По-крупному

В отделе Ричарда не было. Гэвин проверил в офисе, заглянул на кухню, спустился в курилку, зарулил на обратном пути в туалет. Даже к Джеффу в кабинет влез — мало ли, он вот вообще нихренашеньки не удивился бы, если бы обнаружилось, что Фаулер со Стерном стали лучшими подружками. Но в святая святых участка был только заёбанный кэп: видать, присутствие федералов в департаменте больно било и по нему. — Чего тебе, Рид? — недружелюбно спросил он, когда Гэвин приоткрыл дверь и просунул голову в образовавшийся проём. — Опять накосячил? — Я что, по другому поводу не могу зайти? — возмутился Гэвин. — Стерна не видел? — Позвони ему, если не в состоянии найти его, и не отвлекай меня от работы, — ожидаемо вскипел Джеффри. Гэвин мстительно хлопнул дверью на прощание. Звонить Ричарду он не собирался — в этом было что-то страшное, что-то от уступки, от провала, от перемирия, к которому он был не готов. Но ещё в этом была его, Гэвина, жажда услышать чужой голос. И он вовсе не был уверен в том, что справится с собой и не выкинет что-нибудь безрассудно-глупое, если Ричард возьмёт трубку. Или если не возьмёт. О, да ради всего святого. В конечном итоге пришлось признать простую и неприятную истину: Ричарда Стерна в полицейском департаменте Детройта не наблюдалось. Может, Коннор просто воспользовался этим как предлогом, чтобы избавиться от необходимости продолжать говорить с ним — мудила выглядел довольно растерянным под конец их диалога, хотя Гэвин слабо понимал, что именно могло его удивить. То, что Гэвин Бешеная Псина Рид был способен чувствовать обиду и боль? — надо же, блядь, какое открытие. На улице было холодно. Гэвин выперся туда, чтобы подышать, проветрить мозги, в очередной раз сворачивающие на извилистую дорожку мыслей о Стерне, скурить пару сигарет. И какой только смысл был пытаться завязать с этим дерьмом, если он хватался за пачку каждый раз, когда нуждался в успокоении? Разве каждый, Гэвин? Помнится, пару раз тебе оказалось достаточно Ричарда. Сука, сука, сука! Гэвин скрипнул зубами. Отрыл в кармане кожанки сиги, зажал одну между губами. Чиркнул зажигалкой. Прикурил. Затянулся. Было что-то особенно приятное в том, чтобы дымить на парковке департамента, зная, что Фаулер вытрахает ему душу, если запалит за этим делом. Его блуждающий взгляд прошёлся по разметке для машин. Гэвин успел подумать о том, что на фоне развалюхи Андерсона даже его видавшая виды детка смотрелась вполне себе пристойно… А потом нашёл глазами её. Выроненная из пальцев сигарета упала на асфальт, Гэвин чертыхнулся, затоптал её ботинком. Проморгался, почти уверенный в том, что ему показалось. Вот только эту машину было не спутать ни с одной другой. — И что здесь делает твоя тачка без тебя самого? — еле слышно пробормотал Гэвин. Ричард-в-его-голове не ответил. Самым правильным в такой ситуации, наверное, было бы развернуться и уйти. Вернуться в отдел. Может, написать Ричарду сообщение — текст, по меньшей мере, не передавал того смятения, которое просыпалось в Гэвине при мысли о звонке. Он мог бы дождаться его внутри, если, разумеется, Стерн вообще собирался соизволить притащить свою задницу к нему и поделиться с детективом Ридом ценными соображениями касательно результатов анализов. Которые, конечно же, были, с-сука, у него, хотя запрашивал экспертизу Гэвин! Блестяще работаете, лабораторные крысы. Никакого фаворитизма. Он почему-то не свалил обратно в отдел. Наоборот — Гэвин и сам не заметил, как сделал один, второй, третий шаг. Как приблизился к тачке, ожесточённо доказывая самому себе, что у этого была хоть какая-нибудь иная цель, кроме позорного каскада воспоминаний. Как оказалось, она действительно была. Ричард обнаружился внутри — за затемнённым стеклом, скрадывающим подробности его лица, но оставляющим различимой общую картину. Сидел, откинувшись на водительское сидение, с закрытыми глазами и удивительно расслабленной линией челюсти, которую Гэвин привык видеть напряжённой. Эта крошечная деталь необъяснимо делала всю его наружность мягче. Вроде как… человечнее, что ли. Она — и различимые даже через стекло мешки под глазами, которых не могло быть у безупречного робота. Гэвин не знал, на кой хер он об этом размышляет и почему так пялится. Он прочистил горло. Занёс было руку над стеклом, чтобы постучать, но в последнее мгновение зачем-то оборвал движение незавершённым. Не было никаких гарантий того, что двери тачки не заблокированы, что он не почувствует себя полным придурком, дёрнув за ручку, что Ричард не взбесится, если Гэвин без спросу залезет в его машину. Как не было и причин пробовать. Но Гэвин, естественно, решил рискнуть. Он обогнул блестящий чёрный бок. Дверца со стороны пассажира поддалась легко. Машина мерно тарахтела: Ричард даже не заглушил двигатель. Сраный пижон, которому лишние несколько баксов за бензин были что капля в море. Гэвин подумал об этом с нежностью, которая его испугала. Всё здесь было знакомым почти до боли. Чёрный кожаный салон; широкая торпеда; зеркало заднего вида, чуточку повёрнутое в сторону водителя. И Ричард. Да. И Ричард. Гэвин постарался закрыть дверь машины как можно тише. Вообще-то ему следовало разбудить Стерна, выбравшего чертовски неудачное время и место для ебучей сиесты. Стребовать с него результаты анализа ДНК, которые тот, вероятно, уже изучил вдоль и поперёк. Лишний раз доебаться на тему Томпсона, или его постоянных отлучек, или, наконец, того, почему Ричард дрых в собственной тачке посреди дня. Было не слишком-то похоже, что он хоть сколько-то поспал за минувшие сутки. Не то чтобы Гэвин за него волновался. Утешай себя этим. Ресницы у Ричарда были густые и чёрные, в цвет бровей и волос. Этот чудовищный контраст заставлял его и без того бледную кожу выглядеть практически восковой. Ледяной и твёрдой, как остывшая свеча. Гэвин и так знал, что на самом деле она окажется прохладно-шёлковой под пальцами, но ему всё равно почему-то захотелось проверить. Убедиться, что он запомнил всё правильно. Растравить себе душу очередным идиотским порывом — он и без того пробивал дно снова и снова, вряд ли один лишний раз что-то изменил бы. Но в тот момент, когда его пальцы почти коснулись чужой щеки, Ричард пошевелился и открыл глаза. Гэвин отдёрнул руку так стремительно, что едва не вписался локтем в дверцу. — Бля, чувак, — прохрипел он, едва шевеля губами, — какой же ты стрёмный. Его сердце сбивалось с ритма вовсе не из-за страха, но им обоим было бы проще, если бы Ричард сделал вид, что поверил в его испуг. — Гэвин? — в немедленно потерявшем всяческую расслабленность лице не было ни намёка на сонливость; будто бы Ричард даже просыпался — вооружённым до зубов, ожидая нападения. И это было так... по-ричардовски. — Что ты здесь делаешь? — Ну, твой братец сказал, что ты припёрся в департамент, — пробормотал Гэвин, неумолимо краснея; звучало так, словно он оправдывается, и самым ужасным было то, что он действительно оправдывался. — И я с некоторыми усилиями тебя нашёл. Не хотел будить — выглядишь ты как грёбаный зомби. — Это очень мило с твоей стороны, — Ричард слабо улыбнулся. — Извини за это. Я и сам не понял, как заснул. — Бурная ночка выдалась? — ляпнул Гэвин раньше, чем успел прикусить язык. Во взгляде Ричарда мелькнуло сдержанное веселье, а потом — это произошло так быстро, что подготовиться к этому было нельзя — его глаза сосредоточились на шее Гэвина, и он выпрямился на сидении. Гэвин прижал к горлу ладонь. Ричард деликатно сделал вид, что не заметил этого судорожного движения, не понял, что они оба подумали об одном — о том, чьи следы горели на коже детектива Рида. Или о тех, которые были под ними. — Не в том смысле, на который ты намекаешь, — хрипло произнёс Ричард через несколько секунд напряжённой тишины; теперь он пялился куда-то в сторону участка, и Гэвину иррационально захотелось схватить его за волосы, вынудить повернуться к нему лицом, посмотреть на него, увидеть всё, что Гэвину не хватало мужества озвучить вслух. — А на какой я намекаю? — в его голосе были вызов и провокация, которые Гэвин не сумел объяснить даже самому себе. Ричард не ответил. Долгие мгновения он молчал, не шевелясь и не издавая ни звука — это было похоже на зависшую систему, на баг, на крах прошивки, — а спустя несколько ударов сердца вдруг отмер. — Результаты экспертизы в бардачке, — прошелестел он едва слышно. — Ты ведь за ними пришёл? В этой последней фразе было что-то защищающееся. Гэвин не понял, что она должна была означать; то есть, конечно, уловил подтекст, но… …но было бы глупостью считать, что грёбаный Ричард Стерн хотел, чтобы Гэвин сел в его тачку по какой-то другой причине. — Ага, — выдавил он через спазм. — За ними. Мне же больше нихрена от тебя не светит, кроме этой случайной информации, которую мне пришлось выцарапывать c боем. Бардачок поддался сразу же, хотя пальцы у Гэвина дрожали. Здесь царил тот же безупречный порядок, которым дышал и дом Стерна, и он сам, весь, вплоть до последней аккуратно уложенной прядки. Стерильная чистота, чёткие рамки, строгие правила, которые нельзя нарушать. В этом, если подумать, и был весь Ричард. Удивительно, что даже он мог сорваться. Удивительно, что — из-за кого-то вроде Гэвина. Он должен был почувствовать себя польщённым, а почувствовал — жалким. Конверт с печатью лаборатории лежал на самом верху, поверх пары книг, названия которых Гэвин разобрать не смог, и пачки влажных салфеток. Он был не вскрыт. — Я думал, ты уже проверил результаты, — зачем-то прокомментировал это Гэвин. — Не хотел отнимать у тебя право узнать их первым, — Ричард вроде бы выдохнул это едва слышно, но его слова прозвенели у Гэвина в висках оглушительным раскатом грома. — Эта часть расследования принадлежит тебе. — Теперь мы делим его по кускам, как разводящаяся парочка? — Гэвин усмехнулся и передёрнул плечами. — Ладно. Спасибо, что ли. Он подспудно догадывался, что эта маленькая уступка стоила Ричарду куда больших усилий, чем можно было предположить: его жажда контролировать ситуацию граничила с манией, Гэвин дорого заплатил бы за возможность узнать, как это в Ричарде возникло, как оно проросло, укрепилось, усилилось в обоих Стернах — он не был психологом, но даже ему было понятно, что такая хуйня просто так не появлялась. Спрашивать Гэвин не стал. Только вскрыл конверт. Хрустящая бумага долго сопротивлялась, пришлось порвать краешек, но на целостность содержимого это не повлияло — извлечённое из конверта заключение разве что слегка примялось. — Готов? — спросил Гэвин зачем-то. Ричард неопределённо дёрнул уголком рта. Страницы со сведениями о лаборатории и основаниями для забора проб Гэвин пролистал сразу же — его интересовали только итоги. Сопоставление генетического материала Уилла Уоррена и Дэниэла Хиккса с ДНК нерождённого ребёнка, погибшего вместе с Линдой. Подтверждение, в котором он нуждался. Чёрт, как же Гэвину хотелось ухмыльнуться и помахать перед лицом Ричарда бумажкой, говорящей, что это Хиккс заделал ей спиногрыза! Это стало бы ещё одним весомым аргументом в его Кампании По Выяснению Истины. В конце концов, имея на руках лабораторное доказательство связи Хиккса с Линдой, Гэвин обрёл бы и мощнейший мотив для убийства, приписанный подозреваемому. Этого — вкупе с той перепиской — оказалось бы достаточно для того, чтобы отправить Хиккса в тюрьму. И если Ричард хотел посадить другого, считал виновным другого, ему пришлось бы начать делиться с Гэвином информацией, чтобы тот согласился сотрудничать. Было тяжело удержаться от ухмылки. Сначала ему попался вкладыш с Уорреном — в графе «предполагаемый отец» значилось его имя, напротив пункта «вероятность отцовства» ожидаемо стоял ноль, Гэвин хмыкнул, бросил листок на колени Ричарда: — Как я и думал. Уоррен в пролёте. Тот коротко кивнул. Гэвин с плохо скрываемым наслаждением развернул последний вкладыш, тот, который касался Хиккса… И завопил: — Что значит нулевая вероятность?! Пальцы дрогнули, сердце сбилось с ритма. Ричард забрал вкладыш из его рук, пару секунд изучал его — и молча сложил к предыдущему. Его лицо осталось бесстрастным, глаза — холодными. О том, что в этот момент он испытывал хотя бы тысячную долю изумления и неверия, которыми захлёбывался Гэвин, свидетельствовала только пульсирующая на виске венка. — Ты что, ничего не скажешь?! — Гэвин начинал задыхаться: его планы в отношении расследования рушились как карточный домик, он не понимал, что происходит, совершенно нахер не въезжал, как так могло получиться, что грёбаный Дэниэл Хиккс, переписывавшийся с Линдой об их будущей ляльке, не был ебучим биологическим отцом её ребёнка. — Как это… что это вообще… может, это ошибка или… И вдруг выплюнул, подавившись жуткой догадкой: — Ты… ты что, всё знал? Сглотнул — Ричард взглянул на него колко. — Нет, — сдержанно произнёс тот. — Не знал. Но догадывался. — Догадывался?! — заорал Гэвин. — И какого хуя ты ничего мне об этом не сказал?! — Гэвин, — Ричард утомлённо поморщился, высокий бледный лоб прочертила складка озабоченности, — не драматизируй. Я не рассматривал эту версию как основную. Она просто казалась мне гипотетически возможной. — Казалась тебе гипотетически возможной, — сдавленно повторил Гэвин и зло рассмеялся. — И ты, естественно, не счёл нужным меня в это посвящать. Так же, как сделал с фото. Так же, как постоянно делаешь с Томпсоном. Дышать было трудно, разочарование перекрывало ему кислород. Специальный агент Стерн оказался на шаг впереди даже в том, что должно было стать его, Гэвина, личным открытием, неожиданным и переламывающим ход игры. А Гэвину теперь и крыть-то было нечем. Не был Хиккс блядским папашей. Линда лгала ему. Кое в чём миссис Уоррен была удивительно похожа на Ричарда Стерна. Гэвин сжал зубы. — Ну, раз я в очередной раз обосрался, а ты в очередной раз на коне, полагаю, наше трогательное свидание можно завершать, — процедил он. — С результатами делай что хочешь. Мне они, по всей видимости, не понадобятся. Разве что Хиккса подъебать. Его пальцы уже накрыли дверную ручку, когда Ричард внезапно произнёс: — Подожди. — Чего ещё? — прохрипел Гэвин со злой болью, не имеющей отношения к блядливости Линды Уоррен. — Не успел насладиться победой? Хочешь ещё немного поупиваться превосходством? Может, лишний раз напомнишь мне о том, что мне стоит смиренно ждать в сторонке, пока Папочка Ричи не раскроет это дело? И вдруг заткнулся — Ричард стиснул побелевшими пальцами кожаную оплётку руля и рявкнул: — Замолчи и выслушай меня, чёрт возьми! Гэвин и не помнил, когда в последний раз Ричард повышал на него голос. Это было не в его стиле — Ричард был королём бархатных интонаций, сменяющихся холодом вековых льдов за какие-то наносекунды. Ричард всегда держал себя в руках. Ну, почти всегда, мысленно исправился Гэвин, и воспоминание о произошедшем в курилке едва не вывернуло его наизнанку. Так или иначе, Ричарду нравилось, когда всё было под контролем. Каждый взгляд, каждая просчитанная до последней буквы фраза. Каждое действие в отношении расследования. И каждый его, Гэвина, шаг. Давно пора было с этим завязать. Он мог бы начать прямо сейчас: выйти из машины, хлопнув дверью, которую Ричард даже не заблокировал. Будто давал ему право выбора. Гэвин с какого-то хуя остался. Убрал ладонь с ручки. Повернулся к Стерну всем корпусом. — И? — с вызовом осведомился он. — Я весь внимание. Ричард с силой сжал переносицу двумя пальцами, видимо, призывая себя к терпению. На этот раз ему потребовалось больше времени для того, чтобы взять себя в руки. — Подожди меня в архиве, — сухо сказал он спустя долгие мгновения тишины, гипнотизируя взглядом стоянку; этим своим до чёртиков официозным тоном. — Обсудим… наши дальнейшие шаги. Включая тактику ведения допроса Хиккса. Так ты вдруг снизошёл до того, чтобы поделиться со мной тем, что знаешь? Или это очередная твоя уловка, капкан, в который я вот-вот суну голову? Что из этого, Ричи? Чему мне верить — твоим словам или твоим поступкам? Гэвин ухмыльнулся — с торжеством, к которому примешивалась горечь: — Что, на этот раз я всё же успею кончить? Кадык Ричарда судорожно дёрнулся, Гэвин залип на этом с мстительным восторгом, пугающе похожим на обожание. И смотрел, смотрел, смотрел, пока это не сделалось чем-то непристойным. Пока глаза не запекло, а в горле не запершило. А потом Ричард всё-таки повернулся к нему лицом. Подался ближе. Уставился на него — с раздражением, с печалью, с животной тоской; это было всё равно как если бы он выстрелил в Гэвина в упор. И вдруг — немыслимо, невозможно, зачемтыэто — обхватил его лицо ладонями. У него были прохладные руки, в какой это, интересно, момент он перестал носить перчатки, Гэвин подумал о них мимолётно, и далёкое любопытство растворилось, расползлось на ошмётки под тяжестью очередного прикосновения, о котором он не просил и от которого не сумел отказаться. Прикосновения, которое тоже стало бы ошибкой мгновения спустя. — Ты опять меня лапаешь, — пробормотал Гэвин, отчаянно цепляясь за ощущение чужой кожи поверх своей. — Это же непрофессионально. Пауза. Четыре вдоха, три выдоха. Он зачем-то считал. — Гэвин, — измученно проговорил Ричард после этой крошечной вечности, удерживая его в своей мучительно-осторожной хватке; на контрасте с его ладонями лицо Гэвина ощущалось чудовищно горячим, почти пылающим, — просто спустись в чёртов архив. — А если не спущусь? — это должно было получиться провокацией, но получилось — дрожащим отзвуком всхлипа. Может, потому, что их взгляды вновь встретились. Потому, что Ричард выглядел смертельно затрахавшимся — точно и его окончательно вымотали их эмоциональные качели. Или потому, что в чужих глазах было теперь нечто уязвимое — нечто, что отозвалось в Гэвине глухим вибрирующим голодом. — Пожалуйста, — прошелестел Стерн; звучало так, словно ему пришлось переломать себе все кости ради одного этого слова. — Не усложняй то, что и так для меня тяжело. Гэвин ненавидел то, как больно эти слова срезонировали у него в рёбрах. — Хер с тобой, — шёпотом ответил он. И сглотнул: чужие пальцы сместились на его шею, погладили поверх сходящих следов — так, будто повторяли их, увековечивали, выучивали наизусть. Это стоило Гэвину волны мурашек, и тяжести в груди, и шумного вздоха. А затем Ричард убрал руки. Отстранился. Откинулся на своё сидение. Гэвин нахера-то потянулся следом, оборвав этот судорожный порыв лишь тогда, когда тот сделался мучительно очевидным. Дерьмо, дерьмо, дерьмо. Ты снова мной манипулируешь, а я снова на это ведусь! Гэвин прочистил горло. Потёр саднящую шею, теперь кажущуюся раскалённым сгустком жара. Отвёл взгляд. Он чувствовал себя бессильным и податливым, пугающе покорным, и ему отчаянно хотелось, чтобы Ричард вновь сорвался, чтобы Ричард тоже дал слабину. Чтобы Ричард дотронулся до него — так, как дотрагивался лишь когда терял контроль. А здесь и сейчас — спасибо за наводку, Коннор — ты в самом деле не контролируешь нихера. Как ты оправдал для себя этот никому не нужный физический контакт? Чем ты усыпил бдительность своей принципиальности? Расскажи мне, Ричи. Расскажи — я хочу знать об этом больше, чем о Томпсоне, Уорренах и Хикксе. В кои-то веки он понимал — в Ричарде, в его эмоциях и в рычагах давления на него — хоть что-то. Этим можно было воспользоваться. Теперь-то Гэвин знал, как заставить Мистера Кислое Ебало слететь с катушек, и, раз это было единственным, на что он мог рассчитывать, он намеревался получить своё сполна. В конце концов, он уже мчался к обрыву в тачке с отказавшими тормозами — так почему бы не прибавить газа? Я всё равно разобьюсь при падении — и будет честно, если ты будешь на соседнем сидении.