Взгляд из кабины

      Путь проходил непросто. В прошлый раз Рома знатно привык к лёгкой дороге и к тому, что фура летала под его руками. Но нынешняя машина столь благоприятными свойствами не располагала. Каждая кочка отдавалась судорогой по всему транспортному средству, а подвеска ощущалась всё более ненадёжной. Выше шестидесяти километров в час Рома ехать не мог. Казалось, что колёса тотчас останутся на дороге, а остальные запчасти потеряются ещё раньше.       Из-за позы, которая была подобна креветке, Антон пару раз влетел в окно головой. Спустя ещё пару таких попаданий, Рома убедил Петрова сесть ровнее и пристегнуться. Единственное, что можно было назвать безусловным плюсом данной машины – это ремни безопасности. Держали они и вправду крепко. Так было хоть немного спокойнее.       В один поворот, который с трудом можно было назвать резким, машина вошла крайне нехотя, из-за чего Роме пришлось съезжать на соседнюю полосу почти что вслепую.       — Сука, что ж такое? — выругался Пятифан, стараясь вернуть транспорт в стабильное положение. — Хорошо хоть по главной трассе едем, иначе на встречку выскочил бы.       — Не нравится мне это. Там хоть не ехал никто? — слегка обеспокоено спросил Антон.       — Не, фортануло. Хоть бы в забор не влететь на следующем таком повороте. Сдаётся мне, что ехать мы с тобой будем километров сорок в час, чтоб точно живыми докатиться. Выше эта колымага опасна, — Пятифан укоризненно покачал головой, всё больше сводя брови.       Едь он сам, то и оком бы не повёл, но ответственность в виде Антона сильно давила на голову и внушала всё меньше уверенности. Второй год в дальнобое Рома очень часто водил старый «КамАЗ», который держался только за счёт изоленты на каждом механизме, и дискомфорта почти не испытывал. Причина была в том, что ездил он один. Нельзя сказать, что за свою шкуру переживаний не было, но одно дело потерять только своё бытие, а совсем другое – это надорвать доверенную тебе жизнь.       Пройдено было всего сто пятьдесят километров из тысячи планируемых. Разум Пятифана с трудом представлял дальнейшую поездку. Надеялся уложиться в трое суток.       — Ром? — тихо спросил Антон, стараясь не отвлекать водителя.       — Слушаю, — Рома смягчился, услышав Петрова.       — Прости, может, вопрос совсем неуместный и я лишний раз давлю на тебя в и так сомнительных условиях, но… Всё под контролем?       — Всё в порядке, Антош, не извиняйся. Пока веду это корыто, а дальше видно будет. У меня за плечами уже не первый десяток тысяч километров, поэтому любую ситуацию я улажу, — хотелось бы Ромке сейчас взяться за прохладную руку Антона и внушить ему хотя бы минимальную уверенность в собственных словах, но находился он слишком далеко, что не дотянуться, да и бросать рулевое колесо было бы весьма опрометчиво.       Петров стрельнул слегка обеспокоенным взором на Ромку, но тут же добавил к этому лёгкую улыбку.        Следующие двадцать километров прошли ещё тяжелее, чем предыдущие сто пятьдесят. Создавалось ощущение, что у внутренностей угасли все силы и транспорт больше не может вытянуть даже собственный вес. Вдруг, двигатель заглох, а машина продолжала движение прямо в забор. Рома предпринял попытку вывернуть руль, но резкие движения могли всё только усугубить. Обезопасить транспорт от столкновения вышло, но останавливать полностью пришлось путём применения стояночного тормоза, блокирующего какое-либо движение. Пятифан, включив аварийку, тут же вышел из транспорта на обочину, где и остановился. Проезжающие мимо машины продолжали движение без преград, ни одна не съехала, не подавала признаков аварии, что Ромку очень успокоило. Обойдя вокруг, никаких повреждений на корпусе обнаружено не было. Пятифан, с крайне малой надеждой на хоть какой-то успех, открыл капот. Конечно, ничего понятного для себя он там не обнаружил. Двигатель у таких транспортных средств находится под самой кабиной, самостоятельно проводить такие исследования Рома не решался, а радиатор, на который он смотрел, ничем не мог быть полезен.       Пятифан с размаху захлопнул капот и издал отчаянный вздох, глядя в небо. Его поглощала одновременно всеохватная злоба и неподъёмной тяжести безысходность. Ближайшими населённым пунктом был хутор Ольховский и Первомайское, но там вряд-ли можно было найти нужного механика, который сделал бы всё по совести. В этой местности каких-либо знакомых Рома не имел, отчего на душе стало совсем паршиво.       — Блять, блять, блять! — воскликнул Пятифан, пнув забор со всей дури, после чего получил нехилую отдачу. От боли он сложился чуть ли не вдвое и тихо взвыл.       — Ром, что случилось? — спросил выскочивший с недоумённым и обеспокоенным лицом Антон.       — Тош, лови попутку, езжай хоть куда-нибудь. Я денег тебе дам. С этой всей сранью я разберусь сам и, наверняка, это всё надолго, — чуть опомнившись от нахлынувшей боли, ответил Рома. Глаза его просились слезиться, пока Антон становился всё серьёзнее.       — Так легко ты от меня, Пятифан, не отделаешься, — Петров подошёл к отчаявшемуся комраду и приобнял его. — Мы всё решим, ты не один.       У Ромки на лице промелькнула улыбка и он прижался к Антону, в попытке слегка усмирить разбушевавшийся пыл.       — Примерно хоть понимаешь, что в этом корыте сломалось?       — Если честно, нет. Может, двигатель, может карбюратор, хрен пойми. Я в такой технике не очень разбираюсь, в леговушках оно попроще. Надо работодателя набрать, они, по идее, мне должны хотя бы отсрочку дать в несколько дней, — Рома отошёл в сторону, после чего стал громко говорить с представителем компании, которая его наняла. Слышался и крик, и злоба, не дошло только до трёхэтажного мата, ведь это было бы совсем уж наглым нарушением делового стиля общения.       Антон также взялся за телефон, судорожно вспоминая всех своих далёких и не очень родственников.       — Я с хреновыми новостями, — подойдя обратно, произнёс Ромка.       — А я с чуть более утешительными, ты первый, — улыбаясь, ответил Антон.       — Мне нихрена не добавили, так ещё и решать этот вопрос я должен своими силами и деньгами, — Пятифан закурил, уперевшись в ограду.       — Если с деньгами придётся что-то думать тебе, то вот с силами я, почти что, разобрался. Тут в полусотне километров живёт хороший товарищ моего деда, он всю жизнь с машинной техникой провозился. Лет пятьдесят этому делу отдал. Мне удалось убедить его приехать, так что давай выдохнем, покушаем и подождём его, — взяв Ромку за плечи, чуть шире улыбнулся Петров.       Пятифан тут же засиял, подобно новогодней ёлке и крепко обнял друга, даже чуть поднимая его над землёй.       — Антош, ты герой! По гроб жизни тебе буду должен.       — Должен же я как-то окупать то, что ты меня за просто так катаешь, — усмехнулся Петров.       В машине воспроизводился тот же фильм, что они и смотрели в первую же совместную ночь. Просмотр фильма был, скорее, поводом находиться рядом как можно ближе и дольше. Рома упирался щекой в плечо Антона, а он против и не был. Под крылом Петрова душа сама обретала крылья и взмывала ввысь. Не хотелось думать ни про грёбаного заказчика, который бросил своего водителя на произвол судьбы, ни про само поломанное корыто, ни про деньги, которые придётся заплатить.       — Тебе легче? — тихо спросил Антон.       Рома решил не отвечать и прикрыть глаза, только бы не нарушать сложившейся идиллии. Сколько бы она не длилась, не должна прерываться раньше времени.       Антон усмехнулся в нос и уменьшил громкость на несколько делений. Его рука осторожно скользнула в Ромкины волосы, но, совершив всего пару почёсываний, упорхнула обратно. Пятифан готов был прижаться сильнее, давая недвусмысленный намёк на продолжение приятного ритуала, но хотел оставаться нераскрытым. «С другой стороны, — думал Рома, — Антон вряд-ли бы отказал мне в такой просьбе. А если это слишком навязчиво?». Раздумья прервались звонком телефона.       — Да, дядь Вась? Да-да, выходим. Мы тут одни такие стоим, не ошибётесь, — протараторил Петров. — Ромка, вставай, — зашептал он, подёргивания притворщика за плечо.       — Что-то я закемарил, — показательно потирая глаза, произнёс Пятифан. — Развалился тут на тебе, извини.       — Всё хорошо, хоть на мне самом лежи, — отмахнулся Антон, покидая лежанку.       Пока попутчик вставал, Ромкин взор неприлично надолго задержался на его шортах, которые весьма явно подчёркивали пятую точку. Несмотря на то, что Антон был худощавым, его ягодицы обладали привлекательной, округлой формой. «Даже у меня жопы такой нет», — то ли восхитился, то ли возмутился про себя Рома. Пришёл он в себя только когда увидел перед фурой красную "четвёрку". Чисто логически было понятно, что машина явно не новая, но её внешний вид кричал, что она только вчера была пригнана из столичного автосалона. Говорят, что механик с плохой машиной – это как сапожник без сапог. Этим дядя Вася уже внушал Пятифану больше доверия и спокойствия.       — Добрый день! — махнул рукой мужчина, тепло улыбаясь. — Василий.       — Роман, — обменявшись рукопожатием, Пятифан стал изучать внешность механика. Выглядел он как самый обыкновенный пенсионер: редкие седые волосы, которые усеивали голову не совсем равномерно, усы «морж» и упитанное телосложение. Когда Василий заулыбался, увидев Антона, показались также и золотые коронки.       — Ну Антон! Ну вымахал! — восхитился мужчина, принимая юношу в объятия. — Как там Пашка? А Борька чего, Каришу не обижает? А тебя? Мелкой вашей уже сколько, лет шесть, да?       На каждый вопрос Антон отвечал не очень развёрнуто, но Рома не вслушивался, он стоял в стороне и покуривал. Петров продолжал стоять к нему спиной, но порыв продолжить изучать его ниже пояса был повержен.       Василий задал Роме несколько вопросов, после чего поднял корпус кабины, обнажая самое сокровенное в транспортном средстве. Закончив осмотр фуры полностью, Василий констатировал, что была нарушена подача топлива, после содержимое бензобака пришлось слить в канистру.       — Я даже не знаю как вы с таким бензином столько проехали. Машину заправляли уже давно, ещё и каким-то самогоном, ты погляди, Ромка, — в канистре, вместо желтоватой жидкости, была практически чёрная, в которой плавали ошмётки не ведомой современной науке формы жизни. — Конечно, тут бы менять всю систему подачи топлива, но я могу сделать так, чтоб вы до пункта назначения доехали. Это недолго, не волнуйся, но своих работодателей ты отчитай хорошенько, покричи, иначе не доходит, и скажи, что ты чуть не помер, из-за их халатности.       Рома лишь с умным видом кивал, а когда работа была начата, то с удовольствием помогал там, где это было нужно. Его поражало то, с каким спокойствием работает Василий. Там, где Пятифан давно выдавал бы трёхэтажный мат и точно сорвался, Василий безмолвно продолжал делать свою работу. Такой нервной системе можно было только позавидовать.       Спустя чуть больше часа, транспортное средство было готово к дороге. Рома, с широкой улыбкой на лице, слушал то, какие звуки издаёт двигатель на холостом ходу.       — Спасибо вам большое, выручили, — крепко пожимая мужчине руку, произнёс Ромка.       — Всегда пожалуйста, молодёжь. Ты запиши мой номер и, где б ты не встал, я там буду знать нужного человека. А ты, Антон, передавай там всем своим приветы и скажи Павлику, чтоб в гости летом прикатил, а то года два уже не видались. Всё, бывайте, мягкой дороги вам! — Василий улыбнулся, принял в руки крайне скудную сумму денег, которую сам и озвучил, и отправился к машине. Как бы Рома не пытался сделать цену выше, механик отказывался торговаться в свою пользу. Всё отнекивался, что ему на пенсии деньги некуда будет девать.       Стоя бок о бок с Антоном Рома не сдержался и уложил руку на его плечо, слегка прижимая к себе.       — Спасибо тебе, Тош, — еле слышно произнёс Пятифан.       — Да ладно тебе, фигня, — махнул рукой Петров.       Двигаться дальше и вправду стало гораздо легче. Пусть фура всё ещё обладала отвратительной подвеской и проблемным рулём, но поддавался он на порядок проще и мягче. Подвеска была вопиющей проблемой только для внутренностей автомобиля, а сами парни уже привыкли к не до конца комфортной дороге.       Остановившись на заправке, Рома отправился за кофе, а Антон предпочёл воспользоваться бесплатным интернетом. Очень уж ему хотелось на какой-нибудь стоянке включить свою музыку и дать вслушаться в неё Ромке.       К машине Пятифан возвращался бледным, словно смерть, что Петров заметил через окно. Рука, держащая бумажный стаканчик, дрожала, как и челюсть. Антон тут же выскочил на встречу.       — Ром, ты чего? Тебе плохо? — уложив руку ему на плечо, спросил Петров.       — У бати сердце схватило, мне Бяшка звонил, — слегка охрипшим и напуганным голосом ответил Рома. — Если с ним что-то случится, я больше жить не буду.       — Не говори так, всё будет в порядке. Чем больше боишься, тем больше вероятность, что так и будет, это закон природы. Будь на связи, будем сообщения брату писать, чтоб обо всём рассказывал. Но я более чем уверен, что ничего ужасного не случится. Я буду с тобой.       Рома слегка кивнул и побрёл к своему сиденью.       Антон напоил Пятифана прохладной водой, параллельно стараясь как можно сильнее отвлечь его внимание на что-то другое. Не сказать, что Петрову было совсем легко находить баланс между чрезмерным количеством болтовни и идеальным словцом в нужный момент. Желание загонять ставшего крайне важным человека в ещё более глубокую яму было минимальным.       Настаивания Антона о кратковременном отдыхе Рома вежливо отклонил, сославшись на отсутствие времени. Данного беспокойства Петров не понимал, ведь сроки ни капли не поджимали, но спорить открыто не стал. Испарина с лица водителя сошла и перестала выделяться с короткими интервалами, отчего Антону стало чуть спокойнее. Рома же ссылался также на то, что вождение всегда хорошо отвлекает и, чаще всего, не даёт возможности засыпать на ходу и думать о чём-то, кроме дороги.       — А ты пьяный когда-то фуру водил? — спросил Антон, глядя в потолок на лежанке.       — Фуру нет, да и машину в целом тоже, — ответил Рома, пожимая плечами. — Да, точно не водил. А вот на мопеде в юношестве добирался не самым трезвым. Ещё и товарища помню в соседнее село возил из клуба.       — И ни разу в аварии не попадал? — Петров приподнялся на локте, с большим интересом вглядываясь в Ромкин затылок.       — Не-а. Есть у водителей с опытом такая фишка, что, садясь за руль, концентрация на какое-то время перекрывает опьянение и получается ехать нормально. Падал я уже когда вставал с мопеда. Загнал в гараж, поднялся и еблысь на четыре конечности. Но, конечно, делать так нельзя, слишком небезопасно для других.       — А я всегда думал, что мой отец просто слишком, блять, везучий, что ни разу в аварию бухой не попал, — негромко произнёс Антон.       — У тебя батя бухарь, что-ли? — Ромка глянул в зеркало заднего вида, пытаясь выловить взгляд друга в тени салона.       — Типичным алкоголиком его назвать нельзя, если не углубляться. Для всех он примерный семьянин, работящий, любящий муж и отец, — хмурясь, начал Антон. — Но внутри всё не так. Может, для сестры он и правда отец мечты, но я всегда мишень его пьяных угаров после работы. Когда я просил не пить, он рычал, что устаёт и что должен как-то расслабляться. Ещё лет в пятнадцать я старался объяснить, что расслабиться можно и без этого, но ничем не помогло. Каждый бы сказал о моей избалованности и искал причину в ней, когда я на него гоню кому-то, ибо отец зарабатывает хорошо, но никто и никогда не поверит в то, что я скажу. Вот такая вот хуйня, — Антон нахмурился ещё больше и увёл взгляд в пол, тяжело дыша.       Пятифан хотел задать ещё пару вопросов, но не решился больше открывать рта в этом направлении.       — Ты извини, что очень бестактно молчу, но просто слов даже нет. Хорошо, что ты сбежал. Ебись они конём.       — И то верно.       Следующий час Рома мчал на скорости гораздо смелее, чем все пройденные до этого километры. Стабильные шестьдесят семь километров в час транспорт выдавал.       Горизонт становился всё темнее, но время только недавно перевалило за вторую половину дня. Дело было в том, что прямо по курсу сгущались тёмные облака. Всем сердцем Пятифан надеялся проскочить ухудшение погоды и умчать как можно дальше, но уже через десять минут с неба поспешили на землю крупные капли дождя. Были они достаточно редкими, отчего не истлела надежда на лёгкий грибной дождик, вместо ливня.       — Ром, может, притопить к стоянке какой-нибудь? — осмотрев небо, произнёс Антон.       — Надеюсь проскочить, но километрах в трёх есть местечко, поэтому не волнуйся. Если сейчас ещё и ливень нагрянет, то это официально будет самый ужасный день за всю мою жизнь, — Рома подбавил газу и судорожно стал всматриваться в пребывающие с запада густые облака.       Совсем скоро дождь усилился, но транспорт уже был припаркован в положенном месте. Стремительно падающие капли находились под пристальным осмотром Ромы. Брови сами собой съехались на переносице, а губы скривились в явном неодобрении.       — М-да, ну и денёк, — вздохнул он, ударив по колену. — Просто череда каких-то наиебанутейших событий, которая не собирается заканчиваться.       — Да ладно тебе унывать. Хоть отдохнёшь, расслабишься. Может, дождь и ненадолго совсем, — похлопал друга по плечу Антон.       Выдвигая в сторону слов Петрова противоречие, непогода усилилась ещё в несколько раз, закрывая обзор из окна полностью. Рома включил дворники, дабы проверить безопасность передвижения, но те категорически не справлялись. Для безопасности Антона, груза и себя, Пятифан выпросил отсрочку до улучшения погодных условий и становления их возможным к движению у работодателя.       Сам того не заметив, Рома прикрыл глаза под активный стук капель о кабину. Дремота, навеянная погодой, наложилась на сомнительное качество сна ночью и в результате вышло крепкое и приятное погружение в царство Морфея. Антон, с трудом удерживая баланс на лестнице к верхней полке, укрыл спящего. Рома тут же закутался и отвернулся к стене, начав сопеть. Петров, как бы не старался сопротивляться собственному желанию, совершил пару поглаживающих движений по Пятифановой спине. На лицо непроизвольно прокралась улыбка. «Будь бы тут больше места, точно лёг бы рядом», — подумал Антон. Прокручивая в своей голове бесконечное слайд-шоу Ромки в разных ракурсах, Петрова посетило вдохновение. Из рюкзака он извлёк лист бумаги и парочку карандашей. На следующие пару часов мир вокруг прекратил своё существование, а в ушах стоял лишь звук трения карандаша о бумагу.       Проснулся Рома застав послезакатную пору. Ливень стих лишь процентов на десять, что всё ещё являлось недопустимым. Луж у машины не образовывалось из-за особенностей покрытия, которое создавало небольшие спуски в некоторых участках и вело к водостоку, отчего по парковке спокойно можно было передвигаться. Разведка обстановки была нужна для того, чтобы выскочить в стоящий рядом магазин за сигаретами и парой бутылок пива для себя и Антона.       Самого же Петрова Рома обнаружил спящим с карандашом, который усиленно боролся с заушником очков за заветное место за ухом. Больше никаких художественный атрибутов вокруг него не наблюдалось. Пятифан заботливо убрал карандаш, снял очки, дабы друг не травмировался, и двинулся в магазин. Ветровка слабо спасала от крайне сильных, как для последних весенних дней, выдохов матери-природы.       Двумя бутылками Рома не ограничился, взяв сразу пару пачек по четыре банки в каждой. Самого себя он оправдывал тем, что нужно выпить и лечь спать также и на ночь, чтобы продолжить движение с утра, как и положено это делать. Путь от магазина до машины составлял около пяти минут и этого времени оказалось вполне достаточно, дабы мысленно оправдать своё желание выпить.       У самой фуры находился небольшой навес, под которым стояло несколько лавочек и небольших столиков. Были они такими же мокрыми, как и всё вокруг, но туда Рома забегал лишь для того, чтоб укрыть свой телефон от дождя. Тревожило его состояние отца и, пусть на малой родине и был совсем другой часовой пояс, решил позвонить.       — Бяшка, привет. Как там батя, как ты сам? — спешно затараторил Рома.       — Умеешь ты, Ромыч, вовремя звонить, на, — фыркнул сонным голосом Бяша. — Папе уже легче. Вызывали скорую, но говорили, что ничего серьёзного не грозит. Сказали меньше нервничать и таблетки прописали. Дорогие пиздец, на.       — Я ж надеюсь, что ты денег взял у меня, если вам не хватает? — строго спросил Пятифан.       — Та я как-то без твоего ведома не рискнул брать. Ждал, пока ты позвонишь или напишешь, чтоб спросить, на, — голос Бяши сделался виноватым. К нему точно пришло осознание, что сейчас брат будет читать получасовую лекцию.       — Игорёк, ну ты серьёзно? Я ж всегда зарплату когда отправляю, то из раза в раз повторяю, что можно без проблем брать и ничего не спрашивать. Братанчик, ты же умный у меня. Как проснёшься, поедешь за лекарствами. Если тебе самому что-то надо, то тоже не стесняйся, покупай. Добро?       Бяша от удивления заметно взбодрился. В обыденности Рома реагировал на всё гораздо острее, кричал, читал нотации, но сейчас же его словно подменили.       — Добро-добро. У меня соревнования через пару недель, мне бы прибарахлиться немного, можно будет?       — Конечно. Фотоотчёт потом отправишь, чего ты там набрал, — улыбнулся Рома. — Ладно, отдыхай. Папу обнимай за меня. Доброй ночи, братик.       — Удачи, Ромыч, — сквозь улыбку ответил Бяша.       По возвращении, в кабине Пятифан обнаружил горящий свет, а также сонного Антона. Такая картина его слегка позабавила и приковала к себе, не позволяя отвести взор. Петров напоминал Роме кота, который недавно явился на свет и только-только приобрёл возможность видеть окружающий мир.       — О, уже не спишь, — чуть шире улыбнулся Рома, заныривая в кабину.       — Дождь всё так же валит?       — Ага, да и тучи всё гуще.       Антон поднялся и, слегка отодвинув шторы, стал глядеть на фонарь, в свете которого виднелась стена из капель.       — Романтично, ничего не скажешь. Всегда любил дождь. Я дома по ночам под музыку часами на него мог смотреть, только бы спать не ложиться.       — Музыку можем поставить, пивасик откроем и будет тебе в разы лучше, чем дома, — усмехнулся Ромка, развешивая ветровку на спинку сиденья. — Ты же вроде скачивал что-то, пока мы на заправке были. Ставь давай, расслабимся.       Петров оживился и поставил флешку, пока Рома управлялся с банками. Тихо заиграло пианино, набывая эмоций с каждой следующей секундой.       — Слышал когда-то? — спросил Антон, когда начался куплет.       — Не-а, но пока клёво, — делая глоток, ответил Пятифан.       — So just give it one more try to a lullaby and turn this up on the radio, — негромко запел Антон, когда из динамиков зазвучал припев.       На секунду Ромке показалось, что его сердце замерло. Песня пробирала до дрожи, от неё спирало дыхание, не хотелось ни на секунду прерывать её прослушивание. Такое было впервые, ведь ранее музыка редко вызывала у Ромы хоть какие-то эмоции. Зачастую, она была инструментом заглушить тишину и не вынуждала вслушиваться в каждое слово.       Свет в кабине всё ещё горел, отчего Пятифану даже с лежанки было видно выражение лица Антона, который, казалось, вот-вот заплачет. Но также читался и несоизмеримый восторг, с которым он одними губами подпевал.       — Охуенная песня, включишь ещё раз? — спросил Рома, поднявшись в сидячее положение.       Антон кивнул, слегка улыбаясь.       — Интересно, о чём она? — произнёс Пятифан, покачиваясь из стороны в сторону.       — Поддержка. В тексте строчки обращены будто к самому слушателю фразой: «Ты не одинок, ты справишься». Интерпретировать можно как угодно, но суть остаётся в том, что речь тут о поддержке, — неожиданно для Ромки, ответил Антон.       — Нифига себе. От этого она ещё красивее выходит.       В этот раз в подпевку втянулся и Пятифан, продолжая ощущать дрожь в груди. Пиво ударило в голову с половины банки, отчего эмоции обострились в разы. Ненавязчиво, сам того не замечая, Рома стал наблюдать за тем, как музыка влияет на Антона. По последнему было видно, что под неё Петров готов проживать каждый миг своей жизни, будь он ужасен или же небесно прекрасен. Это завораживало Пятифана.       Песня сменилась следующей, которая была Ромке знакомой. Узнал он её по долгому вступлению в дуэте двух гитар, к которым вскоре присоединились и ударные.       — О, эту я знаю. «Металлика», да? — оживился Пятифан, отстукивая ногой ритм. — Только название не помню.       — The Unforgiven. На русском: «Непрощённый». Перевод у песни любопытный.       — Излагай, — с интересом поддался вперёд Рома.       — Поётся там про некого юношу, которого пытались сломать, покорить чужой воле, но он старался идти против, а также скрывать всё, что чувствует на самом деле. Но победить у него не вышло и к концу песни он уже старик, который сильно утомлён, готов умереть в любой миг от осознания того, что он мог всё исправить, но сдался слишком рано, — голос Петрова слегка охрип посреди рассказа, словно говорил он сквозь колючую проволоку, повязанную вокруг его шеи.       — Тебя как будто самого цепляет, — с интересом в голосе предположил Рома.       — Иногда просто тяжко слушать песни, когда можешь понимать о чём они. Проще быть в неведении, чтоб композиция была приятнее. Хрен с ним, сейчас чуть веселее заиграет.       — Давай приземляйся рядом, на сидении ещё успеешь жопу отсидеть, — постучал по месту рядом Пятифан. Он вновь сдержал свой напрашивающийся вопрос и стал ожидать следующий трек.       Кабина разразилась возгласом, к которому присоединилась громкая гитара. Рома даже дёрнулся от неожиданности, пока Антон, усадившись рядом, стал подпевать.       — This is my last resort! — воскликнул он, тряхнув головой так, что чуть не слетели очки.       — Не думал, что веселее – это когда метал почти на всю громкость ебашит, — усмехнулся Ромка.       — Это плохо, что-ли?       — Да не, охуенно, — Пятифан потянулся вперёд, подбавив громкость на максимум.       Музыка играла, пиво убавлялось, а настроение постепенно поднималось ввысь. За всё время прослушивания, Рома не наткнулся ни на одну откровенно плохую песню. Периодически столь весёлая и расслабленная атмосфера разбавлялась толкованием Антона о переводе композиций, которые Рома с интересом слушал. Пятифана очень завораживало нахождение с Петровым друг напротив друга, переплетая между собой ноги в причудливой позиции. Рома очень редко мог глядеть на Антона прямо, но хотелось этого просто смертельно. Рассмотреть каждый участок его лица, погладить взором его румяные от пива щёки и распознать каждый оттенок, который таили зелёные глаза.       Но столь приятный процесс прервал знакомый Ромке мотив.       — Бля, вы с Санычем как чувствуете какие песни качать надо, — вздохнул он, потянувшись к магнитоле.       — А чего тебе «Агата Кристи» сделали? — взяв Рому за запястье, спросил Антон.       — Просто не люблю, — Пятифан снизил громкость почти до минимума.       — Да не, тут же всё непросто так. Проговори проблему и тебе будет легче её отпустить.       — Это любимая песня матери была, — выдержав паузу, отрезал Рома.       — Но её ведь давно нет рядом с тобой. Музыка не виновата в том, что её ебанутые тоже могут слушать, — Петров слегка провёл по Ромкиному предплечью. — Отпусти её, Ром. Этот человек не достоин даже самого крохотного отрезка твоей памяти. А песня, между прочим, зачётная.       — Как она звучала полностью я уже даже не помню, — Пятифан смотрел на руку Антона, всё ещё лежащую на нём. Казалось, что он готов переслушать эту песню хоть десять раз кряду, только бы дольше ощущать мягкие пальцы на себе.       — Вот и отлично, значит это будет для тебя что-то новое, как и всё, что ты слушал со мной, — Антон тепло улыбнулся и вернул громкость в прежнее положение, отмотав на начало.       В первый куплет Рома лишь вслушивался, даже не шевелясь, а ко второму припеву и вовсе стал негромко подпевать. Песня действительно ощущалась знакомой лишь по началу, но все остальные фрагменты были точно такими же чужими, как и в любой другой песне. По собственной инициативе, Рома даже включил её вновь.       — Оказывается, дело вовсе не в песне было, — усмехнулся Пятифан, доставая сигарету. — Опиума у нас нет, но давай хотя бы сигарету вместе закурим?       Антон кивнул и принял курево от Ромы, затянувшись весьма крепко.       — Сто лет не курил, а, видишь, даже не закашлял.       Через пару Антоновых затяжек Рома понял, что возвращать сигарету обратно он не собирается. Наблюдать за курящим Петровым было весьма приятно. Курил он красиво, грациозно, словно аристократ за игрой в азартные игры пару столетий назад. С лица его не сходила ехидная ухмылка, которая манила к себе, словно магнит. Рома смотрел на его губы, борясь с неведомо откуда возникнувшим желанием прильнуть к ним. В голову бил алкоголь, притупляя здравый смысл. Но лишь слегка задержавшись на этой мысли Пятифан осознал, что ощущал тягу к Антону, не такую простую, как к товарищу и приятному собеседнику, постоянно. Сейчас он лишь избавился от контроля над ситуацией, подзадорив собственную фантазию алкоголем. Странным казалось лишь то, что в Ромке это не вызывало ни грамма чувства неправильности происходящего.       — Чего так смотришь? — спросил Антон, забросив бычок в пустую банку. Ухмылка никуда не девалась, лишь становилась всё более лисьей. Пятифану казалось, что Петров вглядывается в него, как в добычу.       — Куришь ты красиво, прямо как в фильмах, — Рома поднялся, дабы выключить свет в кабине и сделать музыку немного тише.       — Если не поскупишься на ещё одну сигарету, то порадую тебя этим зрелищем ещё пару минут, — интонация Антона стала кокетливей, но Рома предполагал, что это лишь вина разбушевавшегося воображения.       Сигарету Антон получил и теперь в кабине царил абсолютный мрак, в котором ютился лишь оранжевый огонёк. В момент затяжки, свет становился чуть ярче, подсвечивая раскрасневшиеся щёки Петрова. С каждой минутой Ромке становилось жарче, а сердце стало колотиться чуть чаще. Теперь лёгкая эйфория опьянения перетекла в странное волнение, словно на первом свидании с объектом обожания.       Антон, будто ощущая витающее около Ромки переживание и явное желание что-то скрыть, вытянул ногу так, что теперь пальцы касались внутренней стороны его бедра.       — Тесновато тут, конечно, валетом не поспишь, — усмехнулся Петров. — Колени уже болят ноги выкручивать.       Пятифан также выдал смешок, пусть и нервный, пока мысленно благодарил сам себя за то, что погасил свет. Кровь совершила активный прилив не только к щекам, которые нещадно горели, но и в область паха, откуда ощущалось не самое приятное завывание.       — Ты так резко затих. Устал? — нарушил тишину Антон.       — Та не, я выспался, — голос Ромки выдавал напряжение.       — Даже по-пьяни расслабиться не можешь до конца. Когда ж ты отдыхаешь?       — Покой, Антош, только снится. Но, если серьёзно, то сейчас я максимально расслаблен, просто чуть задумался.       Петров хмыкнул, продолжая буравить сидящего напротив взглядом, что ощущалось всем телом.       — Меня ещё никто так не называл. Вроде, ничего особенного, а по сути нежно выходит.       Ромке стало приятно, из недр напряжённого тела стала бить некая гордость за самого себя.       — А девушки? В отношениях же, вроде как, принято ласково обращаться друг к другу.       — Такие, как я, девушкам неинтересны. Бывали, конечно, знакомства, общение, но далеко никогда не заходило. Вот ты типаж универсальный. На любую ткни пальцем и она будет твоей, — Антон усмехнулся. — Это не оскорбление или зависть, не подумай, просто ты и правда красивый.       Рому в тот же миг захлестнула эта атмосфера лёгкого флирта, захотелось пройтись по тонкому лезвию и попробовать пойти в наступление, пока щёки разгорались всё сильнее от внезапного комплимента. Он отпрянул от опоры под спиной, приняв более уверенное сидячее положение. Через пару мгновений Антон сделал тоже самое, с интересом глядя на собеседника. Загребая ногу к себе, пальцы вскользь прошлись по Ромкиному бедру, вызывая у последнего новый прилив крови ниже пояса. Взгляд его был изучающим, а лёгкая улыбочка никуда не пропадала. Ощущал Рома себя слегка неловко, ведь выглядел Антон максимально уверенным в себе и своих действиях, в то время как непоколебимый в повседневности Пятифан рассыпался на груду мелких песчинок, но старался не подавать виду. От этого для Петрова картина складывалась весьма комичная.       — Просто у них вкуса нет, вот и всё. Будь я девкой, то я бы под тебя лёг, — посмеялся Рома.       Не успел он моргнуть, как ощутил толчок в грудь, принимая от этого лежачее положение. Сверху нависал Антон, въедаясь взором в опалённое неожиданностью лицо.       — Правда? — с некой издёвкой спросил Петров, всё ещё держа одну руку на Ромкиной груди, в которой колотилось сердце. В голосе звучала явная попытка, как Пятифан любил выражаться: «Взять на понт».       — Правдивее некуда, — выдав ухмылку, ответил Рома. «Сейчас или никогда», — прозвучало в голове, после чего Антон был притянут резким движением за затылок и втянут в поцелуй. Пятифан ощутил привкус тёмного пива, который всё ещё сохранился на губах, вместе с сигаретной гарью. Петров от резкого движения потерял опору в руках, отчего полностью возлёг на Рому.       Ромкины губы были гораздо грубее, из-за постоянной привычки их кусать, но отпрянуть у Антона не возникло никакого желания. Теперь руки были свободны, отчего тут же забрались в волосы Пятифана, ощущая мягкую густоту. Рома дразнил его, периодически добавляя в поцелуй язык, но не углубляя полноценно. Ощущая волнение ниже пояса, Петров предпочёл спуститься чуть ниже, дабы избежать раскрытия этой информации.       Ромка сразу же почувствовал, что шорты Антона скрывают всё крайне хило и перенял на себя инициативу. Подсознательно он понимал, что сейчас может всё испортить своей чрезмерной активностью и, возможно, навязчивостью, но касания Антона затмевали разум не хуже выпитого. Пятифан приподнялся и, взяв Петрова за талию, уложил его на спину, а после сам навис сверху. Глаза, привыкшие к полумраку транспорта, улавливали выражение лица Антона. Была там и капля недопонимания, но огонёк в изумрудах очей стал явным и говорил не хуже слов. Одна рука послужила Роме опорой, а вторую он запустил под футболку. Кожа Петрова, казалось, горела огнём, контрастируя с поглаживаниями прохладных рук. Пятифан прильнул губами к шее, оставляя на ней ряд поцелуев. Антон запрокинул голову назад, тяжело дыша.       Сам того не заметив, Рома опустился бёдрами ниже, соприкасаясь теперь пахом к паху. Ощутив это, Пятифану захотелось продолжения, отчего он решил прощупать почву. Рома сменил поцелуй в шею осторожным, но ощутимым укусом, в тот момент совершив толчок вперёд. Антон издал тихий стон, вцепившись в Ромкину спину. Пятифан предположил, что был слишком резок, но Петров опроверг эту мысль, совершив встречное движение. Рома стал чуть смелее и прощупывание почвы превратились в ритмичные толчки, от которых у него самого пошла кругом голова. Антон через пару минут прогнулся в спине, издав негромкий стон. Сдерживался он изо всех сил, что ощущалось даже в его торсе, который был крайне напряжён до этого момента.       — Антош, расслабься, — прошептал Рома над ухом парня.       — А ты не останавливайся, — тихо ответил Антон. Петров потянулся к своим шортам, в попытке их спустить, вместе с нижним бельём.       Как полагает настоящему джентльмену, Пятифан помог ему в этом, высвобождая эрегированный орган из плена тесной одежды. То же самое он сделал и себе, получив гораздо больше расслабления. Ощущения стали в разы ярче, отчего и Ромка стал постанывать, как бы ни старался сдерживаться. Внутренне ему было крайне неловко издавать какие-либо звуки, но слышать Антона казалось сеансом прослушивания любимой песни на полной громкости. Композиция эта была настолько прекрасной, что хотелось подпевать, но тихо, только бы не нарушать гармонии.       Вскоре Рома усилил ощущения тем, что заметно ускорился. Внутренние чувства были крайне смешанные: с одной стороны подступал простой физический оргазм, а с другой охватывал грудную клетку тот самый проснувшийся вулкан, который пробудил Антон своим появлением в его жизни. Казалось, что извергающаяся лава обретала в этот момент физическое обличие и обнимала двух парней, всё сильнее сближая их друг с другом. С каждой секундой рядом Рома глядел на Антона, ощущая не только влечение, интерес или же тягу, а что-то на порядок выше, окрыляющее, тёплое.       Когда поступающий конец стал гораздо более очевидным, Петров обвил Ромкину спину руками, прижимая его к себе и рвано дыша ему в шею. Пятифан же не упускал возможности оставить на нём осторожный поцелуй, опаляя его кожу тяжёлым дыханием. Совершив ещё пару резких толчков с интервалом в пару секунд, Рома ощутил семенную жидкость, выбравшуюся наружу одновременно с Антоновой.       Петров заметно ослабил объятия, выравнивая дыхание и стирая пот со лба. Рома был бы не против остаться в его объятиях, ведь силы слишком резко ускользнули из его тела, передавая эстафету лёгкой тревоге от осознания произошедшего, но нужно было избавиться от последствий. Благо, салфетки нашлись быстро.       Натянув штаны на нужное место, Рома присел на лежанку, устало разваливаясь. Антон не спешил одеваться, продолжая томно лежать, отчего Пятифан не сумел смолчать.       — Так и собираешься проветриваться? — усмехнулся он, осторожно подтянув Антону шорты. — Тарзан, бляха.       — Это меня волновало меньше всего, но спасибо, — с улыбкой произнёс Петров. Голову он не поднимал то ли от неловкости, то ли от резко накатившей усталости.       — И что теперь будет? — закуривая, спросил Рома.       — Я нечасто думаю о будущем, когда меня, в общем-то, устраивает настоящее. Утро вечера мудренее.       Пятифан безмолвно согласился и поймал себя на мысли, что такой расклад его тоже вполне устраивает, по крайней мере пока что. Больше всего хотелось остаться в этом моменте навсегда, вновь и вновь ощущать то, что в нём, казалось, давно погибло. К любви он относился с большой опаской, боялся подпускать людей ближе, чем им положено, только бы не обжечься и не потерять, как это было у его отца. Всё же, похожи они были слишком сильно, что не могло оставаться простым безмолвным фактом, потому давало о себе знать крайне часто.       Затушив сигарету и немного приоткрыв окно, Рома укрыл Антона пледом и собрался лезть наверх, как вдруг снизу раздался голос.       — Не уходи, пожалуйста, — тихо произнёс Петров, подняв голову.       Пятифан на пару мгновений опешил, но почувствовал незримую радость. Уложившись Антону на грудь и обвив его талию объятиями, сон пришёл быстро и был он таким спокойным, как море, у которого они впервые стали ближе. «Всё же, не такой и ужасный день», — стало последней промелькнувшей Ромкиной мыслью.