По-крупному

В архиве, который вездесущий Коннор к прибытию Гэвина успел уже благополучно покинуть, Ричард не появлялся довольно долго, так что у него оказалось предостаточно времени на то, чтобы обдумать новое открытие. Боже, как же тупо выходило-то! С одной стороны, Гэвин лишился своего главного козыря — он ведь уверен был, что ДНК-экспертиза покажет отцовство Хиккса. Ну на худой конец Уоррена! — тогда получилось бы, что Линда и сама не знала, от кого умудрилась залететь. Но отрицательный результат по обоим был чем-то, чего Гэвин не ожидал. Он означал, что чёртова миссис Уоррен наёбывала сразу двоих, может, даже прекрасно понимая, что её будущий спиногрыз ни одному из них не принадлежал. Зато, по существу, это открывало перед ним — перед ними с Ричардом, если тот соизволит посвятить его хотя бы во что-то — новые возможности. И новые, мать их, вопросы. Кто её обрюхатил, если не законный муж и не любовник? Как можно было это выяснить? Могло ли это быть как-то связано с убийством, или всё это время Гэвин шёл по ложному следу? И, наконец… Кто. Её. Грохнул? На кого поставил бы Ричард? Когда Гэвин вылезал из его тачки, Стерн казался чем-то серьёзно обеспокоенным — опять, небось, о чём-нибудь догадывался. Шанс того, что он снизойдёт до объяснений по этому поводу, был довольно невелик. Впрочем, Гэвин всё ещё мог прессовать его Хикксом. Но... Ох, блядь, как же много было этих грёбаных «но». Дверь архива скрипнула тогда, когда Гэвину уже наскучило дышать пылью, и он всерьёз подумывал послать Ричарда с его свиданием в этом клоповнике куда подальше и свалить. То есть, конечно, никаким свиданием это не было, и Принципиальный До Усрачки Агент Стерн явно не оценил бы его подбор формулировок. Но знаете что? Да Гэвину было поебать на то, что там не понравилось бы Ричарду и его сраной избегающей привязанности. Или как оно называется у психологов, вот это вот ебучее мудачество. «Ебучее мудачество» в любом случае подходило Ричарду больше. — Гэвин? — тот звучал как обычно, сдержанно и невыразительно, и Гэвин поймал себя на мысли о том, что ему больше нравится, когда в голосе Ричарда появляются напряжённые вибрирующие нотки неравнодушия. — Ты здесь? Нет, блядь, ушёл в астрал и не оставил номера, мрачно подумал Гэвин. И буркнул вслух, выглядывая из-за ровных рядов заставленных папками с делами стеллажей: — Тут я, тут. — Хорошо, — Ричард прикрыл за собой дверь; Гэвин зачем-то вглядывался в то, как он её запирает, как поворачивает ручку этими своими длинными пальцами, до рези в глазах, и дышать ему было нечем. Придурок. — У нас совсем мало времени, а обсудить нужно многое. — Например? — Гэвин не знал, нахрена его подначивает. Может, это было каким-нибудь пиздострадальным механизмом защиты. Примерно так сказал бы ему мозгоправ, да? — Неужели то, про что ты шептался с братишкой, пока я торчал тут, как дебил? Судя по терпеливому вздоху, со своей догадкой Гэвин попал в яблочко — именно болтовнёй с Коннором Ричард и занимался перед тем, как притащить свою задницу в обитель старых дел. Ничего нового. Интересно, как многое Коннор пересказал ему из нелепого диалога, состоявшегося между ним и Гэвином в этом самом архиве? От мучительного чувства дежавю его начинало подташнивать. Ричард тем временем сдвинулся с места, спустился по невысокой скрипучей лестнице. Он был чудовищно серьёзен — и красив настолько, что Гэвину малодушно хотелось ему въебать. — Послушай, — о, а вот и тот самый Давай Договоримся По-хорошему тон, на который Гэвин больше не планировал вестись, — ты не мог бы перестать постоянно упоминать о Конноре? — А что такое? — с притворным изумлением поинтересовался Гэвин, всё равно невольно вздрогнув, когда Ричард приблизился к нему вплотную. — Ревнуешь, что ли? Ты ж сам сказал, я не в его вкусе. Ему вон, видимо, нравится заветрившийся изюм, других объяснений тому, нахуя он так часто трётся возле Хэнка, я не ви... Остаток фразы утонул в сдавленном хрипе — Ричард закатил глаза, зачем-то подтолкнул его к одному из стеллажей, так, что Гэвин вписался лопатками в металлическую конструкцию, склонился к самому его лицу и очень тихо, но тяжеловесно припечатал: — С тобой невозможно разговаривать. — Так ты что, дохуя пытался, что ли? — этот жалкий шёпот определённо принадлежал не детективу Риду, поплывшему сразу же, как только на его грудь легла чужая ладонь. Снова лишённая перчатки. Это что-то значило? Ему почему-то казалось, что да. Ричард утомлённо покачал головой. Гэвин беспомощно разомкнул губы — бесстыдный рот специального агента Стерна, сэра был пугающе близко от его собственного, так, что чужое дыхание практически опаляло ему подбородок. Если бы только Ричард подался ещё чуточку ближе, сократил расстояние между ними до его отсутствия, уничтожил бы эти два невыносимых дюйма дистанции... — От тебя несёт табаком, — еле слышно проговорил Ричард вместо этого; в его голосе были непонятные интонации, как если бы он сражался с самим собой. Это было стремновато, но ещё — странным образом волнующе. — Я думал, ты не куришь. — А я думал, что ты пришёл поговорить о расследовании, а не позажимать меня в архиве, — шёпотом парировал Гэвин, и Ричард дёрнулся и отступил на шаг. Гэвин испытал по этому поводу смутное разочарование. Теперь между ними было ровно одно прикосновение, и Гэвин уже жалел о том, что не захлопнул варежку — вдруг ему обломился бы хотя бы поцелуй. У депривации сна, которой очевидно страдал Ричард Стерн, вырисовывался свой несомненный плюс: если это она отвечала за то, с какой лёгкостью тот переставал себя контролировать, Гэвин готов был лично проследить за тем, чтобы Ричард не высыпался на протяжении остатка жизни. Мысль была, конечно, тупая и дикая, но всё равно заставила его ухмыльнуться. Может, эта ухмылка и привела Ричарда в чувства окончательно — тот прочистил горло, огляделся и махнул рукой: — Садись. — Куда? — не понял Гэвин, застигнутый врасплох: перемена в чужом тоне была разительной и молниеносной. Ричард взглянул на него как на блаженного. И первым опустился на пол — прямо возле того стеллажа, к которому только что прижимал Гэвина. В этих своих пижонских брюках стоимостью с весь департамент. — Э-э-э, чувак... — с сомнением промямлил Гэвин. — Я не уверен, что за последние пять лет здесь убирались хотя бы ра... — Сядь. Как же Гэвин ненавидел ебучую волну мурашек, прошедшуюся вдоль его позвоночника от этого командирского делай-как-я-говорю тона! Он мог бы сказать Ричарду, чтобы тот катился к хуям. Мог бы напомнить ему, что между ними больше ничего не было — абсолютное ни-хе-ра, кроме, конечно, вполне укладывающихся в здоровые взаимоотношения двух вынужденных напарников периодических тёрок огурцами. Ноу хомо, онли бро, да все федералы так делают и всё такое. Но что-то заставило его повиноваться и тоже плюхнуться на пол. Может, сраные рефлексы, которые он, положа руку на сердце, и не пытался из себя вытравить... А может, то, какое выражение было в это мгновение в глазах Ричарда. Он выглядел как человек, собирающийся с духом; как человек, что-то для себя решивший; как человек, готовящийся о чём-то рассказать. И Гэвин... Бля, Гэвин ни за что не просрал бы шанс выяснить хоть что-то. — Вообще-то нормальные люди сидят на стульях, — проворчал он, ёрзая на холодном полу. — У дальней стены есть пара столов, могли бы пойти туда. — Нет, — сухо отрезал Ричард. И — после паузы, которая показалась Гэвину полной неясного напряжения — добавил: — Здесь безопаснее. — Безопаснее? — Гэвина пробрало нервным смехом. — Кого ты тут опасаешься, приятель? Большой и страшный Хиккс далеко и точно до тебя не доберё... — В этой части архива, — перебил его Ричард, — находится слепая зона камер. Гэвин озадаченно моргнул. Ричард вскинул брови: — Не говори мне, что ты об этом не знал. — Вообще-то, — пробормотал Гэвин, враз осипнув невесть почему, — именно это я, блядь, и собирался сказать. И мне очень хочется услышать, откуда об этом узнал ты. Впрочем, он уже догадывался откуда: наверняка пиздострадальный братец Конни, присосавшийся к Хэнку не хуже пиявки, выведал у того все тайны их отдела. Андерсону стоило набить ебало и напомнить о том, что у смазливых спецагентов с карими глазами были свои корыстные интересы. Даже если Коннор уже успел нассать ему в уши про продуктивное партнёрство и вызваться выгуливать его пса. О том, что ещё он мог пообещать или предложить Хэнку, Гэвину не хотелось даже задумываться. Его разум был грязным, грязным местом, и некоторым вещам стоило оставаться лишь в воображении — а лучше не возникать вообще никогда. — Коннор, — бесстрастно ответил Ричард, подтвердив его догадку почти сразу же. — Отлично, — скривился Гэвин. — Так братец посоветовал тебе это укромное местечко для того, чтобы пошептаться со мной вдали от сальных взглядов? Так трогательно, я щас расплачусь. Ричард его монолог проигнорировал. — Это единственное помещение в участке, в котором у нас есть хотя бы иллюзия приватности, — выдохнул он, разглядывая стеллажи. — Кроме курилки и туалета, но... Но там нас поджидает и с т о р и я, которую ты не хочешь вспоминать, не так ли? Что, Ричи, правда глаза мозолит? Или не правда, а желание повторить? Гэвину стоило усилий не задать этот вопрос вслух — а через пару мгновений Ричард, уже справившийся с собой, сдержанно подытожил: — ...но если нас кто-то застанет здесь, это будет куда менее подозрительно. А. Так вот оно что. Гэвин невесело хмыкнул: — Куда менее подозрительно, да? Боишься подкинуть новых дров в костёр гуляющих о нас сплетен? И — замер, завис, окаменел: прохладная ладонь Ричарда Стерна легла на его колено. Сжала, совсем легонько, не до боли, будто бы чтобы привести в чувство или заставить опомниться. Хотя из них двоих странно и непривычно вёл себя вовсе не детектив Рид. — Да, Гэвин, — прошелестел Ричард на пределе слышимости, — боюсь. Мы оба знаем, как ты... — пауза, заминка, судорожное движение кадыка, — ...на меня влияешь. Глупое сердце безмозглого детектива Рида дрогнуло и перестало биться. Господи, как же мало ему нужно было для того, чтобы всё в нём перевернулось! — хватило крошечного недопризнания, с равным успехом способного быть как новым шансом, который ему давали, так и очередным гвоздём в крышке гроба их взаимоотношений. Понять специального агента Стерна было не легче, чем добиться от Фаулера повышения зарплаты. — И что, это может стать проблемой? — зачем-то спросил Гэвин, впрочем, не слишком-то надеясь на ответ. Ричард сжал его колено чуточку сильнее и необъяснимо чувственнее перед тем, как убрать пальцы. — Это уже ею стало, — мягко ответил он. — Вот как, — Гэвин почему-то перешёл на хрип. — И ты сообщаешь мне об этом, чтобы?.. Типа, мне расплакаться и покаяться в собственном рождении? Уволиться? Надеть ебучий хиджаб? Ричард взглянул на него до того остро, что это было похоже на порез, на кровоточащую царапину, на ножевое. — Я… пытаюсь объяснить то, что со мной происходит, — медленно проговорил он. Судя по пульсирующей на виске венке, откровенность давалась ему с боем. Гэвину на ум пришла жуткая ассоциация с попыткой отрезать самому себе ногу: наживую, тупой пилой, без анестезии. Ричард Стерн был очень похож на кого-то, кто воспринимал искренность именно так. — Ясно, — Гэвин облизнул губы, взгляд Ричарда повторил траекторию его языка, вздрогнули — оба. — Так чего ты от меня хочешь? Стерн молчал довольно долго перед тем, как посмотреть ему в глаза — его собственные были двумя бездонными колодцами болезненно-ласковой тьмы — и покачать головой: — Здесь и сейчас я лишь хочу не совершить очередную глупость. «Очередной глупостью», по всей видимости, было то задушенное в зачатке движение, которое пряталось в его напряжённой позе и в обманчивой расслабленности бледной ладони, уже покинувшей колено Гэвина. Как если бы эта ладонь хотела вернуться. С каких пор он научился считывать эти невербальные свидетельства чужой жажды, которая никогда не отражалась в безразличном лице? Гэвин сглотнул и отодвинулся, чтобы не дотронуться. Ричард не стал его останавливать. Сгусток статического электричества между ними можно было потрогать голыми руками. — Я принял решение, — сказал Ричард после новой бесконечной паузы, похожей на перемирие и на перелом. — В отношении расследования. Кое-что произошло. — Это что-то глобально меняет? — спросил Гэвин, хотя и не рассчитывал на честность. К его изумлению, Ричард посмотрел ему в глаза и кивнул: — Да, Гэвин. Боюсь, это меняет всё.