Взгляд из кабины

      Рома не бросал попыток дозвониться до Антона, пока маршрутка сотрясалась по дороге в Липецк. Было слегка непривычно находиться в транспорте в качестве пассажира. На этом месте появлялось то, что Пятифан больше всего не любил — возможность зарыться в себя, поддаться тревоге и стать трапезой собственных чувств. Теперь Рома уж точно знал, что с головой окунулся в свой спящий многие годы вулкан. Пятифан знал, что будет больно, смерть в этой лаве будет мучительной, но всё равно рискнул в неё запрыгнуть, о чём в глубине души немного жалел.       Телефон Антона всё также был отключен. На подъезде к городу, Рома забросил мобильный в карман и с тоской в глазах стал глядеть в потолок, ощущая, как несносно гудит голова. Перед глазами то и дело мелькал Антон, не давая возможности хоть немного вернуться в норму. Рома вспоминал каждый миг: как они слушали музыку, как сидели у моря, как смеялись с каждой глупости, купание в реке, недлительную разлуку и незаменимые моменты поддержки.       Отвлечься удалось лишь когда водитель объявил прибытие в пункт назначения. Так как автобус был в Липецке проездом, много людей в проходе не толпилось и Рома смог быстро прошмыгнуть к выходу. Не успел Пятифан закусить сигаретный фильтр, как увидел идущую к нему компанию из трёх людей. Во главе своеобразного строя шагал Саныч, а сзади парочкой шептались Толя Щеглов и Тёма Лукьянов. Были эти ребята второгодками, только недавно вышедшими со стажировки, длинною в двенадцать месяцев.       — А чего это мы такие бледные? Ты ж на югах был, — улыбнулся Саныч, приобнимая Ромку.       Пятифанова кожа действительно была бледнее, чем обычно, но на это влиял лишь внезапно свалившийся стресс и отсутствие полноценного приёма пищи на протяжении долгого времени. Но вслух Рома озвучил другую версию:       — Та где ж там, Саныч, загорать? Побыл вечер, проспался и опять работать. Жить уже некогда.       Григорий понимающе закивал головой.       — Ого, Ромка, ты вроде меньше был, а щас шкаф такой, — удивился Толя, осматривая собеседника. Он смахнул с лица свои русые волосы, доходящие длинной до подбородка и выдал искреннюю радость от встречи с Пятифаном.       — Это ты похудел, Толян, — улыбнулся Рома, пожимая Щеглову руку.       Телосложением он напоминал Антона. Отличались они всего парой сантиметров в ширине плеч и несколькими килограммами в весе. Рома же, осматривая Толика, словно в первый раз, предполагал, что эти наблюдения лишь иллюзия и желание найти Антона в любых мелочах.       — Тёмка, ну ты теперь точно как тумбочка, — усмехнулся Пятифан, глядя на невысокого молодого человека, имеющего физическую форму, похожую на Ромкину в самые активные годы расцвета его спортивной деятельности.       Казалось, что у Артёма не было и грамма подкожного жира и весь вес занимала лишь мышечная масса. Как только Рома увидел его впервые и узнал об увлечении Лукьянова спортом, то моментально окрестил его тумбочкой, что оправдал фразой: «Низкие и широкие только прикроватные тумбы». Первое время он обижался, но со временем принял свою учесть и стал использовать это как прозвище.       Глядя на тандем Артёма и Толика, Рома усмехался про себя. Вдвоём они выглядели так, словно из разных вселенных, но при этом сдруживаться начали ещё когда Пятифан видел их впервые, а было это около полутора года назад.       — Ну что, мужики, по кофейку и в дорогу? — спросил Саныч, потирая ладони. — Женьку ещё в Тамбове заберём, а насчёт Лёньки в Пензе спорно. Он, вроде как, сам собрался доехать, но он же… — Григорий пренебрежительно махнул рукой и укоризненно покачал головой.       — Лёнька как всегда сделает так, чтоб мы прямо к нему под ноги приехали, а потом скажет, что уже в Казани и просто забыл нас оповестить, — посмеялся Ромка.       — А в счёт кофе можно лучше нам с Тёмкой пивка? Кофе что-то в горлянку вообще не лезет, а вот пиванька я бы навалил, — произнёс Толик, завязывая хвост и обнажая этим выбритые виски.       — Ну алкашня, вы неисправимые, — закатил глаза Пятифан.       — Выходной, между прочим! — заступился Артём, сложив руки на груди.       — Завалите все ебальники, будьте добры, — произнёс Саныч.       Он зашагал к привокзальному магазину. Рома быстро нагнал наставника, пока юноши сзади вновь зацепились за очередную бессмысленную шутку, которую понять могли только они.       Атмосфера компании, где были двое неспособных молчать людей, помогла Роме слегка забыться и прекратить свои нескончаемые попытки дозвониться до выключенного телефона. Толя был катализатором всех конфликтов, шуток, споров, которые произошли за последние два часа. Артём умело подхватывал и развивал его слова в более абсурдное, обширное или же любое другое удобное для ситуации русло.       В Тамбове забрали ещё одного члена экипажа — Женю Павлова. Дабы двухметровый напарник смог зайти, Ромке пришлось покинуть транспорт и пропустить его вперёд.       — Саныч, газуй давай! Пусть Ромка пешком шагает, — крикнул Толик, хлопнув Григория по плечу.       Пятифан ловким и быстрым манёвром запрыгнул обратно и показал Щеглову средний палец.       — Рома! — с возмущением воскликнул Саныч. — Ладно он дебил малолетний, а ты-то чего ведёшься?       — Чё это я малолетний? На четыре года младше, а будто сосунок пятнадцатилетний, — фыркнул Толя.       — Ну, ведёшь ты себя именно так, — едва сдерживая смех, произнёс Рома.       — Завалили ебальники, — произнёс Саныч. — Женёк, а ты какими судьбами в этих краях? Ты ж в районе столицы пригрелся вроде.       — Та я отпуск взял на недельку, чтоб к мадмуазели одной съездить и тут такие новости, — огорчённо произнёс Женя, забравшийся на верхнюю полку.       — А что за мадмуазель? Опять кто-то на день или ты в тридцать пять, наконец-то, решил завязать по юбкам бегать? — спросил Рома, поворачиваясь к напарнику.       — У нас всё серьёзно уже. Думаю, вот, ей предложение сделать и на рейсы вместе ездить. Всегда рядом и измен точно не случится, потому что скучать не будем.       — Вдвоём в рейсе это, конечно, круто, — вздохнул Пятифан. — Помощь, поддержка, нет одиночества этого сраного.       — Пятифанов, тебе-то откуда знать? Ты ж такой же, как Женька, только помладше, поэтому простительно, — с издёвкой произнёс Саныч.       — Много ли ты обо мне, Григорий Александрович, знаешь, — фыркнул Рома, отворачиваясь к окну.       — Мы видим только то, что нам хотят показать, — пожал плечами водитель. — Давайте ещё сто километров и смените меня, спины уже не чувствую.       Сменить его вызывался Женя, но Пятифан был в этой инициативе гораздо активнее. Ему жутко надоело нахождение со своими мыслями тет-а-тет, без возможности занять голову чем-то более важным.       Рома размышлял о развитии своей зависимости от вождения транспорта. Без своей работы он больше не видел самого себя целым и собранным. Эту пустоту мог заполнить только Антон, а без него и без работы Рома и вовсе не ощущал себя исправно функционирующим организмом. В отражении зеркал он больше не видел счастливого Пятифана, смотрел на него тусклый и угрюмый Роман Андреевич. Антон был белым карандашом на портрете. Благодаря нему появляются реалистичные блики, цвета выглядят совсем иначе, если уметь с ним обращаться. Даже глядя на двух счастливых друзей за спиной, становилось слегка тошно. Рома не скрывал от самого себя зависти к ним. Было не так важно кем являются друг для друга эти двое, важно было лишь то, что в тандеме они чувствовали себя полноценными и счастливыми.       Сто километров оказались не такой и большой дистанцией. Рома садился за руль с огромным предвкушением впервые ощутить вождение нового для себя транспорта. Фура марки Volvo обладала колёсной формулой шесть на два, чего Пятифан ещё на практике не испытывал. Вести такой транспорт оказалось даже легче, чем всё, чего касались Ромкины руки до этого. За осмотром нового для себя рабочего места Пятифану и удалось отвлечься, пока напарники без умолку переговаривались между собой. Женя предпочёл уступить Санычу место на верхней полке, а сам подсел на пассажирское. Толик с Артёмом всё больше выпивали, пока их темы для разговоров становились всё более глубинными и философскими. Но о чём именно беседовали двое мудрецов Рома не слышал.       — Кстати, Саныч, а ты не знаешь с чего вдруг это анкетирование в срочном порядке началось? — спросил Павлов.       — Да я хер его знает, если честно. Всё агенство на ушах, нервные такие, но говорят, что всё в порядке.       — Может, сокращение готовят? Решили уменьшить размеры агенства и хотят сократить как водителей, так и персонал, вот они там и бегают, как тараканы, — предположил Рома. — Нет дыма без огня, как никак.       — Нет спермы без хуя! — воскликнул Щеглов. — А дым и от курева может быть.       — Толя, уткнись, — рявкнул Пятифан.       — Сомневаюсь, что сокращение, ибо агенство и так размером с конуру, по меркам страны, — пожал плечами Саныч.       — Кто их знает, этих бизнесменов, — пробубнил Женя.       — Мужики, а кто-то против музыки? — спросил Толик.       Все приняли предложение разбавить монотонный бубнёж чем-то на порядок милозвучнее.       Услышав мелодию, Рома ощутил, как лёгкие сводит жутким спазмом. Песня навеяла ему воспоминания о том, как отец, сидя на кухне за небольшой бутылкой водки, безмолвно плакал, пока эта композиция лёгкой дымкой расплывалась по помещению. Дни, когда Андрей Владимирович позволял себе выпить, наступали лишь пару раз в год: на день рождения Нели и годовщину её смерти. Будучи совсем уж юным, Рома старался не попадаться отцу на глаза, но, став старше, сидели так они уже вместе. В такие дни Бяша засыпал очень рано, перед этим закрываясь на долгое время в комнате. Рома прекрасно знал, что там брат утолял нужду выпустить накопившиеся слёзы и очень хотел поддержать, но подступиться к нему было невозможно. Стало невыносимо трудно дышать, а брови сами собой съехались на переносице.       Женя с грустной улыбкой повернулся к парням, которые сидели, приобнявшись за плечи и подпевая.       — «Три двери вниз», да? — спросил Павлов.       — Ам хир визаут ю, бейбе! — запели в ответ парни ломаным английским.       — Помню, у товарища на свадьбе эта песня играла. Все рыдали, а я, дурак, не понимал почему, — усмехнулся Женя. — Только потом понял. А ты чего такой хмурый, Ромка?       — Хмурый – это дрянь наркотическая, а я серьёзный, — фыркнул Рома. — Свои заёбы с этой песней.       — Я смотрю, у нас тут клуб разбитых сердец, — саркастично встрял в разговор Саныч.       Пятифан лишь помотал головой, закатив глаза. Он понимал, что в Саныче с годами угасла юношеская тяга к романтике и ощущать какую-либо тоску от песен для него было чем-то вроде забавы для молодёжи. Но сейчас Рома думал, что напарник и вовсе никогда не испытывал этого чувства, ведь любой разговор, касающийся любви, вызывал в нём лишь сарказм или насмешку.       — О, я эту в Танькином сериале слышал, — произнёс Григорий, когда композиция сменилась. — Не думал, что ты такое слушаешь, Толь.       — А ты саму-то песню слушал? — недовольно спросил Щеглов.       — Слушал, конечно. Типичная бабская песня про не взаимную любовь, нихера нового. А Танька под неё рыдала вечно, — фыркнул Саныч.       — Ну ты и дурак, Александрович, — сказал Рома, который вслушивался в текст песни.       — Вот-вот, тут согласен, — поддержал Артём. — Мне многого не надо, коснуться б только взглядом…       — До кончиков ресниц твоих на несколько секунд! — подхватил Толя.       Парни вновь загорланили на всю машину, чем Саныч был явно недоволен. Рома мысленно переводил текст песни на самого себя и с грустью вспоминал кончики ресниц, которых он хотел бы коснуться взглядом на несколько секунд. Всё же, вождение его ни капли не отвлекало, а лишь делало гору, по которой скатывался снежный ком боли и тоски, всё круче и выше.       Рома искреннее ждал момента, когда телефон издаст заветный звук сообщения, которое оповестит о возвращении абонента «Антоша» на связь. Он не ждал первого шага, было плевать на всё, только бы успеть позвонить в первые мгновения, когда мобильный Петрова вновь будет способен принимать вызовы. Воображение генерировало сценарий, в котором Рома мчит в Шахты настолько быстро, насколько возможно, но в себя его привёл знак, оповещающий, что до Казани осталось шестьсот километров. С каждой секундой они отдалялись всё сильнее.       Время подбиралось к девяти вечера. Примерное время пути составляло ещё около пяти часов. Усталость ощущали уже все присутствующие, кроме самого Ромки. Когда бесконечная болтовня стихла и каждый занял себя своим делом, ехать стало гораздо легче. Изредка слышались лишь смешки Толи и Артёма, которые смотрели фильм, заткнув уши наушниками, а рты остатками пива. Саныч увлёкся чтением неизвестной Ромке книги, Женя втянулся в активную переписку, а Лёня, подобранный в Пензе, дремал, сидя рядом с Щегловым и Лукьяновым.       — Мужики, а оно сморкается уже, — произнёс Толя, глянув в окно.       — Смеркается, дебил, — закатив глаза, сказал Рома.       — Да какая в хера разница? Просто я этим хотел сказать, что агенство-то уже будет закрыто давно, когда мы приедем.       — Ты думал мы успеем до его закрытия приехать, что-ли? — усмехнулся Саныч. — В отеле переночуем и утром в офис съездим.       — А посреди ночи заселяют? — поинтересовался Женя.       — Конечно заселяют, чего б им деньги терять? — ответил Григорий.       — Тоже верно, — согласился Павлов.       За следующие часы Ромкин телефон так и не отозвался ни единым звуком. Ещё одна череда попыток дозвониться во время короткой остановки не увенчалась успехом. Рома отправил пару сообщений, но надежда на то, что Антон их увидит, была всего на несколько десятых процента выше нуля. Содержали эти послания в себе лишь жалобные просьбы вновь выйти на связь и оповестить о приезде.       Часы показывали начало третьего ночи. Все были похожи на мух перед зимовкой – такие же вялые и слегка приторможенные. Саныч еле держался, чтобы не заснуть, Лёня и вовсе просыпался всего на пару минут, дабы убедиться в том, что до пункта назначения ещё не доехали, Женя обрёл крайне серьёзный вид и всматривался в дорогу так, будто это от него зависит безопасность всей поездки, а Толя с Артёмом уложили головы друг на друга, глядя на дорогу и дремая с открытыми глазами. Пятифан ощущал сильную боль в теле и именно она не давала желанию прикрыть веки воплотиться.       Толик заранее оповестил Рому о ближайшем отеле по въезду в город и именно туда они держали курс, в предвкушении распластаться на мягких кроватях и, наконец, заснуть. Когда двигатель был заглушён на парковке невысокого здания, все выдохнули с облегчением. Покинув транспорт, каждый стал разминать затёкшие суставы, потягиваться и негромко ругаться от нахлынувшей боли.       Артём с Толей шагали ко входу уверенней всех, пока за ними плелась небольшая колонна сонных мужчин. Встретила их приветливая девушка, которая что-то спросила у Лукьянова, после чего впустила их в помещение.       — Доброй ночи, а нам можно номера обеспечить? — спросил Женя, подходя к девушке. — Можно не четыре отдельных, нам не принципиально, лишь бы кроватей хватало.       — Прошу прощения, но в ночное время мы номера не сдаём, — вежливо ответила девушка приятным голосом.       — А они почему зашли? — вскинул бровь Рома.       — У молодых людей номер был заранее забронирован. По ночам мы сдаём номера только по предварительной брони. Извините, больше ничем не могу помочь.       Девушка закрыла дверь, оставив квартет стоять и хлопать глазами, словно стадо баранов.       — Самые бестолковые оказались умнее нас всех, — произнёс Рома, почёсывая затылок.       — Что правда, то правда, — вздохнул Саныч. — Ну, будем как-то в машине умещаться.       — Только лежанки две, а нас, блять, четверо, — выругался Пятифан.       — Саныча точно кладём на спальное, он дольше всех за рулём уже. Я могу и сидя поспать, не гордый, а вы там решайте уже, кто второе место займёт, — предложил Женя.       — Вы как хотите, а внизу спать я буду. Я тоже с рейса заёбаный приехал, а тут ещё и покатушки в такую даль, — произнёс Лёня.       Был он самым старшим из известного Ромке коллектива. Леониду было немного за шестьдесят и, среди всех присутствующих, работал в дальнобое он дольше всех.       — А я вёз всех большую часть времени, это тебя не волнует? — возмутился Рома.       — Имей уважение к старшим, Пятифанов. Ты ещё молодой, не сломишься, — пробубнил Лёня.       Рома сделал шаг вперёд, готовый совершить решительное словесное нападение, но за плечо его удержал Женя, мотая головой. Григорий удалился вместе со вторым напарником к машине, пока Пятифан остался на улице курить в компании Павлова.       — Педрила старый, — ругнулся Рома, бросая злобный взор на транспорт.       — Ты ж его знаешь, он ебантяй ещё тот. Не удивлён, что от него жена сбежала ещё лет двадцать назад, — усмехнулся напарник.       Пятифан махнул рукой и отправился в кабину, дабы попытаться устроить себе хотя бы немного удобное спальное место на сидении. Подняв руль вверх и слегка откинув сиденье, Рома принял положение, напоминающее тупой угол. Женя не стал даже пытаться устроиться удобнее, ведь с его ростом в любом случае будет не совсем комфортно.       Рома просидел в безуспешных попытках заснуть около получаса. Всё это время он глядел на небо, через окно, не закрытое шторами. Звёзды напоминали ему рассыпанную соль на чёрной материи. Он пытался находить какие-то созвездия, высмотреть собственные изображения, но всё равно думал о своём. Вернее, об Антоне, которого он хотел бы называть своим. Пятифан вновь проверил телефон на наличие сообщений и, не обнаружив там нового, решил попытать удачу новым звонком.       Выйдя на улицу, Рома тяжело вздохнул и набрал затёртый до дыр номер. В этот раз он решил не останавливаться на фразе оператора, которая ему знатно осточертела, и оставить голосовое сообщение.       «Тош, ты в порядке? Я переживаю за тебя. Ты слишком давно не выходил на связь. Просто напиши мне пару слов, прошу. Буду ждать тебя», — негромко проговорил Рома, блуждая на одном отрезке туда-сюда. Голос его слегка подрагивал и подобрать нужные слова было крайне трудно.       Возвращаться в душную кабину не было никакого желания, потому Рома решил прогуляться до заправки, находящейся неподалёку. Ещё на въезде в Казань он заметил, что уровень топлива в баке был критически мал и до агенства с утра они могли, просто напросто, не доехать.       — Ты куда собрался? — послышался шёпот Саныча, когда Пятифан вернулся за кошельком.       — За бензом смотаюсь, а то там слёзы остались.       — Я с тобой, — констатировал факт Григорий.       По дороге никакого разговора между ними не завязалось. Рома беспрерывно глядел в асфальт, а Саныч комкал в руках пустую пачку сигарет.       — Ромка, ты что-то сам не свой, — произнёс он, когда путь держали обратно. — Влюбился, что-ли?       — С тобой о таком не поговоришь, Саныч, — пожал плечами Пятифан.       — Я что, по-твоему, совсем сухарь? — возмутился мужчина.       — Иногда, так и кажется, — усмехнулся Рома. — Ты к любви как-то странно относишься, будто она тебя раздражает.       — Дык, Ромка, ты ж учти, что я уже не пацан молодой. Мы с Танькой давно на автомате живём. За двадцать лет всё уже совсем не так. Это когда только встречаться начали, то там пылало всё, любовь была. Да и первые годы, как поженились, были сказкой, а потом же притираешься к человеку и всё работает совсем иначе.       — А вы время вместе как-то проводите? Свидания там какие-то, прогулки.       — Да какие там свидания, уже прошло время прогулок, букетов и конфет.       — Ты и правда, Саныч, дурак, — посмеялся Пятифан. — Я, может, мало чего в любви понимаю и моё мнение не будет авторитетным, но в пример я тебе батьку своего приведу. Он когда женился второй раз, ему уже почти сорок было, но романтика у них была все годы, что они вместе пробыли. Батя и цветы ей носил часто, водил куда-то, даже просто по вечерам они во дворе сидели в обнимку и на звёзды глядели, а ты мне про возраст говоришь? Пойми, Саныч, любовь отдавать нужно, вкладывать в отношения и тогда счастливы будете до самой старости. Ты когда домой приедешь, купи ей букет её любимых цветов и пригласи хотя бы на прогулку. Пройдитесь вечерком по набережной, пообщайтесь, говори ей комплименты, обнимай, целуй и сам увидишь, какой она станет.       Саныч широко улыбался, глядя на Ромку.       — Точно влюбился. Не узнаю я своего бестолкового Пятифанова. Растёшь, мужик, — произнёс Григорий, похлопав Пятифана по плечу. — Так я и сделаю. Совсем что-то я в деда сухого превратился.       — А ты ж ещё мужик ого-го, — толкнув напарника в плечо, произнёс Рома.       Ещё немного поболтав у машины, Саныч отправился досыпать оставшиеся несколько часов. Пятифан же понимал, что уснуть точно не сможет и продолжал дышать свежим воздухом ночи.       Балконы отельных номеров были хорошо видны с парковки и, когда на одном из них появилось двое весело смеющихся и курящих парней, Рома сразу же узнал своих напарников. Толик стоял, уложив голову на оголённое плечо Артёма и что-то тихо говорил ему. Пятифан ухмыльнулся, когда его осенила мысль о том, почему же эти двое стали такими хорошими друзьями. При всех они выглядели действительно товарищами, но наедине ненавязчивые объятия за плечи становились крепким прижатием к груди. Возможно, кто-то из них шептал о том, что любит, а, возможно, они просто молчали, наслаждаясь друг другом.       Рома с тоской вспоминал о том, как прижимался к Антону и засыпал, обвитый кольцом его рук. Казалось, что сейчас он готов отдать всё на свете, лишь бы вернуться в ту ночь и прожить её ещё раз. А за то, чтоб встретиться вновь, отдал бы и всего себя. Закрывая глаза, Рома видел сияющие глаза Антона, его нежную улыбку, ощущал на себе не касания холодного ветра, а нежные руки Петрова. Было просто невыносимо.       Поспал Рома всего пару часов. Утопая в собственных грёзах, он и сам не заметил, как прикрыл веки. Всех пробудил громкий кашель Леонида, который он не считал нужным хоть немного сдерживать.       Выдвигаться было решено в девять. Всё время до отбытия Рома пытался поспать ещё хотя бы немного, но, как назло, заснуть больше не вышло. Конечности болели ещё больше, чем перед приездом в Казань, отчего Рома становился всё более раздражительным. Дров в костёр из негативных эмоций подбрасывало то, что от Антона так и не было никаких вестей. Обнаружив это, Рома был готов швырнуть телефон о стену, перед этим заблокировав номер Антона, чтобы поскорее избавиться от несносного чувства ожидания. В голове крутилась фраза Саныча, сказанная вчера: «Мы видим только то, что нам хотят показать». А видел, на данный момент, Рома лишь безразличие со стороны Петрова. «Может, именно его он и хочет показать? — думал Пятифан. — Захотел бы, уже давно нашёл бы способ позвонить».       За полчаса до выезда в общий состав вернулись Толик с Артёмом. Оба они светились так, что можно было потушить солнце и никто бы не заметил разницы. Парни заботливо принесли остальным кофе, выказывая взглядом сочувствие к помятым лицам коллектива.       После увиденного ночью, Ромке стало очень интересно поговорить с кем-то из них наедине и обходным путём подтвердить свои догадки. Конечно, он очень сомневался, что кто-то будет столь откровенным, но Ромке очень был нужен совет от таких же, как и он сам. До недавнего времени, самому себе признаться в нетрадиционной ориентации было непросто, но, словно по щелчку пальца, Пятифан плюнул на предрассудки. Немалую роль в этом сыграли и напарники, давая понять, что Рома такой не один и это не настолько огромная редкость, чтобы пытаться в себе это подавить.       Удобный случай выдался, когда Саныч отправил Толика заливать принесённый ночью дизель в бак.       — Толь, у меня вопрос к тебе есть, — переминаясь с ноги на ногу, будто провинившийся школьник, произнёс Рома.       — У тебя? Ко мне? Ну нихуя себе, — посмеялся Щеглов. — Если что-то по работе, то это лучше к старшим иди, я тут не советчик.       — Да не, у меня это… Как те сказать… — Рома почесал в затылке. — Личное, типа.       — Вот это уже интересно, — Толя выдал хитрую ухмылку. — Валяй свой вопрос.       — Ты, если чё, не подумай, что я к тебе с предъявой или что-то такое, просто я о таком не могу ни с кем поговорить. Вы с Артёмом, ну, не просто друзья, да?       Толик моментально поменялся в лице и улыбка трансформировалась в испуг. Отвечать на вопрос он не спешил.       — Повторюсь, Толь, я не предъявы кидать пришёл, а за советом, — спешно протараторил Рома.       — Ну, предположим, что не просто друзья. Подожди, так ты…       Пятифан кивнул, не давая закончить вопрос.       — К такому меня точно жизня́ не готовила. — Щеглов вновь посмеялся. — Ну давай, излагай, что у тебя там случилось. Как говорится: «Педик педика не бросит».       — И кем такое говорится? — вскинул бровь Пятифан.       — Мною, — строго сказал Толик. — По делу давай.       — Ситуация непростая немного. Мне один пацан понравился, но дело в том, что мы с ним по-пьяни переспали, а обсудить ничего после этого не успели, чтоб всё понятно было. В итоге, он свинтил по делам каким-то и связаться я с ним возможности не имею, потому что телефон отключен уже второй день. Может, он меня отшить таким образом хочет?       — Шустро у вас всё, — ухмыльнулься Щеглов. — Сдаётся мне, Ромка, что свинтил он непросто так и, возможно, гаситься от тебя будет какое-то время. Учти, что раскрытие своих предпочтений, причём так внезапно, может быть шоком не только для тебя, но и для него. Вероятно, пацанёнку страшно стало и ему нужно время, чтоб себя принять. Но не исключай того варианта, что у него действительно могло что-то произойти и гасится он не от тебя, а по какой-то другой причине. Ты, как никак, не пуп Земли и всё может быть совсем иначе, чем ты себе надумал. Я тебе советую просто подождать какое-то время и не маячить у него на горизонте. Если захочет и сможет, то объявится сам, если нет, то это, конечно, хуёво, — говорил Толя с весьма важным видом, словно даёт напутствия своему чаду. — Артём тоже пропал ненадолго, когда я ему всё рассказал. Но, как оказалось, он на несколько дней застрял со сломанной машиной в глуши почти без связи и динамить меня не собирался.       Рома ненадолго замолчал, переваривая слова напарника. Теперь его неистовая злоба казалась глупостью, ведь у Антона и вправду могло произойти что угодно, пока Пятифан думал лишь о себе. Стало невероятно стыдно.       — Спасибо, Толь. Ты и правда мне очень помог, — произнёс Рома, крепко пожав Щеглову руку.       Дела в агентстве заняли не так много времени. Анкета была небольшой и состояла из базовых вопросов, как и во время регистрации. Только теперь к вопросам о возврате, давности получения прав и опыту работы прибавился также и знание иностранных языков. Рома долго думал над тем, как ответить на этот вопрос и, мысленно переведя на английский фразы, которые он часто говорил работодателям, написал, что владеет английским на базовом разговорном уровне. Также список документов, который уже имелся в базе, дополнился загранпаспортом. Пробыть в офисе недолго получилось именно потому, что многие из прибывших этих паспортов не имели и отсеивались из общей очереди крайне оперативно.       Прощаться с коллективом было слегка тоскливо, ведь в компании было намного проще. Но Саныч имел на себе ответственность в виде груза, который нужно было довести до Набережных Челнов, Женя спешил вернуться к возлюбленной, Толя и Артём к вечеру должны были разъехаться по разным концам страны для принятия новых заказов, а с Лёней попрощаться было только в радость, лишь бы не слушать его не умолкающий бубнёж. Рома размышлял о том, насколько непросто было Лукьянову и Щеглову иметь отношения. Наверняка было непросто подстроить график друг под друга, чтобы выделить хоть пару суток на встречу. Но было видно, что они искренне счастливы. Прощаясь, Пятифан от всего сердца пожелал им удачи.       Прислушавшись к совету Толика, Рома решил не спешить с поездкой в Шахты, а остаться на несколько дней в Казани и немного побыть наедине со своими мыслями. Арендовав квартиру посуточно, Рома сразу же провалился в крепкий сон.