Старший брат / DaGe 大哥 Brother

Перевод: ksee_sem Однажды, в детстве, Вэй Цянь осмелился в лицо назвать собственную мать "шлюхой". А эта старуха для него была никем. Он даже не считал нужным смотреть ей в глаза. Он усмехнулся, выпятил грудь и голосом, полным презрения, произнес: "Кем ты себя возомнила? Если хочешь уйти - уходи одна. Проваливай и забудь о моей сестре. Не думай, что только потому, что ты старая и жить осталось недолго, я не посмею отправить тебя на тот свет досрочно". Это было невероятно грубо с его стороны - конечно, исходя из его возраста и жизненного опыта, если бы он мог вести себя прилично в подобной ситуации, то это было бы чем-то на грани фантастики. Старуха за свои прожитые шестьдесят или семьдесят лет, еще никогда не встречала такого непочтительного ублюдка. К счастью, благодаря многолетнему труду у нее было довольно крепкое здоровье, иначе она бы наверняка упала в обморок от услышанного. Когда люди сталкиваются с грубостью, они не могут не стать еще более грубыми в ответ. Поэтому старуха воспользовалась уникальным приемом, свойственным деревенским женщинам, и сказала, не выказав трусости: "Ладно, нет проблем, убей меня, если сможешь. Но даже если ты убьешь меня, я стану призраком, я заберу свою внучку. Пусть лучше она живет в курятнике или свинарнике, чем останется в руках такого негодяя, как ты!" Вэй Цянь смотрел на нее с презрением, ненависть в его глазах была вполне реальной. Подросток уже почти достиг габаритов взрослого мужчины с широкими плечами и узкой талией. На его теле все еще виднелись шрамы от драки, что только усиливало ауру неописуемой враждебности. Глядя на него, старуха инстинктивно съежилась от страха. Затем она взяла себя в руки и посмотрела на него не менее злобным взглядом, ее тело словно приняло позу палача перед казнью, и она использовала свой последний козырь: "Ну, давай, попробуй убить меня! Даже если ты убьешь меня, ты все равно останешься вонючим, бесстыжим ублюдком! Ты же только это и умеешь! Что еще ты можешь сделать?Я прожила достаточно на этом свете, поэтому не боюсь умереть!" Не успела она выплюнуть последние слова, как Вэй Цянь, окончательно потеряв чувство собственного достоинства, повалил старуху на деревянный стол. В воздухе витал удушливый запах маринованного чеснока, пропитанного уксусом и разбросанного по всему полу. Сун Лао Тай издала что-то похожее на "ой", скатилась на пол и, встав на четвереньки, с парой зубчиков чеснока нелепо запутавшихся в ее волосах, закричала: "Убивают! Меня хотят убить! Вы, вонючие преступники, вы все убийцы..." Ее крики резко оборвались, когда Вэй Цянь притянул старуху Сун за воротник, и его крепкая, покрытая венами рука, сжала ее морщинистую шею. Шея Сун Лао Тай была тонкой, как у цыпленка, и он с легкостью обхватил ее одной рукой. Ее кожа была обвислой и дряблой. Вэй Цянь крепко сжал ее шею и приподнял старуху от земли, словно тряпку. Глаза этого красивого подростка, полные теней, смотрели холодно, но руки были очень горячими. Его хватка была такой сильной, словно он действительно решил задушить эту ведьму. У Сун Лао Тай не было возможности вырваться. Она барахталась, как рыба, выброшенная на берег, и бесполезно царапала длинными ногтями кожу на руке Вэй Цяня. Ее лицо постепенно начало приобретать зеленовато-фиолетовый оттенок. Вэй Цянь чувствовал, что еще чуть-чуть, и он просто свернет ей шею. После того, как он бросил школу, слово "закон" для него ничего не значило. В те дни молодая, горячая кровь легко позволяла переступить барьер, удерживающий от убийства и поджога*. [*прим. NanFeng: убийство и поджог в древнекитайской философии считались двумя худшими видами преступлений для кармы человека] В этот момент Вэй Цяню очень хотелось придушить эту старую суку своими руками. У Сун Лао Тай вывалился язык и закатились глаза. Как вдруг из двери спальни за спиной Вэй Цяня раздался девичий крик: "Дагэ!" Он не знал, как давно открыта дверь спальни. Там стояли Сун Сяобао и Вэй Чжиюань. Выражение лица Вэй Чжиюаня было каменным, а детский голос Сун Сяобао - словно меч пронзающий сердце. Струны в сознании Вэй Цяня мягко натянулись. Осознав, что он только что чуть не убил человека, да еще и в собственном доме, он, в шоке, разжал руку. Сун Лао Тай шатнулась, медленно сползла по стене и села на пол, задыхаясь и судорожно пытаясь сделать вдох. Вэй Цянь одной рукой приостановил подбежавшую Сяобао, присел и несколько раз надавил старухе на грудь, имитируя увиденный по телевизору прием первой помощи при остановке дыхания. Старухе потребовалось некоторое время, чтобы прийти в себя. Сначала она раскашлялась, а затем уставилась на него своими черными глазами. И пусть голос ее оставался хриплым, но боевой дух по-прежнему ярко сиял. Несмотря на то, что буквально минуту назад она чуть не попала на тот свет, первое, что она сделала, придя в себя, - тыкнула рукой в лицо Вэй Цяня и торжественно произнесла: "Ты - маленький ублюдок, которого следует убить тысячью ножевых ранений, шлюхинское отродье!" Вэй Цянь даже не успел рассердиться на эти слова, как Сяобао бросилась в объятия старухи: "Бабушка!" Сун Лао Тай подумала о том, что случившееся с ней было ужасно. Она, овдовевшая женщина, потерявшая работу, проделала такой длинный путь в поисках сына. А ей сказали, что он умер, а потом еще над ней издевался этот мелкий преступник... При мысли об этом ее вдруг охватила такая печаль... Они обнялись с девочкой и горько заплакали. Вэй Цянь оцепенел, он замер на несколько минут с каменным лицом и небьющимся сердцем, совершенно сбитый с толку, и, наконец, вздохнул. Он нерешительно протянул руку, чтобы погладить Сяобао по голове, но получил резкий шлепок по руке от Сун Лао Тай. Эта старушка была невероятна. Даже горько плача, она не переставала проклинать его: "Не трогай мою внучку, ублюдок-убийца! Рано или поздно тебя пристрелят! Ты умрешь мучительной смертью!" На мгновение Вэй Цянь подумал, что она права. Оправившись от сильного потрясения, печали и безмерного гнева, он вдруг почувствовал себя очень расстроенным. Сун Лао Тай собрала все свои пожитки в один чемодан и увела Сяобао за собой. Вэй Цянь стоял прислонившись к стене и беспомощно наблюдал за ними. Он не попытался их остановить, а просто смотрел, не произнося ни слова. Держа бабушку за руку, Сяо Бао безучастно шла за ней следом, постоянно оглядываясь на своего дагэ. Глаза дагэ были красными от непролитых слез, а сам он выглядел очень измученно, провожая ее взглядом. Сяобао ждала, что он что-нибудь скажет, но он просто молчал. Однако, выражение его глаз в этот момент навсегда запечатлелось в ее маленьком глупом сердечке, оно останется там на всю жизнь, и ничто не сможет его стереть. Входная дверь с грохотом захлопнулась на глазах у Вэй Цяня. Через некоторое время он, словно лишившись сил, присел на пол, прикурил сигарету и прислонился к стене. В его сердце была пустота. Он не мог ни смеяться, ни плакать, ему хотелось просто лечь и уснуть. Однако он знал, что, скорее всего, заснуть он уже никогда не сможет. Ма Цзы ушел, Сяобао ушла... Как он теперь вообще будет спать? Вэй Чжиюань бесшумно подошел к нему, поставил пепельницу рядом с рукой Вэй Цяня и осторожно присел рядышком. Вэй Цянь поднял голову и посмотрел на него. Вэй Чжиюань тут же замер, внимательно наблюдая за дагэ, пытаясь понять не раздражен ли он. Обнаружив, что это не так, он стал медленно и осторожно пододвигаться к нему, и, в конце концов, Вэй Чжиюань обхватил одну из рук Вэй Цяня. Когда он понял, что его дагэ не возражает, он прижался к нему вплотную, положив голову на грудь Вэй Цяня и ощутил резкий запах табака. "...Ма Цзы больше нет", - внезапно сказал Вэй Цянь. Вэй Чжиюань поднял голову и увидел, что застывший взгляд Вэй Цяня был направлен "в никуда". Интуиция подсказывала, что Вэй Цянь обращается не к нему - как бы Вэй Цянь ни называл друга, он никогда не говорил "Ма Цзы" при Сяо Юане или Сяобао, а всегда говорил "твой Ма Цзы-гэ". Поэтому Вэй Чжиюань ничего не ответил и просто молча слушал. Вэй Цянь приобнял его. Тепло тела мальчика дарило ему невероятный комфорт. После этой фразы Вэй Цянь снова замолчал, словно лишившись дара речи. Страдания вымотали ему нервы, и он давно утратил способность в открытую выражать свои чувства. Только когда у Вэй Цяня закончились все сигареты, он вспомнил о Вэй Чжиюане. Маленький мальчик прижался к нему, как коала, обхватив его руку, и давно заснул, не расцепляя объятий. Вэй Чжиюань заметно подрос. Сейчас размер его ноги приблизился к размеру взрослого человека, но остальные кости еще не так возмужали. Когда он вставал, то коротышкой его никто бы не назвал, но, если он сворачивался калачиком, то все еще был похож на маленький шарик. "Как медленно ты растешь", - Вэй Цянь опустил глаза, посмотрел на него и глубоко вздохнул. Затем он затушил последнюю сигарету, наклонился, осторожно поднял мальчика на руки и отнес его в постель. Он выключил свет и лег рядом с ним, как обычно. Внезапно наступившая темнота обладала чрезвычайно мощной силой, она мгновенно забрала остатки его силы духа и уничтожила веру в себя. Вэй Цянь открыл сухие глаза и подумал, что он действительно вонючий бандит, отродье шлюхи. Даже его родная сестра, которую он сам вырастил, не захотела жить с ним. Для такого человека, как он, проживающего настолько непонятную жизнь - в чем смысл собственного существования? Он был ничтожен. Зачем тогда ему жить? Он бы предпочел умереть. Вэй Цянь родился зимой, в конце декабря. В этом году его день рождения еще не наступил, а значит, ему еще не исполнилось и семнадцати лет. Он еще не достиг совершеннолетия, но уже задумался о смерти. Конечно, даже если Вэй Цянь думал об этом, он все равно продолжал жить. Умереть - это не так то просто. От того, что ты так подумал, совсем не значит, что ты это сделаешь. И, даже, если бы он действительно не хотел жить, то он не тот человек, который пойдет на такое. Он должен был позаботиться о будущем мамы Ма Цзы. Ему еще нужно было вернуть тело Ма Цзы. Он не мог смыть тяжкий грех и страдания с тела Ма Цзы. Единственное, что он мог сделать - это очистить свои мысли, которые остались в этом мире, и похоронить его должным образом. Взяв на себя так много, он не мог позволить себе умереть. Вэй Цянь по-прежнему жил мрачной, оцепенелой жизнью, каждый день ходя в ночной клуб Ле-гэ, продолжая быть его наемным бандитом. Получал за это деньги и скрывал растущую ненависть в своем сердце, не говоря никому ни слова. И только глубокой ночью он, в одиночестве, смотрел в потолок, снова и снова повторяя себе, что однажды, рано или поздно, он убьет Ле Сяодуна. Вернувшись к реальности, он решил обсудить с Сань Паном несколько вопросов: как провести похороны Ма Цзы, как сообщить об этом матери Ма Цзы и когда можно будет забрать ее из больницы. Только Вэй Чжиюань, который был дома на зимних каникулах, сопровождал его молча и тихо. Настолько тихо, что иногда было не понятно, а дышит ли он, как живое существо. Только Вэй Чжиюань давал Вэй Цяню живительные силы - он был еще очень молод, совсем ничего не знал о жизни, его будущее не было определено, и он все еще полностью зависел от Вэй Цяня, всем своим сердцем. Вэй Цянь вырастил Вэй Чжиюаня, он дал этому ребенку надежду. Он очень четко стал понимать, что значит "зависеть друг от друга, чтобы выжить". Когда Сань Пан пришел к ним домой, то сначала очень удивился, почему нет Сяобао и Сун Лао Тай. После этого у Вэй Цяня случился "приступ бешенства", Сань Пан все понял без слов и больше не поднимал эту тему. Долгое время никто из окружения Вэй Цяня не осмеливался произносить в его присутствии имя "Сун Сяобао". Уже несколько дней в доме царила гнетущая атмосфера. Вэй Цянь начал отказываться от еды, и Сань Пан был обеспокоен, что его друг умрет от голода, если будет продолжать в том же духе. Поэтому, каждый день он приходил к Вэй Цяню домой, как строгий родитель, уговаривающий ребенка поесть, как наемный рабочий, который безропотно выполняет свои обязанности. Он следил, чтобы телевизор показывал развлекательные и юмористические программы 24 часа в сутки, 7 дней в неделю. Жаль, что эффект оказался не совсем таким, как он ожидал. Чем интереснее была телепередача - тем печальнее жестокая реальность. По телевизору господин Ма Санли (известный китайский комик) рассказывал о том, как "заставить других смеяться", Сань Пан сидел в кресле и хохотал, его жирное тело тряслось от смеха. Уголки рта Вэй Чжиюаня приподнялись в улыбке, но, подумав о чем-то, он повернулся и посмотрел на Вэй Цяня. Увидев серьезное лицо дагэ, он тут же подавил эту улыбку и сделал безразличное выражение лица. Эти два брата, старший и младший, выглядели так, словно слушали анекдоты на похоронах. Сань Пан смеялся все тише и тише, в полном одиночестве, пока наконец не дошел до сухой улыбки на лице. Тогда ему не оставалось ничего другого, кроме как беспомощно поджать губы. Даже самые смешные комедийные передачи теперь казались обитателям этого дома скучными и несмешными. Вэй Цянь много молчал. Он просто прикуривал сигарету, поворачивался и становился у окна. Запах дыма по всему дому был таким удушающим, что Сань Пан стал говорить, что его друг почти превратился в тонкий мундштук для сигарет. И в это время вернулась Сун Сяобао. Вэй Цянь действительно думал, что больше никогда не увидит Сяобао до конца своих дней, поэтому, открыв дверь и увидев ее, он на добрые полминуты замер на месте. Его запоздалая реакция и отсутствие выражения на лице заставили Сун Сяобао занервничать еще больше. Маленькая девочка, словно преступник, совершивший ужасное преступление, виновато позвала его: "Гэ". Она держала в руках небольшой школьный рюкзак, замерев в дверях в позе покаяния, склонив голову вниз. К Вэй Цяню постепенно вернулось здравомыслие. Первым делом он выглянул наружу и, осмотревшись по сторонам, убедился, что старая ведьма не следует за девочкой. Было похоже, что Сун Сяобао сбежала от нее. Сердце Вэй Цяня готово было взорваться от радости. Вэй Цянь медленно опустился на корточки, его глаза поравнялись с глазами Сяобао, он положил свои руки на худенькие маленькие плечи девочки и спросил: "Почему ты... кхх-кхы... вернулась...?" Вэй Цянь изо всех сил старался сдерживать волнение, но так и не смог закончить фразу за один раз. Его голос оборвался на середине, так что ему пришлось прочистить горло. Голос практически пропал, и от этот его тон стал почти нежным. Сун Сяобао: "Я скучала по своему дагэ..." Вэй Цянь опустил голову, словно задумавшись, и зажмурился. Всего одно предложение от этой девочки сразу вытянуло его из болота, и он осознал, что мысли о нежелании жить, преследовавшие его все эти дни, чудесным образом исчезли. Он не знал, как выразить тот душевный восторг, что испытал. Может быть, схватить Сяобао и покружиться с ней? А может, обнять ее и разрыдаться? Вэй Цянь чувствовал, что не сможет сделать ничего из этого, поэтому он просто молча встал и тихо сказал: "О". Кроме этого единственного слова, он, казалось, не смог придумать ничего другого, поэтому просто открыл дверь, чтобы впустить Сяобао в дом. Видя, что она не осмеливается пошевелиться, он добавил: "Ну же, входи". Так как Сяобао знала, что она предательница, то она думала, что дагэ не впустит ее, и поэтому была шокирована. Она вошла, с трепетом в душе, и вздохнула с облегчением словно получила амнистию. А привычно спокойный и равнодушный вид дагэ вызвал в ее сердце неописуемую радость. По своей детской и наивной логике она чувствовала себя так, словно смогла вернуться в прошлое. Она считала, что если бы пришла хоть на два дня позже, то, возможно, дагэ действительно решил бы, что она ему больше не нужна. Сяобао подошла к Вэй Цяню, но тут же почувствовала сильный, удушливый запах сигаретного дыма, исходящий от него. Ей никогда не нравился этот запах, и она не могла не потереть нос, но не осмелилась ничего сказать. Она боялась, что дагэ передумает и не позволит ей остаться. Однако Вэй Цянь заметил жест девочки. Он наклонился, чтобы взять из шкафа чистый комплект одежды, и спросил Сань Пана: "В кастрюле остался жареный рис? Дай ей тарелку". Сань Пан молча наблюдал за их общением со стороны, потом вздохнул и махнул рукой Сун Сяобао, подзывая ее к себе. Он погладил ее по волосам, как добрый отец, посмотрел на Вэй Цяня и небрежно спросил: "Ты что делаешь?" Вэй Цянь: "Я пойду в душ". Сань Пан: "Еще не время спать, зачем тебе мыться сейчас? Разве ты нагрел себе воду?" Вэй Цянь: "Нет, я помоюсь под холодной". Сань Пан: "Ледяной душ в холодный зимний день. Ты с ума сошел? " Вэй Цянь схватил свою одежду и молниеносно ушел, вернувшись из анабиозного состояния ходячего трупа, в свое привычное, властно-сволочное поведение: "Я хочу принять душ и я это сделаю. Чего ты кудахчешь, как старая курица? Яйцо хочешь снести?" Сань Пан: "... Да, и что?" Вэй Цянь посмотрел на него: "Подожди... ты можешь это сделать завтра". Сань Пан: "..." Сань-гэ обнаружил, что его простое сердце и нежная кора головного мозга совершенно не в состоянии угнаться за роем глупых мыслей молодого мастера Вэя. На самом деле мысли Вэй Цяня не был такими уж глупыми. Он просто беспокоился, что запах дыма может доставлять дискомфорт его младшей сестре. И... по правде говоря, он до сих пор не осознал реальности происходящего, поэтому немножко был неадекватен... Сяобао была его родной сестрой. В этом мире только в ней течет та же кровь,что и в нем. Он растил ее с тех пор, когда она была не длиннее его руки, а сейчас она уже стала такой большой. Насколько глубока связь между ними, он и сам не мог сказать. Иногда она была ему не младшей сестрой, а скорее дочерью. Сяобао, его маленькое сокровище, была его духовной опорой на протяжении всего детства и юности. Вэй Цянь скорее отдаст собственную жизнь, чем пожертвует своей драгоценной сестренкой... даже если Сун Сяобао была мелким предателем, перешедшим на сторону чужаков. В ванной Вэй Цянь дрожал от ледяной воды и думал: "Какой же я слабый!" В гостиной Сяобао, заикаясь, с надежной окликнула Вэй Чжиюаня: "Эргэ!" Вэй Чжиюань был раздражен, глядя на нее, и не хотел отвечать. С одной стороны, ему было жаль дагэ, с другой... он холодно наблюдал за общением дагэ и Сяобао. Радость в сердце дагэ была скрыта и сдержана, поэтому Сяобао восприняла его не правильно. Она подумала, что он холоден и отстранен. Даже Сань Пан-гэ, и тот, этого не понял. И только он, Вэй Чжиюань, был единственным, кто так хорошо понимал истинные чувства Вэй Цяня, и от этого становился еще более ревнивым и несчастным. Внезапно Вэй Чжиюань понял то, чему не научит ни один учитель: его единственный путь в этой жизни - это борьба за то, что он любит.