Старший брат / DaGe 大哥 Brother

Перевод: ksee_sem Вэй Цянь не открыл глаза, но тихо отозвался. Госпожа Сюн установила рядом с диваном уникальный светильник для чтения. Вэй Чжиюань протянул руку и включил его, и теплый свет сразу же разлился по дивану, осветив его полностью. Свет не был излишне слепящим, не был излишне желтым. Он был словно солнечный свет в зимний полдень, создавая именно тот уют, который "добавляет немного комфорта откуда ни возьмись". Вэй Чжиюань впервые включал этот светильник и не сразу нащупал выключатель, после чего на мгновение остолбенел: свет словно покрыл тело Вэй Цяня легким золотистым шлейфом, а шарф, который тот не успел снять, казалось, превратился в снежный ком, скрыв половину подбородка. Вэй Цянь отвернул лицо в сторону и вытянул руку, прикрывая глаза от света. Тень от его руки соединилась с тонкими бровями, создавая иллюзию вороньих крыльев на лице. Скрытое очарование с таящимся внутри светом. Сердце Вэй Чжиюаня бешено забилось. Желание и разум всегда были двумя противоборствующими силами в его сердце. У второго есть тысяча рациональных доводов, но у первого есть только один - желание любить и отпустить все то , что разбивает сердце. В это время Вэй Чжиюань почувствовал, что вся тысяча доводов в его сознании рушатся, и остается лишь один одинокий маяк, похожий на заброшенный столб. И его застывший свет направлен только на одного человека. Горло юноши непроизвольно сжалось от спазма, но через некоторое время он взял себя в руки, подавил свои эмоции и легонько толкнул Вэй Цяня, прошептав: "Иди спать в свою комнату, здесь холодно". Вэй Цянь сжал его руку и слабо покачал головой. Вэй Чжиюань внимательно посмотреть на его лицо: "Гэ, сколько ты выпил? Может хочешь стакан воды?". Вэй Цянь снова покачал головой, его брови вдруг нахмурились, а через пару секунд он глубоко вздохнул, приоткрыл глаза, взглянул на Вэй Чжиюаня, затем взмахнул рукой и сказал: "Оставь меня в покое, иди спать". Вэй Чжиюань пристально посмотрел на него: «Что с тобой?». Вэй Цянь долго молчал. Он чувствовал, что очень устал и не хотел ни с кем разговаривать, а особенно ему не хотелось иметь дело с детьми. Возможно, ему было не по себе, а может, просто из-за того, что был пьян, Вэй Цянь отвернул голову в сторону, а Вэй Чжиюань с удивлением заметил, как по лицу гэ промелькнула тень беззащитности. Вэй Цянь хрипло пробормотал: «Мне немного не по себе». Но как только он произнес это, то сразу пожалел о своих словах. Вэй Цянь почувствовал, что случайно позволил открыться какому-то затвору в своем сердце, и из-за этого на поверхности образовалась небольшая трещина. И он тут же, приложив усилия, заблокировал эту трещину стеной, возвращаясь в привычное состояние и опасаясь, что мог остаться намек или малейший след на нее. Он прикрыл глаза и замолчал, притворившись, что у него кружится голова, или он пьян, или хочет спать. Вэй Чжиюань какое-то время подождал, но, к сожалению, не дождавшись каких-либо дальнейших действий, тихонечко встал, сходил в комнату Вэй Цяня за одеялом и накрыл им дагэ. Потом налил стакан кипяченной воды и ушел. Он пошел на кухню, сварил миску риса, затем нарезал немного ветчины, овощей, зелени, взбил яичный белок и некоторое время проварил все на огне. Когда зерна риса стали мягкими и липкими, а масса превратилась в бело-молочный рисовый суп, он еще раз перемешал его ложкой, слегка посолил и выключил огонь. Вэй Чжиюань умел готовить множество простых вечерних перекусов. Когда он рос, то часто просыпался посреди ночи от голода и привык вставать в поисках чего-нибудь съестного. "Если тебе плохо, то не нужно терпеть, просто съешь пару ложек пока горячее и будешь в порядке", - Вэй Чжиюань сунул ложку в руку Вэй Цяня, сам сел ближе к лампе, взял книгу и молча стал читать. Теплый воздух от каши ударил ему в лицо, обдав приятным ароматом. Вэй Цянь на мгновение остолбенел, потом, шурша одеялом, сел, взял кашу и съел. Его холодные бледные кончики пальцев нагрелись от палящего жара фарфоровой миски и покраснели, а "камень", отягощающий желудок, чудесным образом пропал. "Дом" - это такое слово, которое тщательно растворилось в этой маленькой кастрюльке с рисовой кашей, пока она медленно варилась на огне. Казалось, это лучшее лекарство от всех болезней, и после его приема человек действительно будет чувствовать себя лучше. Вэй Чжиюань оставался с ним все время, пока Вэй Цянь не встал и не ушел спать в свою комнату, затем помыл посуда, выключил свет и вернулся в свою комнату. Под его кроватью стояла картонная коробка. Хотя он только недавно переехал в новый дом, в этой коробке уже скопилось много вещей. Сверху лежала старая, пожелтевшая фотография Вэй Цяня, а внутри - десяток порнографических журналов, большинство из которых он даже не открывал. ...Журналы были...специфичные...без единой женщины внутри... Вэй Чжиюань сначала, чисто из любопытства, пролистал два журнала, но вскоре потерял интерес и к ним, и к физиологическим реакциям организма, которые они вызывали. Однако, так как Вэй Чжиюаня разрывали две противоречивые эмоции, он всегда иррационально держал эти похожие на бомбы журналы, под своей кроватью, рядом с собой. Хотя он и продолжал их прятать, в своем сердце он всегда смутно ощущал безумное желание - он надеялся, что дагэ их найдет. Он жаждал быть раскрытым. К сожалению, Вэй Цянь относился к нему очень доверчиво, поэтому никогда не рылся в его вещах и ничего не обнаружил. Но теперь, когда конфликт в сердце Вэй Чжиюаня разрешился, то он принял решение избавиться от всех этих "вещей". Он решил вновь стать сильным и держать ситуацию в своих руках, шаг за шагом, постепенно, продвигаясь вперед так, как умел только он. Вэй Чжиюань вытащил из коробки фотографию дагэ и положил ее в свою сумку, а на следующий день собрал все журналы, которые лежали у него под кроватью, перемешал их с другими ненужными книгами и избавился от них. Жаль, но на этот раз удача, как оказалось, отвернулась от него. Кровать Вэй Чжиюаня была низковата, и картонную коробку пришлось перевернуть на бок, чтобы вытащить ее. Утром Сяобао проснулась рано и зачем-то звала его. Он отвлекся на нее и не заметил, как один из журналов выпал из коробки и остался валяться под кроватью. Вэй Чжиюань, предусмотрительно, решил убедиться в том, что под кроватью ничего "подозрительного" не осталось, поэтому взял длинную вешалку и, вытянув руку стал водить ею под кроватью. Однако, когда он добрался до самого дальнего угла, вешалка зацепилась за ножку кровати. Он потратил уйму времени, чтобы с трудом отцепить ее. А выпавший журнал, аккуратно лежащий возле этой же ножки, превратившись в "слепое пятно", так и остался не обнаруженным. Когда выпал снег, наступили зимние каникулы. Вэй Чжиюань снова отправился в тренировочный лагерь. Сун Сяобао чувствовала себя виноватой, ведь с тех пор как Вэй Чжиюань перепрыгнул через класс и больше не был ее одноклассником, ей казалось, что на самом деле ее эргэ перепрыгнул в другое измерение, и жизнь его изменилась в худшую сторону. По вечерам он никогда не смотрел телевизор, у него не было ни зимних, ни летних каникул, он уходил на рассвете, а возвращался уже затемно. И это продолжалось на протяжении нескольких лет. Вернувшись домой, он только и делал, что помогал бабушке и дагэ по хозяйству, а остаток времени прятался в своей комнате, решая задачи и делая вычисления. Сун Лао Тай больше не ходила собирать металлолом, но она по-прежнему ежемесячно продавала пачки исписанных тетрадей с вычислениями и записями Вэй Чжиюаня, а на вырученные деньги покупала большую миску жареных улиток. По сравнению с Вэй Чжиюанем Сун Сяобао, обычная девушка, была отстающей ученицей. Тем не менее у Сяобао не было проблем с ее эргэ, в основном потому, что Вэй Цянь часто лишал ее карманных денег, но не Вэй Чжиюань. Так что Вэй Чжиюань стал для нее основным источником дохода на еду и питье, и покрывал половину ее расходов на жизнь. На 24-ый день 12-го лунного месяца уже начинались празднования Нового года, а Вэй Цянь в офисе ссорился с Лао Сюном. Друг Лао Сюна рассказал им об одном загородном проекте. Местные власти выделили участок земли под строительство, который стал "лакомым кусочком" на рынке недвижимости, и несколько жилых участков вокруг него превратились в объекты пристального внимания. Лао Сюн был довольно беспечен и не собирался вмешиваться, он позволил Вэй Цяню самостоятельно реализовать свои идеи и набраться опыта. В итоге "идеи" привели их к неприятностям. Вэй Цянь практически сошел с ума по этому участку земли. Он был словно одержим им и не мог думать ни о чем другом. Сейчас, когда была середина зимы, начинать строительство на севере было невозможно. Но зато сейчас было самое подходящее время для приобретения новых земель и прохождения различных предварительных процедур перед строительством. Если эффективность будет высокой, то строительство можно будет начать сразу же, как только растает лед весной в следующем году. По этому поводу Вэй Цянь уже более полумесяца спорил с Лао Сюном в его кабинете. Сань Пан играл в "Тетрис" в доме Лао Сюна, а Старый Медведь ловко вытряхивал пепел от благовоний из кадильницы. Вэй Цянь сидел напротив него и смотрел на неторопливого Старого Медведя, желая, чтобы большой пальмовый лист сдул весь пепел благовоний прямо ему в грудь и лицо. "Ты даешь мне 30 миллионов, и я обещаю сделать это для тебя". Лао Сюн поспешно сложил ладони домиком, тщательно оберегая благовония от потока воздуха, и сказал Вэй Цяню с грустным лицом: "Не беря во внимание факт можешь ли ты это сделать или нет, ответь мне: ты действительно думаешь, что твой гэ выглядит так словно у него есть 30 миллионов?". Вэй Цянь: "Это не проблема, разве ты не говорил...". Лао Сюн махнул рукой, подавая знак замолчать, аккуратно чиркнул спичкой, зажег благовоние, закрыл крышку кадильницы и принюхался, затем покачал головой и несколько раз моргнул, сморщив нос, словно собирался чихнуть - этот дурень использовал целебную кадильницу как табакерку. Затем он с почтение вдохнул аромат и оценил высокий уровень аромата: "Какое благоухание!". Вэй Цянь закатил глаза. Тогда Лао Сюн, заикаясь, сказал ему: "Молодый человек, если ты позволишь славе и богатству завладеть тобой, то тебе будет очень трудно найти дорогу на север". Вэй Цянь закинул ногу на ногу и тяжело откинулся на спинку стула, скрестил руки на груди, и, с пульсирующей веной на шее, смотрел на Лао Сюна. "Я уже не один раз говорил тебе, что ты слишком торопишься в погоне за прибылью. Неужели ты думаешь, что после нескольких поездок на тебя снизойдет озарение? - Лао Сюн поэтично продолжил, - Я прочитал все написанные тобой технико-экономические обоснования, и, к сожалению, все они - ерунда. Там большой жирный кусок мяса, и каждый старается откусить от него. Но никто не пытается проанализировать, чем он будет его кусать? Скажи мне, у тебя что зубы из золота или нефрита?". Сань Пан друг вздрогнул. Лао Сюн посмотрел на него: "Что с тобой?". Сань Пан ответил: "Не мог бы ты сменить тон, начальник Сюн? Когда ты так говоришь, мне кажется, что по мне ползают сотни улиток. Это так неприятно". Лао Сюн: "...". Сань Пан прошептал Вэй Цяню: "Боже мой, Цянь-эр, 30 миллионов юаней, это не 3 000. Ты раскрыл рот слишком широко, ты же не лев. Ты перепугал меня до смерти". Лао Сюн отреагировал на эти слова стоном: "Цянь-эр, будь у тебя хоть половина стабильности и дипломатичности присущей Сань-гэ, то, с твоим-то умом, в будущем, ты бы стал великим человеком". Сань Пан хлопнул себя по бедру: "Верно подмечено!". Через минуту Сань Пан понял, что слова были сказаны неправильно: "Подождите, разве эта фраза не звучит для меня как оскорбление? Разве это не означает, что я недостаточно умен?". "Это называется "быть мудрым как дурак", - утешил его Лао Сюн и продолжил, обращаясь к Вэй Цяню, - Учитывая сколько людей нацелены на этот кусок земли - ладно. Даже если твой Сюн-гэ, будет человеком, а не собакой, и найдет эти 30 миллионов юаней, ты уверен, что тебе их хватит "на все про все"? Не мечтай, малыш, ты даже землю не сможешь купить на эти деньги, верно?". Вэй Цянь на мгновение замолчал, а затем сказал глубоким голосом: "Ты хочешь сказать, что мы еще не готовы, у нас нет сил сражаться, да?". Лао Сюн почувствовал зуд после дыма благовоний, поэтому он наклонил голову, высморкался и тихо произнес: "Ты только сейчас это понял? Тогда тебе пора купить очки". Вэй Цянь проигнорировал его замечание и резко взглянул прямо в глаза Лао Сюну: "Шеф Сюн, по твоим словам, мы никогда не будем готовы. Сливы, которые никто не собирает на дороге - горькие. И у каждого хорошего проекта есть свой привкус. Пусть этот - всего лишь маленький проект в городе третьего уровня. Такой, на который большие консорциумы и крупные государственные организации даже не посчитают нужным взглянуть. А для нас - это самый низкий и самый доступный предел, на который мы можем пойти прямо сейчас. Это шаг, который ты даже не хочешь сделать, и, рано или поздно, ты останешься позади, по правилам игры, и у тебе больше не будет возможности вступить в нее. Разве ты не заметил? Цена на землю растет ежедневно. Можешь ли ты быть уверен, что она не будет расти быстрее, чем сейчас? А что, если потом будет слишком поздно?". Лао Сюн спокойно ответил: "Такова судьба". Вэй Цянь яростно хлопнул по подлокотнику стула: "Если бы я только и делал, что подчинялся судьбе, то не прожил бы достаточно долго, чтобы сидеть здесь и спорить с тобой!". Лао Сюн не стал ему возражать, пребывая в той же расслабленной позе он спокойно спросил: "Пусть даже мы сейчас примем в этом участие, то как ты это видишь? У тебя есть квалификация? Сможешь ли ты разработать проект? У тебя есть связи в местном правительстве? Сможешь ли ты получить кучу лицензий? У тебя достаточно денег? Ты найдешь у кого занять еще 18 миллионов юаней? А если земля будет выставлена на аукцион, сможешь ли ты его выиграть? Если ты раньше никогда не играл в покер, то имея фишек только на 80 центов, крупье все равно разведет тебя на крупную ставку". Вэй Цянь: "Все, что ты перечислил - это проблемы, но это не что-то невозможное". Услышав это, Лао Сюн сразу же слегка надавил на стол перед собой: "Ну, и где ответы? Скажи мне!". Вэй Цянь сделал паузу. Лао Сюн затаил дыхание: "Я действительно восхищен твоим стремлением использовать возможности несмотря ни на что, но... молодой человек, будь более приземленным!". По обе стороны делового стола сидели молодой человек, возрастом чуть больше двадцати лет, и мужчина, за тридцать. В итоге, победил тот, кто был старше. Лао Сюн широким торжественным шагом удалился, чтобы позвонить по телефону и узнать у своей госпожи, что купить на ужин. Сань Пан подошел к Вэй Цяню и похлопал его по плечу: "Эй, молодой человек, пойдем". Вэй Цянь стряхнул его медвежью лапу: "Убирайся отсюда, хватит язвить". Холодный, сильный снег запорошил весь город. Веселый Сань Пан и встревоженный Вэй Цянь были похожи на странную и несчастную пару, идущую домой с двумя сумками, набитыми различными ингредиентами и овощами для хотпота, который они приготовят дома. По дороге Сань Пан спросил у Вэй Цяня: "Разве ты не мечтал стать ученым в белом халате и работать в лаборатории? Почему ты не сдал экзамен, чтобы поступить на аспирантуру в этом году?". Вэй Цянь, казалось, думал о другом, и был удивлен таким вопросом: "А я что тебе не рассказал?". Сань Пан: "Ах, ты - крыса, как только выпустил когти, так сразу забыл про них, да?". Вэй Цянь призадумался, и на его озадаченном лице появилось легкая ироничная улыбка: "В детстве я был глупцом и думал, что хочу стать ученым, когда поступлю в университет. Теперь я осознал свою ошибку и старательно работаю над тем, чтобы ее исправить". Сань Пан, сам не понял почему, вдруг с надеждой спросил: "Работаешь над исправлением технических проблем и движешься к намеченной цели?". Вэй Цянь слегка улыбнулся и вздохнул: "Стремлюсь к исправлению маршрута и держусь подальше от несбыточных мечтаний и страны Утопии. И, да, я все еще не верю, что этот проект невозможен". Сань Пан больше ничего не ответил, и радость от того, что он нес в руках два килограмма мяса, померкла, как свет, а сердце захлестнула волна разочарования от того, что все было напрасно. В воздухе так и веяло этим разочарованием. В этот момент кто-то позади них крикнул: "Гэээ!". Сань Пан и Вэй Цянь обернулись и увидели, что это был Вэй Чжиюань. Вэй Чжиюань ехал на велосипеде, через плечо у него был перекинут школьный рюкзак, его дополнительное занятие закончилось несколько минут назад. Вэй Цянь тут же беззаботно сложил свою сумку в корзину велосипеда, запрыгнул за спину Вэй Чжиюаня и похлопал его по талии: "Езжай побыстрее, дай толстяку немного побегать". Вэй Чжиюань сразу же резко закрутил педели. Сань Пан кричал и ругался, когда пытался догнать их, а потом совсем отстал. Туман на лице Вэй Цяня немного рассеялся, он рассмеялся, поднял голову и увидел, что уши Вэй Чжиюаня замерзли и покраснели. Тогда он накрыл их своими руками в перчатках. Велосипед, который до этого ехал легко и устойчиво, от этого жеста вдруг сильно вильнул, а уши Вэй Чжиюаня под ладонями дэгэ покраснели еще больше. К сожалению, дома настроение Вэй Цяня вновь было испорчено: ему показали табель с отметками Сун Сяобао перед зимними каникулами, а вместе с ним пришли разочарование и неудовлетворенность. За этим последовал возглас: "Сун Сяобао!". Вэй Цянь хлопнула по столу табелем сестры. Хотя Сун Лао Тай тоже ненавидела тот факт, что "железо нельзя превратить в сталь", перед абсолютно раздраженным лицом Вэй Цяня старушка бессознательно играла роль миротворца. С одной стороны, она ругала Сяобао: "Я же говорила тебе, что это для твоего же блага. Как эта девочка может быть такой неспособной?". С другой стороны, она пыталась задобрить Вэй Цяня: "Гэ Сяобао, я слышала, что в их школе есть часы, когда вместе с домашними заданиями можно сдать работы выполненные на каникулах, чтобы наверстать упущенное. Не раздражайся слишком сильно...". Вэй Цянь вдруг вспомнил, про участие Сун Сяобао в той танцевальной команде. По мнению Вэй Цяня, танцы - это хобби. Если бы Сун Сяобао была такой же, как Вэй Чжиюань, то что там до занятий танцами, она могла бы даже прыгать с тарзанки весь день, и Вэй Цянь бы не возражал. Но сейчас Сун Сяобао играла с очень важными вещами - с терпением Вэй Цяня. Вэй Цянь критически посмотрел на Сяобао, которая стояла и не смела даже поднять голову. Ее внешний вид был неприятен для него - на дворе зима, а Сяобао была одета в красный джемпер и короткую клетчатую юбку. Ее длинные шелковистые волосы рассыпались по плечам, и она отказалась их заплетать ради красоты. Когда она улыбалась, ее тонкие брови и глаза начинали обретать форму, губы становились алыми, а белые зубы на овальном лице создавали классический образ красивой девушки. Девушка, в свои неполные восемнадцать лет, обладает очаровательной красотой, которая вот-вот расцветет в полную силу. Вэй Цяню это совсем не нравилось. Он считал, что у хорошей девушки должны быть короткие волосы, она должна носить мешковатую школьную форму, которая плохо сидит на ней, брюки с длинными штанинами и надевать пиджак с подолом ниже колен. Похоже, что только простота и уродство, делающие ее неотличимой по полу между мужчиной и женщиной, с длинной талией и короткими ногами, были для него внешностью порядочного человека. Он снова неосознанно подумал о девушке, которую встретил в тот день в доме невестки Сюн. Женская красота, в первостепенном ее виде, вызывала у него неприятные ощущения. Эта красота ассоциировалась у него с чем-то плохим, грязным и липким, и, когда она появилась в Сяобао, Вэй Цянь начал ощущать нарастающий панический страх. Он чувствовал, что Сяобао нарушила границе его психологической безопасности и заставила его выйти за пределы защитного круга. Ярко-красная одежда намеренно подчеркивала слегка округлившуюся грудь - это заставило Вэй Цяня почувствовать, что чистая почва его души была загрязнена, а постыдные и тайные воспоминания вызвали гнев, который мгновенно подскочил по шкале от 5 до 10 баллов. Чем больше Вэй Цянь злился, тем спокойнее становилось его выражение лица. Он посмотрел на Сяобао своими темными глазами и мягким тихим голосом спросил: "У тебя сейчас каникулы?". Сяобао в растерянности кивнула. Кто бы мог подумать, что следующее, что она услышит, будет как "гром среди ясного неба". Вэй Цянь произнес: "Завтра я свободен, так что отведу тебя подстричься". Сун Сяобао: "..." Вэй Цянь внимательно осмотрел ее наряд и добавил: "Посмотри, что на тебе надето. На кого ты похожа? Разве ты похожа на школьницу?". Мысли Сун Сяобао помутились, она потеряла дар речи. Сун Лао Тай оказалась перед дилеммой. С одной стороны, как старшая, она хотела, чтобы Сяобао смогла понять категоричность и требовательность Вэй Цяня, а с другой стороны, как женщина, она также понимала стремление внучки к красоте. "Тогда... гэ Сяобао..., - Сун Лао Тай не удержалась и все-таки вступилась за внучку, - не трогай ее прическу, хорошо? Кажется, они собираются выступать в канун Нового года, и там должно быть телевидение...". "Танцы?". Холод в словах Вэй Цяня окончательно разрушил все надежды Сун Сяобао: "Ты едва умеешь читать, и у тебя еще хватает наглости ходить на танцы? Я найму для тебя частного репетитора на время зимних каникул, и ты никуда не пойдешь. Будешь сидеть дома!". Его авторитет в семье был неприкосновенен, и Сун Сяобао осмеливалась противиться только тогда, когда ее господин пребывал в хорошем настроении, и то крайне редко. Но для девочки ее возраста отрезать волосы было пыткой хуже смерти, а не пустить ее на танцы было не менее трагично, как разрушить всю ее "карьеру" и до конца жизни посадить в тюрьму. Поэтому Сун Сяобао взорвалась, подобно Лян Шаньбо и Чжу Интай(1), восставшим против строгих родителей: "Ты неадекватен! Считаешь, что ты можешь делать все, что хочешь. Ты - великий диктатор, ты - Наполеон, ты - Гитлер!". Трудно было поверить, что она может назвать имена нескольких исторических личностей. Вдруг она сама осознала, что в школе не была примерной ученицей. Цитата про Гитлера была хорошим выбором, но при чем тут Наполеон? Вэй Цянь не мог понять, ругает она его или хвалит. Поэтому он, не без иронии, сказал ей: "Да, последнее слово всегда за мной". Сун Сяобао, видя, что дело совсем плохо, тут же закричала: "Я не дам резать волосы! Я не буду стричься! Если подстрижешь мои волосы, я... я... я умру, я заставлю тебя увидеть мою смерть!". Вэй Цянь откинулся на спинку дивана и холодно посмотрел на нее: "Умрешь, чтобы доказать свою правоту? Хорошо, я посмотрю, как ты умираешь". Если бы у товарища Сун Сяобао действительно хватило бы желания умереть, то она бы уже давно стала лучшей ученицей в школе. Почему же тогда она не добилась успеха, а только "топает ногами" перед ним сейчас? Сяобао переняла от своей бабушке навык театрально плакать и создавать проблемы. А ведь в те времена у ее бабушки был талант, отточенный годами. Если бы Вэй Цянь не помешал Сяобао, то она вполне могла бы стать юной версией своего старшего примера. К тому же, нынешний дагэ был совершенно другим человеком - он научился распознавать уловки девушки, и, можно даже сказать, что он стал профи в этом деле. Сун Лао Тай не смогла сдержаться, ей было невыносимо смотреть на эту ситуацию, поэтому она молча развернулась и ушла на кухню, наводить порядок. Вэй Чжиюань стоял рядом с ними, от начала и до конца изображая мертвеца, не произнося ни слова и не вмешиваясь, словно его здесь и не было. Сун Сяобао поняла, что надежды нет, и, наконец, расплакалась. У нее были такие красивые волосы, что все, увидев ее, делали комплименты. Она приложила немало усилий, чтобы выделиться из толпы заурядных старшеклассниц в своей школе. Но, прежде чем она успела насладиться этим, ее безжалостно растоптал родной дагэ. Что бы ни случилось потом, в данный момент Сун Сяобао ненавидела этого дагэ с его холодным лицом и каменным сердцем. Поэтому она не задумываясь заявила: "Я знаю, просто я тебе не нравлюсь! Ты во всем поддерживаешь эргэ. С самого детского возраста и до сих пор у него всегда было больше карманных денег, чем у меня! Ты даже тайно купил ему ноутбук! А что ты дал мне?! Я даже доброго лица от тебя не видела, когда ты смотрел на меня!". Вэй Цянь уставился на нее и чуть не рассмеялся. Не говоря уже о том, что она была его родной сестрой, даже если бы они оба были ему родными, то дагэ все равно любил бы свою младшую сестру больше, чем брата. Вэй Цянь, наконец, немного успокоился и терпеливо возразил ей: "Я несправедливый? Дело в том, что Сяо Юань перескочил через два класса и освобожден от сдачи экзаменов. Он никогда легкомысленно не тратил деньги и не уходил на каникулы, напрочь забыв об учебе. Так что если ты смеешь сравнивать себя с ним, то это тебе стоит быть более объективной, понимаешь? Ты...". Крайне редко он мог выражаться настолько разумно, но Сун Сяобао была не в состоянии воспринимать доводы. "Ты несправедлив! - воскликнула она, - Я твоя родная сестра! Я знаю, почему ты меня не любишь! Ты же ненавидишь меня из-за нашей мамы, не так ли?". У Вэй Цяня кровь запульсировала в висках. А Сун Сяобао уже не понимала "что такое хорошо, а что такое плохо", и, подскочив к нему, закричала: "Ты всегда ненавидел маму и продолжаешь ее ненавидеть даже после смерти! Ты считаешь, что она была позором для тебя, и что я тоже буду позором! Что я учусь плохо, потому что, в принципе, не могу хорошо учиться! Моя мама была курица, а я - дочь курицы...". Вэй Цянь ответил ей яростной пощечиной. Со свистом эта пощечина обрушилась на нее с потоком воздуха. В голове Сун Сяобао все сжалось в комок. Она не знала, куда ей спрятаться. Но пощечина не коснулась лица девушки, потому что Вэй Чжиюань, притворявшийся мертвым, наконец заявил о своем присутствии, чтобы перехватить ее. Он схватил руку Вэй Цяня и оттолкнул его. Он обнял Вэй Цяня сбоку за талию и потянул его назад, вдавив в диван, крепко прижав его руками и ногами, а потом обернулся к "источнику всех бед". Он пристально посмотрел на Сун Сяобао в бессильной ярости. Нескрываемая злость мелькнула в его взгляде: "А теперь лучше заткнись!". ______________________________ (1) Лян Шаньбо и Чжу Интай - прим. ksee_sem: 梁山伯與祝英臺 или "Влюбленные бабочки", "Легенда о Лян Чжу" или просто "Лян Чжу" - китайская легенда о трагической истории любви двух молодых влюбленных, Лян Шаньбо и Чжу Интай, чьи имена составляют название рассказа, в котором смешаны реальные и вымышленные темы. Можно назвать ее китайской версией "Ромео и Джульетты". Вот эта легенда: Действие легенды о Лян Шаньбо и Чжу Интай происходит во времена (266-420 гг. н.э.). Чжу Интай - девятый ребенок и единственная дочь богатой семьи Чжу из Шанъюй, Чжэцзян. Хотя женщинам, по традиции, нельзя заниматься наукой, Чжу удается убедить своего отца разрешить ей посещать занятия, переодевшись мужчиной. Во время своего обучения она знакомится с Лян Шаньбо, ученым из Куайци (современный Шаосин). Они сближаются и чувствуют сильную привязанность друг к другу при первой встрече. В дальнейшем, они собирают немного земли в качестве подношений и приносят клятву братства в павильоне на деревянном мосту. Следующие три года они учатся вместе в школе, и Чжу постепенно влюбляется в Ляна. Хотя Лян равен Чжу в учебе, он, как книжный червь, не замечает женских черт, которые проявляет его одноклассник. Однажды Чжу получает письмо от своего отца, в котором ее просят как можно скорее вернуться домой. У Чжу нет выбора, кроме как немедленно собрать свои вещи и попрощаться с Ляном. Однако в глубине души она уже осознала свою любовь к Ляну и полна решимости быть с ним вечно. Перед своим отъездом она раскрывает свою истинную личность жене директора и просит ее передать Ляну нефритовую подвеску в качестве подарка. Лян сопровождает своего "названого брата" на протяжении 18 миль, чтобы проводить. Во время путешествия Чжу намекает Ляну, что она на самом деле женщина. Например, она сравнивает их с парой уток-мандаринок (символ влюбленных в китайской культуре), но Лян не улавливает ее намеков и даже не подозревает, что его спутник - переодетая женщина. Чжу наконец приходит в голову идея выступить в роли свахи для него и "сестры" Чжу (т.е. самой себя). Прежде чем они расстаются, Чжу напоминает Ляну о его обещании посетить их резиденцию позже, чтобы он мог сделать предложение "сестре". Лян и Чжу неохотно расстаются в павильоне Чантинг. Несколько месяцев спустя, когда Лян навещает Чжу, он обнаруживает, что она на самом деле женщина. Они преданы и привязаны друг к другу, и дают клятву "пока смерть не разлучит нас". Радость от их воссоединения недолговечна, поскольку родители Чжу уже договорились о ее замужестве с богатым торговцем Ма Вэньцаем. У Ляна разбито сердце, когда он слышит эту новость, и его здоровье постепенно ухудшается, пока его не одолевает смертельная болезнь. Позже он умирает на своем посту окружного судьи. В день свадьбы Чжу и Ма ей разрешили навестить могилу Ляна. Дул сильный ветер, который не позволил свадебному кортежу сопроводить невесту на могилу Ляна, которая находилась по пути следования. Чжу в одиночестве покидает процессию, чтобы отдать дань уважения могиле Ляна. Она опускается на колени и в горьком отчаянии умоляет, чтобы могила открылась. Внезапно, с раскатом грома, могила открывается. Без колебаний Чжу бросается в могилу, чтобы соединиться с Ляном. Их души появляются в виде пары бабочек и улетают вместе, чтобы никогда больше не разлучаться.