Постучалась в комнату Хаяти, когда Рео читал латинский перевод. — Босс! Мне сказали, что кто-то подрался, серьезных травм нет, но есть риск того, что дело касалось богаче–извини, Ал, не в обиду будет сказано. — Влетел через пятнадцать минут Элайотт. — Тодд, Терренс опять поспорил и подрался с каким-то парнем с музыкального факультета. Я ему сделал выговор, но это уже не помогает. Можно я его тресну? — Когда Крацвег пытался перевести странные русские поговорки «Голод – не тетка» и «ежу понятно», размышляя о том, что может быть понятно ежу, и какая связь между голодом и женщиной, пришел с докладом Невада. Почувствовалось приближение головной боли. Головная боль усилилась, когда Ванесса вновь придумала гениальный способ гадания и начала упражняться на нем, мыча над головой и раскладывая деревяшки – «Это скандинавские руны, оболван!» – по всем горизонтально лежащим поверхностям. И в руке сломалась ручка, когда этот же обряд начали проводить над Хитклиффом, показательно ещё громче мыча, потому что: «Ты такой безразличный, Ал! Вот поэтому руны и говорят, что ты останешься без девушки!». Когда в дверь вломился Дастин, а следом за ним влетел запыхавшийся Элайотт, Рео понял, что с него хватит. — Блять, да вы издеваетесь! — Вскочил парень, цепляясь ногой за стул и роняя его. А затем и так опасно шатавшаяся стопка тетрадей качнулась и развалилась, разлетевшись по всему рабочему месту. — Вам тут проходной двор или что?! Босс не принимает, всё, валите нахуй! Вуд, ты уже был здесь, так что пиздуй обратно и возвращайся, когда соберешь хотя бы три сплетни! А не по одной, блять, таскай. Дастин, ты тут вообще нахуя?! Что у тебя-то случилось?! Пословицы русские не переводятся?! Ебись к Виктору, он переведет! Шпрехен зи дойч, нет? Ну и ауфвидерзейн! Хитклифф, неужели нельзя было устроить приемный пункт где-нибудь в другом месте?! И табличку повесить с часами приема! И чтобы крупными буквами НИ-КО-ГДА! — Нет, нельзя. Если ты не помнишь, то я напомню – ты сам переехал ко мне в комнату, разругавшись со своим прошлым соседом. И это мои люди, они могут спокойно ходить туда, где я живу, и просить совета. — Ответил спокойный, как удав, Тодд и скрестил руки на груди, закидывая ногу на ногу и недовольно стуча пальцем по предплечью. — Ах, в этом тоже я виноват, да? — Злость, клокотавшая внутри, выросла до невозможных пределов. — Ну извини, что меня попытались убить, и я решил сбежать в свободное помещение! Искренне прошу прощения, что вообще довел своего соседа до того, что тот захотел меня убить! Это определенно моя вина, что я сидел год за решеткой, как сервиз, который достают раз в десять лет на юбилей, и даже не додумался вспомнить тех, с кем учился! И я виноват в том, что они мне ни разу не написали. Ох, как же я забыл! Мне стоит извиниться ещё и за то, что я вообще позволил забрать себя из академии и травить гребаным ядом на протяжении, сука, целого года! В чем ещё моя вина? Может быть, это я убил твоих родителей? В трехлетнем возрасте пробегал мимо с керосином и решил поджечь его? Давай, гениальный мой, скажи ещё что-нибудь вдохновляющее, у тебя замечательно получается. Рео попытался снять пальто с вешалки, но дернул слишком сильно, и то свалилось под ноги. В край взбешенный молодой человек просто переступил его и выскочил из комнаты, не замечая никого вокруг. Руки так привычно зашарили по карманам, что стало страшно. И в какой-то момент Крацвег вышел на смотровую площадку, где стояло двое парней, кажется, из их группы. И совершенно удачным образом у них оказалась новенькая пачка сигарет, которой они не преминули поделиться – в голове стоило отметить, что он должен им денег. Наверное. Он даже не стал думать о том, насколько это вредно. Едва ли вреднее белладонны в крови. *** Мокрый снег застревал в обуви, глупые снежинки оседали и таяли на волосах, и Рео едва не промок насквозь, пока шел к голубятне. До самой ночи он не планировал возвращаться в комнату – было просто невыносимо. Невыносимо больно думать о том, что там может оказаться снова безразличный ко всему Тодд, который испугался какого-нибудь очередного расклада Ванессы и решил, что теперь он ведет аскетичный образ жизни. Карман брюк теперь грели не таблетки, а сигареты. Парень бросил их год назад, когда подсел на нейролептики, но теперь других безопасных для других людей способов нет. Даже алкоголь крысиный король начал контролировать так, будто он, как минимум, инспекционная дружина. Еще чуть-чуть, и он будет готов бросаться на людей. Раньше такого не было. По крайней мере, в академии. Нога внезапно провалилась в лужу, и Рео, сматерившись, выскочил обратно на тропинку, прислонился к дереву перед голубятней и вытащил сигарету, пряча от мокрого снега и поджигая. Зажигалку он честно выпросил у тех же студентов, чьих имен уже не помнил. Сверху спланировал Альгораб и приземлился на плечо, пытаясь клювом вытащить сигарету из человеческих рук. — Успокойся, птица. Это не тебе. — Шикнул парень, согнав недовольного ворона с плеча на спинку ближайшей скамейки. Это было больно. — Да-да, я снова без вкусного. Знаешь, Альгораб… никому мы тут не нужны, как всегда. Но в этом ведь нет ничего такого? Никто никому не нужен, это так, временный союз с целью получения взаимной выгоды. Даже как-то обидно, что свою выгоду ни в одном типе социальных связей я ещё не получил. Идиотские мысли совсем… Ветер продувал тонкую водолазку, и Крацвег поежился, тем не менее, не двигаясь с места. Было приятно просто стоять, смотреть на сизое небо и чернильные тени деревьев вдали. Теперь ему даже нравится этот чернильно-черный. Пожалуй, на паре картин он бы его отобразил. Или даже не на паре. Жаль, что он не привез ни холсты, ни краски. Хотя едва ли другие поняли бы ту задумку, что он хотел написать. Лучше бы не стало. — Как у тебя дела, Альгораб? Расскажи что-нибудь. — Альгораб хорошо. Оскар домой. — Прокаркал ворон в ответ. Рео улыбнулся и тихо шикнул, когда сигарета сгорела до фильтра и обожгла пальцы. Уронил и затоптал окурок в сыром снегу. — Мы не поедем домой. У нас больше нет дома, Альгораб. Ворон, каким-то образом поняв, что беседа закончена, улетел. И парень размял шею, отталкиваясь от дерева и доставая ещё одну сигарету. Но не успел её поджечь, как чужие холодные пальцы вытащили из руки, а затем на плечи упало что-то большое и теплое. Крацвег поднял глаза и тупо уставился на Тодда, рассматривающего сигарету с абсолютно нечитаемым взглядом. — Ты что тут делаешь? — Милая птичка. А вещичка так себе. Давай я заберу это лучше. — И Хитклифф требовательно вытянул руку, в нетерпении дергая пальцами. Парень смерил старосту холодным взглядом и продел рукава в принесенное пальто, только замечая, насколько он продрог. — Сам вытаскивай, если хочешь, чтобы я начал кидаться на людей. — И раскинул руки, наклоняя голову и скептично выгибая бровь. — Не птичка, а Альгораб. Позволю себе вольность сообщить, что ты лишаешь меня единственной возможности скинуть напряжение. Ты методично лишаешь меня всех способов, и я не уверен в том, что смогу держать себя в руках. Тебе хочется отмывать чью-то кровь со стен? — Уж с одним тобой я как-нибудь справлюсь. Придумаем способ, в конце концов. Как будто у тебя нет идей. — Хмыкнул крысиный король и сделал шаг вперед. Не отводя взгляда от лица, он медленно коснулся ткани чужих брюк и провел рукой выше, нащупывая пачку. Засунул длинные холодные пальцы в карман и вытащил сигареты с зажигалкой, а затем на всякий случай прощупал и второй. Рео подавился собственной мыслью, тяжело сглатывая и глазами с расширившимися зрачками смотря на Тодда. Синие радужки потемнели, и молодому человеку вновь почудился ржавый отблеск в них. Когда чужие руки медленно исчезли, парень всё ещё боялся пошевелиться. Король внезапно щелкнул зажигалкой и поджег вытащенную ранее сигарету, пряча остальное к себе в карман и затягиваясь. — Вот так ты справляешься с людьми? Куришь их сигареты прям перед носом? — Крацвег, как завороженный, проследил взглядом за элегантным движением чужой кисти, стряхивающей пепел, и прокашлялся. Голос охрип, и нельзя было точно сказать, из-за чего. — Я думаю, мы с тобой договоримся. — Улыбнулся уголком губ Хитклифф, выдыхая сизый дым. — Так зачем ты здесь? — Отчасти всё же это я виноват. Я заставил тебя так быстро отказаться от таблеток, наплевав на синдром отмены. И забил на то, что ты переживаешь. Порадовался своему выигрышу и всё. — Тодд не выглядел ни капли раскаивающимся, смахивая снежинки с рукава серого пальто и игнорируя упавший вместо них пепел с тлевшей сигареты. — Но, полагаю, мне стоило отнестись к этому чуть серьезнее. Хочешь, я отошлю Дастина? Ты абсолютно прав, он целиком и полностью бесполезен. Я им прикрывался сначала, думал, вдруг нападут. А он даже слабее тебя, разве что массой задавит. И лишь тянет нас вниз. В конце концов, я должен со вниманием отнестись к своему выигрышу и взять за него ответственность. Если тебе не нравится эта бесполезная масса, то придется от неё избавиться. Так что думаешь? Рео предпочел бы сейчас не думать. Его колотило и разрывало изнутри от чувств. Король был красивым. Чрезвычайно красивым в этом пальто, с тлеющей сигаретой в руках, со снежинками на темных вьющихся волосах. Молодому человеку хотелось запечатлеть эту картину, нарисовать чернильно-черным тени, отобразить пронзительно синие кристальные глаза и вывести каждую линию. Крацвег чувствовал, что это – его картина. Мрачная, таящая в себе опасность, но прекрасная. Едва ли он мог вернуться к натюрмортам и пейзажам, едва ли мог писать портреты с обычных натурщиков, но здесь и сейчас он жадно впитывал каждую грань и ледяной отблеск света на чужом лице. Жизнь Рео разрушила его семья и вместе с тем уничтожила и то вдохновение, любовь к искусству. И тем, и другим завладел Хитклифф, сам не зная об этом, позволяя доламывать и создавать из мусора что-то новое, неправильное и кривое. Крацвег чувствовал себя полностью неправильным. Чувства обострились до предела, и вся злость ухнула куда-то вниз, сменившись желанием. Желанием быть кем-то незаменимым для Тодда. Парень не был уверен, что король понимает, насколько проник в его сознание. И насколько это пугающе. — Да. Хочу. — Сглотнул Рео. — Я хочу, чтобы ты его отослал. И я хочу, чтобы ты запретил вламываться им всем в комнату в любой момент, кроме экстренных случаев. И я хочу, чтобы ты взял ответственность за меня ещё в кое-чем. —М? Ты успел ещё что-то натворить? — Вскинул бровь крысиный король, делая очередную затяжку. И молодой человек, дождавшись, когда тот задержит дыхание, с тихим: «Да» сделал шаг, обхватывая ледяной ладонью чужой затылок, притянул его к себе и прижался к губам Тодда, приоткрывая собственные и глотая дым, выдыхаемый им. Сердце стучало где-то в ушах, нарушая связи между нейронами, а в районе живота что-то тяжело рухнуло. Хитклифф напротив не двигался, то ли просто позволяя этот странный поцелуй, то ли находясь в состоянии шока. Рео решил не проверять, отодвигаясь и тут же разворачиваясь в сторону академии. Он знал, что прямо сейчас в его спину устремлен чужой взгляд, но разгадать мысли его владельца был не в силах. Он не должен был этого делать. Вернувшись в комнату, Крацвег сбежал в горячий душ, отогреваясь и размышляя о том, почему король предложил устранить Дастина. Рео просто сорвался на нем, хотя не мог отрицать, что этот человек ужасно раздражает его своей позицией интерьерной лампы, которую даже не включишь, потому что она не вставлена в розетку и в неё не вкручена лампочка. Но Тодд не стал бы делать того, чего не хотел. И вывод нарисовывался один: он просто нашел причину. Но Хитклифф этого и не скрывал, он использует его, как удобный предлог. Как будто извиняется за то, что не может пригласить в гости, потому что дома собака, которая почему-то не любит конкретно одного человека – ну что ты с этим сделаешь? Скажешь собаке, что этот человек нормальный? Нет. И король не говорит своему питомцу подопечному, что Дастина нужно терпеть. Он просто говорит, что ничего не может поделать с этим созданием. Но какие же у него нежные губы. И волосы, вьющиеся, мягкие, как шелк. Рео резко вывернул кран в сторону холодной воды, остужая мысли и злясь на самого себя. Не стоит думать о том, чего случиться больше не может. Он и без того позволяет себе многое по отношению к Тодду. Как бы не обжечься. В комнате никого не было, и Крацвег, недовольно поджав губы, убрал устроенный днем беспорядок, а затем лег в кровать и отвернулся лицом к стене, тем не менее, не выключая свет, а лишь приглушая его. И сквозь дрему гораздо позднее услышал, как вернулся Хитклифф, зашуршал одеждой, а затем подошел к его кровати. По волосам скользнули чужие пальцы, провели нежную полоску вниз и на секунду сжались вокруг шеи, а затем исчезли, и король лег в собственную постель. Что-то внутри нервно перемкнуло, не давая ещё долгое время уснуть окончательно. На завтраке Дастина не было, а место по левую сторону от Тодда пустовало, пока Ванесса не потянула Рео и не усадила туда, присаживаясь рядом и предлагая в очередной раз вытянуть карту дня. Перестановка за столом не осталась незамеченной ни для кого. Король признал чужую верность. И лишь Крацвег понимал – это молчаливое согласие. Хитклифф не был против того поцелуя. Признание не столько своим среди общества, сколько своим в самом собственническом смысле – Тодд сделал ход в том их договоре.