Пристань Чёрного Лотоса

9. Распорядок дня в Нечистой Юдоли не отличался человеколюбием - первые совещания с главой клана начинались, самое позднее, в шесть утра, и, хотя Хуайсану присутствовать было не обязательно, зачастую он всё же поднимался вместе с братом. Минцзюэ хватало двух-трёх часов сна в сутки, что не было удивительно - его золотое ядро пылало, словно доменная печь, восстанавливая его жизненные силы в мгновение ока, и по традиции глава Ордена Цинхэ Не не считался с более скромными возможностями подчинённых Хуайсану с рождения повезло не так сильно - его ядро едва тлело, поддерживая жизнь в хрупком, с детства слабом теле. Он с трудом мог поднять собственную саблю, что и говорить о том, чтобы сотворить любое, самое простое боевое заклинание. Все свои небольшие силы он направлял в другую сторону, раз уж ему повезло родиться лисом-искусителем. Но три часа ночного сна приходилось то и дело дополнять сном дневным. Были, конечно, и другие варианты, но в прошлый раз, примерно через год после ликвидации клана Вэнь, когда Хуайсан попробовал экстази, Минцзюэ нашел и вырезал всю группировку, занимавшуюся распространением на той территории - от мелких шестёрок, до весьма уважаемых людей. С одной стороны, он, конечно, расчистил место под нужды клана, но с другой стороны - не разговаривал с Хуайсаном три недели, только гонял его на тренировках пуще прежнего. Атмосфера в Юдоли всегда была гнетущей, но те три недели запомнились всем - злость Не Минцзюэ буквально окутывала и подавляла каждого, кто ступал на территорию. В общем, никто не решался продавать Хуайсану что-то, кроме самых мягких сортов травки и крепкого кофе. Крепкий кофе по утрам был настоящим спасением. Хуайсан сделал глоток, глянув на часы - стрелки показывали начало пятого, и вернулся к своему занятию - взбил помазком из барсучьего волоса пену в чашке, и подошёл к брату, расслабленно устроившемуся в кресле. - Ты прав - мурлыкнул Хуайсан, нежно проводя кисточкой по мягкой распаренной коже. - Нам не стоит ждать, пока эти северные ублюдки снимут свои доброжелательные маски, и нам ни к чему играть в раздел сфер влияния, - он подводил к концу разговор, бывший деловой повесткой в течение последней недели. - Цинхэ принадлежит нам, - Хуайсан взялся за бритву, обнажая длинное лезвие. - Всем стоит об этом помнить. - Запомнят, - коротко согласился Минцзюэ. Хуайсан спокойно кивнул и, натянув пальцами кожу на щеке брата, длинно провёл лезвием в первый раз. Он неделю собирал сведения о компании, внезапно решившей вторгнуться на их территорию с “предложением о сотрудничестве”. Обычно он ничего не имел против сотрудничества, напротив даже - он тщательно выстраивал сеть взаимоотношений с партнерами клана, но, как и брат не терпел отсутствия почтительности. Хуайсан помолчал немного, переключаясь с мыслей рабочих на обыденные, раздумывая, какими новостями он ещё не делился с братом. Минцзюэ обдумывал завуалированное разрешение брата устроить резню - ему нравилась эта мысль с самого начала, но брат был осторожнее, изворотливее и хитрее. И, если даже Хуайсан не смог разглядеть никакой выгоды в сотрудничестве с северянами, оставался только один способ избавиться от них на территории Цинхэ - вычистить, как вредителей. Хуайсан что-то едва слышно мурлыкал себе под нос, скользя бритвой по коже. Его движения всегда были неторопливыми, размеренными и плавными, и Минцзюэ кайфовал от этого ритуала. От того, как Хуайсан, босой, с небрежно убранными наверх волосами, одетый только в кружевное бельё и такой же кружевной топ, раскладывал на столе принадлежности для бритья, покачивая бёдрами в такт музыке, едва слышно льющейся из колонок. От того, как нежно он касался тонкими пальцами кожи, как ласково вёл лезвием бритвы, склоняясь над Минцзюэ. - Вэй Усянь наконец-то пригласил Ванцзи на свидание, - снова заговорил Хуайсан. В его голосе была толика обоснованной гордости - он давно уже подталкивал Усяня, который обычно был тем ещё заводилой во всех делах, кроме любовных, к активным действиям и, наконец-то, его усилия возымели результат. - Даже уже на второе, - гордо мурлыкнул Хуайсан, уверенным движением заставив Минцзюэ запрокинуть голову. Лезвие нежно скользнуло вдоль горла. - А ты ведь был когда-то влюблён в старшего Нефрита, - ласково пропел он. Минцзюэ весело оскалился в потолок - окружающим только казалось, что его мягкий и нежный младший брат не способен на сколько-либо решительные действия или на сильные эмоции. - Мне было четырнадцать, - напомнил он. - А тебе пять. - Ах да, вот же как давно это было, - рассмеялся Хуайсан. Его руки двигались ровно, уверенно и ласково. - Лань Сичэнь, конечно, красивый мужчина, - продолжил он задумчиво. - Да и Ванцзи тоже, хотя мне он всегда казался… скучноватым. Но в тихих омутах самые опасные гули водятся, так ведь? - Насчёт гулей - определённо так, - согласился Минцзюэ. Развивать тему чужой красоты не хотелось - Минцзюэ не разбирался в красоте, как таковой, не увлекался искусством и музыкой. Его взгляд отдыхал на созерцании Хуайсана, а тот был яркой райской птицей, сравниться с которой не могло ничто в мире. Хуайсан тем временем снова нанёс на лицо нежную пену и снова заскользил лезвием по коже, теперь почти невесомо. Он рассказывал менее волнительные для него сплетни, в основном касающиеся деловых партнёров и их супругов. Семь лет назад Минцзюэ очень скептически отнёсся к идее Хуайсана, тогда ещё совсем малолетнего щенка, открыть сеть салонов красоты, но не экстра класса, как можно было бы ожидать, а довольно средних. На данный момент каждая сколько-нибудь приличная студия в Цинхэ и немало заведений в Ланьлине, Цишане и Юньмэне, напрямую, либо через фирму-посредник принадлежала Хуайсану. Он знал неприлично много о том, что происходило в домах обеспеченных людей всех четырёх территорий, потому что именно в таких студиях наводили красоту женщины, которых в таких домах обычно мало замечали: служанки, младшие поварихи, младшие горничные. Минцзюэ оценил масштаб бедствия и вся прислуга в Юдоли проверялась службой безопасности тщательнее, чем телохранители в любом другом Ордене. Лицо мягко обожгло влажным жаром - Хуайсан уложил на свежевыбритую кожу горячее полотенце, потом снял и прикоснулся прохладными и влажными от успокаивающего лосьона ладонями. - Красиво, - с гордостью прошептал он. - У тебя совершенно скульптурные формы, дагэ, - продолжил он. Минцзюэ поднял голову, когда он закончил, вдруг подумав, что скульптура - пожалуй единственное, к чему, в искусстве, его интерес хотя бы существовал. Конечно, Хуайсан об этом знал, он вообще знал о своём брате всё, что только было возможно. - Мы разные вещи подразумеваем под скульптурными формами, - усмехнулся Минцзюэ, всё ещё расслабленный и почти что податливо-мягкий после сна и бритья. - Конечно, - согласился Хуайсан, улыбнувшись. Он тщательно обтёр бритву и сложил её, убрав в чехол, залпом допил последние глотки кофе, и вернулся к брату, плавно скользнув сверху и тут же уткнувшись лицом в его шею. Минцзюэ не признал бы, что красив, даже под страхом мучительной смерти. - Заплести тебе волосы? - шепнул Хуайсан, удобно устраиваясь на груди брата. Он протянул руки, вплетая пальцы в тяжёлые шелковистые пряди. Он любил касаться их, пропуская через пальцы, он любил касаться своего драгоценного дагэ, чувствовать его, растворяться в нём. Кофе не действовал сразу, и томная сонливость накрывала его тяжёлым одеялом, окутывая запахом лосьона после бритья и терпким, чувственным ароматом кожи Минцзюэ. - Может, мне лучше отнести тебя в постель? - Минцзюэ усмехнулся, опуская горячие, шершавые ладони на гладкие бёдра Хуайсана. - Да… - мечтательно протянул Хуайсан. - И трахнуть там нежно-нежно. - Не обещаю, - Минцзюэ легонько хлопнул ладонью по округлой мягкой ягодице и сжал, отводя чуть в сторону, чтобы пальцами второй руки потрогать мягкое, податливое отверстие. Еще четыре часа назад, перед тем как лечь спать, вжимая Хуайсана в себя, он заполнял его членом, и его тело ещё помнило эту растянутость, эту заполненность, и охотно поддавалось, стоило едва надавить пальцами на сомкнутые мышцы. На вопросительное мычание Хуайсана он пояснил: - Не обещаю, что это будет нежно. - Что ж… - Хуайсан тихонько рассмеялся и качнул бёдрами. Он закусил губу, почувствовав как два крупных пальца вторгаются в него практически насухую, лишь по остаткам смазки. Было остро, но в то же время сладко - Хуайсан снова двинулся всем телом навстречу обжигающему удовольствию и наклонился к шее Минцзюэ, проводя языком по его горлу, которое тут же завибрировало довольным рыком. - Может и не стоит возвращаться в постель, - прошептал Хуайсан, оставив крошечный укус под челюстью, когда пальцы безошибочно надавили на самое чувствительное место внутри. - Ох, дагэ… Минцзюэ дёрнул вниз тонкое кружево, загнал в трепещуще сжимающуюся дырку третий палец, и снова зарычал, когда Хуайсан, изогнувшись, вцепился в его плечи, приподняв бёдра, насаживаясь на растягивающие его пальцы. Хуайсан застонал, срываясь на длинные вздохи, зашарил ладонью по плечу, вцепился в загривок, потянувшись губами к губам. Грубоватое, на грани с болезненностью удовольствие делало его беспомощным, он таял в руках Минцзюэ, податливый и потерянный, тогда как в те минуты близости, когда Железный дракон склонялся перед ним, даря лишь нежность, он превращался в очаровательную капризную принцессу. Минцзюэ любил его любым, зная, что брат отвечает ему тем же. Грубый, жадный поцелуй заставил Хуайсана подавиться остатками воздуха, он забился, словно пойманная в силки птичка, цепляясь за Минцзюэ и ёрзая на его бёдрах. - Дагэ, - шепнул он, когда Минцзюэ перестал терзать его губы. Минцзюэ понял его без слов - отпустил, и Хуайсан, соскользнув с кресла, торопливо стянул бельё и схватил со стола предусмотрительно приготовленный бутылёк со смазкой. Минцзюэ бы расхохотался от его предусмотрительности, но был слишком занят - сдёргивал штаны с бёдер, освобождая налившийся тяжестью член, тянул Хуайсана снова к себе, помогая забраться на кресло и оседлать его, широко разводя тонкие, изящные бёдра. - Помоги, - хрипло шепнул Хуайсан, выдавив порцию смазки на ладонь. Минцзюэ придержал член у основания, не сводя взгляда с красивого лица Хуайсана, которому нетерпение придавало особенно очаровательный оттенок. Маленькая ладонь влажно скользнула по члену, смазывая, а затем Хуайсан качнулся назад и плавно опустился на член. Его тело, словно созданное для Минцзюэ, приняло возбуждённую плоть, сжимая тесно и жарко. Хуайсан задрожал, но принял всё до конца, так же, как принимал ночью, и так же, как и ночью, как и всегда, обессиленно всхлипнул, ткнувшись лбом Минцзюэ в шею. Его неаккуратная причёска совсем растрепалась, тонкие пряди липли к взмокшей шее, грудь вздымалась, прижимаясь к груди Минцзюэ, а теснота его тела горячо пульсировала, сжимая толстый член. Минцзюэ не умел хвалить ни словами, ни лаской. Его поцелуи обжигающи, а в прикосновениях больше жадности, чем нежности. Он брал своё так, как и должен брать Дракон - уверенно и неистово, выбивая из тела Хуайсана последний воздух вместе с отчаянными, полными слепящего удовольствия стонами. Хуайсан сгорал в пламени его страсти, отдаваясь без остатка, и всё его существо, растворяясь в остром чувственном удовольствии, желало лишь одного - единения, полного, без остатка, слияния.