Небо окрасилось в тёмно-синий цвет предрассветных сумерек, пока жители русской деревни начали пробуждаться. В каких-то домах уже валил дым из дымоходов, а внутри сидели люди и топили печи, пытаясь согреться.
Лера поднялась со скипучей кровати и переступила порог кухни, ступая по деревянному полу к печи, рядом с которой сидела ее мать — Тамара Михайловна.
— Пол ночи уснуть не могла… Ворочалась и ворочалась… — вздохнула Карцева, потерев глаз.
— Значит во сне чьём-то гуляла. Если уснуть не можешь — значит снишься кому-то. — Тамара подкинула в огонь сухую ветку, которая служила как дрово.
— Да ну, мам, бред это. Приметы твои не работают. — устало протянула Валерия. — Ну вот кому, вот кому я, по-твоему, могла присниться?
— Кому угодно! Вон, например, Лёшке из соседней деревни.
— Так на ту деревню же немцы напали.? Разве нет?
— А Лёша, вроде бы, смог убежать.
— Не интересовалась. — с безразличием ответила Лера.
— Тебе уже о женихах думать пора. Замуж то выходить надо. — Михайловна оперлась рукой на стол, смотря на дочь.
— Какие женихи? Тут война, большая часть мужчин против немцев воюют.
— Вот именно, что война! Жить сейчас надо! А завтра может и не быть!
— Я не собираюсь выходить замуж за Лёшу.
— А кто тебя заставляет?
— По твоему тону понятно, что ты его имеешь ввиду.
— Ой, батюшки! Коровку же уже доить пора! — Тамара выглянула в окно. — Лер, последи за печью, я корову доить, и обратно.
В ответ на это Карцева молча кивнула, сев рядом с печью на табуретку.
Когда дверь захлопнулась за матерью, девушка опустила глаза в пол.
— А если действительно снилась кому-то… Нет, бред полнейший приметы эти, — Карцева потерла лоб подушечками пальцев.
Тамара Михайловна верила в приметы, да и в общем верила во всякую чепуху. Ещё до войны, пока Леру растила, постоянно по это рассказывала: то соль просыпется к ссоре, то через левое плечо плюнуть надо, чтобы не сглазили, то молоко свежее показывать не надо, чтобы вымя у коровы не высохло.
***
А тем временем в фашистском штабе Дина стояла на кухне в столовой, раскладывая еду для солдат по тарелкам, пока надзиратель сверлил ее взглядом, крутя что-то между пальцами. До их пробуждения оставалось примерно полчаса, поэтому спешить было некуда, темболее, Арханова уже управилась с большей частью порций.
Со стороны входа в помещение послышался стук армейских сапог, что заставило девушку вздрогнуть.
— Hast du Angst, Dinochka? — Отто подошел к окну в кухню.
— Schultz, verdammt! — раздраженно буркнула Арханова.
— Helfen? — немец переступил порог кухни и игриво взял повариху за руку.
— Nicht benötigen, — Дина отдернула руку и отошла от Шульца на пару шагов назад.
— Wissen Sie, vom Hass zur Liebe gibt es einen Schritt. Dann wirst du mich selbst lieben, das verspreche ich, — уверенно заявил Отто, гордо подняв голову, — Zumindest werde ich versuchen, es zu arrangieren.
— In diesem Fall werden Sie sehr schnell mit einer schmutzigen Schöpfkelle auf die Stirn geschlagen, — Арханова саркастически улыбнулась на мгновение.
***
Уже после подъема солдат, когда на столах стояли порции еды, а Дина привычно сидела на стуле в кухне, вермахтовцы зашли в столовую и расселись перед тарелками.
Гюнтер посмотрел в тарелку, где виделось картофельное пюре: и давно им меню изменили? А реальной причиной был, наверняка, дефицит продуктов.
Ладно, главное, что съедобно. Это точно лучше чем консервы или засохшее печенье на фронте, когда приходится трапезничать под деревом, не зная, когда в поле взорвется граната врага. А как взорвется — сражаться, и никакого обеда, ужина и завтрака. Так что, в штабе было куда спокойнее.
